РИМ ТИТА ЛИВИЯ – ОБРАЗ, МИФ И ИСТОРИЯ. 107 глава




38. (1) И тогда Квинкций, уверившись, что враги, исполненные страха, больше не решатся на вылазки, понял, что пришло время ему приняться за осаду. Пославши людей за кораблями союзников, что стояли у Гития, сам он тем временем вместе с военными трибунами стал объезжать стены, дабы рассмотреть расположение города. (2) Некогда Спарта вовсе не имела стен, их возвели лишь недавно тираны в местах открытых и ровных, а на труднодоступных и возвышенных вместо укреплений расставили караулы. (3) Осмотрев все, Квинкций рассудил, что следует взять город в кольцо, и окружил его всеми своими силами – было же их у него, считая и римлян, и союзников, пехоту и конницу, наземные войска и моряков, до пятидесяти тысяч человек. (4) Одни тащили лестницы, другие – факелы и все прочее, нужное не только для осады города, но и чтобы навести на осажденных страх; Квинкций приказал кинуться на стены с громкими криками сразу со всех сторон, дабы лакедемоняне, с ужасом видя опасность отовсюду, не знали, куда броситься сначала и куда бежать на помощь. (5) Лучших своих воинов разделил он на три отряда: первый пошел на город со стороны храма Аполлона, второй – со стороны храма Диктинны[3759], а третий – из местности, называемой Гептагонии; во всех этих местах город открыт и лишен стен. (6) Великий ужас отовсюду надвигался на Лакедемон, то тут, то там слышались внезапные крики, со всех сторон шли тревожные вести; все же поначалу тиран и сам кидался туда, где было всего опаснее, и посылал своих военачальников; (7) но под конец, видя, что страх сделался всеобщим, впал в оцепенение и не мог больше ни говорить, ни слушать. Не только не в силах был он принимать решения, но даже, казалось, совсем потерял рассудок.

39. (1) В узких проходах, в трех разных местах против трех отрядов римлян стояли лакедемоняне поначалу твердо; но бой разгорался и мало‑помалу стал неравным. (2) Лакедемоняне бросали дроты, но римляне легко защищались от них своими большими щитами, и дроты либо не доставали воинов, либо задевали лишь слегка; (3) а проходы были узки, и слишком тесны, так что негде было разбежаться, чтобы бросить дротик с силою; даже двигаться свободно не удавалось и устоять при метании было трудно. (4) Брошенные без разбега дроты тел не достигали и лишь немногие воткнулись в щиты. (5) Некоторые из римлян были, правда, ранены дротами, которые бросали воины, стоявшие выше; когда же римляне продвинулись дальше, то стали бросать на них с крыш домов уже не только дроты, но и черепицу. (6) Воины Квинкция такой напасти не ожидали, однако подняли щиты над головами, сошлись плотно и тем самым не оставили места, куда могли попасть дроты, что метали издали и вслепую, – даже вблизи не найти было места, куда воткнуть копье; и вот под защитой такой «черепахи» стали двигаться вперед. (7) Сначала шли медленно и с трудом, ибо улицы были узки и полны толпою своих и врагов, но, тесня противника, достигли улиц более просторных, и тут уж лакедемонянам невозможно стало держаться против римской силы и натиска. (8) Они повернули назад и врассыпную устремились к тем частям города, что лежат выше. Набис счел, что город уже взят, и, весь дрожа, искал, куда бы спрятаться. (9) Римляне и в самом деле взяли бы Лакедемон, но тут Пифагор, который и вообще действовал смело, как того требует долг полководца, один из всех догадался, как спасти город. Он приказал поджечь дома, что возле стен. (10) Раздували пожар с тем тщанием, с каким обычно тушат, и оттого дома загорались вмиг; (11) на римлян обрушились крыши, осколки черепицы, горящие балки; вихри пламени понеслись по улицам, а в тучах дыма опасность казалась страшнее. (12) Те римляне, что бросились было в бой, отхлынули от стен; те же, что ворвались уже внутрь, когда пожар поднялся позади их, испугались, что будут отрезаны от своих, и поторопились выбежать обратно. (13) Увидев, что происходит, Квинкций велел трубить отбой, и римлянам пришлось отойти от города, который они почти уже захватили, и воротиться в лагерь.

