— У меня и в мыслях такого не было, — совершенно растерялась Гастингс. — Или ты считаешь меня бесчестной, Северн?
— Ты женщина, значит, о чести не может быть и речи. Это выше твоего понимания.
— Зачем же я бросилась спасать тебе жизнь? Зачем оттолкнула от кинжала убийцы?
Он знал, что поступил не совсем честно, но его это не волновало. Ему пришлось жениться на ней ради денег. Он поклялся защищать ее от мерзавцев вроде Ричарда де Лючи. Разве ей недостаточно?
— Однако толкнула не очень сильно, не так ли?
— В следующий раз я вообще не стану этого делать.
— Следующего раза не будет. Согласен, ты вела себя храбро, а потом вылечила меня, хотя отнюдь не радовала в других отношениях. Да много я от тебя и не требую. Заботься об Оксборо. Заботься о ребенке, заботься о моем плече. Повинуйся мне. Больше ничего делать не надо.
— А что будешь делать ты, Северн?
— Я? Во время твоих женских недомоганий я воспользуюсь услугами Алисы. Она приветлива, любит мужчин. Кроме нее, я приметил в замке еще нескольких сговорчивых женщин, они позаботятся обо мне.
Не задумываясь, Гастингс швырнула в него табурет и с радостью увидела, что муж сморщился от боли. Она хотела выскочить из комнаты, но оказалась недостаточно быстрой. Он поймал ее за руку, рванул к себе и приподнял.
— Ты посмела? — От него пахло сладким элем, которым Макдир потчевал мужчин.
Хоть бы сейчас из-под туники показался Трист. Потому-то она и швырнула табурет Северну в живот. Она боялась попасть в куницу.
Но Триста не было.
— Ты подняла на меня руку. Подняла руку на своего мужа, своего хозяина. Я убивал мужчин и за более невинные выходки.
Несмотря на страх, Гастингс уловила в его голосе растерянность. Он не мог поверить, что она это сделала.
— Ты не станешь меня позорить, — не сдавалась Гастингс. — Верно, я — твоя жена, именно поэтому ты не должен тащить к себе в постель моих служанок. В этом состоит твоя ответственность передо мною. Спроси у отца Каррега.
— Ты думаешь, я не могу поступить так, как мне хочется? Ты вообразила, что я почему-то буду тебе верен? Да ты не в своем уме. Если не одумаешься, то когда родишь мне сына и наследника, я объявлю тебя сумасшедшей. Я вовсе не хотел с тобой ругаться, но не прошло и двух минут, как ты запустила в меня табуретом, а я трясу тебя, как спелую грушу. Наверное, мне не нужно было отсылать старуху Бил и приставить ее к тебе. Что скажешь?
Гастингс терла руки, на которых еще виднелись синяки, оставшиеся после той памятной ночи. Она глядела ему в лицо, искаженное гневом и в то же время смущенное.
— Что я скажу? — медленно повторила она. — Если ты выполнишь свою угрозу, то я смешаю кое-какие травы и добавлю тебе в эль. Уверена, ты настолько раздуешься от водянки, что вынужден будешь спать только во дворе замка.
Северн выскочил из комнаты, грохнув дверью.
Она, конечно, не знала, какие травы нужно смешивать для этой цели. Ей известна только смесь, помогающая избавиться от водянки: корень огуречной травы, розовые лепестки и фиалки.
Снова занявшись травами, она старалась представить, как будет выглядеть Северн в тунике иного цвета. Например, голубого. Надо собрать побольше красных левкоев, они придают ткани великолепный голубой цвет.
Вечером Макдир приготовил тушеную свинину и вареное яйцо для куницы. Гастингс заметила, с каким вожделением посматривали на эти кушанья слуги, хотя их не меньше привлекали и куски говядины, плавающие в жирной подливке, куда добавлены свежий горох и сладкий лук с огородов Оксборо. Для лорда подали еще жареных куропаток.
Элиза не сводила глаз с еды, но не решалась ни к чему прикоснуться. Гастингс положила всего понемножку в начищенную оловянную тарелку и с улыбкой сказала девочке:
— Элиза, сегодня я молилась с отцом Каррегом. Он сказал, что Господу угодно видеть своих чад сытыми и ты должна хорошо есть, чтобы исполнить Его волю.
Ложь могла возыметь действие. Гастингс уже посоветовалась с отцом Каррегом, который искренне любил Господа, но не менее искренне любил и жареных куропаток. Она взглянула на дальний конец стола, где сидела Бил. Внезапно старуха подняла голову и ответила на взгляд Гастингс такой дикой злобой, что та даже отшатнулась.
— В чем дело? — поинтересовался Северн. Но она лишь качнула головой. Эта женщина завтра уедет, и со временем ее яд выветрится.
— Макдир жарит дичь с какой-то особенной приправой, но рецепт скрывает. Я пыталась его угадать, и если бы сумела, Макдир бы честно признался. Он говорит, что мне надо еще учиться да учиться. В детстве он как-то позволил мне месить тесто для хлеба, и я утонула в нем по самые плечи.
Разрезая куропатку и отправляя ее в рот, Северн думал о том, что, видимо, так мужья и узнают своих жен. Хотя это не имеет значения. Он попытался представить себе Гастингс ребенком, но тут же отогнал эти мысли, недостойные мужчины.
— Куропатка очень вкусная. В нее добавили базилик, верно?
— Да, а еще укроп и, конечно, не пожалели соли. Мы в Оксборо никогда не скупились. Отец любил хорошо посоленные кушанья и покупал соль, даже когда она становилась дорогой. Однажды я осталась из-за нее без лент для волос.
Да, с хозяйственными делами у него не должно возникнуть сложностей. Северн поглядел на жену, которая пыталась сунуть Элизе в рот еще немного гороха. Девочка беспокойно ерзала, глядя на дальний конец стола. Проследив за ее взглядом, он увидел Бил, а когда в следующий момент та подняла голову, Северна удивило искреннее горе в глазах старухи. Видимо, Гастингс зря ее ударила, наверняка она обошлась с Бил чересчур жестоко, нянька выглядит такой одинокой и грустной. Может, разрешить ей остаться, может, они с Гастингс найдут общий язык?
Надо поговорить с женой. Нет, просто сообщить ей об этом как о решенном деле.
— Мы будем покупать соль, невзирая на цену.
— Хорошо, милорд.
Он решил было, что Гастингс опять смеется над ним. Поняв свою ошибку, Северн милостиво кивнул и взглянул на Гвента, сидевшего на месте, которое раньше занимал управляющий. Торрик сейчас выглядел не менее кислым, чем старуха Бил. Он как-то неестественно сгорбился, а ведь был не таким уж старым. Зато остальная челядь уже немного привыкла к новому хозяину. Раздавались шутки и смех, дети толпились вокруг родителей, малыши уже заснули у них на коленях, собаки рычали и лаяли из-за каждой брошенной им кости.
Северн чувствовал себя превосходно. Он обрел свое место в жизни, его род будет продолжен, хотя придется носить и ее имя. Лэнгторн-Трент, барон Лугез, эрл Оксборо. Он с удовольствием откинулся на спинку кресла с искусно вырезанным гербом Оксборо: лев, вонзающий когти в грифона, цветущие розы и девиз EN AVANT. Вперед. Северн повернулся к Гвенту:
— Управляющий был явно недоволен, узнав, что ты умеешь писать и считать. У него прямо глаза на лоб полезли. Я даже подумал, уж не набивал ли он себе карманы, подделывая счета. Завтра я с этим разберусь и, если он окажется вором, тут же прикончу. Но сначала позволю тебе наказать его, Гвент. Я отлично знаю, как ты ненавидишь воров. Ночью не спускай с него глаз.
— О да, я послежу за этой трусливой маленькой белкой.
Когда Гастингс увела Элизу наверх, Северн ненадолго остался в зале, чтобы выпить еще кубок аквитанского вина и дать жене время уложить ребенка в кровать.
Он зевнул, сразу обратив внимание, как слуги начали двусмысленно перемигиваться. Нетрудно представить их реакцию, если бы они узнали, что хозяин дал молодой жене отсрочку из-за недомогания. Пусть лучше думают, что он усердно орошает ее лоно. Он отнесся к ней слишком мягко. Будь Гастингс хоть трижды наследницей, она все равно принадлежит ему. Да, он оказался бессильным перед ней, как и тот несчастный пленный.
В хозяйской спальне ее не было, правда, Северн не особенно на это надеялся. Она, конечно, прячется у себя в каморке.
Когда он со свечой в руке вошел в ее комнату, Гастингс испуганно натянула одеяло до самого подбородка.
— Не вздумай опять спорить. Ты должна ко мне привыкнуть, лежать со мной в кровати, слышать мое дыхание, когда я сплю рядом. И тебе будет легче отдаться мне. Да, Гастингс, надо привыкать, вставай. — Северн подал ей халат.
Ей ужасно этого не хотелось, но выбора нет. Она была уверена, что Северн явится за ней. Да, уверена.
— Идем. — Он протянул ей руку, огромную, с длинными пальцами, темными от загара и покрывавших их волос.
Представив, как Элиза робко взяла ее руку, Гастингс улыбнулась и покорно двинулась за мужем. Ей никогда в жизни не доводилось спать с кем-то в одной кровати, даже с матерью, и она чувствовала себя очень неловко. По крайней мере кровать оказалась достаточно широкой, а чистые простыни сладковато пахли лавандой, которой их опрыскала госпожа Агнес.
Гастингс лежала, боясь шевельнуться, но внезапно почувствовала рядом мягкую шкурку и улыбнулась:
— Доброй ночи, Трист.
Зверек потерся мордочкой о ее подбородок. Гастингс засмеялась, а Северн выругался.
— Как он здесь оказался? Сегодня вечером я не видел его и подумал, он хочет вернуться в лес, найти себе подружку.
— За обедом он мало ел. Наверное, перед этим охотился.
— Я же запретил ему покидать замок, говорил, что вполне могу его прокормить, но разве он слушает. Он похож на тебя. И меня это совсем не радует.
Трист громко заворчал.
— Северн, а он отвечает, когда ты с ним разговариваешь?
— Не смейся надо мною, женщина. Трист отлично все понимает. Сама послушай. Он ворчит громче храпящего воина. Его…
Дверь распахнулась, и в спальню заглянул Гвент:
— Милорд! Эта женщина Бил захватила ребенка. Она стоит у ворот и клянется, что убьет девочку, если Аларт ее не выпустит.
— Черт бы ее побрал, — воскликнул Северн, — она что, ничего умнее не придумала? Сейчас иду. Отвлеки ее чем-нибудь, Гвент. Не дай причинить вред ребенку. Ступай!
Пока он метался по комнате, собирая одежду, Гастингс накинула халат и выскочила следом за Гвентом.
— Гастингс, вернись!
Игнорируя приказ, она бросилась вниз по лестнице. В главном зале бестолково суетились воины и слуги. Гастингс выбежала во двор, где на нее ошарашенно уставилась коза Джильберта, жевавшая старую рукавицу, и кудахтали потревоженные цыплята. В конюшне заржали лошади.
При свете луны Гастингс увидела, как размахивает руками Аларт, споря с Бил.
— Не могу, женщина. Я не могу выпустить тебя без позволения лорда. Он убьет меня. Ох, да где же хозяин?
Гастингс услышала шаги мужа. Она и сама не знала, почему так уверена, что это именно он. Она обернулась. Северн тоже прибежал босой, как и она.
— Боже милостивый, глазам своим не верю. Ты посмотри, она держит кинжал у горла ребенка. Не двигайся, Гастингс, ты можешь сделать еще хуже.
— Почему? И что такое можешь сделать ты, чего не смогу я? — Она приготовилась спорить, но Северн уже проскользнул мимо и стал почти невидимым в густой тьме под стеной. Откуда-то возник Гвент.
— Бил, я говорил с хозяином, он сейчас придет и разрешит тебе уйти. Не делай ничего, что могло бы его рассердить, не то пожалеешь!
— А мне что делать? — откликнулся Аларт.
— Стой, хозяин сейчас придет. Он одевается. Воины, держитесь от них подальше. Не пытайтесь к ней подобраться.
Впечатление было такое, словно они заранее сговорились, хотя, разумеется, не имели такой возможности. Скорее всего им уже доводилось выполнять подобные штуки. Тем временем Северн оказался в двенадцати футах от старухи. Безмолвный, бесшумный, словно сгусток ночной тьмы, порожденный воображением.
— Поговорите с нею, постарайтесь ее отвлечь, — прошептал Гвент.
— Бил, послушай! — крикнула Гастингс. — Я была не права. Да, твое место рядом с Элизой. Отведи девочку в замок, и мы все обсудим.
— Убирайся, лживая сука!
— Пощади ребенка. Бил! Лучше убей меня. Тебе ведь этого хочется, правда? А если я сама приду к тебе? Если соглашусь на все, что ты потребуешь?
— Лжешь! Убить тебя я успею потом! И заставлю мучиться, как Ричард де Лючи мучил свою бедную жену. Да, она корчилась в агонии два дня, а он стоял рядом, злобствуя, что мы не оставляем их наедине и не даем ее прикончить. О да, ты еще раскаешься, что посягнула на мое место, дерзнула развратить Элизу…
Северн левой рукой схватил ее за горло, а правой выбил у нее кинжал. Бил не издала ни звука, ее тело безвольно обмякло. Девочка бросилась к Гастингс, трясясь от рыданий.
Тогда Северн чуть ослабил хватку, и в ту же секунду костлявый локоть старухи вонзился ему под ложечку. Ударь она пониже, он бы уже катался по земле, прижимая руки к паху.
Северн легонько сжал пальцы, и в горле Бил что-то забулькало. Чертыхнувшись, он отшвырнул старуху от себя, и та на четвереньках поползла в темноту.
— Гвент, запри ее до утра, пока не придет время отправляться в Седжвик. Там за нее будет отвечать сэр Алан.
Когда Гвент волок ее мимо Гастингс, она прошипела:
— Ты отправишься в ад, гордячка леди. Вместе с Элизой. Да, обе вы умрете и возвратитесь в преисподнюю.
Гвент прихлопнул ладонью ядовитый рот. Старуха начала брыкаться, но без толку.
Прижимая к себе девочку, Гастингс смотрела на идущего к ним Северна.
— С ребенком все в порядке?
— Да, но она испугалась до смерти. И я тоже.
К удивлению Гастингс, он опустился на колени и легонько погладил девочку:
— Прости меня, Элиза. Если бы я знал, что она такая же умалишенная, как моя мать, я бы не оставил тебя одну. Обещаю, с этих пор никто не причинит тебе зла. Это все из-за моей беспечности. Прости.
Элиза, застыв от ужаса, молча глядела на него, затем робко прикоснулась к его щеке.
— Ты меня спас, — прошептала она, обливаясь слезами. — Я тебя прощаю.
Северн только улыбался и не двигался, пока девочка не отдернула руку.
— Ты позволишь мне отнести тебя в спальню? Нет, сделаем лучше. Ты будешь спать со мною и с Гастингс. Не очень-то весело оставаться одной после того, как увидишь кошмар, а то, что здесь случилось, иначе и не назовешь.
Третью брачную ночь Гастингс провела с супругом, Элизой, дочерью Ричарда де Лючи, устроившейся между ними, и Тристом, пышный хвост которого щекотал лицо девочки.
Глава 9
— Это аллиум, или, как его иногда называют, лук-порей. Говорят, именно он спас Улисса, когда того чуть не превратили в свинью.
— Кто такой Улисс? — спросила Элиза.
— Человек, который долгие годы никак не мог попасть домой. Он жил очень давно, испытал столько разных приключений, что обычному человеку хватило бы на целых три жизни.
— Он был грешником?
Неужели этого ребенка ничто больше не интересует?
— Видишь ли, он жил задолго до того, как люди уверовали в Господа.
Такого Элиза вообще не могла представить. Гастингс молча срезала водосбор и объясняла:
— Если у тебя заболит горло, я разотру его, добавлю в теплую воду, и на следующий день ты уже сможешь кричать во весь голос.
— Ты много знаешь. А вот я не знаю ничего. Я рада, что Бил ушла, но все равно боюсь.
— Даже если она вернется, ее не пропустят в замок. Аларт не позволит ей войти. Да и как она сможет вернуться?
— Господь перенесет ее на облаке.
— По-моему, Господь вовсе не ценит ее так высоко. А вот и госпожа Агнес, она говорит, что сегодня ты будешь учиться у Макдира печь хлеб. Как тебе это нравится?
— Он такой огромный.
— Но бояться его не надо. Он любит детей, ты сама убедишься. Теперь иди, встретимся позже.
Гастингс смотрела, как девочка уходит с Агнес. Ей казалось, что за четыре дня походка Элизы стала более уверенной, что она чуть смелее берет взрослых за руку, хотя по-прежнему отказывается нормально есть. Но это поправимо. В душе у Гастингс воцарился покой.
Сегодня. Все мысли об Элизе сразу вылетели из головы. Сегодня вечером придет Северн. Она уже не так боялась мужа, однако тревожилась, не будет ли ей опять так же больно, как в первый раз. За завтраком он подошел к ней и сказал:
— Я не забыл, Гастингс, и ты тоже. Вижу по твоим глазам.
— Ты считаешь мои глаза такими же обыкновенными, как и все остальное?
— Я уже говорил, что ты не столь обыкновенна, как другие леди, к тому же наследница. У тебя глаза очень приятного зеленого оттенка, по крайней мере когда улыбаешься. А вот когда злишь меня, они становятся темными и колючими.
“Неужели это правда?”
— Зато твои глаза, Северн, бывают темнее самых закопченных котлов Макдира, чернее безлунной ночи, притом независимо от твоего настроения.
— Хватит, Гастингс. Мои глаза синие, а не черные, как у мавра. Перед исполнением супружеских обязанностей я хочу основательно подкрепиться.
Обязанности. Значит, она — обязанность и не более. От этих слов на душе у нее становилось пусто.
Ладно, она приготовит для него отличный ужин. Стряхнув с рук землю, Гастингс отправилась на кухню к Макдиру. Несмотря на огромные размеры помещения, здесь всегда было душно из-за пылавшего очага и трех больших печей. Аллен вынимал из духовки фруктовые пироги, Нэн крошил зелень для соусов, Хаг присматривал за мясом, жарившимся на вертеле. Сам Макдир ругался и исходил потом.
Внезапно раздался его громогласный хохот, и Элиза улыбнулась. Замечательно.
— Это шафран, да, Макдир? — спросила Гастингс, пробуя куриный бульон.
— Ты так считаешь?
— Да. Знаю, сейчас ты скажешь, что, возможно, я угадала. Ах, Макдир, вечно ты меня дразнишь. Смотри-ка, Элиза учится отделять белок от желтка.
— Аллен, жалкий щенок, ты же чуть пирог не уронил! Клянусь носом святого Томаса, ты у меня дождешься!
Элиза моментально побледнела, а юноша состроил повару рожу, хотя стал работать более осмотрительно. К тому же он теперь выгребал золу из печи и не имел возможности уронить очередной пирог.
— Ну, малышка, — пророкотал Макдир, — не бойся. Затрещины достаются только озорным мальчишкам, а не маленьким птенчикам вроде тебя.
— Да, — подхватила Гастингс, — Макдир ни разу даже не накричал на меня, когда я была маленькой. Он ждал, пока я вырасту. О, да ты готовишь ячменный хлеб. Я провела многие часы, замешивая тесто, Элиза. А теперь я вас покину, здесь так вкусно пахнет, что я умру, дожидаясь обеда.
В зале она увидела Северна. Вокруг было полно воинов, оруженосцев, слуг, детей. Четверка волкодавов играла палкой, которую им бросил малыш, причем Эдгар явно считался у собак вожаком. Гастингс улыбнулась. С трудом верилось, что отец умер всего неделю назад.
Она честно пыталась его оплакивать, молиться за него, однако в ее душе не нашлось места для настоящей скорби. За всю жизнь она не видела отцовской ласки; если на нее и обращали внимание, то, как правило, чтобы влепить пощечину из-за плохого расположения духа или, что случалось гораздо чаще, из-за плохо сваренного эля.
— Элиза на кухне с Макдиром. Он учит ее печь ячменный хлеб. Ты голоден, милорд?
— Да, пожалуй. Ты еще ни разу не помогла мне вымыться. А сегодня?
— Если на то будет твоя воля. — Она уже, три ночи видела его обнаженным.
— Иди в нашу спальню и жди. — Он отвернулся и о чем-то заговорил с Гвентом. Да, теперь это их спальня. Гастингс велела Алисе принести горячей воды и, сидя в ожидании, заметила что-то лежащее под одеялом. Это оказалась баночка с кремом, которым Северн пользовался в первую ночь. Он не забыл, подумал обо всем заранее, чтобы опять не сделать ей больно. Значит, не такой уж он равнодушный. Может, на этот раз ей будет даже приятно.
Северн задерживался, и она, обидевшись, села в ванну. Гастингс натиралась лавандовым мылом, когда он вошел в комнату, и замерла, глядя на него.
— Вымоюсь после тебя. А ты потрешь мне спину.
— Я ждала, а ты не шел.
— Хочешь, я тебе помогу?
— Ох нет, я сама.
— Чем здесь пахнет? Мне нравится.
— Лавандой. Ее принесли с собой римляне, когда завоевали Британию. По-моему, название произошло от латинского слова lavare, что означает “мыть”.
— Где ты этому научилась?
— Я не такая уж невежа, Северн. Это из “Лечебной книги Бальда”, написанной два века назад. А еще я читала “Врачи из Миддфея”. Если не будешь мешать, я быстро закончу и приготовлю ванну для тебя.
Северн молча кивнул, уселся на кровать и начал раздеваться. Она тщательно вымылась, но полотенце осталось на табурете в добрых трех футах от ванны. Покосившись на мужа, который в это время стягивал через голову тунику, Гастингс выскочила из ванны. Она почти завернулась в полотенце, когда услышала смех.
— Ты очень шустрая, Гастингс. Мне понравились твои ноги, такие длинные, стройные, они будут красиво смотреться на моих бедрах.
— С какой стати они там окажутся?
— Увидишь. Я… В дверь постучали.
— Войдите.
Появилась Алиса, которая принесла горячую воду, а с ней — двое слуг с ведрами. Гастингс прикрылась халатом, но слуги только забрали ванну, чтобы вылить остывшую воду.
— Спасибо, Алиса, — сказала Гастингс. Потом она заметила, с какой улыбочкой та глазеет на Северна, и сразу вспомнила, что он собирался удовлетворять свои мужские потребности с Алисой. Она застыла на месте, не сводя глаз с девушки, которая была всего на три года старше ее и когда-то рассказала ей про месячные. Тогда Гастингс исполнилось тринадцать лет, и это случилось с нею впервые.
— Алиса, помоги мне стянуть сапоги. Мой оруженосец еще занят, а твоей хозяйке это вряд ли удастся сделать.
Гастингс молча смотрела, с какой охотой Алиса подскочила к Северну, с хохотом ухватилась за сапог и подалась еще ближе, заметив, что он заинтересовался ее грудью. Он протянул было руку и тут же неохотно опустил.
Но Алису это не смутило. Она буквально трясла грудью у него перед носом. Гастингс видела, как Северн на нее смотрит. Уж не собирается ли он овладеть Алисой здесь, на глазах жены? На нее, свою жену, он никогда не смотрел с таким выражением. Подлец, совершенно потерял голову от похоти.
— Ты, развратный ублюдок! — закричала Гастингс, подхватила ведро с горячей водой и опрокинула на мужа.
Тот взревел, Алиса же отскочила, все еще держа в руках сапог.
— Гастингс, я не знала, что ты здесь, думала, ты ушла за ширму, чтобы одеться. Я…
— Вон отсюда, Алиса! Я считала тебя подругой, а ты трясешь грудью перед моим мужем. Я этого не потерплю!
— Ну да, Гастингс, он твой муж, но ведь он не перестал быть мужчиной, — смущенно бормотала Алиса. — При чем тут наша дружба?
Северн пытался вытереться туникой. Мокрые волосы прилипли к голове, вся кровать была залита водой, и где-то посредине копошился Трист.
Швырнув тунику на пол, Северн угрожающе встал.
— Алиса, оставь нас.
— Милорд, — очень тихо, мягким, "словно весенний дождик, голосом ответила та, — миледи не понимает мужчин. Она не понимает, что такая игра ничего не значит, что это вообще только игра. Я видела, как вы мне улыбались. Так мужчина улыбается женщине, с которой хотел бы переспать. Гвент сказал, что я вам приглянулась. А моя хозяйка… — Это тебя не касается. Убирайся, Алиса, иначе я побью ее на твоих глазах.
Алиса взглянула на побледневшую Гастингс. Она в самом деле не имела в виду ничего дурного. Если бы Северн приказал, она бы с удовольствием ласкала его тело, насладилась бы его силой и молодостью, может, уселась бы к нему на колени, чтобы сделать игру более занимательной. Он взял бы ее, смеясь, и они бы отлично провели время. А Гастингс разозлила его. Боже милостивый, опрокинуть целое ведро горячей воды. Из ревности.
Гастингс ревнует?
Алиса знала, в чем состоит долг подруги, и храбро сказала:
— По-моему, мне лучше остаться, милорд. Если кто-то и заслужил наказания, так это я, а не миледи.
Не веря своим ушам, Северн уставился на хорошенькую служаночку, с которой хотел позабавиться, однако так и не улучил подходящего момента. К тому же его кровать занята Гастингс, Элизой и Тристом, а днем у него не было ни одной свободной минуты: надо познакомиться с каждым новым воином, с каждым оруженосцем, устраивать тренировочные поединки.
— Да, милорд, я не могу вам позволить обижать мою хозяйку!
Гастингс во все глаза смотрела на мужа. Ей уже случалось видеть его обнаженным, но не полностью и на короткие моменты. А теперь он стоял перед нею, расставив ноги, яростно сжав кулаки, и густые волосы в паху не скрывали его плоть. Гастингс вдруг захотелось вернуть время назад. На каких-то двадцать минут.
— Алиса, — выдавала она, — не нужно меня защищать. Это смешно. Я понятия не имела, что женщины и мужчины готовы совокупляться, где угодно и когда угодно. Ты права: он лишь мужчина, а мы с тобой давние подруги. Оставь нас, пожалуйста. Если он решит избить меня, то он сделает это, не важно, будешь ты здесь или нет. Иди, Алиса.
Трист, старательно отряхнув шубку, грациозно соскочил с кровати, подбежал к Гастингс и забрался к ней на плечо.
— Их маленькое лордство не позволит хозяину тебя бить, — уверенно заявила Алиса. — Всем известно, что хозяин никогда не обидит куницу.
Северн был полон решимости отлупить жену и сделать это от всей души. Но сначала Алиса вступилась за нее, а теперь и его проклятый Трист встал на ее защиту. Причем уже не впервые. Чертов зверь, которого он нашел два года назад голодным, полудохлым, замерзающим в лесу, которого собственноручно выходил. Лучше бы он этого не делал.
Подскочив к Гастингс, он поднял ее и оказался лицом к лицу с нею и Тристом. Полотенце скользнуло вниз, но Гастингс не успела его подхватить.
— Уходи, Алиса, — приказал он, — наверное, мне придется овладеть твоей милой хозяйкой прямо здесь.
Алиса не тронулась с места.
— Вон!
Та знала, когда с мужчинами шутки плохи, а хозяину сейчас явно не до шуток. Взглянув сначала на Гастингс, потом на Триста, она выскочила из комнаты.
— Ну, а теперь я хочу взглянуть, что приобрел в обмен на свою честь.
— Ты что-то приобрел? Только не в Оксборо. Честь? Да за твою честь никто не дал бы и цыпленка. Все, что ты сделал, — это явился в замок со своими людьми, женился на мне и стал лордом.
— Не испытывай мое терпение, женщина, оно убывает с каждым днем. Больше я этого не потерплю. Нет, я не хочу брать тебя силой, но стану так обращаться с тобой, чтобы ты наконец поняла: это я решаю, кем ты здесь будешь. А тебе остается лишь повиноваться. Не дергайся. — Северн оттолкнул ее, и Гастингс с Тристом упали на кровать.
Он принялся разглядывать жену и тут же понял, что разговоры о выполнении супружеских обязанностей здесь ни при чем. Он по-настоящему хотел ее, очень хотел. Но ведь Гастингс окатила его горячей водой и заслужила обращение, которое принято по отношению к строптивым женам.
— Ты сам довел меня, — заявила она, переворачиваясь на бок и укрываясь одеялом. — Нет, я не желаю, чтобы ты прикасался ко мне. Ты слишком зол и сделаешь мне больно.
— Больно? Нет, Гастингс, я не причиню боли, хотя ты это заслужила, — сказал он, доставая баночку с кремом. — Ложись на спину.
Бросив в него одеяло, Гастингс откатилась на другую сторону кровати, но он схватил ее за локоть и подтащил к себе. Черт побери, она заслужила наказание, однако ему это не под силу. Открыв баночку, он набрал побольше крема.
— Попробуй только шевельнуться. — Он решительно принялся за дело.
Ей это необходимо, а он пока еще может держать себя в руках. Гастингс не шелохнулась, Трист тоже. Зверек лишь громко ворчал, не сводя глаз с хозяина.
— А у тебя подходящие груди, — заметил Северн, окидывая взглядом тело жены. — Подходящие, но не более того. — И он взял в руку одну грудь. — Как раз заполняет мою ладонь, в ней будет вдоволь молока для моих сыновей.
— Мне противно. — Гастингс попыталась отодвинуться. — А теперь отпусти меня, я должна идти на кухню, присмотреть за ужином.
— Молчи, я уже смазал кремом, где надо, ты не почувствуешь боли. — Его рука подхватила другую грудь и легонько сжала. Затем он провел ладонью по ее животу. — Мои пальцы не достают до тазовых костей. Ты создана, чтобы рожать детей. По крайней мере физически.
Он перевернул Гастингс на живот, и она почувствовала, как он ощупывает ее бедра. Она не боялась его. Даже в тот момент, когда он держал ее на весу и тряс изо всех сил. Когда взял ее грудь, она тоже не испугалась, хотя грубые ладони терли нежную кожу. Это вызывало какое-то странное ощущение. Теперь он оценивает бедра, снова прикидывает, сможет ли она рожать. Это уже слишком.
Даже чересчур.
Глава 10
Такого она не могла вытерпеть. Внезапно его пальцы коснулись самых интимных мест, и Гастингс вскочила, отчего Трист метнулся на руку хозяина.
— Не сопротивляйся, Гастингс, я сейчас. Внутри у нее все сжалось, но крем облегчил вторжение. Она не почувствовала боли, ей только казалось, что нечто огромное заполнило ее лоно. Гастингс зажмурилась, гадая, испытывает ли муж удовольствие от своих действий.
— Что ты чувствуешь, когда делаешь это со мной? Он приоткрыл глаза, но не остановился, ибо даже мысль о задержке была невыносимой, и хрипло пробормотал:
— У меня нет слов.
Трист громко заверещал, однако Северн больше не обращал ни на что внимания. Как бы ему хотелось, чтобы Гастингс отвечала ему, обхватила его ногами.
Нет, она просто лежит, ей все безразлично, она его ненавидит и не сопротивляется лишь оттого, что понимает безнадежность такой затеи.
Гастингс следила за выражением его лица, за тем, как он вдруг запрокинул голову и вскрикнул. Она почувствовала внутри теплую струю его семени, его судорожные конвульсии и, когда он наконец затих, спокойно произнесла: