Пленные сообщили Роджерсу, что дальше вниз по течению реки, но довольно близко, находится большой отряд французов и индейцев племени абенаков, численность которого составляет, по меньшей мере, 300 солдат. Противник ожидает, что рейнджеры нанесут удар по поселку абенаков на реке Йамаска («река Вигвам-Мартиник»). Начиная с того момента, когда были обнаружены вельботы, точно известно, что рейнджеры пришли крупными силами.
Данные, полученные при допросе пленных относительно обстоятельств обнаружения лодок, до мельчайших подробностей совпадали с версией, которую донесли командиру его собственные индейцы-могегане из Стокбриджа. Поэтому он знал, что его не обманули.
Положение Роджерса было крайне серьезным. По меньшей мере, один отряд противника приближался к реке Сент-Франсис, а первоначальные кровожадные ищейки шли по его следу. Возможно, они уже спустились к той же реке.
Разведчики Роджерса сообщили ему, что Писсенн во время убийства бежал в кустарник, без сомнения, испытывая страх и раскаяние. Но он не вернется, а значит, у них не будет проводника во время возвращения на базу.
Роджерс полагал, что сможет получить всю необходимую ему информацию от трех девочек-подростков из племени абенаков, которых он взял с собой. Эти трое вело себя настороженно и уцелели во время обратного похода, но через несколько месяцев после рейда все трое скончались от оспы в Олбани.
Вся ярость рейнджеров Роджерса обрушилась на жену вождя, которая принадлежала к крупной семье Гилл племени абенаков. Мари-Жанна Гилл оказалась послушной, позднее во время похода она предложила провести отряд рейдеров короткой дорогой к озеру Шамплейн. Но на самом деле ее настоящие намерения сводились к тому, чтобы завести их в форт французов на острове Нуа.
|
|
Даже не предполагая, что у рейнджеров есть компасы, она повела их в другом направлении. Но индейцы из Стокбриджа сразу же заметили ее предательство и перерезали ей горло раньше, чем успел вмешаться старший из присутствующих офицеров — лейтенант Дженкинс. Двое пленных, сыновья вождя Гилла, Ксавье и Антуан, тоже были заложниками. Антуан вернулся в деревню Сент-Франсис, проведя несколько лет в английской школе.
Теперь, когда уже рассвело, Роджерсу не терпелось распрощаться с деревней Оданак немедленно, чтобы их не настигли поисковые отряды французов. Приказав своим солдатам наполнить ранцы кукурузой и выбросить все награбленное добро, он созвал совещание офицеров, чтобы подтвердить — все согласны с тем, что следует выбрать маршрут на озеро Мемфремейгог. Все согласились, что возвращаться по пути, по которому пришли сюда, а также пытаться спуститься к реке Сент-Франсис, станет настоящим самоубийством. Даже если удастся перехватить один отряд преследователей и сразиться с ним, то рейнджеры понесут потери и станут легкой добычей для следующего отряда — вероятнее всего, для того, который идет за ними по следу начиная от Миссискуой.
Подняться по реке Сент-Франсис в Квебек было невозможно по тем же причинам. Но Роджерс сказал отпущенным пленным, что собирался сделать именно это. Он «доказал» свои слова, развернувшись в северном направлении с намерением повернуть на юг на развилке реки.
Рейнджеры в тот день двигались быстро, пройдя семнадцать миль по тропе индейцев с твердой поверхностью. Только на расстоянии двух миль после «брода», по которому они переправились вброд через реку Сент-Франсис на пути вниз по течению реки, Роджерс дал согласие разбить лагерь. Но даже теперь он разрешил рейнджерам поспать только пять или шесть часов, а затем пришлось снова двинуться в путь при лунном свете.
|
|
К рассвету они остановились, чтобы перекусить. На тропе, которая была ровной до этого места, стали появляться ямы, наполненные водой. Когда она стала исчезать, рейнджерам пришлось перебираться через деревья, преграждающие проход, либо проползать под ними. К тому времени уже кончился запас болонской копченой колбасы и рома, пришлось обходиться лишь горстями кукурузы.
Преодолевая от четырнадцати до пятнадцати миль в день, отряд стал разворачиваться на юго-восток. Река петляла, тропа исчезала в трясинах. На четвертый день после выхода из деревни Сент-Франсис дорога становилась труднее, холмы круче, ручьи стремительнее, камни на дне — крупнее, они казались более скользкими.
Через шесть дней пути рейнджерам стали встречаться настоящие горы. Кукуруза уже кончалась. Все, у кого в ранцах осталось награбленное добро вместо еды, стали пытаться обменять ее, но нашлось мало желающих. Во время всего пути северные ветры приносили с собой ледяные дожди. Через восемь ужасающих дней солдаты Роджерса с облегчением увидели впереди Мемфремейгог — красивое узкое озеро среди зубчатых холмов.
Было уже 13 октября. Вдали за озером рейнджеры видели на горизонте остроконечные горные вершины. Они надеялись, что после того, как доберутся до Мемфремейгога, Роджерс разрешит охоту и рыбную ловлю. Но он продолжал настаивать на том, что еще слишком опасно, что следует спешить и двигаться вперед. Но сейчас обстановка осложнилась и напоминала открытый мятеж.
|
|
Собрали еще один военный совет, приняли решение разбиться на небольшие отряды. Так было лучше и для охоты, и для того, чтобы ввести в заблуждение преследователей. Место встречи оставалось прежним: там, где приток Аммоносук впадает в реку Коннектикут напротив Уэлс.
Вопрос о том, на сколько подразделений разделился отряд, до сих пор вызывает споры. Некоторые называют двенадцать, другие (возможно, это правильнее) утверждают, что десять. Ряд номинально независимых групп хорошо распорядились своей автономностью и не удалялись далеко от пути, по которому шел Роджерс. Остальные, более смелые, решили пройти напрямик к озеру Шамплейн и к Краун-Пойнт.
Одной из таких групп номинально командовал лейтенант Дженкинс, в ее состав входили, в основном, индейцы из Стокбриджа. Вместе с ними шла Мари-Жанна Гилл. Когда она хотела развернуть группу в ложном направлении, могегане перерезали ей горло, как уже было сказано ранее. Обезумев от голода, индейцы расчленили ее тело, поджарили на огне и съели. Европейцы, находившееся вместе с ними, отказались есть эту страшную пищу. В результате некоторые умерли от голода, включая самого лейтенанта Дженкинса, скончавшегося на берегах Миссискуой.
Индейцы племени абенаков тоже шли по следу рейнджеров. Один военный отряд индейцев догнал подразделение приблизительно из двадцати человек под командованием лейтенантов Данбара и Тёрнера. Они убили и взяли в плен почти всех. Прапорщик Эвери, возглавлявший другую группу, едва уцелел.
Об этом рассказывал Роджерс: «Через два дня после того, как мы разделились, прапорщик Эвери из группы Фитча оказался на моем пути. Он следовал за нами позади. На них напал отряд противника, взяв в плен семь солдат из его подразделения. Двум из них удалось ночью бежать. Они догнали мою группу на следующее утро. Эвери с остатком своего подразделения присоединился к нам. Двоих из оставшихся пяти пленных позднее обменяли. Одним из них оказался Фредерик Кёртис, который позднее вспоминал: из-за постоянного голода его подразделение утратило бдительность (они питались только грибами и березовыми листьями). В результате индейцам племени абенаков удалось подобраться к ним очень близко. Только когда враги оказались на расстоянии двух футов, рейнджеры смогли заметить их. Он рассказал о жестоком обращении с пленниками, о постоянных побоях и об убийстве рейнджера, которого звали Баллард. Кёртис назвал имена бежавших рейнджеров — Хьюитт и Ли. Двух оставшихся пленных замучили до смерти в деревне Сент-Франсис индейские женщины из племени абенаков».
По сообщениям французского источника, канадцы попытались спасти пленных, но рейнджеры пали жертвами гнева индейских женщин.
Возможно, вполне предсказуемо, что отрядом, который сражался лучше остальных, командовал сам Роджерс. Но многое остается неясным в отношении его маршрута к реке Коннектикут. Сохранилось много преданий (возможно, апокрифических) о боях с переменным успехом, которые, как полагают, он вел с индейцами племени абенаков.
По одной версии, Роджерс шел к Биг-Форкс (современный Шербрук), где понял, что индейцы-абенаки следуют за ним по пятам. И он задумал военную хитрость. Командир рейнджеров отправил вперед небольшое подразделение в Литтл-Форкс (современный Ленноксвилл) с инструкциями сложить огромный костер и заставить индейцев абенаков подумать, что там разбили лагерь основные силы подразделения. Затем на высоком участке в Биг-Форкс он устроил засаду, используя фактор внезапности, атаковал противника, когда тот торопился к своей предполагаемой жертве, и нанес индейцам такие тяжелые потери, что те вынужденно отказались от погони.
Похоже, что предание явно состряпано на основе руководства Роджерса, где он рекомендует возвращаться на свой маршрут, чтобы напасть на преследователей. Сам командир нигде не упоминал о подобном сражении.
Но удивительная особенность этой истории заключается в том, что ее основным источником оказался вождь племени абенаков, который едва ли мог придумать рассказ о своем собственном поражении.
Нам же точно известно только то, что после озера Мемфремейгог подразделение Роджерса попало в лабиринт холмов и гор. Там бушующие ветры, как казалось, дули по кругу, а потоки дождя обрушивались на людей сразу со всех направлений. В рассказах выживших говорится о стремительных реках, поворачивающих под прямым углом в оврагах с крутыми обрывами или поворотами. В лучшем случае, русла рек и ручьев в этом районе были извилистыми.
Другие говорят о лесистых ущельях глубиной в 200 футов с бурными потоками на дне. Но страшнее всего оказалось постоянное ощущение голода. Еды, кроме березовых сережек, совершенно не имелось, не считая случайной мелкой рыбешки, которую можно было поймать в огромных лужах, или крошечных белок, или ворон, пожирающих трупы. И только в том случае, если удавалось сделать удачный выстрел.
Роджерс лаконично вспоминал о «множестве дней тяжелого и упорного марша по крутым скалистым горам или по грязным болотам при неотступном ужасающем ощущении постоянной усталости и голода». Даже после того как 16 октября прекратились дожди, установившаяся днем погода с прояснениями по ночам заставляла дрожать от страшного холода.
Наконец, почти мертвые от голода, 20 октября солдаты впервые увидели долину Коннектикута и вскоре были уже в низменном участке Кохаз, в месте слияния рек. Это была плодородная долина, разделенная на два участка. Верхний располагался на плоском уступе, а второй — на дне долины. Рейнджеры впервые вышли из лесов после того, как покинули деревню Сен-Франсис. Перед солдатами, оказавшимися в месте слияния рек Нучеган и Коннектикут, открывался вид на огромные горные хребты, расположенные на другом берегу. Где-то южнее протекала река Аммоносук, там они оказались бы в безопасности. Но так как есть по-прежнему было совершенно нечего, кроме земляных орехов и кореньев, рейнджеры страдали от голодных приступов боли в желудке. Они сутулились, словно старики, их глаза оказались окаймлены темными кругами, люди смотрели из глубоко запавших глазниц, а между глазами появились глубокие складки и морщины. Их взгляд стал напоминать птичий.
Но рейнджеры по-прежнему не могли найти никакой дичи. Наконец они нашли проторенную дорогу — первую после ухода утром 6-го числа из деревни Сент-Франсис, после чего увидели воображаемое завершение похода, реку Аммоносук. К этому времени солдаты Роджерса уже начинали падать от приступов голода. Но измотанные и изнуренные люди все же ускорили шаг, преодолев двенадцать и пятнадцать миль 21 и 22 октября соответственно.
23 октября они подошли к месту встречи. Но изобилия здесь не оказалось — только еще один голодный лагерь. Рейнджеры стали жертвами провала, так как лейтенант Стивенс с колонной помощи здесь уже побывал. Он ждал два дня, а затем ушел. По дыму оставшихся костров, которые еще продолжали тлеть, Роджерс понял, что Стивенс находился от них на расстоянии всего двух часов пути. Но, учитывая теперешнее состояние рейнджеров, для преодоления этой дистанции им могло потребоваться целых две недели.
Стивенс сделал все согласно инструкциям: привел солдат и доставил продовольствие из форта номер четыре до реки Коннектикут. Но лейтенант совершенно растерялся, когда здесь не оказалось Роджерса. Решив, что продолжать продвижение дальше вплоть до низменного участка Кохейс слишком опасно, явно боясь того, что он может стать жертвой внезапного нападения, Стивенс повиновался букве, но не духу полученных инструкций. Он вместе со своими солдатами дошел в течение дня до реки Уэлс и сделали несколько выстрелов, подавая сигнал. Согласно одному из рассказов (который с трудом вызывает доверие), 22 октября люди Стивенса стреляли из мушкетов и услышали ответные выстрелы. Роджерс уверял, что его солдаты слышали залп и дали в ответ несколько выстрелов. Но это непостижимым образом положило конец намерениям лейтенанта.
Стивенс оправдывался тем, что вскоре после того, как его солдаты выстрелили, появились два охотника на каноэ. Они признались, что стреляли. После этого эпизода лейтенант вернулся в лагерь.
Когда Роджерс и рейнджеры прибыли на место встречи, обнаружилось, что там не было продовольствия. Вдобавок, Стивенс уже был здесь, но затем ушел, захватив провизию с собой. Так что нет ничего удивительного в том, что рейнджеры впали в отчаяние. Как сообщал Роджерс, «наше огорчение в связи с этим действительно невозможно описать словами. Настроение, уже почти полностью подавленное перенесенным голодом и усталостью, теперь вообще пало. Мы увидели, что нет никаких средств спасения и никаких оснований надеяться, что мы можем избежать самой отвратительной смерти — смерти от голода».
В это время Роджерс, скрывая свои чувства, приказал солдатам развести костры. Он пытался поддержать их, утешая тем, что теперь они могут хотя бы отоспаться. Фантастически импровизируя, командир заставил их работать, выкапывать корни и земляные орехи, готовить пищу из каты съедобной, а точнее, из клубней этого растения («самого отвратительного растения, которое смогла создать дикая природа»). Рейнджеры варили и заготовляли тавхо — растение, известное под названием «тигровая лилия».
Между тем Роджерс приступил к строительству плота, на котором надеялся доплыть до форта номер четыре, чтобы добыть продовольствие. Проливные дожди заставили прервать строительство, для которого требовалось сочетание деревьев таких пород, как ольха, ива и ель красная. Корни ели, связанные вместе, использовались в качестве веревок, побеги ольхи и ивы, пропущенные между бревнами и закрепленные еловыми корнями, обеспечивали прочность плота, из серебристых кленов оказалось возможным сделать весла.
Роджерс и три солдата, которые должны были сопровождать его, набросали еловые лапы в середину плота, поставив ряд веток вертикально, словно зубья расчески. К ним они привязали свои мушкеты и рожки с порохом, ранцы и одеяла.
Роджерс оставил за командира капитана Гранта и пообещал вернуться через десять дней (однако не сообщил, что Грант должен делать, если он не вернется), 27 октября отправился на плоту по реке. Вместе с ним был Огден, появившийся таинственным образом. Это еще один рейнджер и еще один из сыновей вождя Гилла.
Они спускались вниз по течению в пенящихся водах, едва справляясь с управлением плота в стремительном потоке. На следующий день рейнджеры добрались до грозных порогов и водопадов на реке Уайт (Белой). Там плот унесло в стремнины и разбило. Роджерсу и его спутникам удалось выбраться на берег вместе с мушкетами раньше, чем плот стал неуправляемым. Они мрачно наблюдали за тем, как волны подхватили их «суденышко», а затем разбили его на составляющие бревна.
Роджерс продолжает эту историю: «Из последних сил нам удалось выбраться на сушу и подойти к водопаду. Рядом с водопадом капитан Огден и другой рейнджер охотились на красных белок, чтобы поесть. Но им повезло, они подстрелили куропатку. А я попытался сделать на земле новый плот… Не имея возможности валить деревья, я поджигал их, а потом сжигал до требуемой длины. Все это происходило на третьи сутки после того, как мы покинули наших спутников. На следующий день мы собрали вместе весь свой материал и закончили строительство плота. Мы доплыли на нем до самого водопада Ваттоквитчи, длина которого равна приблизительно пятидесяти ярдам».
Здесь они направили плот к берегу раньше, чем его подхватило течение. Затем Роджерс спустился к низине водопада, разделся и поплыл в ледяной, бурлящей воде, чтобы поймать плот. Огден пытался в этот момент уменьшить скорость спуска с водопада, придерживая плот с помощью веревки, сделанной из побегов дикого ореха.
Роджерс очень сдержанно высказался по этому поводу: «Капитан Огден придерживал плот, пока я спускался вниз, готовясь к тому, чтобы подплыть к нему и поймать, по возможности, направив его к берегу. Для нас это было единственным средством, чтобы выжить. Мы не смогли бы построить третий плот, если бы потеряли этот… Мне повезло, я справился».
Пошел снег. Первые снежинки падали на деревья, когда они вновь погрузились на плот. 31 октября группа Роджерса встретила дровосеков, которые дали им еду и убежище, а также помогли добраться до форта.
Через полчаса после прибытия в форт номер четыре (скорее мертвыми, чем живыми), измотанный Роджерс отправил продовольствие вверх по реке Гранту и рейнджерам. Сами они прибыли через четыре дня — ровно через десять дней после того, как Роджерс покинул их. Ровно о таком сроке отсутствия он и говорил.
Роджерс также отправил каноэ с продовольствием в помощь любым отставшим солдатам на других реках — например, на реке Мерримак. И это было очень хорошо, так как отряду лейтенанта Джорджа Кэмпбелла пришлось проделать еще более страшные путь, чем подразделению Роджерса. Томас Мент, которых беседовал с уцелевшими солдатами, дает следующее описание в своей более поздней истории войны в Северной Америке: «Эти солдаты в течение некоторого времени не имели никаких средств к существованию. Доходило до того, что некоторые из них оказались на грани безумия из-за перенесенных страданий. Все осложнялось тем, что они не имели ни малейшего представления о том, куда заведет маршрут, по которому они шли. К тому же, у них, безусловно, уже не осталось никакой надежды на какую-нибудь помощь. Остальные, кто не мог больше переносить острые боли в пустом желудке, пытались съесть собственные экскременты. Всю кожу, которая была у них на патронных сумках, рейнджеры уже обожгли и жадно съели. 28 октября, когда они переправлялись через небольшую реку, запруженную бревнами, наконец-то обнаружились человеческие тела, с которых не только были сняты скальпы, но которые оказались ужасно изуродованными. По их предположениям группы, это были некоторые солдаты из их отряда. Время было такое, что выбирать не приходилось. Соответственно, они напали на трупы, словно каннибалы. Иные из них заглатывали человечье мясо в сыром виде. Нетерпение оказалось настолько огромным, что они не могли ждать, пока разведут костры, чтобы приготовить еду. Когда удалось притупить страшные приступы боли, которые приходилось терпеть раньше, солдаты тщательно собрали все остатки и унесли с собой. Это было единственным, что поддерживало их, кроме корней и белок. Так продолжалось до 4 ноября, когда Провидение направило их к лодке с продовольствием на реке Коннектикут, которую отправил майор Роджерс, чтобы поддержать своих людей».
В форте номер четыре Роджерс позволил себе отдохнуть в течение двух дней до того, как отправиться обратно вверх по реке. Он написал Амхёрсту о своих подвигах, в основном, опираясь на память, так как потерял записи, которые делал ежедневно, а также письма во все города и поселения Нью-Гемпшира с просьбой о помощи и поддержке любому из его солдат, которые отстали и могли оказаться там.
Роджерс вернулся к реке Аммоносук 2 ноября, захватив по возможности больше продовольствия, а также приведя поисковые отряды для прочесывания лесов в поисках пропавших подразделений.
Одно из подразделений смогло выбраться самостоятельно, пройдя из долины реки Пассумпсик до реки Коннектикут (некоторые исследователи Роджерса предполагают даже, что он сам прошел этим путем, но их доказательства не убедительны).
Появилось еще несколько солдат. Роджерс оставался в форте номер четыре до позднего ноября, надеясь, что рейнджеры еще придут. Затем он сдался и по снегу отправился в Краун-Пойнт, где Амхёрст встретил его как героя.
Первое послание Роджерса из форта номер четыре, написанное 1 ноября 1759 г. и полученное в Краун-Пойнт через шесть дней, вызвало взрыв эйфории (особенно, если учесть завышенную оценку урона, который он якобы нанес индейцам племени абенаков, а также занижение собственных потерь).
8 ноября Амхёрст писал по поводу доклада Роджерса: «Я… уверяю Вас, что получил удовлетворение, прочитав его. Каждый шаг, о котором Вы информируете меня, был предпринят на основе разумного решения, и заслуживает моего полного одобрения».
Он приказал арестовать лейтенанта Стивенса. Военный суд назначили на апрель 1760 г. На слушании дела Стивенс протестовал, что Амхёрст не давал ему точного графика. Поэтому лейтенант принял свое (предположительно ошибочное) решение, исходя из самых добрых намерений. Амхёрст и военное командование не желали выслушивать его оправдания, особенно теперь, когда рейд на реку Сент-Франсис рассматривали как экспедицию, которая спасла Новую Англию от будущих рейдов индейцев.
Стивенса сочли виновным и уволили с военной службы.
Вокруг рейда на Оданак всегда было много противоречий. Несомненно, многие рейнджеры грабили и разоряли как головорезы. Они разгромили церковь в деревне Сент-Франсис и принесли с собой посеребренные медные канделябры, статую Девы Марии из литого серебра с пробой, два золотых подсвечника, кадило, золотую шкатулку и много других ценностей. Многие годы распространялись рассказы о том, как рейнджеры возвращались в дикую местность, чтобы найти спрятанное ими золото и серебро, закопанное на обратном пути.
Но не бывает дыма без огня. Амхёрст 24 декабря 1759 г. сделал в своем ежедневнике запись, из которой следует: некоторые рейнджеры возвращались с грузом денег (ожерелий из ракушек) и других товаров для торговли. Согласно оценке, стоимость награбленного добра, которое солдаты Роджерса принесли с собой, составляла 933 доллара.
Вокруг Краун-Пойнт ходило много оскорбительных слухов о том, что Роджерс оказался главным лицом, получившим доходы, что у него были свои дела с грабителями. Якобы он давал им еду в обмен на долю из награбленной добычи, поэтому отбирал ее у голодающих, чтобы передать своим сообщникам. И все это он будто бы делал из жадности.
Иные говорили, что Роджерс сделал состояние на рейде. Они заявляли, что командир выдавал деньги авансом теперь уже погибшим рейнджерам, а затем настоял, чтобы армия оплатила его расходы.
Но самое большое обвинение против Роджерса заключалось в том, что он провел военную кампанию с целью преднамеренного уничтожения индейцев племени абенаков. Широко употребляются такие термины, как «геноцид». Правда, это вряд ли может соответствовать одновременному утверждению, будто Роджерс убил лишь горстку индейцев в деревне Сент-Франсис. С моральной точки зрения, едва ли существует различие между смертоносным рейдом Роджерса и «массовыми убийствами» в 1757 г., устроенном индейцами племени абенаков в форте Ульям-Генри. Это особенно справедливо, если мы примем точку зрения ревизионистов и «сократим» список потерь в каждом отдельном случае. Но, без сомнения, англо-американцы, стремившиеся представлять «цивилизацию», вряд ли могли оправдаться тем, что их общая культура гарантировала такие действия.
Действия в дикой местности Северной Америки стали безжалостной, грубой и жесткой войной. И обе стороны не давали пощады друг другу. Со строго военной точки зрения, рейд Роджерса на деревню Сент-Франсис в октябре 1759 г. был бессмысленным и необоснованным, особенно, если учесть, что Роджерс потерял трех офицеров и сорок шесть военнослужащих других чинов, но сам, вероятно, едва ли нанес противнику больший ущерб. Эта операция даже не прекратила рейды. Абенаки нанесли ответный удар в июне 1760 г., когда они дошли с боями далеко на юг — вплоть до Чарльстона, Нью-Гемпшира, уничтожив всю семью Джозефа Уилленда.
Вероятно самое трезвое мнение относительно рейнджеров Роджерса сводится к тому, что они никогда и нигде не были столь хороши или эффективны, как того требовала легенда. Правда, Роджерс неустанно работал над тем, чтобы сделать из них элитное партизанское подразделение. Но французские нерегулярные войска и их союзники-индейцы значительно превосходили рейнджеров в качестве бойцов в дикой местности.
Когда в результате тщательного исторического анализа преувеличения, целесообразные с практической точки зрения для тщеславной саморекламы Роджерса, сокращаются, он более не предстает перед нами колоссом пограничной мифологии. Мы видим перед собой человека с туманными перспективами, который не отличался ни кристальной честностью, ни порядочностью. Это — менее образованный вариант Амхёрста, ненавидящий индейцев, но наделенный безграничной энергией и сверхчеловеческой волей. Сомнений в его фактической храбрости не может быть вообще. Но огромнейшее историческое значение Роджерса заключается в том, что он послужил ролевой моделью для будущих провинциальных «лесных героев» и лидеров партизан.
С одной стороны, мы можем рассматривать его как духовного предшественника Дэниела Буна, Дэви Крокета и Кита Карсона. С другой, его можно сравнить с Джоном Брауном, Лоуренсом Аравийским и Ордом Уингейтом. Никто не собирался зайти так далеко, как индейцы племени абенаков, которые называли Роджерса «Вабо Мадахондо» — «Белый Дьявол». Но совершенно ясно: он принадлежал к людям типа Кортеса. Это человек, деятельность которого мы осуждаем, но восхищаемся его храбростью.
В любом случае, люди не живут только одним историческим фактом. Им нужны идеология, коллективные образы и мифология. Именно поэтому события октября 1759 г. в Северной Америке и легенда о Роджерсе и его рейнджерах производит неизгладимое впечатление.
Глава 11
Залив Киброн
«Меня ужасно огорчило бы, если противник смог бы бежать от Вас безнаказанным… Позвольте мне добавить, что в Англии нет ни одного человека, который был бы доволен Вашими успехами больше меня, радовался больше, чем я, тому, как Вы пожинаете плоды, заслуженные Вашими подвигами».
Письмо адмирала Хоука своему сотоварищу-адмиралу, датированное 14 сентября 1759 г., где он поздравляет его с победой при заливе Лагуш, вероятно, было написано со стиснутыми зубами. Дело в том, что Хоук считал, что он сам лучше, чем Боскавен. Этот человек тайно возмущался тем, что сначала его «собрату»-офицеру отказали в назначении на пост военно-морского командующего экспедицией, сопровождавшей Вульфа на реку Св. Лаврентия, а затем выдвинули на пост командующего флотом в Средиземном море.
В начале сентября Хоук беспокоился о том, каким образом он сможет обеспечить плотную блокаду портов Франции на побережье Атлантического океана. В то время он и Адмиралтейство были поглощены борьбой с судами снабжения, поставляющими продовольствие для военно-морских кораблей.
Вероятно, Хоука и Боскавена обуревали мечты о славе. Но поставщики продовольствия относились к таким предпринимателям, которыми руководили более реальные задачи. Новая система снабжения военных кораблей в море стала опасной, процент потерь и разрушений был высок. Это неблагоприятно отражалось на доле прибылей предпринимателей.
Хотя Хоук негодовал на поставщиков продовольствия, полагая, что у них полностью отсутствовал патриотизм, он понимал: в войне с людьми, не подчиняющимися военно-морской дисциплине, он не сможет победить. Поэтому пришлось выпустить два приказа, которые, в сущности, означали капитуляцию перед требованиями бизнесменов. Адмирал предписывал, что любой торговый корабль, который получит повреждения в процессе погрузки, должен подать сертификат о полученных повреждениях владельцу судна. Это будет являться документальным доказательством, по которому выплачивается компенсация. Хоук отдал строгие распоряжения своим капитанам, запрещающие им насильственно вербовать матросов, служащих на борту подобных кораблей снабжения и имеющих сертификат о «защищенном» статусе.
Поэтому в сентябре Хоук был поглощен в основном разработкой технических деталей для развития своего нововведения — плотной блокады. Французы, напротив, должны были взвесить все последствия битвы при Лагуше, одновременно продолжая изучать последствия внутреннего служебного соперничества. Его фатальные недостатки привели к тому, что пришлось собирать армию вторжения в одном порту, а сопровождающую ее эскадру боевых кораблей — в другом. Они потратили большую часть года на то, чтобы подготовить армию вторжения и поддерживающую ее флотилию, испытывая трудности, вызванные недостатком финансовых средств, коррумпированными администраторами и агентами, адмиралами и генералами-«примадоннами».
Этот процесс настолько затянулся, что у противника появилось время для организации блокады атлантических портов и даже для разработки нового метода обеспечения продовольственным снабжением в море. Командор Бойс патрулировал перед Дюнкерком, Родни — вдоль побережья Нормандии, Дафф вел тщательное наблюдение за Морбианом, а Хоук и Харди курсировали перед Брестом. И всем им виделись письмена на стене: «Лагуш!»
Исходя из рациональных соображений, Франция должна была теперь отказаться от своего проекта вторжения. Но находился под угрозой серьезный вопрос о доверии. Отступать оказалось слишком поздно.
Расформирование армии д'Огюльона означало бы публичное признание военно-морской импотенции. В дополнение к этому предполагалось, что вторжение в Британию должно стать главным ударом, который поможет восполнить катастрофические поражения в Индии, Вест-Индии и Канаде. Если отказаться от этого проекта, то каким должен стать план отступления или сценарий на самый плохой случай? Ужасающая правда заключалась в том, что такового не было.