40. (1) Квинкций больше надежд возлагал на то, чтобы напугать врагов, чем на положение дел. Поэтому и следующие три дня он старался все время их тревожить: то затевал стычки, то строил сооружения в разных местах, чтобы закрыть неприятелю пути к бегству. (2) Действия эти испугали тирана, и он вновь[3760]послал Пифагора к римскому полководцу. Поначалу Квинкций не пожелал вовсе его слушать и приказал покинуть лагерь; но Пифагор принялся молить его самыми униженными словами, даже встал на колени и наконец добился‑таки, что его выслушали. (3) Сперва всё говорил он, что как римляне решат, так оно и будет. (4) Когда же слова эти не возымели действия, ибо сочли их пустыми и ненужными, сказал, что, как и записано в условиях, переданных несколькими днями ранее, Набис согласен заключить мир, уплатить деньги и выдать заложников.

(5) Тиран был еще в осаде, а вести, которые непрестанно приходили в Аргос, исполнили жителей мужества, (6) и они, предводительствуемые неким Архиппом, изгнали спартанцев из города. Пифагор увел с собою лучших воинов, оставленных же в крепости было мало, и аргосцы их попросту презрели. (7) Тимократу из Пеллены, так как пользовался он своею властию милосердно, сохранили жизнь и отпустили под честное слово. Квинкций заключил мир с тираном, отпустил Эвмена и родосцев, а брата своего Луция Квинкция отправил обратно к флоту; после чего прибыл в Аргос, где встречен был с радостью.

41. (1) В радости жители Аргоса на день прибытия римского полководца и его войска назначили Немейские игры[3761]– самые что ни на есть торжественные, которые прежде не проводились по причине военных бед; во главе же Игр поставили самого Квинкция. (2) Еще многое довершало их радость: возвращались из Лакедемона сограждане, которых увел туда сначала Набис, а недавно Пифагор; (3) возвращались и те, кто бежал из города, когда Пифагор раскрыл заговор[3762]и стал убивать участников его; радовались они и тому, что с ними римляне, которые ради них же взялись за оружие, избавили от тирана и после долгого рабства[3763]вернули свободу, – в самый день Немейских игр раздался голос глашатая: отныне аргосцы свободны. (4) Радовались и ахейцы – тому, что восстановили Аргос в Ахейском союзе; правда, и горечь тут примешалась оттого, что Лакедемон остался под игом тирана. (5) И одни этолийцы на своих собраниях всячески поносили за то римлян и говорили: «С Филиппом воевали до тех пор, пока не покинул он все города Греции, а Лакедемон вот оставили под властью тирана. (6) Законный царь, который бился под римскими знаменами, и славные граждане города осуждены провести остаток дней своих в ссылке; (7) выходит, что римский народ – пособник всевластного Набиса». Из Аргоса Квинкций увел войско обратно в Элатию, откуда в свое время выступил на войну против спартанцев.

(8) Некоторые утверждают[3764], будто тиран вел войну вовсе не из стен Лакедемона, (9) но стоял лагерем напротив римлян; и будто, понадеявшись напрасно на помощь этолийцев и прождавши долго, вынужден был наконец вступить в бой, ибо римляне стали нападать на обозы, что везли ему припасы; и будто был он побежден в том бою, лагерь же его взят, а уж затем пришлось ему просить мира, после того, как потерял пятнадцать тысяч человек убитыми и более четырех тысяч пленными.

42. (1) Около того же времени доставлены были в Рим письма: от Тита Квинкция обо всем, что произошло под Лакедемоном, и из Испании от консула Марка Порция. Сенат постановил провести трехдневные молебствия[3765]в честь обоих военачальников. (2) В провинции консула Луция Валерия после разгрома бойев у Литанского леса воцарилось спокойствие, (3) и он явился в Рим, дабы провести выборы, после которых объявил консулами Публия Корнелия Сципиона Африканского во второй раз и Тиберия Семпрония Лонга. Отцы обоих были консулами в первый год Второй Пунической войны. (4) Потом провели выборы преторов: избрали Публия Корнелия Сципиона и двух Гнеев Корнелиев – Меренду и Блазиона, а также Гнея Домиция Агенобарба, Секста Дигития и Тита Ювенция Тальну. После выборов консул вернулся в свою провинцию.

