10. (1) Уже подходило время выборов, когда от консула Лициния доставили в Рим письмо: он и войско его поражены тяжелой болезнью и им бы не выдержать, если бы та же напасть не постигла и врагов, которым, пожалуй, пришлось еще хуже. (2) И вот он не может прибыть на выборы; если сенаторы не против, он назначит Квинта Цецилия Метелла диктатором для проведения выборов. Войско Квинта Цецилия следует распустить: (3) сейчас оно бесполезно – Ганнибал уже устроился на зимовку, а в римском лагере болезнь свирепствует так, что если не распустить поскорее солдат, то в живых никого не останется. Сенаторы разрешили консулу делать все, что он, согласно с его совестью, считает полезным для государства.
(4) Граждане в это время внезапно исполнились благочестия. В Сивиллиных книгах (к которым обратились из‑за того, что в этом году слишком часто шел каменный дождь) нашли предсказание:[3030](5) когда бы какой бы чужеземец‑враг ни вступил на италийскую землю, его изгонят и победят, если привезут из Пессинунта в Рим Идейскую Матерь[3031]. (6) Это предсказание, обнаруженное децемвирами, особенно взволновало сенаторов, ибо послы, отправленные с дарами в Дельфы[3032], донесли, что внутренности жертвы Аполлону Пифийскому, которую принесли они сами, были благоприятны, и оракул возвестил: народ римский ждет победа гораздо большая, чем та, что дала возможность сделать это подношение. (7) И эти надежды подкрепляла мысль: Сципион действительно провидец: он вытребовал себе Африку, значит, знал, что войне конец. (8) И вот, чтобы скорее пришла победа, предвещаемая всеми знамениями и оракулами, римляне раздумывают, каким же образом перевезти богиню в Рим.
11. (1) Ни один город в Азии еще не был тогда союзником римского народа; вспомнили, однако, что когда‑то из Греции, с которой еще не было никаких союзнических связей, призвали Эскулапа[3033]исцелить римский народ; (2) теперь же по причине общей войны с Филиппом завязалась дружба с царем Атталом; Аттал сделает для римского народа, что сможет. (3) Назначили к нему посольство: Марка Валерия Левина, бывшего дважды консулом и воевавшего в Греции;[3034]Марка Цецилия Метелла, претория; Сервия Сульпиция Гальбу, эдилиция, и двух квесториев – Гнея Тремеллия Флакка и Марка Валерия Фальтона. (4) Постановили дать им пять квинкверем.
|
|
(5) Послы по дороге в Азию высадились в Дельфах вопросить оракула: выполнят ли они поручение, с которым их послали из дому, осуществятся ли их и римского народа надежды? (6) Им, как рассказывают, было отвечено: с помощью царя Аттала они получат желаемое, а когда привезут богиню в Рим, пусть позаботятся, чтобы ее принял лучший человек Рима. (7) Послы пришли к Пергам к царю. Он ласково встретил их, проводил во Фригию в Пессинунт, вручил им священный камень[3035], который местные жители считали Матерью богов, и распорядился отвезти его в Рим. (8) Отправленный вперед Марк Валерий Фальтон сообщил, что богиню везут и надо найти лучшего в городе человека, который бы ее должным образом принял.
(9) Квинта Цецилия Метелла консул, находясь в Бруттии, назначил диктатором для проведения выборов, войско Квинта Метелла было распущено; начальником конницы стал Луций Ветурий Филон. (10) Выборы провел диктатор. Консулами выбраны были Марк Корнелий Цетег и Публий Семпроний Тудитан, который находился в своей провинции в Галлии и был избран заочно. (11) Затем были выбраны преторы: Тиберий Клавдий Нерон, Марк Марций Ралла, Луций Скрибоний Либон, Марк Помпоний Матон. По окончании выборов диктатор сложил с себя полномочия.
|
|
(12) Римские игры шли три дня, Плебейские – семь. Курульными эдилами были Гней и Луций Корнелий Лентулы. Луций получил провинцию Испанию: был он выбран в свое отсутствие; отсутствуя, отправлял свою должность. (13) Тиберий Клавдий Азелл и Марк Юний Пенн были плебейскими эдилами. В этом году у Капенских ворот Марк Марцелл посвятил храм Доблести[3036]– обет возвести его дал в свое первое консульство его отец – семнадцать лет назад в Галлии у Кластидия.
(14) В этом году умер жрец Марса Марк Эмилий Регилл.
12. (1) В это двухлетие о Греции забыли. Поэтому Филипп принудил этолийцев[3037], брошенных римлянами, на которых только они и полагались, просить мира и заключить его на условиях, ему угодных. (2) Не поторопись он как можно скорее покончить с этим делом, воюй он еще с этолийцами, он был бы захвачен врасплох преемником Сульпиция проконсулом Публием Семпронием, прибывшим с десятью тысячами пехоты, тысячью всадников и тридцатью пятью военными кораблями – это немалая сила для помощи союзникам. (3) Едва заключили мир, как царю сообщили, что римляне в Диррахии[3038], что парфины и другие соседние племена восстали, надеясь на перемены, а Дималл[3039]осажден. (4) Римляне отвернулись от этолян, на помощь которым были посланы, раздосадованные тем, что вопреки договору[3040], без согласования с ними, те заключили мир с царем. (5) Филипп, боясь еще б о льших волнений среди окрестных племен и в городах, направился большими переходами к Аполлонии[3041], куда еще раньше ушел и Семпроний, отправив Летория, легата, с частью войска и пятнадцатью кораблями в Этолию посмотреть, что там делается, и, если удастся, нарушить мир. (6) Филипп, опустошив аполлонийские земли, подошел к городу. Это давало римлянам повод начать войну, (7) но они остались спокойны и лишь охраняли городские стены: Филипп не был уверен, что ему хватит сил, чтобы взять город; он очень хотел заключить и с римлянами, как с этолянами, мир или по крайней мере перемирие и вернулся в свое царство, не раздражая римлян новой битвой.
|
|
(8) В это же время эпироты, утомленные долгой войной, разузнав о желаниях римлян, отправили к Филиппу посольство об общем мире. (9) Послы утверждали, что он будет, конечно, заключен, если царь прибудет для переговоров с римским военачальником Публием Семпронием. (10) Согласие прибыть в Эпир получили легко: сам Филипп хотел мира. (11) Есть в Эпире город Фойника;[3042]там царь вел переговоры сначала с Аэропом, Дердой и Филиппом, преторами эпирцев, а потом встретился с Публием Семпронием. (12) При разговоре присутствовали Аминандр, царь афаманов[3043], и другие должностные лица эпирцев и акарнанцев. Первым говорил Филипп‑претор: он попросил и царя, и римского военачальника окончить войну, даровать эту милость эпирцам. (13) Публий Семпроний изложил условия мира: область парфинов, Дималл, Баргулл и Эвгений[3044]отходят к римлянам, Атинтания[3045]– к Македонии, если царь пошлет в Рим послов и добьется этого от сената. (14) Мирный договор на таких условиях подписали со стороны царя Филиппа: вифинский царь Прусия, ахейцы, фессалийцы, акарнане, эпирцы; со стороны римлян: жители Илиона[3046], царь Аттал, Плеврат[3047], Набис, лакедемонский тиран[3048], элейцы, мессенцы, афиняне. (15) Договор этот был составлен и подписан, а на два месяца – пока послы доставят его в Рим и народ утвердит условия – заключено было перемирие. (16) Все трибы утвердили условия, так как война переносилась в Африку, и хотели избавиться сейчас от всех других войн. Публий Семпроний, заключив мир, отбыл в Рим, чтобы вступить в должность консула.
13. (1) В консульство Марка Корнелия и Публия Семпрония [204 г.] (это был пятнадцатый год войны с Карфагеном) провинции распределили так: Корнелию – Этрурия со старым войском; Семпронию – Бруттий с предписанием набрать два новых легиона; (2) Марку Марцию досталась городская претура; Луцию Семпронию Либону – судебные дела иностранцев, ему же и Галлия; Марку Помпонию Матону – Сицилия; Тиберию Клавдию Нерону – Сардиния. (3) Публию Сципиону на год продлено было командование тем же войском и флотом, которыми он и командовал; то же – Публию Лицинию, командовавшему двумя легионами в Бруттии, где он должен был оставаться, пока консул будет считать это полезным для государства; (4) Марку Ливию и Спурию Лукрецию было продлено командование двумя легионами, с которыми они защищали Галлию от Магона; (5) Гнею Октавию велено было передать Сардинию и легион Тиберию Клавдию, а самому охранять с сорока военными кораблями морское побережье в пределах, указанных сенатом; Марку Помпонию, претору, досталось каннское войско – два легиона; (6) пропреторы получили: Тит Квинкций[3049]– Тарент, Гай Гостилий Тубул – Капую со старыми гарнизонами. (7) Народу предложено было решить, кому вручить Испанию и каких двух проконсулов туда послать. Все трибы назначили тех же проконсулов – Луция Корнелия Лентула и Луция Манлия Ацидина – в те же провинции, что и в прошлом году[3050]. (8) Консулы решили произвести набор в новые бруттийские легионы и в остальные войска для их пополнения (так было приказано сенатом).
14. (1) Африку открыто никому провинцией не назначили (сенаторы, думаю, молчали, чтобы карфагеняне не проведали заранее), но Рим напряженно ждал и надеялся: в этом году воевать будут в Африке, войне с Карфагеном приходит конец. (2) Люди были во власти суеверий: знамениям охотно верили и сообщали о них. (3) Рассказов ходило много: видели два солнца; ночью вдруг стало светло; в Сетии видели полосу огня по всему небу – от востока до запада; в Таррацине молния ударила в городские ворота; в Анагнии – и в ворота, и во многих местах в стену; в Ланувии[3051], в храме Юноны Спасительницы, слышен был шум и страшный треск. (4) Чтобы отвратить страшные предзнаменования, назначили однодневное молебствие, а так как прошел каменный дождь, то и девятидневное жертвоприношение.
(5) А тут еще надо было обсудить, как принять Идейскую Матерь; Марк Валерий, один из послов, отправленный вперед, возвестил, что она вот‑вот будет в Италии; и тут же – свежее известие: она уже в Таррацине. (6) Сенаторы ломали голову: кто этот лучший человек в Риме? (7) Всякий предпочел бы это имя любой власти, всем почестям от сената или народа. (8) Решили, что лучший человек во всем Городе – Публий Сципион, сын Гнея, павшего в Испании, юноша, еще даже не квестор[3052]. (9) Какие его достоинства побудили сенат принять это решение? Я охотно передал бы потомству мнения писателей, близких по времени тем событиям, но не хочу прерывать повествование собственными догадками о том, что осталось скрытым в глубине древности.
(10) Публию Корнелию было приказано идти вместе со всеми матронами навстречу богине, принять ее, снести на землю и передать матронам. (11) Когда корабль подошел к устью Тибра, Корнелий, как было приказано, вышел на другом корабле в море, принял от жрецов богиню и вынес ее на сушу. (12) Ее приняли первые матроны города; среди них была знаменитая Клавдия Квинта[3053]. До того о ней говорили разное, но такое служение богине прославило в потомстве ее целомудрие. (13) Богиню несли на руках посменно; весь город высыпал навстречу; перед дверями домов, мимо которых ее несли, стояли кадильницы с ладаном; молились, чтобы она вошла в Рим охотно и была милостива к нему. Ее поместили в храме Победы[3054]на Палатине накануне апрельских ид[3055]; день этот стал праздником. (14) Множество людей несли на Палатин дары; богине был устроен лектистерний и игры; их назвали Мегалесийскими[3056].
15. (1) В сенате рассуждали о пополнении легионов в провинциях; некоторые сенаторы заметили: то, что во времена смутные кое‑как переносили, теперь, когда наконец милостью богов бояться нечего, уже нестерпимо. (2) Слушатели насторожились; двенадцать латинских колоний, продолжал оратор, отказавшихся в консульство Квинта Фабия и Квинта Фульвия выставить солдат[3057], шестой год освобождены от набора, словно в благодарность, (3) а добрых и послушных союзников за их верную службу римскому народу обескровливают ежегодными наборами.
(4) Эти слова не столько напомнили сенаторам о деле, почти позабытом, сколько вызвали их раздражение. (5) Не пожелав выслушать сначала доклад консулов, они велели им вызвать в Рим должностных лиц и по десять именитых людей[3058]из Непете, Сутрия, Ардеи, Кал, Альбы, Карсиол, Соры, Свессы, Сетии, Цирцей, Нарнии, Интерамны – об их колониях шла речь, – (6) им приказали удвоить самое большое число пехотинцев, какое они давали с тех пор, как враги вступили в Италию, и дать сто двадцать всадников; (7) если где не хватает всадников, можно вместо одного всадника – трех пехотинцев; всадников и пехотинцев выбирать из наиболее зажиточных горожан; они будут отправлены из Италии туда, где потребуется пополнение. (8) Если какая колония ответит отказом, задержать ее должностных лиц и послов и не принимать их в сенате, если они о том попросят, пока все требования не будут выполнены; (9) кроме того, велено было взимать с этих колоний ежегодную дань из расчета один асс с каждой тысячи оцененного имущества; оценку производить по правилам, установленным римскими цензорами (10) и таким же, как и для римского народа:[3059]податные списки, скрепив их клятвой, пусть доставляют в Рим цензоры колоний до выхода из должности[3060].
(11) Когда по сенатскому постановлению магистраты и именитые люди этих колоний прибыли в Рим и консулы потребовали от них солдат и дани, то все наперерыв стали отказываться: им невозможно дать столько солдат; (12) с великим трудом можно выставить даже число, указанное в договоре;[3061]они просят принять их в сенате и будут умолять сенаторов; (13) они не совершили ничего, заслуживающего смерти, но если им предстоит погибнуть, они все равно, невзирая ни на свою вину, ни на гнев римского народа, не в силах выставить больше солдат.
(14) Консулы велели послам оставаться в Риме, а должностным лицам идти домой и произвести набор; если указанное число солдат не будет приведено в Рим, никто из них не будет принят в сенате. (15) Надежда умолить сенат рухнула, а набор в этих двенадцати колониях произвели без труда: в солдаты давно никого не брали и подросло много молодежи, годной к военной службе.
16. (1) О другом деле, тоже давно забытом и умалчиваемом, напомнил Марк Валерий Левин: следует наконец вернуть деньги, собранные частными лицами в консульство его и Марка Клавдия;[3062](2) нечего удивляться, если он особенно озабочен этим государственным долгом: не говоря о том, что дело касается его лично как консула того года, когда происходил сбор, но он и посоветовал его произвести, так как казна была пуста и простой народ был не в силах платить налог[3063]. (3) Сенаторы выслушали напоминание благосклонно; консулам велено было сделать доклад и разложить выплату на три срока: первую в их консульстве, следующие – через два и через четыре года.
(4) Потом все дела заслонены были одной заботой – бедствиями локрийцев: о них до этого дня ничего не знали; теперь, когда пришли послы, о них заговорили все. (5) Люди были возмущены не столько преступлениями Племиния, сколько снисходительностью и невниманием Сципиона. (6) Десять локрийских послов в скорбной одежде, протягивая, по греческому обычаю умоляющих, шерстяные повязки и масличные ветви[3064], плача и стеная, простерлись перед консулами, восседавшими в Комиции на трибунале. (7) На вопрос консулов локрийцы ответили: от легата Квинта Племиния и от римских солдат они претерпели такое, чего римский народ не допустил бы и по отношению к карфагенянам; они просят принять их в сенате, перед ним оплачут они свои горести.
17. (1) Сенат принял послов, и старейший из них сказал: «Я знаю, ваше отношение к нашей жалобе будет зависеть главным образом от того, хорошо ли вы знаете, как были выданы Локры Ганнибалу и как по изгнании Ганнибалова отряда они вернулись под вашу власть. (2) Ведь если совет нашего города совершенно неповинен в отпадении, а вернулись мы под вашу власть не только по нашему желанию, но и доблестно вам помогая, то вас особенно должны возмущать обиды, чинимые вашим легатом и воинами добрым и верным союзникам. (3) Я думаю, о причинах того и другого нашего отпадения[3065]стоит поговорить в иное время ввиду двух обстоятельств: (4) во‑первых, разговор этот должен вестись в присутствии Публия Сципиона, бравшего Локры: он свидетель всех наших дел, дурных и хороших; а во‑вторых, каковы бы мы ни были, мы не должны терпеть то, что терпим.
(5) Мы не станем скрывать, отцы‑сенаторы: от карфагенского гарнизона, стоявшего у нас в крепости, от начальника гарнизона Гамилькара, от нумидийцев и африканцев мы претерпели много обид и оскорблений, но что они по сравнению с тем, что мы терпим сегодня! (6) Не прогневайтесь, отцы‑сенаторы, на мои слова – не хотел бы я их говорить, – но сейчас для всех людей на земле решается вопрос, вы или карфагеняне будете владыками мира. (7) И если судить о власти римлян и карфагенян по бедствиям, какие мы, локрийцы, претерпели от них и какие терпим сейчас от вашего гарнизона, то не найдется человека, который не предпочтет их господство вашему. (8) Посмотрите, однако, как относятся к вам локрийцы: хотя от карфагенян видели мы гораздо меньше обид, мы прибегаем все‑таки к военачальнику вашему; хотя и враг не обходился бы с нами так, как ваш гарнизон, мы обращаемся со своими жалобами к вам – и только к вам. (9) Если вы не сжалитесь над нашим гибельным положением, отцы‑сенаторы, то даже бессмертные боги нам не помогут!
(10) Квинта Племиния, легата, прислали с отрядом взять Локры у карфагенян, и с тем же отрядом он в Локрах остался. (11) В этом вашем легате – непереносимые бедствия развязывают нам язык – нету, отцы‑сенаторы, ничего от человека, кроме общего облика, ничего от римского гражданина – только одежда и звук латинской речи. (12) Это чума, чудовище, вроде тех сказочных чудовищ[3066], что некогда засели на гибель морякам в проливе, отделяющем нас от Сицилии. (13) И если бы только он сам донимал ваших союзников преступной жадностью и развращенностью, мы терпеливо наполняли бы эту бездонную яму, (14) но сейчас всех ваших центурионов и солдат он сделал Племиниями – так ему хочется всех без различия видеть бесстыдными и бессовестными: (15) все тащат, воруют, бьют, наносят раны, убивают, бесчестят женщин, девушек, благородных отроков, вырывая их из родительских объятий; (16) ежедневно берут наш город приступом, ежедневно он отдается на разграбление; днем и ночью повсюду слышны рыдания женщин и детей – их похищают, их увозят. (17) Зная все, о чем мы рассказали, удивишься, как мы все это терпим и как они не пресытятся такими злодействами. Я не могу описать здесь все, что каждый из нас претерпел, да и вам незачем это слушать, скажу кратко: (18) я утверждаю[3067], нет в Локрах дома, нет человека, которого бы не обидели, нету такого рода злодейства, похоти, алчности, которым бы пренебрегли. (19) Трудно решить, что же все‑таки ужаснее: когда город взят врагом или когда он находится во власти преступного тирана. (20) Все, что терпят взятые города, мы претерпели и еще больше претерпеваем, отцы‑сенаторы, все, что позволяют себе жесточайшие и ненасытнейшие тираны‑притеснители, испытали мы на себе, на наших детях и женах.
18. (1) Об одном мы, люди глубоко благочестивые, особенно скорбим: выслушайте нас, отцы‑сенаторы, очистите от греха свое государство. (2) Мы видим, сколь благоговейно вы чтите своих богов и принимаете к себе чужестранных. (3) У нас есть святилище Прозерпины; о святости этого храма, думаю, вы кое‑что слышали в войну с Пирром[3068], (4) который, возвращаясь из Сицилии, проходил с флотом мимо Локр. Он среди прочих бесчинств, какие у нас натворил, мстя за нашу верность вам, ограбил сокровищницу Прозерпины, никем до того дня не тронутую. Деньги он погрузил на корабли, а сам отправился сушей. (5) Что же случилось, отцы‑сенаторы? Флот на следующий день разбило жестокой бурей, и все те суда, на которых были деньги богини, выбросило на наш берег. (6) Это несчастье вразумило царя: боги есть, и он, гордец, распорядился снести в сокровищницу Прозерпины все взятые деньги. И все‑таки после этого не было ему никогда и ни в чем удачи; он был выгнан из Италии и погиб бесславной смертью, безрассудно вторгшись ночью в Аргос[3069]. (7) Хотя ваш легат и военные трибуны слышали и эти рассказы, и множество других – их приводили в доказательство того, как сильна наша богиня (в этом по опыту убедились и мы, и предки наши), – но внушить им страх божий нечего было и думать. (8) Ничто не помешало этим святотатцам наложить руку на сокровищницу богини и осквернить этой страшной добычей себя самих, свои дома и ваших солдат. (9) И мы заклинаем вас: во имя своего достоинства и чести, пока вы не искупите их преступления, отцы‑сенаторы, ничего не предпринимайте ни в Италии, ни в Африке: как бы не пришлось платить за их преступление не только их кровью, но и бедствием всей страны.
(10) Гнев богини, отцы‑сенаторы, уже карает ваших солдат и военачальников: не раз сражались они между собой; одними командовал Племиний, другими – два военных трибуна. (11) С карфагенянами бились они не яростнее, чем друг с другом; Ганнибал, воспользовавшись этим безумием, вернул бы себе Локры, не призови мы Сципиона. (12) Вы, может, скажете: безумствуют оскверненные святотатством солдаты, а сами начальники не наказаны: богиня не явила на них своей силы. Вот тут‑то как раз она и показала ее: (13) трибуны были выпороты легатом[3070], затем легат попал в засаду, устроенную трибунами: его истерзали, отрезали нос и уши и оставили истекать кровью. (14) Легат, оправившись от ран, заковал трибунов, высек их, замучил всякими пытками, каким подвергают рабов, и запретил хоронить мертвых. (15) Так наказала богиня ограбивших ее храм, и она не перестанет насылать на них всяческое безумие, пока священные деньги не будут вложены в ее сокровищницу. (16) Когда‑то[3071]предки наши во время тяжкой войны с Кротоном собрались перенести эти деньги в город – ведь храм вне городских стен. Ночью услышали из святилища голос: „Не трогайте ничего: богиня защитит свой храм”. (17) Так как перемещать сокровища было запрещено, решили обнести храм стеной. Вывели ее довольно высоко, и вдруг она обвалилась.
(18) И сейчас, и тогда, и в других случаях богиня охраняла свою обитель, свой храм и налагала на осквернителей его тяжкое наказание; за наши же обиды не может и не смог бы отомстить никто, кроме вас, отцы‑сенаторы. (19) К вам, к вашей совести обращаемся мы, умоляющие. Для нас нет разницы, оставите ли вы Локры под этим легатом, под его властью, или выдадите их на казнь разгневанному Ганнибалу и карфагенянам. Мы не требуем, чтобы нам тут же поверили – в отсутствие легата, не разобрав дела. (20) Пусть явится, пусть сам выслушает нас, пусть оправдается. Если есть преступление, которое человек может совершить над людьми и которое он упустил совершить над нами, то мы согласны претерпеть все еще раз, если только сумеем выдержать, а он пусть будет освобожден от вины перед богами и перед людьми».
19. (1) Послы кончили свою речь; Квинт Фабий спросил, обращались ли они со своими жалобами к Публию Сципиону. Да, ответили они, к нему отправили посольство, но он был занят подготовкой к войне – то ли переправился уже в Африку, то ли собирался на днях переправиться. (2) Да они и поняли, как благосклонен к легату Сципион: разобрав дело о ссоре между ним и трибунами, он заковал трибунов, а легата, столь же, если не больше, виновного, оставил в должности.
(3) Послам приказали выйти из храма[3072], и старейшие сенаторы в своих речах стали жестоко нападать не только на Племиния, но и на Сципиона. Суровее всех обвинял его Квинт Фабий: Сципион рожден погубить порядок и повиновение в войске; (4) ведь в Испании больше солдат погибло в мятеже, чем на войне; по обычаю чужеземных царей, он и снисходителен к распущенности солдат, и свирепствует над ними. (5) Речь свою Фабий заключил предложением, как и вся речь, суровым: легата Племиния доставить в Рим скованным; пусть защищается в цепях; если жалобы локрийцев справедливы, казнить его в тюрьме, а имущество конфисковать; (6) Публия Сципиона, оставившего провинцию без повеления сената, вызвать в Рим; обсудить дело с народными трибунами и предложить народу лишить его командования; (7) локрийцам перед лицом сената ответить: ни сенат, ни римский народ не виноваты в их бедствиях; провозгласить их честными людьми, союзниками и друзьями, вернуть им похищенных детей, жен и все прочее, разыскать деньги, украденные из сокровищницы Прозерпины, и вложить туда вдвое больше; (8) принести искупительную жертву, но сначала справиться у понтификов: так как священную сокровищницу потревожили, открыли и ограбили, то каким богам и какие искупительные жертвы следует принести; (9) всех солдат, бывших в Локрах, перевезти в Сицилию; в Локрах поставить четыре когорты латинских союзников.
(10) Опросить в этот же день всех сенаторов не удалось; страсти разгорелись: одни были за Сципиона, другие против. (11) Толковали не только о преступлениях Племиния и бедах локрийцев, но и о том, что сам Сципион ведет себя не по‑римски и даже не по‑военному: разгуливает в греческом плаще и сандалиях по гимнасию, занимается упражнениями и книжонками[3073], (12) и весь его штаб, такой же изнеженный и ленивый, наслаждается прелестями Сиракуз; (13) Карфаген и Ганнибал выпали из их памяти; все войско испорчено своеволием – таким оно было в Сукроне в Испании[3074], таково оно сейчас в Локрах – оно страшней для союзников, чем для врага.
20. (1) Некоторые обвинения были справедливы, в некоторых к правде была примешана ложь, и они казались правдоподобными. (2) Победило, однако, предложение Квинта Метелла[3075]: соглашаясь в остальном с Максимом[3076], он разошелся в том, что касалось Сципиона. Ни с чем же не сообразно: совсем недавно государство отправило его, юного, единственным полководцем отвоевывать Испанию; Испанию у врагов отбили; его выбрали консулом, лелея надежду, что он закончит войну, выманит Ганнибала из Италии и покорит Африку. (3) И вдруг его, словно Квинта Племиния, не разобрав дела, почти как преступника, вызывают из провинции. Локрийцы, жалуясь на безобразия, у них творимые, говорили, что творились они в отсутствие Сципиона, и его можно только упрекнуть в излишней доверчивости и снисходительности к легату. (4) Он, Квинт Метелл, предлагает: претору Марку Помпонию в ближайшие три дня отбыть в Сицилию, провинцию, полученную им по жребию; консулам выбрать из сенаторов десять человек, кого захотят, и отправить их с претором, двумя народными трибунами и эдилом – с этим советом претор расследует дело: (5) если обиды, на которые жаловались локрийцы, чинились по приказу и по воле Публия Сципиона, то пусть ему повелят покинуть провинцию; (6) если Публий Сципион уже переправился в Африку, (7) то народные трибуны с эдилом и двумя послами, которых претор найдет наиболее подходящими, отправятся в Африку: трибуны и эдил, чтобы оттуда вернуть Сципиона, а легаты, чтобы командовать войском, пока не прибудет новый военачальник. (8) Ну а если Марк Помпоний и десять послов установят, что все происходило без ведома и желания Сципиона, то пусть Сципион остается с войском и ведет войну, как предполагал ее вести.
(9) После того как это сенатское постановление было принято, обратились к народным трибунам: пусть договорятся между собой или бросят жребий, кому из них вдвоем отправиться с претором и послами; (10) коллегию понтификов спросили о том, как искупить святотатство, совершенное в храме Прозерпины в Локрах. (11) Народными трибунами, которые отправились с претором и десятью послами, были Марк Клавдий Марцелл и Марк Цинций Алимент; им дали еще плебейского эдила:[3077]если Сципион в Сицилии не подчинится распоряжению претора или уже переправится в Африку, пусть трибуны прикажут эдилу схватить его и вернут назад, пользуясь правом своей священной власти. Решено было отправиться сначала в Локры, потом в Мессану.
21. (1) Молва о Племинии ходит двоякая. Одни рассказывают, будто, услышав о происшедшем в Риме, он отправился в изгнание[3078]в Неаполь, случайно попался на глаза Квинту Метеллу, одному из послов, и был насильно препровожден им в Регий; (2) по словам других, сам Сципион послал своего легата с тридцатью знатными всадниками заковать Племиния и других виновников мятежа. (3) Все они то ли еще по приказу Сципиона, то ли уже по приказу претора отданы были под стражу жителям Регия.
(4) Претор и послы, отбывшие в Локры, прежде всего занялись умилостивлением богини: они разыскали у Племиния и у солдат все священные деньги и вложили их вместе с теми, которые привезли, обратно в сокровищницу, совершили также искупительные обряды. (5) Затем претор созвал всех солдат, велел выйти строем из города и расположиться лагерем в поле. Суровый приказ грозил наказанием солдату, который останется в городе или унесет чужое с собой; локрийцам разрешено было забирать вещи, какие они признают своими, и требовать их, если они их не обнаружат. (6) Но прежде всего было велено немедленно вернуть локрийцам их жен и детей; ослушавшиеся будут тяжко наказаны.
(7) Затем претор созвал всех локрийцев на сход и сказал, что римский народ и сенат возвращают им свободу и все их законы; если кто хочет обвинить Племиния или кого другого, пусть вместе с ним едет в Регий; (8) если локрийцы хотят от имени города жаловаться на Сципиона, по приказу или с согласия которого творились в Локрах преступления против богов и людей, пусть отправляют послов в Мессану; там он вместе со своим советом расследует дело. (9) Локрийцы поблагодарили претора, послов, сенат и римский народ; обвинять Племиния они придут. (10) Сципиона, правда, их беды беспокоили мало, но это такой человек, какого они предпочли бы иметь другом, а не врагом; и они твердо знают, что столько бесчинств творилось не по его приказу и не с его согласия; (11) то ли он чересчур доверял Племинию, а им не верил, то ли иные люди по природе своей таковы, что сами грешить не хотят, а наказывать других за преступления у них не хватит духу.
И у претора, и у его совета свалилась с плеч немалая тяжесть: дела Сципиона не надо расследовать. (12) Племиния и еще тридцать два человека они осудили[3079]и в цепях отправили в Рим; (13) сами же отправились к Сципиону, чтобы собственными глазами посмотреть, насколько правдивы разговоры о праздной жизни военачальника и о распущенности его солдат, а об увиденном доложить в Рим.