Она была худенькая, даже хрупкая, но обладала несомненной внутренней силой. Ее отличало спокойное сознание собственного достоинства и напряженная работа живого ума, умещавшегося в изнуренном многими годами заключения теле. Ей были присущи те же качества, что мне и раньше доводилось видеть в других бывших политических заключенных, таких как Нельсон Мандела или Вацлав Гавел. Подобно им, на эту женщину были возложены надежды и чаяния ее народа.
Первый раз я встретилась с Аун Сан Су Чжи 1 декабря 2011 года. Мы тогда обе были в белом. Это показалось нам добрым знаком. Я так давно читала и думала об этой женщине, замечательном бирманском диссиденте, и вот мы наконец встретились лично. Ее выпустили из-под домашнего ареста, и я поехала к ней за тысячи миль, чтобы обсудить с ней перспективы демократических реформ в ее стране, все еще находящейся под авторитарным правлением. На террасе резиденции главного американского дипломата в Рангуне, в прекрасном старинном доме колониального стиля у озера Инья для нас устроили неофициальный обед. Несмотря на то что мы встретились впервые, мне казалось, что мы знаем друг друга всю жизнь.
Мне хотелось о многом спросить ее. И ей тоже хотелось задать мне множество вопросов. Являясь в течение многих лет лицом демократического движения страны, она готовилась впервые на практике воплотить демократические принципы. Как человеку совершить переход от акций протеста к политике? Как чувствуешь себя, баллотируясь на должность и опять рискуя всем, но уже совершенно по-новому? Наш разговор протекал легко и открыто, и вскоре мы уже оживленно беседовали, строя планы и смеясь, как старые друзья.
Мы обе знали, что был один тонкий момент. Ее страна, которую правящие генералы называли Мьянмой, а диссиденты — Бирмой, делала первые робкие шаги к судьбоносным переменам. (Годами наше правительство придерживалось строго официальной линии использовать только название Бирма, но в итоге некоторые привыкли использовать оба этих названия попеременно. В этой книге, как и во время работы в Госдепартаменте, я буду говорить «Бирма».) Страна легко могла вернуться во времена кровопролитных столкновений и репрессий. Тем не менее если наша помощь в начертании правильного курса развития могла оказаться востребованной, то момент для оказания такой помощи и для обеспечения прогресса был самым удачным за многие годы.
|
|
Для Соединенных Штатов возможность помочь Бирме в переходе от диктатуры к демократии и воссоединении с семьей народов было заманчивой перспективой. Бирма и сама по себе стоила этих усилий. Ее население, миллионы людей, имело право получить шанс насладиться благами свободы и процветания. Следовало принять во внимание и стратегические последствия, которые могли иметь весьма широкие масштабы. Бирма расположена в центре Юго-Восточной Азии, регионе, где и Соединенные Штаты, и Китай прилагали огромные усилия по расширению своего влияния. Процесс серьезного реформирования общества мог стать значительной вехой в нашей резко изменившейся стратегии и дать толчок к демократии и соблюдению прав человека в отношении активистов по всей Азии и за ее пределами, а также выразить осуждение в адрес авторитарных властей. С другой стороны, в случае неудачи была опасность получить совершенно обратный эффект. Велика была опасность, что бирманские генералы лишь подыгрывали нам. Они могли рассчитывать, что и нескольких скромных жестов доброй воли будет достаточно, чтобы преодолеть международную изоляцию их режима, и не станут проводить серьезных, существенных изменений. Многие вдумчивые наблюдатели в США полагали, что я поступаю неправильно, когда делаю шаги навстречу в ситуации, которая по-прежнему оставалась очень неясной. Я отдавала себе полный отчет о степени риска, но, взвесив все факторы, посчитала неразумным упускать эту возможность.
|
|
Мы проговорили с Су Чжи два часа. Она расспрашивала меня, как Америка будет реагировать на реформы, о проведении которых подумывает правящий режим. Я сказала ей, что мы готовы адекватно реагировать на каждое действие. У нас про запас было много «морковок», которыми его можно было бы заманить, начиная с восстановления полноценных дипломатических отношений до ослабления режима санкций и стимулирования инвестиций. Но в ответ мы ожидаем увидеть, что продолжается процесс освобождения политических заключенных, проводятся выборы, результатам которых можно было бы доверять, ведется работа по защите прав национальных меньшинств и прав человека, разорваны военные связи с Северной Кореей, разрабатываются способы прекращения многолетних этнических конфликтов в сельской местности. Я заверила Су Чжи, что каждый наш шаг будет направлен на дальнейшее продвижение по пути прогресса.
Су Чжи ясно осознавала, что в будущем ожидается множество проблем, и не питала никаких иллюзий относительно тех людей, которые находились у власти в стране. Ее отец, Аун Сан, который тоже был генералом, успешно боролся за освобождение Бирмы от власти Великобритании и Японии, но в 1947 году был убит своими политическими соперниками. Су Чжи впервые попала в тюрьму в июле 1989 года. Это произошло меньше года спустя после того, как она впервые приняла участие в политической борьбе в 1988 году во время неудавшейся попытки демократического восстания против военного режима. С тех пор она периодически находилась под домашним арестом. В 1990 году, когда военный режим впервые разрешил провести выборы, ее политическая партия победила с триумфальным успехом. Генералы, стоявшие во главе военного режима, немедленно аннулировали результаты выборов. В следующем году ей присудили Нобелевскую премию мира. Вместо нее премию вручили ее мужу, профессору Оксфордского университета, доктору наук Михаелю Эйрису, ведущему специалисту по буддизму в Тибете, а также их сыновьям. В течение многих лет, проведенных под домашним арестом, Су Чжи смогла лишь несколько раз увидеться с семьей. Когда у Эйриса обнаружили рак простаты, бирманское правительство отказало ему в выдаче въездной визы, которую он хотел получить, чтобы приехать в Бирму и провести свои последние дни вместе с женой. Вместо этого было предложено, чтобы сама Су Чжи уехала из Бирмы, что для нее означало бы, как она подозревала, пожизненное изгнание. Она отказалась покидать страну и так и не смогла попрощаться с мужем. Эйрис умер в 1999 году.
|
|
Су Чжи научилась не доверять благим намерениям и стала крайне прагматичной, что находилось в полном противоречии с ее имиджем идеалистки. Она полагала, что возможность провести демократические преобразования была вполне реальна, но все это следовало тщательно проверить. Чтобы подробнее все обсудить, мы договорились снова встретиться на следующий день, на этот раз у нее дома.
Когда мы прощались, мне хотелось ущипнуть себя: с трудом верилось в реальность того, что произошло. В 2009 году, когда я стала госсекретарем, немногие могли бы допустить, что такой визит станет возможным. Лишь два года назад, в 2007 году, мир с ужасом наблюдал, как бирманские солдаты открыли огонь по толпе монахов в шафрановых одеяниях, выступавших с мирным протестом против режима. Теперь страна стояла на пороге новой эры. Это было для нас напоминанием о том, как быстро меняется мир и как важно, чтобы Соединенные Штаты были всегда наготове пойти навстречу этим переменам и помочь им оформиться, когда дело дойдет до реальных действий.
* * *
Население Бирмы составляет около 60 миллионов человек. Страна находится в стратегически важном регионе Юго-Восточной Азии между Индийским субконтинентом и дельтой реки Меконг. Когда-то она славилась пышной красотой своей природы и древних пагод, покоривших воображение таких знаменитых путешественников и писателей, как Редьярд Киплинг и Джордж Оруэлл, ее называли раньше «рисовой житницей Азии». Во времена Второй мировой войны Бирма стала полем битвы между японской армией и войсками союзников. Острый на язык американский генерал Стилвел по прозвищу Уксусный Джо помог возобновить движение по знаменитый Бирманской дороге, которая стала жизненно важным маршрутом: по ней осуществлялось снабжение Китая. Руководство страны военных лет под началом отца Су Чжи смогло добиться того, чтобы после окончания военных действий Бирма приобрела независимость.
Десятки лет правления военной диктатуры, экономических злоупотреблений и бесхозяйственности превратили страну в нищего изгоя. Теперь Бирма вошла в число тех государств, в которых происходят самые вопиющие нарушения прав человека. Она — источник нестабильности и враждебности в центре Юго-Восточной Азии. Здесь возрастают масштабы торговли наркотиками, укрепляются военные связи с Северной Кореей — все это представляет собой угрозу безопасности во всем мире.
Дорога в Рангун для меня началось с необычной встречи на Капитолийском холме в январе 2009 года. Я достаточно хорошо знала Митча Макконнелла, восемь лет мы проработали вместе в сенате. Нам не часто доводилось соглашаться с доводами друг друга. Консервативный лидер республиканского меньшинства из Кентукки не скрывал своего намерения противостоять политике нового президента США Обамы практически по всем направлениям деятельности его администрации. (Он как-то выразился следующим образом: «Наша единственная, самая главная цель — чтобы Обама был президентом только один срок».) Однако мне казалось, что в одном направлении внешней политики мы могли бы работать вместе. Сенатор Макконнелл был страстным поборником движения за демократию в Бирме со времен жестокого разгона демонстрации в 1988 году. Все эти годы он боролся за введение санкций против военного режима в Бирме и установил множество связей с диссидентским сообществом этой страны, в том числе с самой Су Чжи.
Вступая в должность госсекретаря, я была твердо убеждена, что нам следует пересмотреть свою политику в отношении Бирмы. Я ожидала, какое решение примет сенатор Макконнелл. В 2008 году режим в Бирме объявил о принятии новой конституции, кроме того, в 2010 году там планировали провести выборы. Многие наблюдатели возлагали большие надежды на предстоящие выборы после того, как результаты выборов 1990 года были признаны недействительными. Су Чжи в то время еще по-прежнему не имела права занимать какой-либо пост в правительстве, а инструкции по проведению выборов были составлены таким образом, чтобы военным было гарантировано не менее четверти мест в парламенте. Вероятнее всего, они получили бы подавляющее большинство. Но даже самые скромные шаги в направлении демократизации были уже сами по себе существенным достижением для столь репрессивного режима. Конечно, и раньше бывало, что надеждам не суждено было сбыться. В 1995 году режим неожиданно освободил Су Чжи из-под домашнего ареста. Мадлен Олбрайт, в то время представитель США в ООН, прилетела в Рангун, чтобы проверить, готово ли военное правительство ослабить свою жесткую хватку. Она привезла с собой плакат с конференции ООН в Пекине, посвященной защите прав женщин. Я и другие сотрудники поставили на этом плакате свои автографы. Добиться реформ тогда не удалось. В 1996 году во время поездки в соседний Таиланд я выступила с речью в университете Чианг Маи. В своем выступлении я призвала к организации «реального политического диалога между Аун Сан Су Чжи и военным режимом». Но вместо этого уже с 1997 года военный режим стал снова резко ограничивать свободу передвижения Су Чжи и ее политическую деятельность, а к 2000 году она вновь оказалась под домашним арестом. Президент Клинтон в знак признания ее героизма присудил ей президентскую Медаль свободы, высшую гражданскую награду США. Присутствовать на церемонии вручения она, конечно же, не могла. Таким образом, попытка установить более тесные взаимоотношения с военным режимом оказалась неудачной. Но в 2009 году нельзя было утверждать, что наша политика изоляции и санкций сработала лучше. Можно ли было предпринять еще какие-либо шаги?
Я поговорила с сенатором Макконнеллом о своем намерении полностью пересмотреть нашу политику в отношении Бирмы и сформировать новый подход. Я сказала ему, что рассчитываю на его поддержку и активное участие в этом вопросе. Поначалу он воспринял это предложение скептически, но в итоге согласился. Таким образом, пересмотр нашей стратегии был проведен на основе двухпартийности. Сенатор с гордостью показал мне адресованную ему записку от Су Чжи. Он поместил эту записку в рамку и повесил у себя в кабинете. Это очень ясно показывало, что данная проблема стала для него глубоко личным делом. Я дала сенатору обещание всегда советоваться с ним по мере развития событий в этом направлении.
Мне необходимо было встретиться еще с одним сенатором. Джим Уэбб был ветераном Вьетнамской войны, имеющим множество наград за боевые действия, министром военно-морских сил при президенте Рейгане. В то время он был сенатором от штата Вирджиния, являясь представителем Демократической партии. Он возглавлял подкомитет сената по международным отношениям со странами Восточной Азии и Тихоокеанского региона. Он являлся смелым и нестандартно мыслящим политиком, имевшим собственные взгляды на политику США в Юго-Восточной Азии. Как сказал мне Джим, своими санкциями Запад лишь способствовал обнищанию населения Бирмы, одновременно позволив правящему режиму еще более глубоко укрепить свое влияние наряду с развитием болезненной подозрительности по отношению ко всякому инакомыслию. Сенатора также очень беспокоило то, что мы, таким образом, непреднамеренно предоставляли Китаю простор для расширения своего экономического и политического влияния в Бирме. Китайские компании вкладывали значительные средства в строительство в Бирме плотин, шахт и других объектов энергетической промышленности, в том числе нового крупного нефтепровода. Джим одобрял пересмотр нашей стратегии по Бирме, но считал, что разработку новой политики необходимо осуществлять очень творчески и энергичными темпами, к чему он настойчиво призывал меня. В свою очередь, он обещал, что его подкомитет будет руководствоваться теми же принципами в своей работе.
Я также постоянно получала известия с другой стороны Капитолийского холма, где мой друг, конгрессмен от штата Нью-Йорк Джо Кроули, уже давно являлся ведущим сторонником санкций против режима. Джо — старой закалки правдоруб из Квинса. Когда нам доводилось встречаться в сенате или во время каких-либо мероприятий в Нью-Йорке, он непременно пел мне ирландские баллады. Под влиянием своего наставника из Комитета по международным делам палаты представителей конгресса, великого Тома Лантоса, ныне покойного, он стал защитником прав человека в Бирме. Его поддержка и совет также имели бы решающее значение для успешной разработки нового подхода в отношении Бирмы.
В ходе своей первой поездки в Азию в феврале 2009 года я уточняла мнение руководителей различных стран этого региона по вопросу о положении в Бирме.
Президент Индонезии Сусило Бамбанг Юдойоно сообщил мне наиболее обнадеживающие новости. Он сказал, что провел переговоры с бирманским руководством и глубоко убежден, что прогресс возможен. Его мнение имело большое значение для меня, поскольку он сам был в прошлом высокопоставленным военным, который ушел в отставку и баллотировался на пост президента. Более того, он сообщил мне, что режим, скорее всего, будет готов начать диалог с Соединенными Штатами. Уже многие годы у нас не было дипломатического представителя в Бирме, взамен этого имелись определенные каналы для обмена мнениями. Получить возможность перейти на более интенсивный уровень общения представлялось нам весьма заманчивой перспективой.
В марте я направила в Бирму Стивена Блейка, высокопоставленного дипломата, который возглавлял в Госдепартаменте Бюро по вопросам материковой части Юго-Восточной Азии. В знак своего доброго расположения режим предложил Блейку редкую возможность встретиться с министром иностранных дел Бирмы. В свою очередь, Блейк согласился стать первым американцем, который совершил официальную поездку из Рангуна в Нейпьидо, новую столицу, выстроенную военным режимом в 2005 году в отдаленной части джунглей. По многочисленным слухам, это место было выбрано на основании астрологических расчетов. Однако ему не позволили встретиться ни с Су Чжи, ни с генералом Тан Шве, престарелым главой военной хунты, в последнее время все больше предпочитающим затворнический образ жизни. Блейк возвратился в Штаты с твердым убеждением, что военная хунта действительно проявляет заинтересованность в диалоге. Кроме того, у него сложилось стойкое ощущение, что некоторых представителей высшего руководства страны глубоко тяготит изолированность Бирмы на международной арене. Тем не менее Блейк не возлагал больших надежд на то, что все это уже в ближайшем будущем может дать какие-либо реальные результаты.
Однако в мае того же года случился один из тех непредсказуемых поворотов истории, которые способны резко менять международные отношения. Пятидесятитрехлетний ветеран войны во Вьетнаме Джон Йеттоу, родом из штата Миссури, стал одержим личностью Су Чжи. В ноябре 2008 года он приехал в Рангун и, переплыв озеро Инья, пробрался к дому, где ее держали. Не замеченный ни полицейскими катерами, ни охраной, Йеттоу перелез через забор и беспрепятственно подошел к самому дому. Этот поступок ошеломил домработниц Су Чжи, которые обнаружили его. Посетителям запрещено было появляться без особого разрешения, поэтому появление Йеттоу представляло для всех них опасность. С неохотой он согласился уйти, не повидавшись с Су Чжи.
Однако весной следующего года Йеттоу появился там снова. Он похудел на тридцать килограммов. По словам его бывшей жены, он, возможно, страдал от посттравматического стрессового расстройства. Тем не менее в начале мая 2009 года он вновь переплыл озеро Инья. Уйти на этот раз он отказался. Он пожаловался, что очень устал и плохо себя чувствует. Су Чжи позволила ему поспать на полу, а затем сообщила о нем властям. Около половины шестого утра 6 мая, когда Йеттоу попытался переплыть через озеро обратно, его арестовали. На следующей неделе Су Чжи и ее домохозяйки были арестованы за нарушение условий домашнего ареста. В конечном итоге Йеттоу был признан виновным и приговорен к семи годам каторжных работ. Су Чжи и ее прислуга получили по три года. Генерал Тан Шве сразу же заменил этот приговор на пребывание под домашним арестом в течение восемнадцати месяцев. Таким образом, она гарантированно оставалась бы в заключении на время намеченных на 2010 год выборов. «Всех очень разозлило поведение этого несчастного американца. Он создал множество проблем. Он просто глупец», — сообщил прессе один из адвокатов Су Чжи.
Когда я узнала об этом, меня это тоже страшно разозлило. Ни Су Чжи, ни реализация прогрессивных изменений в Бирме, на которую мы так искренне надеялись, не должны были ставиться под удар по вине безрассудства некоего американца, действующего под влиянием заблуждения. Тем не менее я была обязана оказать ему помощь, поскольку он был американским гражданином. Я созвонилась с сенаторами Уэббом и Макконнеллом, чтобы совместно решить, как поступать дальше. По предложению Джима, с которым я согласилась, нужно было ехать в Бирму и провести переговоры об освобождении Йеттоу. Безусловно, стоило попытаться сделать это.
В середине июня произошло еще одно событие, грозившее обернуться значительными негативными последствиями. ВМС США отслеживали продвижение грузового судна Северной Кореи водоизмещением 2 тысячи тонн, которое, как полагали мы с нашими южнокорейскими союзниками, осуществляло транспортировку военной техники, в том числе ракетных пусковых установок и, возможно, ракетных составляющих. Судно держало курс на Бирму. Будь это так, это стало бы прямым нарушением запрета на торговлю оружием, наложенного Советом Безопасности ООН на Северную Корею в ответ на проведенные ею в мае того же года ядерные испытания. Ходили слухи, что бирманская военная хунта установила связи с северокорейской компанией, имеющей опыт в области разработки ядерных технологий, а инженеры и ученые этих стран втайне обменивались визитами.
Пентагон направил эсминец для сопровождения этого северокорейского грузового судна на время его следования в международных водах. Согласно резолюции ООН, мы имели право провести его досмотр, но северокорейцы заявили, что это будет воспринято как акт агрессии. Мы обратились за поддержкой к другим странам региона, включая Китай. Было крайне важно, чтобы в любом порту остановки судна было исполнено требование резолюции ООН о тщательном досмотре его груза. Министр иностранных дел Китая Ян Цзечи согласился с тем, что резолюцию ООН «следует неукоснительно исполнить с тем, чтобы Северная Корея получила единодушное и строгое предупреждение». Но в последнюю минуту северокорейское судно послало предупредительные световые сигналы, сделало разворот и вернулось в свой порт.
В августе сенатор Уэбб вновь прибыл с визитом в Нейпьидо. На этот раз генерал Тан Шве дал согласие встретиться с ним. В повестке дня этой встречи у Джима были намечены три пункта. Во-первых, он обратился с просьбой разрешить вывезти Йеттоу в США из гуманных соображений. Он отказывался принимать пищу и страдал от целого ряда заболеваний. Во-вторых, Уэбб хотел встретиться с Су Чжи, в чем Блейку было отказано. В-третьих, он призвал генерала Тан Шве прекратить содержание Су Чжи под домашним арестом и позволить ей принять участие в политическом процессе. Только в этом случае предстоящие выборы можно было воспринимать всерьез. Тан Шве внимательно выслушал Джима, однако было неясно, что он думает обо всем этом. Однако в конце концов Джим получил положительные ответы на два из трех своих запросов. Он поехал в Рангун, где встретился с Су Чжи. Затем он вылетел в Таиланд самолетом ВВС США с Йеттоу на борту. Когда мы с Джимом говорили по телефону, я слышала облегчение в его голосе. Но Су Чжи осталась под домашним арестом.
В следующем месяце я огласила в Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке результаты предпринятого нами пересмотра политики США в отношении Бирмы. Цели, которые мы хотели достичь, остались прежними: мы хотели убедиться в том, что в стране действительно проводятся демократические реформы, чтобы политическим заключенным, в том числе Аун Сан Су Чжи, немедленно и безоговорочно была предоставлена свобода, а также чтобы был начат серьезный диалог властей с оппозицией и этническими меньшинствами. Однако мы пришли к выводу, что «непродуктивно ставить в жесткую увязку сотрудничество властей Бирмы по всем этим направлениям и отмену или угрозу применения санкций». С тем чтобы сохранить возможность продвижения вперед в наших отношениях, мы предлагали использовать обе эти тактики для достижения поставленных целей и успешного установления контактов с высокопоставленными представителями руководства Бирмы.
* * *
В течение следующего года удалось достичь лишь весьма незначительного прогресса. Су Чжи так и оставалась под домашним арестом, хотя ей позволили дважды встретиться с Куртом Кэмпбеллом. Она рассказала ему о своей жизни в изоляции, о том как она ежедневно слушает по радио Всемирную службу Би-би-си и «Голос Америки» (это уже стало для нее ритуалом, таким образом она узнает о том, какие события произошли за стенами ее тюрьмы). Государственная газета, освещая визит Курта, вырезала ее из их совместной фотографии.
В отличие от 1990 года на выборах 2010 года не наблюдалось лавинообразного потока голосов за демократические силы. Вместо этого, как и ожидалось, партия, представлявшая интересы военной хунты, заявила о своей убедительной победе. Оппозиционные группы и международные правозащитные организации совместно с США осудили результаты выборов как в значительной степени подтасованные. Власти отказались допустить журналистов или иностранных наблюдателей на избирательные участки для контроля легитимности выборов. Все это было, к сожалению, слишком знакомо и предсказуемо. Военная хунта упустила возможность начать переход к демократии и национальному примирению. Между тем народ Бирмы все глубже погружался в нищету и изоляцию.
Несмотря на то что результаты выборов оказались неутешительны, спустя неделю после проведения выборов, в ноябре 2010 года, власти неожиданно освободили Су Чжи из-под домашнего ареста. Затем генерал Тан Шве принял решение уйти в отставку. Его пост должен был занять другой высокопоставленный военный, генерал Тейн Сейн, который ранее занимал пост премьер-министра. Он снял военную форму и стал руководить правительством, которое номинально было гражданским. В отличие от других представителей режима Тейн Сейн много путешествовал по всему региону. Он был хорошо известен азиатским дипломатам, а также собственными глазами наблюдал, как соседние с Бирмой государства пользуются всеми благами, которые дает развитие торговли и современных технологий, в то время как его страна оставалась на прежнем уровне. Рангун был когда-то одним из самых космополитичных городов Юго-Восточной Азии. Тейн Сейну было хорошо известно, насколько сейчас он отстает от таких городов, как Бангкок, Джакарта, Сингапур и Куала-Лумпур. По данным Всемирного банка, в 2010 году только 0,2 процента населения Бирмы пользовались Интернетом. Смартфонов там просто не было, поскольку никто не предоставлял услуги сотовой связи. Едва ли можно вообразить себе более разительный контраст между соседними странами.
В январе 2011 года я впервые поговорила с недавно освобожденной Аун Сан Су Чжи. Мне хотелось узнать, что она думает обо всех этих событиях. Было замечательно услышать наконец ее голос. Казалось, ее очень воодушевляла эта вновь обретенная свобода. Она поблагодарила меня за неизменную поддержку, которую многие годы оказывали ей Соединенные Штаты и президенты США от обеих партий. Она поинтересовалась также о свадьбе моей дочери. Ее политическая партия активизировала свою деятельность, проверяя пределы своих возможностей в рамках новой линии правительства. Я сказала ей, что мы хотели бы оказать им помощь и готовы поделиться опытом демократических движений в других странах мира.
— Надеюсь, как-нибудь смогу побывать у вас в гостях, — сказала я. — А еще лучше было бы, если бы вы могли приехать ко мне в гости!
Той весной прошла официальная церемония инаугурации президента Бирмы Тейн Сейна. Как ни странно, он пригласил Су Чжи на ужин в свой скромный дом. Это был замечательный жест со стороны самого могущественного человека в стране по отношению к женщине, которую генералы, руководившие этой страной, долго боялись как одного из своих самых серьезных врагов. Жена Тейн Сейна приготовила еду, а ужинали они под портретом отца Су Чжи. Они вновь встретятся летом того же года в Нейпьидо. Первые беседы имели скорее предварительный характер. Генерал и женщина-диссидент по понятным причинам были взаимно насторожены. Но что-то определенно стало меняться.
Я хотела, чтобы Соединенные Штаты играли конструктивную роль, поощряя лучшие побуждения нового бирманского руководства, и при этом не проявляли в этом поспешности, чтобы не утратить рычаги воздействия на него посредством жестких санкций. Формально возвращение в страну посла США было бы слишком значительным и несколько преждевременным на тот момент шагом. Однако нам действительно был необходим новый дипломатический канал, чтобы прозондировать серьезность намерений Тейн Сейна. Во время наших обсуждений новой стратегии я попросила Курта и его команду проявить свой творческий потенциал и выработать различные сценарии наших следующих действий. Мы назначили эксперта с многолетним стажем по Азии Дерека Митчелла нашим первым специальным представителем в Бирме. Эта должность была учреждена конгрессом по предложению покойного конгрессмена Тома Лантоса в 2007 году, а в 2008 году президент Буш утвердил ее, эта вакансия так и не была заполнена. Остановив свой выбор на уровне специального представителя в Бирме, мы, таким образом, не придавали этой должности того престижа, который соответствует направлению постоянного посла, но создавали простор для более свободного обмена мнениями между нашими странами.
* * *
Река Иравади протекает через всю Бирму с севера на юг, вокруг нее издавна сосредоточена культурная и торговая жизнь страны. Джордж Оруэлл вспоминал, что она «сияет и переливается, словно бриллиант, когда на ее волнах поблескивает солнце», а по берегам расстилаются рисовые поля. Связанные в плоты бревна тикового дерева, основной статьи бирманского экспорта, плывут вниз по течению реки от лесов в глубине страны до самого моря. Воды Иравади, которая берет свои истоки у ледников в Восточных Гималаях, текут по бесчисленным каналам и ирригационным системам, питая фермы и деревни вдоль ее широкой и плодородной дельты и по всей стране. Как Ганг в Индии и Меконг во Вьетнаме, Иравади занимает почетное место в бирманском обществе. По словам Су Чжи, это «великий природный путь, щедрый источник пищи, место обитания разнообразных видов водной флоры и фауны, средство поддержания традиционных форм жизни, муза, которая вдохновляет бесчисленные произведения поэзии и прозы».
Однако все это не помешало государственной китайской компании электроснабжения использовать давние отношения Пекина с правящей военной хунтой, чтобы получить разрешение на строительство первой гидроэлектростанции в верховьях Иравади. От реализации этого масштабного проекта могли серьезно пострадать местная экономика и экосистема, но он сулил значительные выгоды для Китая. Как стало известно, эта гидростанция, Митсоунская ГЭС, как и другие шесть выстроенных китайцами на севере Бирмы гидростанций, должна была поставлять электроэнергию в испытывающих нехватку электроэнергии города на юге Китая. В 2011 году китайские строители в касках, спустившись на берега верховьев Иравади, затерянные среди отдаленных северных предгорий, где проживает сепаратистски настроенное население качинской этнической группы, начали проводить взрывы, пробивать туннели и возводить дамбы. Тысячи жителей были переселены из этого района.
В стране, где давно уже правят своенравные диктаторы, подобный разрушительный проект не вызывал особого удивления. Удивительной была реакция со стороны общественности. С самого начала местные качинские группы выступали против строительства гидростанции, но вскоре критические высказывания стали раздаваться по всей стране и даже появляться в прессе, несмотря на жесткую цензуру. Активистам удалось добыть составленный китайскими учеными отчет об экологических последствиях этого строительства, который занял девятьсот страниц. Согласно проведенному ими исследованию, урон, который будет нанесен спускающейся вниз по течению рыбе, неизбежное разрушение мест обитания других животных, а также близость этого сооружения к сейсмоопасной линии большого тектонического разлома наглядно показывают, что этот проект весьма сомнителен с точки зрения необходимости в нем, да и просто здравого смысла. Возмущение причиненным священной Иравади экологическим ущербом соединялось в душе народа с давним недовольством в отношении Китая, главного иностранного покровителя военного режима. Как уже не раз доводилось видеть на примере других авторитарных государств, национализм часто труднее контролировать, чем инакомыслие.
Волна беспрецедентного общественного возмущения прокатилась по всей Бирме. В августе 2011 года Су Чжи, которая после освобождения из-под домашнего ареста некоторое время не проявляла большой политической активности, опубликовала открытое письмо с критикой строительства гидроэлектростанции. Все это, казалось, застигло врасплох новое, номинально гражданское правительство, члены которого, по-видимому, придерживались различных мнений по этому вопросу. На своей пресс-конференции министр информации, генерал в отставке, слезно обещал защитить Иравади. Однако другие руководители общественную озабоченность этой проблемой не разделяли и настаивали на том, чтобы строительство гидростанции было продолжено согласно плану. В конечном итоге Тейн Сейн выступил с обращением к парламенту по этому вопросу. Он заявил, что избранное народом правительство обязано реагировать на те проблемы, которые вызывают озабоченность общественности. Строительство вызвавшей такие споры гидростанции будет приостановлено.
Это стало самым убедительным доказательством того, что новое правительство, по всей видимости, было серьезно намерено проводить реформы. Этот шаг явился также неожиданным официальным отказом Китаю, где эту новость восприняли с настороженностью.
Я с радостью наблюдала, как успешно продвигается формирование гражданского общества в Бирме, где так долго пресекалось любое свободное выступление или деятельность общественных организаций. Роль, которую сыграла проблема строительства Митсоунской ГЭС в процессе оживления общественной жизни в стране, напомнила мне о прекрасном высказывании Элеоноры Рузвельт. «Где в конечном счете начинается защита прав человека? — задала она вопрос в своей речи на заседании ООН в 1958 году, а затем сама ответила на него: — В небольших городках, неподалеку от дома», в «мире каждого отдельно взятого человека, в окрестностях его дома, в школе или колледже, где он учится, на заводе, на ферме или в офисе, где он работает… Если не будет согласованных действий по отстаиванию гражданских прав там, где мы живем, любые попытки достичь успеха в этом направлении еще где-то в мире будут напрасны». Народ Бирмы так долго был лишен многих своих основных прав и свобод. Тем не менее именно проблема ущерба для экологии и экономики страны в конечном итоге вызвала столь широкое возмущение, которое вылилось в прямые и вполне осязаемые результаты. Нечто подобное можно наблюдать и в Китае, где ширятся протесты против загрязнения окружающей среды. То, что начинается как обыкновенная жалоба, может быстро перерасти в нечто гораздо большее. После того как гражданское общество достигает успехов, заставляя свое правительство реагировать на эти повседневные заботы, оно может рассчитывать и на более значительные перемены. Это то, что я называю «сделать права человека реальностью для человека».
Остановка строительства ГЭС, казалось, открыла путь целому комплексу новых действий. 12 октября правительство приступило к освобождению нескольких сотен из более чем двух тысяч политических заключенных. 14 октября оно впервые с 1960 года легализовало деятельность профсоюзов. Эти шаги последовали за более скромными достижениями начала года, когда были сняты некоторые цензурные ограничения и были разрешены определенные конфликты с вооруженными группами этнических меньшинств в сельской местности. Кроме того, правительство выступило с инициативой провести обсуждение экономических реформ с Международным валютным фондом. Су Чжи говорила со своими сторонниками в Рангуне с осторожным оптимизмом и призывала к тому, чтобы было освобождено большее количество заключенных, а также к проведению новых реформ.