(5) В том же году ферентинцы попытались добиться новых прав для тех латинов, что приписаны к римским колониям: чтобы считались они римскими гражданами. (6) Те из них, кто записался в колонисты в Путеолы, Салерн и Буксент, стали и о себе утверждать, будто они римские граждане; но сенат рассудил, что это не так[3766].

43. (1) В начале того года [194 г.], когда консулами были Публий Сципион Африканский во второй раз и Тиберий Семпроний Лонг, в Рим прибыли послы тирана Набиса. (2) Сенат принял их вне города, в храме Аполлона. Они просили сенат утвердить мир, что заключил Тит Квинкций, и того достигли.

(3) Потом сенат занялся распределением провинций; почти все сенаторы придерживались мнения, что, коль скоро война в Испании и в Македонии кончена, оба консула должны получить в управление Италию. (4) Сципион же представил мнение, что в Италии достаточно одного консула, а другому следует отдать Македонию. «В скором времени предстоит нам тяжкая война с Антиохом, – сказал он.– Если Антиох по собственному почину переправился уже в Европу, подумайте, чего не сделает он, (5) подстрекаемый этолийцами – а они нам враги, тут сомневаться не приходится, – да еще и Ганнибалом, чья воинская слава держится на победах над римской армией». (6) Пока обсуждали, какую провинцию какому консулу дать в управление, преторы бросили жребий. (7) Гнею Домицию досталось ведать судебными делами в Городе, а Титу Ювенцию – тяжбами между гражданами и иноземцами; Дальняя Испания выпала Публию Корнелию, Ближняя Испания – Сексту Дигитию; два же Гнея Корнелия получили: Блазион – Сицилию, а Меренда – Сардинию. Посылать новую армию в Македонию не сочли нужным. (8) Напротив того, решили, что войска, которые там стоят, Квинкций возвратит в Италию и распустит; и Марк Порций Катон тоже распустит войско, что стоит в Испании. (9) Оба консула получили в управление Италию, и сенат поручил им набрать два городских легиона, дабы у республики после предписанного роспуска войск стало всего восемь легионов.

44. (1) Священная весна справлялась в предыдущем году[3767][195 г.] в консульство Марка Порция и Луция Валерия, (2) но понтифик Публий Лициний доложил сначала у себя в коллегии, а потом от ее имени в сенате, что справлена она тогда была в нарушение священных установлений[3768]; сенаторы, следуя мнению понтификов, постановили справить ее заново. И еще постановили провести обещанные вместе с нею Великие игры, отпустив на них столько денег, сколько положено издавна[3769]. (3) В Священную весну следовало принести в жертву весь приплод скота, что народился между мартовскими и майскими календами, в консульство Публия Корнелия Сципиона и Тиберия Семпрония Лонга[3770].

(4) Потом провели выборы цензоров; цензорами стали Секст Элий Пет и Гай Корнелий Цетег. Как и их предшественники, они выбрали первоприсутствующим сената консула Публия Сципиона[3771]. Из списка сенаторов вычеркнули они всего только троих, из которых ни один не отправлял курульной должности. (5) Великую благодарность всего сенатского сословия снискали цензоры, велев курульным эдилам дать сенаторам отдельные от народа места на Римских играх; прежде сенаторам приходилось на играх смешиваться с толпою. Общественных коней отняли[3772]лишь у немногих всадников; и ни одно сословие не пострадало от суровости цензоров. По их приказанию подновили и расширили Атрий Свободы и Государственную виллу[3773].

(6) Священная весна и игры справлены были по обету, который дал некогда консул Сервий Сульпиций Гальба[3774]. Пока все заняты были зрелищем, (7) Квинт Племиний, находившийся в тюрьме за преступления и святотатства[3775], совершенные в Локрах, подговорил нескольких человек, чтобы внезапно, среди ночи подожгли Рим в разных местах и в Городе, встревоженном ночным смятением, сломали бы двери его темницы. (8) Но заговор раскрыт был предательством сообщников Племиния; и доложили о том сенату. Племиния спустили в нижнюю тюрьму[3776], и там принял он смерть.

45. (1) В тот год выведены были колонии римских граждан в Путеолы, в Вольтурн и Литерн по триста человек в каждой. (2) И еще в Салерн и в Буксент. Выводили колонии назначенные для того триумвиры: Тит Семпроний Лонг, бывший в то время и консулом, Марк Сервилий и Квинт Минуций Терм. Распределили землю, что принадлежала ранее кампанцам[3777]. (3) Другие триумвиры – Децим Юний Брут, Марк Бебий Тамфил и Марк Гельвий вывели колонию римских граждан на Сипонтские земли, что принадлежали прежде арпийцам. Равно вывели колонии римских граждан в Темпсу и в Кротон. (4) Темпсанские земли отобраны были у бруттийцев, которые некогда изгнали с тех земель греков. Кротоном владели греки. (5) Колонию туда выводили триумвиры Гней Октавий, Луций Эмилий Павел и Гай Леторий, а в Темпсу – Луций Корнелий Мерула, Квинт <...> и Гай Салоний.

(6) И множество знамений видано было в тот год, а о других получены известия. На форуме, на Комиции, на Капитолии видели капли крови; (7) не раз шли земляные дожди; голова Вулкана пылала пламенем. Воды реки Нар[3778]потекли молоком; в Аримине в семьях свободных людей явились на свет дети без глаз и носов; а в Пиценских землях родился ребенок без рук и без ног. (8) Понтифики постановили во искупление этих знамений провести обряды очищения; а когда жители Адрии[3779]сообщили, что у них шел дождь из камней, решили провести девятидневные молебствия с жертвоприношениями.

46. (1) В Галлии проконсул Луций Валерий Флакк возле Медиолана[3780]дал сражение галлам‑инсубрам, а также бойям, которых вождь их Дорулат перевел через Пад, дабы подстрекнуть к восстанию инсубров; и в сражении том убито было врагов десять тысяч. (2) В эти же дни сотоварищ Флакка Марк Порций Катон отпраздновал испанский триумф. В триумфе несли двадцать пять тысяч фунтов серебра в слитках, сто двадцать три тысячи серебряных денариев[3781], пятьсот сорок фунтов оскского серебра[3782]и тысячу четыреста фунтов золота. (3) Катон велел раздать из добычи каждому пешему воину по двести семьдесят ассов, а каждому конному – в три раза больше.

(4) Консул Тиберий Семпроний возвратился в свою провинцию и сначала повел легионы на земли бойев; Бойориг, царь бойев, и два его брата подняли все племя и разбили лагерь на равнине, готовые к сражению, если римляне перейдут границы их владений. (5) Узнавши, сколь многочисленны враги и сколь уверены они в победе, консул поспешил послать гонца к сотоварищу, дабы тот, буде не видит к тому препятствий, шел к нему сколь возможно быстрее; сам же, сказал, станет нарочно медлить, ожидая его прихода. (6) По той же причине, по какой консул медлил, галлы, осмелев, спешили дать сражение. Они хотели покончить дело, пока не соединились оба войска. (7) И однако же, целых два дня только стояли, готовясь биться, если римляне выйдут из своего лагеря; на третий же день они двинулись, дошли до самых римских валов и бросились на лагерь сразу со всех сторон. (8) Тогда консул велел своим воинам взяться за оружие; когда же вооружились, задержал несколько, чтобы еще возросла слепая спесь врагов, а сам бы он мог за это время распределить легионы и когорты по воротам, через какие каждой выходить. (9) Два легиона получили приказ идти из двух главных ворот, (10) но там такое множество собралось галлов, что никак не могли выйти. И бились долго в сильной тесноте не только мечами, но и щитами, и врукопашную: (11) римляне – дабы вырваться из лагеря, галлы – дабы ворваться в лагерь или же хоть не выпустить римлян. (12) И долго напрасно усиливались, но наконец Квинт Викторий, центурион первого пила[3783]второго легиона, и Гай Атиний, военный трибун четвертого, сделали то, что часто помогает в тяжком бою: вырвали из рук знаменосцев боевые знамена и бросили в самую гущу врагов. (13) И первыми, дабы вернуть знамена, устремились из ворот воины второго легиона.

47. (1) И они бились уже по ту сторону валов, а четвертый легион все еще оставался в воротах; тут услыхали сильный шум с другого конца лагеря. (2) Галлы ворвались через квесторские ворота[3784]; не менее двухсот солдат убили, квестора Луция Постумия, прозванного Тимпаном, да еще Марка Атиния и Публия Семпрония, которые командовали союзниками; все они стойко бились с врагом. (3) Этой частью лагеря галлы владели недолго: воины отборной когорты[3785], посланной консулом защищать квесторские ворота, перебили одних; тех, кто уже вошел, выгнали и не дали войти новым. (4) Почти в то же время четвертый легион вместе с двумя отборными когортами вырвался из лагеря. Так что у лагеря шли сразу три битвы, в трех разных местах; невнятные крики доходили до слуха воинов и оттого рассеянно бились, ибо тревожились о товарищах своих, коих судьбу не ведали. (5) Так шло до полудня – и сила равная с обеих сторон и надежда на победу. Но галлы, телом слабые и изнеженные, не вынесли столь долгий ратный труд, жару и более всего жажду и бежали; на тех же, что оставались, римляне напали яростно, расстроили ряды врагов и загнали обратно в их лагерь; (6) Консул велел трубить отбой, и воины послушались почти все. Но некоторые, разгорячившись в битве, понадеялись захватить вражеский лагерь и гнались за беглецами до самых их валов. (7) Увидевши, что римлян немного, галлы всей толпой высыпали из лагеря и римлян разбили, так что кого не укротил приказ консула, тех укротил страх и вернулись обратно в лагерь. И римлянам, и галлам доставалось попеременно то бежать, то торжествовать победу. (8) Все же галлы потеряли почти одиннадцать тысяч человек, а римляне – пять тысяч. И галлы отошли в глубь своей страны.

48. (1) Консул повел свои легионы к Плацентии. Некоторые пишут, что, соединившись с сотоварищем, опустошили они земли бойев и лигурийцев до самых тех мест, где леса и болота преградили им путь; другие же утверждают, что Сципион не сделал вовсе ничего достойного упоминания и воротился в Рим проводить выборы.

(2) В том же году Тит Квинкций привел свою армию на зимние квартиры обратно в Элатию и всю зиму творил суд, дабы исправить беззакония, кои насаждены были в городах правлением Филиппа и его префектов, ибо, стремясь придать больше сил своим сторонникам, ущемляли они права и свободу других. (3) С началом весны Тит Квинкций явился в Коринф, где по его указу назначен был съезд городов Греции, и обратился с речью к посланцам их, обступившим его будто на сходке. (4) Начавши с тех римлян, что первыми вступили в дружбу с народами Греции, сказав после о полководцах, которые командовали до него в Македонии, остановился он на делах, что совершил здесь сам. (5) Слушали Квинкция с особенным одобрением, но недовольны остались тем, что сказал он о Набисе. Сочли, что освободителю Греции никак не уместно (6) оставлять один из самых главных городов ее во власти свирепого тирана, столь же ненавистного согражданам, сколь опасного соседям.

49. (1) Квинкций знал об этих настроениях и сказал так: «Признаюсь, что слушать не стал бы я о мире с тираном, кабы была уверенность, что не погубим Лакедемон; (2) но так как справиться с Набисом можно только, похоронив его под развалинами великого города, то и рассудил я, что довольно будет оставить все как есть, ибо тиран ослаблен сейчас настолько, что обиды соседям своим не нанесет; (3) если же прибегнем к более сильным средствам, не погибнуть бы городу от самих стараний спасти его свободу». Окончив речь о прошлых делах, (4) Квинкций прибавил, что намерен со всем войском воротиться в Италию; (5) не пройдет и десяти дней, как услышат греки об уходе римского войска из Деметриады и из Халкиды; сейчас на глазах ахейцев возвращает он им Акрокоринф; и пусть все увидят, кто привык лгать – римляне или этолийцы; (6) они ведь упрекают греков, что те слепо доверили свободу свою римскому народу, сменили‑де иго македонян на иго римлян. (7) Но ни делам этолийцев, ни речам их никогда нельзя было давать веры, сказал Квинкций. И посоветовал гражданам других городов ценить друзей не по словам их, а по делам и распознавать получше, кому должно доверять, а кого опасаться. (8) И свободой своей да пользуются греки в меру, ибо, разумно ограниченная, она целительна для каждого гражданина и для всего государства, но излишек свободы приводит к распущенности и необдуманности поступков, что нетерпимо для других и гибельно для тех, кто ей предается; (9) да озаботятся греки согласием между городами, между первыми гражданами и сословиями и между всеми гражданами в каждом городе: если все будут жить согласно, тщетными окажутся против них усилия царей и тиранов; (10) а несогласие и мятежи благоприятствуют злоумышленникам, ибо в городских смутах сторона, которая потерпит поражение, предпочтет скорее прибегнуть к помощи чужеземцев, нежели уступить согражданам. (11) Да хранят греки сами и да оберегают своим попечением свободу, что добыта для них чужим оружием, возвращена им чужой верностью; пусть народ римский знает, что вручил свободу достойным и не пропали напрасно благочестивые труды его.

50. (1) Услыша отеческие его наставления, прослезились радостно все, даже и сам Квинкций. (2) И ропот одобрения слышался то и дело, и призывали друг друга сложить слова его в памяти своей и в сердце подобно словам оракула. (3) А когда умолкли, сказал Квинкций, чтобы за два месяца отыскали римских граждан, которые у них в рабстве, и отослали бы к нему в Фессалию, ибо позор обрушится на их головы, если в освобожденной стране освободители останутся в рабстве. (4) И громко благодарили все Квинкция еще и за то, что побуждает их исполнить долг столь священный и непреложный. (5) В Греции в самом деле весьма много было римлян, что попали в плен во время Пунической войны, и, как никто из своих их не выкупил, то Ганнибал их продал. (6) Сколь велико было число пленных, можно судить по рассказу Полибия: он пишет, что содержание их обошлось ахейцам в сто талантов; выкуп же за каждого установлен был в пятьсот денариев. Так что, если расчесть, выходит, что было их в Ахайе тысяча двести человек, (7) а из того можно вывесть, какое число было во всей Греции.

(8) Собрание не разошлось еще, когда увидели, что гарнизон, здесь стоявший, спускается с Акрокоринфа, шагает прямо к воротам и покидает город. (9) Полководец последовал за своими воинами, а все шли за ним и громко славили спасителя и освободителя; и распростившись с провожавшими, возвратился Квинкций в Элатию по той же дороге, по какой пришел. (10) В Элатии он приказал легату Аппию Клавдию вести все войско через Фессалию и Эпир в Орик[3786]и там ожидать его. Ибо именно из Орика решил Квинкций переправлять войско в Италию. (11) И написал тотчас брату Луцию Квинкцию, который был его легатом и командовал флотом, собрать в Орике со всех концов Греции суда для перевозки воинов.

51. (1) Сам же Квинкций отправился в Халкиду, вывел гарнизоны не только оттуда, но и из Орея и из Эретрии, а после того созвал посланцев от всех городов Евбеи; (2) он напомнил, каково было им, когда пришел он, и каково теперь, когда уходит, и с тем отпустил посланцев. (3) Потом Квинкций отправился в Деметриаду и вывел оттуда гарнизон; а провожали их так же, как было то в Коринфе и в Халкиде. И продолжал путь к Фессалии, (4) где предстояло не только освобождать города, но также беспорядок и безвластие заменить разумным правлением. (5) Причиной же беспорядков были не одни лишь пороки времени или насилия царские и произвол, но происходили они также и от беспокойного нрава народа; от самых истоков своих и до наших дней ни одно народное собрание, ни одну сходку, ни какой‑либо совет не умели люди эти провести без распрей и смуты. (6) Квинкций поставил судей и сенат, отобравши по состоянию имущества каждого, и тем сделал властными в городах таких граждан, кои более других стремились сохранять мир и спокойствие.

52. (1) Устроивши так дела в Фессалии, пришел Квинкций через Эпир в Орик, чтобы плыть оттуда в Италию. (2) В Орике все его войско погрузилось на суда, и поплыли в Брундизий; а из Брундизия шли через всю Италию до самого Рима словно бы на триумфе: впереди везли добычу, какую отняли у врагов, и вереница повозок не короче была колонны солдат. (3) Когда дошли до ворот Рима, сенат встретил Квинкция вне города; сенаторы выслушали отчет о делах его и поспешили присудить ему триумф, столь заслуженный. (4) Триумф длился три дня. В первый день несли оружие, дроты, бронзовые и мраморные изваяния – и больше их было отнятых у Филиппа, нежели взятых у городских общин; во второй день несли золото и серебро, обработанное, сырое и в монетах. (5) Было там сорок три тысячи фунтов серебра в слитках[3787]и двести семьдесят тысяч фунтов обработанного; множество сосудов всяких, больше всего чеканных, некоторые весьма тонкой работы, а также несчетно предметов из бронзы, с великим искусством сделанных, и десять серебряных щитов. (6) Серебряных монет было восемьдесят четыре тысячи аттических, что зовутся там тетрадрахмами[3788], каждая весом почти в три денария. (7) Золота было весом до трех тысяч семисот четырнадцати фунтов, я уж не говорю о щите целиком литого золота, да еще четыре тысячи пятьсот четырнадцать Филипповых золотых монет; (8) на третий день пронесли полученные в дар от греческих городов золотые венки числом сто четырнадцать. (9) Провели и животных, предназначенных в жертву. Перед колесницей триумфатора шли пленники и заложники из самых знатных родов, в их числе и Деметрий, сын царя Филиппа, и Армен Лакедемонянин, сын тирана Набиса. (10) Под конец въехал в город сам Квинкций; за колесницей его шагали солдаты в великом множестве, ибо он привел из Греции все свое войско. (11) И роздано было каждому пешему воину по двести пятьдесят ассов, каждому центуриону – вдвое больше и втрое – каждому всаднику. (12) И еще то отличало триумф Квинкция, что шли там римляне, вызволенные из рабства, все с обритыми головами[3789].

53. (1) В конце того года [194 г.] народный трибун Квинт Элий Туберон по сенатскому постановлению предложил народу закон, который и был одобрен: «Да выведены будут две латинских колонии, одна – в земли бруттийцев, другая – в земли фурийские[3790]». (2) И для того назначили триумвиров, давши им власть на три года. Триумвирами стали для выведения колоний в землю бруттийцев Квинт Невий, Марк Минуций Руф, Марк Фурий Крассипед; для выведения колоний в земли фурийские – Авл Манлий, Квинт Элий и Луций Апустий. Гней Домиций, городской претор, созвал два народных собрания на Капитолии, где и утвердили тех триумвиров для обеих колоний.

(3) В том же году посвятили богам несколько храмов: Юноне Матуте[3791]– на Овощном рынке, по обету консула Гая Корнелия, данному за четыре года пред тем, во время войны с галлами; освятил же он храм будучи уже цензором; (4) храм Фавну эдилы Гай Скрибоний и Гней Домиций построили за два года пред тем на серебро, добытое от штрафов; и Гней Домиций освятил его, будучи уже городским претором; (5) храм Фортуне Примигении[3792]на Квиринальском холме посвятил Квинт Марций Ралла, дуумвир, нарочно для того назначенный; (6) а обет дал консул Публий Семпроний Соф за десять лет пред тем, во время Пунической войны; он же, будучи уже цензором, сдал подряд на строительство этого храма[3793]; (7) дуумвир Гней Сервилий посвятил на Острове храм в честь Юпитера, а обет же дал за шесть лет пред тем, во время войны против галлов, Луций Фурий Пурпуреон, в ту пору претор; он же сдал подряд на строительство уже как консул[3794]. Таково было свершенное в том году[3795].

54. (1) Публий Сципион возвратился из своей провинции Галлии для избрания новых консулов. Состоялись консульские выборы; консулами стали Луций Корнелий Мерула и Квинт Минуций Терм. (2) На следующий день стали преторами Луций Корнелий Сципион, Марк Фульвий Нобилиор, Гай Скрибоний, Марк Валерий Мессала, Луций Порций Лицин и Гай Фламиний. (3) Курульные эдилы Авл Атилий Серран и Луций Скрибоний Либон устроили тогда в первый раз на Мегалесийских играх[3796]сценические представления. (4) Римские игры, данные этими же эдилами, сенаторы впервые смотрели, сидя на отделенных от народа местах[3797], и оттого, как при всякой новизне, пошли разные толки. Одни говорили: (5) наконец‑де цензоры воздали должное высшему сословию, давно бы так; другие, напротив, толковали: что‑де умножает славу сената, то ведь отнимается от достоинства народа, и таковые разделения по неравенству сословий вредят согласию их и стесняют свободу; (6) пятьсот пятьдесят восемь лет смотрели римляне игры все сообща, и какая же причина, что ныне сенаторы не желают оставаться среди народа (7) и богатый брезгует бедным соседом? О такой новизне в старину не слыхивали, и не бывало столь спесивых сенаторов ни у одного народа. (8) И наконец, как рассказывают, сам Сципион Африканский[3798]раскаялся в том, что он же и придумал, будучи консулом. Забвение древних порядков никогда не заслуживает одобрения; люди всегда предпочтут сохранить все, как было в древности, разве что собственный опыт заставит от того отказаться.

55. (1) В начале консульства Луция Корнелия и Квинта Минуция [193 г.] столь часто возвещали о землетрясениях, что люди устали не только от них самих, но и от дней и обрядов очищения, которые проводились всякий раз. (2) Консулы же только и делали, что приносили искупительные жертвы, а сенат не собирали и управлением государством вовсе не могли заниматься. (3) Наконец велели децемвирам справиться в Книгах и по ответу их устроили трехдневные молебствия. (4) И надевши венки, возносили моления у всех изображений богов, и велено было, чтобы и в семьях каждый молил богов. По постановлению сената консулы приказали: буде в день, что объявлен священным ради искупления прошедшего землетрясения, придет весть о новом, никто не смел бы ту весть оглашать. (5) Потом метали жребий об управлении провинциями сперва консулы, а после преторы. (6) Галлия досталась Корнелию, а лигурийцы – Минуцию. Что же до преторов, то Гай Скрибоний получил городскую претуру, а Марк Валерий – суды по делам иноземцев; Луцию Корнелию выпала Сицилия, Луцию Порцию – Сардиния, Гаю Фламинию – Ближняя Испания, а Марку Фульвию – Дальняя.

56. (1) На тот год консулы не ожидали никакой войны, но доставлено было письмо от Марка Цинция, префекта в Пизе; (2) он писал, что по селениям лигурийцев прошли сходки, заговор охватил все племя, и двадцать тысяч лигурийцев с оружием в руках обрушились на земли Луны и опустошили их, после же вторглись в пизанские пределы и разорили все побережье. (3) Тогда консул Минуций (ибо он ведал Лигурийской провинцией) поднялся на ростры и от имени сенаторов объявил, что два легиона, (4) набранные в прошлом году в Городе, должны собраться в Арреции не позже чем через десять дней; он же, Минуций, наберет два городских легиона им на замену. (5) И еще приказал явиться на Капитолий союзникам и латинам, а также должностным лицам и послам городов, которые должны были поставлять воинов[3799]. (6) И велел им поднять пятнадцать тысяч пеших и пятьсот конников по числу молодых мужчин в каждом городе[3800]. (7) И сказал, чтобы с Капитолия прямо шли к воротам и отправлялись бы, нимало не медля, домой, дабы тотчас же приступить к набору. (8) А Фульвию и Фламинию[3801]поручили набрать в Риме для пополнения войск по три тысячи пеших воинов и по сотне конников каждому, да пять тысяч пеших и двести конников из союзников – латинов; этим же преторам приказано было, как придут в свои провинции, распустить по домам прежних воинов. (9) Но воины городских легионов принялись наперебой жаловаться народным трибунам: кто – что отслужил уж свой срок, кто – что недужит, и по этим причинам они‑де освобождены должны быть от службы. Конец тем жалобам положило письмо Тиберия Семпрония; (10) он писал, что десять тысяч лигуров вступили на землю Плацентии, резней и пожарами дошли до стен колонии и до берегов Пада; (11) и бойи тоже не сегодня‑завтра восстанут. Тогда сенат постановил: народным трибунам причины, что будут приводить, дабы не идти на войну, в уважение не брать и признать то мятежом. (12) И еще добавлено было, чтобы союзники‑латины, кои служили в армии Публия Корнелия и Тиберия Семпрония и коих те консулы отпустили, явились в Этрурию в тот день и в то место, какое указал в своем распоряжении консул Луций Корнелий; ему же приказано было набирать в городах и селениях, какие пройдет, направляясь в свою провинцию, воинов столько, сколько сочтет нужным, их вооружать и вести с собой, домой же отпускать, лишь кого и когда он захочет.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2016-04-11 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: