Тусю записала в бассейн ее бабушка Анна Мартыновна. Долго пришлось ей уговаривать своенравную внучку, пока та согласилась. Больше всего этому помогли купальный костюм с корабликами и рыбками да расписная резиновая шапочка. Против этого Туся устоять не могла.
А дело было так.
Раньше бабушка Анна Мартыновна жила совсем в другом городе. Туся ее почти не знала. Но вот у них в доме стали поговаривать, что бабушке скучно, что бабушка так одинока, что хорошо, если она будет с ними жить, и маме будет легче, и Туся будет под надзором, а то девчонка совсем от рук отбилась.
Об этом говорили все чаще и чаще, об этом писали бабушке в письмах.
В один прекрасный день от Анны Мартыновны пришло письмо, что она согласна приехать к ним в Москву. А вслед за письмом они получили и телеграмму: "Буду субботу поезд номер 26 вагон номер 5".
- Ах, какое счастье! - воскликнула Тусина мама. - Наконец-то я вздохну…
А Тусин папа, поглядев на дочку, многозначительно сказал:
- Теперь бабушка тебе покажет!
А что покажет, этого папа не объяснил.
В субботу всей семьей отправились на вокзал. Поехали на такси. Ехать в метро Туся отказалась.
Родители уговаривали ее в два голоса: ведь на метро удобнее и ехать без пересадки.
Туся нахмурилась и отрезала:
- Только на такси!
- Давай оставим ее дома, - предложил папа.
Мама руками замахала:
- Что ты, что ты! Она плакать будет.
Бабушка приехала, как обещала: поездом номер двадцать шесть, в пятом вагоне.
Выйдя на платформу, она слегка поцеловала папу, очень крепко маму, а взглянув на Тусю, лишь промолвила:
- М-да…
И Туся поняла, что с бабушкой шутки плохи.
Бабушка была очень прямой и высокой. На пальце у нее сверкало кольцо. Золотое, с настоящим брильянтом. Бабушка носила очки и курила сигареты с фильтром.
Обратно они ехали на метро. Бабушка сказала, что зря сорить деньгами нечего. А зеленых огоньков возле вокзала толпилось видимо-невидимо. Но на этот раз Туся заикнуться не посмела о такси.
После приезда бабушки Туся вдруг стала девочкой на пять с плюсом. Утром вставала вовремя, в школу не опаздывала, в тетрадях у нее исчезли кляксы, за столом никаких "хочу - не хочу", "буду - не буду". Все ела, что дадут.
Мама сияла. А из ванной комнаты по утрам доносился бодрый папин голос. Папа пел: "Тарам-там-там-там-тале-рам-там…" Вместе с ним пела бойко и весело его электрическая бритва.
С Тусей Анна Мартыновна была не только строга, она была с ней сурова. Никаких нежностей!
Утром, подойдя к Тусиной кровати, она произносила лишь два слова.
Сначала:
- Ту-ся.
После небольшой паузы:
- Вставай.
Но эти два слова она произносила таким металлическим тоном, что Туся не заставляла себя просить вторично. Она мигом сбрасывала одеяло и принималась одеваться.
Потом умывалась, чистила зубы, причесывалась. И, главное, - без капризов.
Но как же ей хотелось покапризничать! Хоть немного, хоть чуточку… Но нет, Туся не смела. Даже кольцо, которое сверкало на бабушкиной руке, внушало ей страх и уважение. У Туси душа улетала в пятки, когда на нее глядели бабушкины глаза.
Да и Тусина мама боялась своей мамы Анны Мартыновны. Даже папа (даже папа!) и тот побаивался бабушки Анны Мартыновны.
Анна Мартыновна взяла такую власть в их доме, что ничего не делалось без ее разрешения. Конфеты покупались, которые она любила, - только бело-розовая пастила или яблочный мармелад. Когда один раз мама принесла Тусе шоколадку, бабушка сказала: "Нет!" - и спрятала шоколадку на верхнюю полку буфета. Туся хотела было затопать ногами, закричать, зареветь. Куда там! Она лишь незаметно вздохнула и отправилась жаловаться своим куклам.
Бабушке никто не смел перечить.
И вдруг все изменилось. Изменилось за одну минуту. Какое там за минуту! Не за минуту даже: все это случилось вмиг.
Туся делала уроки - столбики по арифметике. Бабушка сидела рядом и следила за ней.
Туся очень старалась. Она знала: если будет хоть маленькая ошибка или помарка, бабушка заставит переписывать заново всю страницу. И может, не один раз… И Туся, поеживаясь от ледяного бабушкиного голоса и ее холодных глаз, выводила цифру за цифрой, цифру за цифрой.
Сама того не желая, Анна Мартыновна залюбовалась внучкой, ее пухлыми пальчиками, темными локонами, ресницами, от которых на щеках лежали тени. Залюбовалась и улыбнулась. Улыбка у нее получилась нежная и чуть грустная. Хорошая, добрая бабушкина улыбка!
Случайно Туся подняла на бабушку глаза и увидела эту улыбку. Туся обомлела. Растерялась. Таким непохожим на всегдашнее показалось ей бабушкино лицо. Но растерялась она лишь на мгновение. А затем, сообразив, просияла в ответ и с радостным визгом повисла у бабушки на шее.
Огромная лиловая клякса тут же шлепнулась на примеры. Но Тусе теперь это было все равно. Ну, пусть клякса, а переписывать она не станет! Она принялась лепетать бабушке разные слова и словечки, целовать бабушкины щеки в мелких морщинках. И от всего этого растаяло бабушкино сердце.
Анна Мартыновна не выдержала и поцеловала внучку. И Туся поняла: бабушка лишь притворяется сердитой, а на самом деле она Тусю любит, и бабушку можно не бояться.
В тот же вечер Туся придвинула к буфету стул и достала с верхней полки шоколадку. Она съела эту шоколадку у бабушки на глазах, а бабушка промолчала.
А на следующее утро, подойдя к Тусе уже без улыбки, Анна Мартыновна своим обычным холодным голосом стала будить Тусю:
- Ту-ся. Вставай.
Туся не шевельнулась.
Три раза повторила Анна Мартыновна, что пора вставать.
Никакого впечатления!
Туся с головой закрылась одеялом и под одеялом тихонько посмеивалась: интересно, что бабушка будет делать?
Прибежала встревоженная мама. Как? Туся не послушалась бабушку? Да здорова ли она?
Пришел папа. Начал строгим голосом:
- Кому говорят?
В это утро все они чуть не опоздали: папа и мама на работу, а Туся в школу.
Проводив их, Анна Мартыновна сварила крепчайшего кофе и выпила одну за другой три чашки.
Потом приняла сердечные капли, закурила и долго стояла у окна. Вид у нее был мрачный, вернее, расстроенный. Она думала о Тусе. Что делать с этой избалованной девчонкой. Чем дальше - тем хуже. Подумать только, даже ее, Анну Мартыновну, перестала слушаться.
И вот тогда-то Анна Мартыновна надумала записать Тусю в плавательный бассейн. Девочке нужна суровая спортивная дисциплина. Ну, раз так решила Анна Мартыновна, Тусин папа и Тусина мама тоже согласились…
ТЕЛЕГРАММА
Сегодня после занятий в бассейне Антон не бежал, а мчался домой. Дождь хлестал ему в лицо. Сердитые капли, пузырясь и подскакивая, прыгали по мокрому тротуару и по лужам мостовой. Но ничего этого Антон не замечал. Радость его была слишком велика. Даже две радости… Дождь? Да стоит ли обращать внимание на такую мелочь, как осенний дождь?
Наконец, наконец-то он будет участвовать в настоящем соревновании!
Сегодня к концу урока в бассейне, когда он только что вышел из воды, Зоя Ивановна ему сказала:
- Сядем-ка, Антон. Поговорим…
Так у них часто бывало: они подробно разбирали каждое только что прошедшее занятие. Зоя Ивановна указывала Антону на ошибки, хвалила его, если было за что похвалить.
И на этот раз они тоже сели на скамью у выхода из бассейна. На плечах Антона лежало широкое мохнатое полотенце, а по груди, одна догоняя другую, еще скатывались прозрачные капельки воды. Как обычно после плавания, он чувствовал себя каким-то собранным и сильным. Здесь, в бассейне, Антон был всегда подтянут, дисциплинирован.
- Сегодня я показала тебя главному тренеру, - начала разговор Зоя Ивановна.
От неожиданности Антон оторопел. Как! Его показывали главному тренеру? Главному тренеру бассейна?
Главный тренер для Антона был значительным лицом. Антон знал, что главный тренер обычно сидит в своей нависшей над бассейном стеклянной комнате, откуда виден весь бассейн, и все его голубые дорожки, и трамплины для прыжков, и "лягушатник" для ребят, не умеющих плавать, и обе трибуны, и скамьи, идущие вдоль этих трибун. Иногда, заметив свет в стеклянной комнате над бассейном (значит, главный тренер там, у себя!), Антон мечтал, чтобы тот последил за ним взглядом, обратил бы внимание, как четко он, Антон, вспенивая ногами воду, несется по своей дорожке с одного конца бассейна на другой.
Чтобы поглядел, как Антон умеет, чуть коснувшись ладонью белой отвесной стены, сделать быстрый и упругий поворот и, с силой оттолкнувшись от стены ногами, стремительно, весь погруженный в воду, мчаться уже в противоположном направлении. И может быть, увидев его в воде, главный тренер захотел бы узнать, кто он.
Дальше этого мечтания Антона уже не шли.
А сегодня вдруг, оказывается, главный тренер наблюдал за тем, как он плавает!
В замешательстве глядя на Зою Ивановну, Антон начал бормотать:
- Как же?… Ведь я… сегодня я его не видел! Зоя Ивановна улыбнулась:
- Важно, что он тебя видел. Так вот… - И она как бы запнулась, подбирая нужное слово.
Антон испугался: а что, если главный тренер недоволен его успехами? Вдруг им что-то было сделано не так?…
- В общем, - помолчав, сказала Зоя Ивановна, - в общем, он нашел, что плаваешь ты хорошо.
"Хорошо?"
Горячий румянец залил щеки Антона.
- Но считает… - продолжала Зоя Ивановна. Антон весь превратился в слух.
- Но он считает, что у тебя есть существенные ошибки. Ты начинаешь вдох, не сделав полного выдоха, и поэтому тебе трудно плыть. Понятно?
Антон напряженно кивнул.
- Это первое. А второе: левая рука во время поворота головы вроде бы задерживается у головы… Ты загребаешь вправо. Об этом и я тебе много раз говорила…
Да, верно, Зоя Ивановна не раз ему это говорила. Но очень трудно за всем уследить, когда находишься в воде.
- Короче говоря, главный тренер со мной согласился, что тебя уже можно допустить к соревнованиям.
- Главный тренер знает, как моя фамилия? - и веря и не веря услышанному, тихо, вполголоса, спросил Антон.
- Конечно.
- И как меня зовут?
- Смешной ты, право. Разве в этом дело? Да, конечно, дело-то не в этом!
- Я буду каждый день тренироваться! - с внезапным оживлением сказал Антон. - Каждый, каждый день!
- Обязательно. К двум часам будешь сюда приходить. Сможешь?
- Смогу.
- А что у тебя в школе? Двоек-то нет?
Антон яростно замотал головой. Чего там двойки! У него в этой четверти и троек не будет. Последний диктант им написан без единой ошибки. На пятерку. Честное слово! Если Зоя Ивановна не верит, он может даже принести сюда тетрадь.
- Зачем? Я верю тебе… Значит, условились? - вставая со скамьи, закончила Зоя Ивановна. - К соревнованиям начнем готовиться с завтрашнего дня.
И вот сейчас, торжествуя, Антон не шел, а летел домой. Будто бы счастливый ветер нес его. Пусть дождь, пусть непогода - все равно!
Для ликования у него была и другая причина: он был уверен, что сегодня приехал отец. Сколько времени от папы не было ни телеграмм, ни писем. И вот он взял да и нагрянул к ним из экспедиции без всякого предупреждения!
Дело в том, что сегодня по пути в бассейн Антон вдруг увидел на проспекте дядю Пашу. Нет, он не мог ошибиться. Это был именно дядя Паша - Павел Васильевич, один из сотрудников той же экспедиции.
Павел Васильевич сошел с троллейбуса на своей остановке, как раз напротив переулка, где он жил. На плечах огромнейший рюкзак, в руках здоровый чемоданище, а на голове такая малюсенькая шапчонка, сдвинутая на затылок. Это он. Ни с кем его не спутаешь. К тому же, и очки с толстыми стеклами. Папа их "окулярами" называет. "Ваши окуляры не забудьте, Павел Васильевич!" - говорит ему папа, если, уходя, дядя Паша оставляет очки у них на столе. И роста высоченного. Кроме него, таких людей на свете больше нет!
Антон рванулся, чтобы подбежать к Павлу Васильевичу, но тут дорогу ему загородил поток машин. Они катились друг за другом - самосвалы, автобусы, такси. А когда вспыхнул зеленый светофор, дяди Паши уже не было видно.
Но он в Москве! Это точно.
Ну, а раз дядя Паша в Москве, значит, и папа приехал. Они всегда из экспедиций возвращаются вместе.
И порадуется же папа, когда узнает, что Антон готовится к соревнованию! Поглядит теперь, как он кролем идет…
Вбежав в дом, Антон кинулся через кухню прямо к их комнате. Рывком дернул на себя дверь. Чуть не крикнул: "Папа, знаю, что ты здесь!…"
Но дверь была буднично заперта на ключ.
Лишь из комнаты соседки раздался ворчливый голос:
- Телеграммы-то не видишь, что ли?
Тут Антон увидел белый прямоугольничек, лежащий на краю кухонного стола. Схватил его. Из Барнаула телеграмма. От отца, от папы.
Раскрыв телеграфный бланк еще влажными от дождя пальцами, он прочел:
"Экспедиция задерживается. Обнимаю. Целую".
И все.
АНТОН ОСТАЕТСЯ ОДИН
Елена Петровна вернулась с работы в обычное время. Дождь и ее не пощадил. Сухой нитки на ней не было.
- Помоги, Антоша, - попросила она, отдавая Антону мокрое пальто, мокрую шляпу, разувая мокрые, забрызганные грязью туфли. - Устрой, пусть сохнет.
Дождь за окном продолжался без передышки. По железу крыши часто и громко стучали дождевые капли. Казалось, будто все, что скопили дождевые тучи, льется сейчас именно сюда, на их старенький деревянный домик.
Антон взял шляпу, пальто, туфли. Одно повесил, другое разложил. Пусть просыхает! Принес маме шлепанцы и лишь тогда молча протянул ей папину телеграмму.
- От папы?! - встрепенувшись, воскликнула Елена Петровна. - Что ж ты сразу мне не дал, дурачок? Наконец-то!
Но, пробежав телеграмму глазами, она как-то сразу потускнела. Со вздохом заметила вслух:
- Значит, опять задержка…
Потом, прочитав телеграмму снова, и еще раз, и опять, словно недоумевая, сказала:
- Странная телеграмма…
И тут Антон рассказал маме о своей встрече по дороге в бассейн. Увидев дядю Пашу, он был совершенно уверен, что папа приехал. Наверно, уже дома. Из бассейна он спешил домой, ну, прямо как сумасшедший! Ведь еще ни разу не бывало, чтобы папа и Павел Васильевич возвращались из экспедиции порознь. И вдруг вот такая телеграмма!
- Ты, вероятно, обознался. Конечно, это был не Павел Васильевич, - сказала Елена Петровна.
- Но так похож, так похож! Прямо две капли воды…
- И очки?
Кивнув, Антон скруглил пальцы вокруг глаз, показывая, какие очки у Павла Васильевича: "Во-о-о! Настоящие окуляры…"
Но если действительно Павел Васильевич приехал, нужно позвонить ему. Тогда все станет ясным.
Они оба, Антон и мама, начали вспоминать телефон дяди Паши. Но, как назло, телефон ими забыт. Они перебивали друг друга, называли то один номер, то другой и наконец окончательно и полностью запутались. А живет Павел Васильевич хотя и в этом районе, но очень далеко, чуть ли не у Тимирязевского парка.
- А где та папина старая записная книжка? Ну та - растрепанная? - вдруг пришло в голову Антону. - Может, там есть телефон дяди Паши?
Наконец они находят старую папину записную книжку и в ней на букву "И" телефон Павла Васильевича Иннокентьева. Елена Петровна быстро одевается, берет с собой зонтик и бежит к телефону-автомату. Автомат находится на углу Ленинградского проспекта и их переулка.
И тут все становится ясным…
Да, экспедиция действительно вернулась в Москву. Вернулась только сегодня. Нет, Антон не обознался - возле троллейбусной остановки он действительно видел дядю Пашу, именно его, а не кого-нибудь другого. А папа и еще один сотрудник экспедиции остались в Барнауле. Папа лежит в больнице, у него воспаление легких; сотрудник же остался с ним, чтобы папа не был один.
Павел Васильевич, хотя они с папой большие друзья, должен был уехать из Барнаула, потому что именно ему папа поручил доставить в Москву все материалы экспедиций. "Я как раз сию минуту собирался к вам", - сказал по телефону маме Павел Васильевич.
И теперь после разговора с ним мама и Антон обсуждают, что им делать дальше. Но обсуждать, собственно говоря, нечего. Просто Елена Петровна втолковывает сыну, как он должен жить и вести себя, пока она там, в Барнауле, не поставит папу на ноги, чтобы уже вместе с ним вернуться в Москву.
Антон слушал маму и немного досадовал: неужели всего этого он сам не понимает? Уж слишком подробно мама ему обо всем говорит. Что он маленький, что ли?
Пусть мама не беспокоится. Он великолепно справится один. Обедать будет в школе, а полдничать - в бассейновом буфете после тренировки. И уроки у него всегда будут приготовлены. И в школе все будет в порядке. И в бассейне…
Да! Ведь мама еще не знает, он же не успел ей рассказать.
Но Елена Петровна, не вникнув, с озабоченным видом, перебила сына:
- Деньги на расходы кладу сюда. Здесь, я думаю, достаточно. А на всякий случай, если нам с папой придется задержаться, тут еще и запасные деньги… Сюда их кладу.
- Зачем мне столько? Возьми лучше запасные с собой! Вообще ты можешь на меня положиться. Вот посмотришь, все будет хорошо!
САМ СЕБЕ ХОЗЯИН
Тревога за отца у Антона прошла на следующий же день. Вечером он получил из Барнаула телеграмму. Там было написано, что папе лучше, пусть Антон не скучает. Скоро они, то есть папа и мама, вернутся домой, в Москву.
А новая жизнь, полная свободы, ему начала нравиться: делай что хочешь - никто тебе слова не скажет.
Пойдешь в школу - правильно, так и надо! А пропустишь - твое дело, сам перед собой в ответе.
Можешь есть в школе на обед суп, котлеты, компот, одним словом, все, что там дают, по полной форме. А желаешь - покупай вместо этого пирожные. И опять - ты сам себе хозяин, никто тебе не указчик.
Можешь читать хоть всю ночь напролет и даже в кровати. Красота! Рядом нет мамы, которая в конце концов отнимет у тебя книгу и скажет: "Хватит. Пора спать!"
Можешь не чистить зубов, не умываться.
Можешь просидеть в бассейне до вечера и смотреть, как упражняется в воде твой собственный тренер.
Можешь…
Короче говоря, можно делать все, что душе угодно. Ну и жизнь!
Но прошел день, другой, прошел третий и четвертый, и Антон вдруг почувствовал - свобода свободой, да что-то не так… Вроде бы путаница началась в его жизни. Вкривь и вкось полетели у него дни.
А тут как-то раз он действительно зачитался. Интересная попалась книга - "Три мушкетера". Три мушкетера, а четвертый - вечно веселый и не унывающий д'Артаньян. Страницы летели за страницами. Одни приключения сменялись другими. И Антон уже был не Антоном: д'Артаньян было его имя! Шпага, пистолет, кошелек, полный золотых червонцев, и где-то прекрасная дама, за честь которой он готов драться насмерть…
Утром еле встал. К тому же и будильник с вечера забыл завести. Посмотрел на часы - куда там в школу! Проходит второй урок. Не идти же на третий?
Не торопясь напился чаю. А соседка Людмила Васильевна - ей-то что за дело? - из кухни ворчит:
- Безобразие. Совсем распустился. Завтра напишу матери…
Антон усмехнулся. Показал ей в спину язык: чтобы написать, надо знать адрес! Даже ему, Антону, адрес неизвестен. Ему-то мама велела посылать письма - "Барнаул, главный почтамт, до востребования". А Людмила Васильевна разве знает, куда ей писать?
Если не в школу, надо как-то убить время. В бассейн рано, до тренировки часов пять осталось. Антон отправился было в библиотеку книгу менять, да на дворе носом к носу столкнулся с Валерой Герасимовым, мальчиком из их школы, только из четвертого класса. Во второй смене занимается.
Хоть раньше вместе учились, хоть и на одном дворе живут, Антон с ним не очень-то водился. Так себе парень. Лодырь, второгодник.
Но сегодня от нечего делать Антон остановился и давай с ним болтать. О том о сем. Потом Валерка вздохнул:
- Эх, в киношку бы! Знаешь, какая картина идет в кино "Ленинград"! Закачаешься…
- Пошли, - сказал Антон,
- А деньги?
- Есть, - сказал Антон, сунул руку в карман и побренчал там монетами.
Валерка даже не поверил:
- Неужто сведешь?
- Сведу.
- И мороженым угостишь?
- Могу и мороженым.
Перед сеансом съели по порции. И после кино, выйдя на улицу, снова. На этот раз - по два пломбира.
Потом Валерка заспешил в школу, на занятия. Но Антону все равно в бассейн рановато. Теперь куда?
Пошел в другое кино, посмотрел еще один фильм. И опять за мороженое. Нацелился было взять эскимо на закуску, да вдруг с отвращением отвернулся. Хватит! Ну его, мороженое всякое, пломбиры! Теперь сто лет не возьмет он в рот ничего такого. Противно.
И обедать ему не захотелось. Так и пошел в бассейн, сытый одним лишь мороженым.
В этот день плавал он неважно. Не выспался. Не обедал. И вообще весь день шел кувырком. Зоя Ивановна спросила после занятий:
- Что с тобой, Антон? Какой-то ты вялый сегодня.
А дома - телеграмма: "Задерживаемся еще несколько дней. Будь молодцом. Целую. Мама".
"Будь молодцом…"
А чем он не молодец? Чем?
Только хватит ли ему денег до приезда мамы и папы?
И тут, подсчитав, что у него осталось, Антон ужаснулся. Ему казалось, что денег еще целая куча. Но деньги за эти несколько дней почти бесследно растаяли. Куда? Да разве поймешь куда? Ну, скажем, мороженое! Ну, кино… Ну, купил себе две книги. Обеды в школе… В бассейновом буфете угостил Маринку конфетами. А еще куда?
ВТОРНИКИ, ЧЕТВЕРГИ, СУББОТЫ…
Теперь эти дни у Маринки стали самыми любимыми днями недели. Правда, по вторникам в школе было пение. Пения она терпеть не могла, но все равно вторника она ждала с самого воскресенья: вторник был бассейновый денек.
А по четвергам в школе - урок труда. Поэтому четверги Маринка и так любила. Но из-за бассейна полюбила их в тысячу раз больше.
Ну, а про субботу и говорить нечего. По субботам дедушка рано освобождался на службе, и обычно по субботам Маринку в бассейн водил дедушка.
Так у нее и повелось: в понедельник она ждала вторника, в среду - четверга, в пятницу- субботы. А там снова подкатывало веселое, дружное воскресенье. Дни летели за днями, ну, прямо вперегонки…
Миновал дождливый конец октября. В приятном ничегонеделании промелькнули ноябрьские праздники, и снова побежали, побежали недели. А в каждой- свой вторник, четверг, суббота.
И вот уже закружился над Москвой легкий, как пушинки одуванчика, снежок. Проснувшись однажды утром, Маринка посмотрела в окно и увидела в рассветных сумерках белые крыши домов. Вот радость-то!
Она закричала:
- Смотрите все! Зима пришла!
И, забыв, что она уже первоклассница и нужно спешить в школу, Маринка принялась тормошить бабушку:
- Где мои лыжи? Нет, лучше дай мне санки!…
А бабушка, глянув в окошко, с сомнением качнула головой:
- Непрочный снег. Растает, надо думать.
Дедушка и глядеть не захотел. Сказал:
- Обязательно растает. - А потом прибавил: - Все же зима на подступах.
И правда, к тому часу, как Маринке после школы идти в бассейн, от снега ничего не осталось. Ничего, кроме слякоти. Прямо не верилось, что утром эта грязная густая слякоть была ровным беленьким снежком.
А из бассейна словно еще не успело уйти лето. Влажная стояла здесь теплынь, как бывает, когда пройдет короткий летний дождик. И как-то по-летнему, ярчайшими солнечными бликами, блестела и переливалась вода. И будто летом на берегу всем здесь было хорошо и тепло, все ходили в плавках, купальных костюмах и босиком. И всем не хотелось вылезать из воды, как в самый жаркий летний день.
…Ровно в три, держа на вытянутых руках высоко над головой свои полотенца, они, один за другим, выбегают к воде. Полотенца раздуваются от быстрого бега, словно разноцветные паруса, - голубые, розовые, желтые, белые… Впереди бежит Костя Великанов. Он тоже принят в спортивную школу. За ним смуглый, ловкий Ашот. Потом Туся в своем пестром купальном костюме. Юрик за Шуриком. А последними, еле касаясь пальчиками ног кафельного пола, самые маленькие - Маринка и Галя.
Вся семерка бежит со своими развевающимися полотенцами. Нет, они не бегут, а несутся, будто на тугих парусах, полных свежим ветром! Бегут вдоль бассейна с его прозрачной водой. А рядом плещется волна. И на этой волне колышутся цепи поплавков, которыми бассейн словно расчерчен на длинные ровные дорожки. По этим дорожкам, вспенивая воду, стремительно скользят пловцы.
Семерка наших ребят выстроилась в очередь возле своего "лягушатник!!". Друг за другом, быстро и деловито они взбираются по крутой лесенке, перелезают через борт и оттуда спускаются в воду. Один, другой, третий… И уже все они в воде, в этой неглубокой, тепловатой, им по пояс воде. И уже немного времени осталось до свистка их тренера - до начала занятий.
А пока они барахтаются, плещутся, ныряют и один перед другим всячески выхваляются, хотя хвалиться, собственно говоря, пока еще нечем.
- Глядите-ка, как я умею скольжение делать!
- Па-адумаешь, скольжение! А медузу сумеешь?
- Ребята, сейчас я дельфинчиком поплыву!
- Хоть пять, хоть десять минут могу под водой не дышать. Честное слово! Не верите?
И все друг перед другом щеголяют новыми словечками, которых раньше, до бассейна, они и не слыхали: дистанция, чемпионы, рекордсмен, ласты, баттерфляй, трамплин…
Чего- чего только не знают эти семеро будущих пловцов! Они еще не расстались с "лягушатником", но им теперь известно многое. Например, что длина большого бассейна пятьдесят метров, а ширина -только двадцать. В том конце, где их "лягушатник", бассейн так себе, не слишком-то глубок, ну, метр, что ли. Но зато на другой стороне - о-го-го какая там глубина! Если на дно поставить Костю Великанова, а на Костины плечи Ашота, а на плечи Ашотика - Тусю, и так всех по порядку, то Галина голова в белой резиновой шапочке еле-еле выглянет из зеленой воды. Дух захватывает, как подумаешь об этой глубине!
И хотя они все еще учатся лишь в "лягушатнике", разве можно сравнивать их - нынешних - с теми робкими новичками, которые не так-то уж давно пришли сюда впервые?
БОЛЬШОЙ БАССЕЙН
А сегодняшний урок пошел не так, как обычно. Они сделали в "лягушатнике" всего несколько упражнений (вдох над водой - выдох в воду, вдох над водой - выдох в воду), поработали ногами, взявшись за турник, и Зоя Ивановна велела им выходить из воды.
- Выходить? - разочарованно переспросил Ашот.
У Кости Великанова от удивления вздернулись брови, однако он послушно двинулся к лесенке.
"Ой, как жалко!" - подумала Маринка. Она так ждала сегодняшнего дня. А почему-то сегодня урок с воробьиный носок…
Туся протянула недовольным голосом:
- Вот-о-от еще… А я не хочу выходить!
Но вслед за остальными и она вылезла из "лягушатника" и пошла к скамье, на которую были брошены их полотенца и ее купальный халатик.
Какой это был халатик! Весь полосатый: синяя полоска - белая полоска, синяя полоска - белая полоска… И такой лохматенький. Когда в прошлом месяце, выйдя из-под душа, Туся впервые завернулась в него, Маринка глаз не могла отвести. Она смотрела на халатик, смотрела, смотрела… Тогда Туся наконец, чуть улыбнувшись, сказала ей:
"В комиссионке купили".
"Где?" - не поняла Маринка. Что это за слово еще - "комиссионка"?
"Ну, которая на улице Горького, - пояснила Туся. Но тут же быстро добавила: - Только там больше нет такого. И не ходите зря!"
Смешная Туся! Неужели она думает, что ей, Маринке, купят такой халатик? Да зачем он ей? И вообще, разве ей сравниться с Тусей? Все на Тусю обращают внимание. И Маринка гордится тем, что в их группе есть такая заметная девочка.
Вот недавно и Антон Черных спросил у нее про Тусю.
Это было однажды после занятий. Маринка тогда поднялась на трибуну, чтобы сверху полюбоваться бассейном и пловцами. И Антон как раз был на трибуне. Маринка хотела сесть в другом ряду, поближе к воде, чтобы получше было видно. Но Антон подозвал ее.
"Садись!" - сказал он и чуть подвинулся.
Отсюда было тоже хорошо видно. Вообще все места на трибуне были удобны, потому что ряды поднимались вверх, один над другим, очень крутыми ступенями.
"Ну, как дела?" - спросил Антон.
"Ничего дела", - ответила ему Маринка.
"Держишься на воде?"
"Держусь".
"Теперь не боишься воды?"
"А чего бояться-то? Нисколько не боюсь".
"Тогда молодец! - похвалил ее Антон и тотчас же спросил: - А что это за девочка?"
В воздухе он сделал пальцами несколько замысловатых выкрутасов. Маринка поняла, что он имеет в виду Тусин купальный костюм.
"Ее зовут Туся", - ответила она.
Антон кивнул, а Маринка добавила:
"Она у нас лучше всех делает медузу".
"Ну и что? - Антон пожал плечами. - Это же пара пустяков!"
Но Маринка продолжала расхваливать Тусю:
"Еще у нее природная плавучесть. Зоя Ивановна так говорит".
Антон равнодушно бросил:
"Бывает…"
"Еще она говорит, что будет рекордсменкой"
Антон насторожился:
"Кто - Зоя Ивановна про нее говорит?"
"Нет, Туся сама про себя".
Антон насмешливо присвистнул:
"Это еще не факт!"
"Но если вдруг у человека природная плавучесть?" - настаивала Маринка.
"У бревна тоже природная плавучесть. Работать надо, чтобы стать рекордсменом. Понятно тебе?"
"Понятно", - вздохнула Маринка и сразу подумала, что работать Туся как раз и не любит. Но зато уж очень любит, чтобы ее хвалили.
И все- таки Маринка была рада, что такой пловец, как Антон, обратил внимание на девочку из их группы.
А сейчас, едва лишь начался урок, Зоя Ивановна велела всем семерым выйти из "лягушатника". И, посадив их на скамью, спросила:
- Ну, кто из вас самый смелый?
- Я! - выкрикнул Ашот и, конечно, вскочил со скамейки. Беспокойный у него характер. Просто поднять руку он не может. Обязательно вскочит, закричит.
И Туся подняла руку. Высоко над головой подняла, чтобы Зоя Ивановна видела, что именно она, Туся Захарченко, конечно, смелее всех.
Вообще все подняли руки. Вся их семерка. А как же? Неужто кто-нибудь из них считает себя трусишкой?
- Вот какие вы у меня! - похвалила ребят Зоя Ивановна. И, чуть помолчав, вдруг спросила:- А кто из вас сейчас первым прыгнет в большой бассейн?
В большой бассейн?…
Не умеючи хорошо плавать - в большой?
И снова, как в тот день, когда она впервые пришла сюда, Маринка остро почувствовала страх. Сердце у нее екнуло и покатилось прямо в пятки… Она потихоньку, незаметно опустила вниз поднятую руку. Уж нет, уж пусть лучше первым прыгает кто-нибудь другой! Пусть лучше не она…
Покосилась на Галю. Увидела, что и Галя спрятала руку. Посмотрела на Костю Великанова. Костя тоже не захотел быть первым. И оба близнеца побоялись. И даже - подумать только! - даже у главных смельчаков их группы, у Туси и Ашота, руки смирно легли на колени, будто ребята и не думали поднимать их вверх.
И все с внезапной робостью поглядывали на большой бассейн. После маленького, уютного "лягушатника" большой бассейн казался таким огромным! Нет, нет, нет, даже смотреть туда было жутко, а не то что прыгать…
А Зоя Ивановна глядела вопросительно, с улыбкой:
- Так кто же первый?
И тут Маринка увидела Антона. Антон стоял неподалеку и смотрел на них. Смотрел и усмехался.
Тогда Маринке стало стыдно. Превозмогая в себе страх, она чуть-чуть приподнялась над скамьей, правда желая только одного - чтобы Зоя Ивановна не заметила ее движения.
Но Зоя Ивановна заметила. Заметила и ободряюще кивнула:
- Вот и отлично. Я знала, что ты смелая девочка. Тут вскочили Ашот, Костя, Туся. Теперь каждому захотелось показать свою отвагу. Туся даже попыталась отпихнуть Маринку в сторону:
- Пусти. Ты не сможешь. Я первой пойду…
Но Зоя Ивановна не позволила ей своевольничать.
- Уж нет,- сказала она Тусе. - Сначала прыгнет Марина Голубева. Почему же не сможет? Отлично сможет! И она боялась, как и ты, но она раньше тебя поборола в себе страх. Значит, у нее есть сила ноли. А для пловца это важнее всего!
Марине было по-прежнему боязно, но она знала, что теперь-то уж никуда не денешься - надо прыгнуть обязательно. А может, у нее действительно была сила воли, про которую сейчас говорила им Зоя Ивановна?
Она подошла к краю бассейна, где сквозь неглубокую и очень прозрачную воду виднелось белое дно и полосы на нем. Присела и… была не была… скользнула ногами вперед - в воду.
- Доску возьми! - донесся голос Зои Ивановны. И Марина увидела толстую доску, которая колыхалась на воде подле нее.
Схватившись за доску, Маринка как бы слегка подпрыгнула и легла животом на воду. Потом быстро-быстро, как учила их Зоя Ивановна еще в "Лягушатнике", принялась работать ногами. Ее розовые пятки замелькали над поверхностью, вспенивая воду.
И вот ведь удивительное дело: здесь, в большом бассейне, плыть оказалось куда легче, чем в "лягушатнике"- мелком и тесном. Здесь никто не мешал и не толкался под боком, а вода, плотная и сильная, словно несла ее, поддерживая на себе.
- Плывет! - услыхала она изумленный возглас Кости Великанова,
И тут же раздалось Тусино:
- Па-а-адумаешь…
А Зоя Ивановна кричала ей сверху:
- Молодчина, Маринка! Так, так ногами!
ЕЙ СКАЗАЛИ: "УХОДИ!"
Но, проплыв совсем немного, Маринка устала. И вот она стоит у края бассейна, одной рукой ухватилась за бортик, другой держит плавательную доску. Дышит тяжело. А сама тем временем смотрит, кто и как прыгает в воду.
За Маринкой пошел в воду Ашот. За Ашотом - Костя Великанов.
Костя плюхнулся блином. Брызги от него полетели во все стороны. Зоя Ивановна кричит ему;
- Доску, доску возьми!
Но Костя не берет, барахтается так. Молотит по воде руками, ногами. Лицом зарывается в воду, отфыркивается. Решил, видно, показать свою удаль.
Все- таки смельчак Костя! Первый раз в большом бассейне -и без доски.
Только смешно на него глядеть. Никто, конечно, не смеется, но всем как-то весело стало…
Потом очередь дошла до Туси.
- Теперь ты, - говорит ей Зоя Ивановна.
Но Туся сидит на скамье и не шелохнется, точно не слышит слов тренера. Зоя Ивановна повторяет:
- Туся, тебе говорю - прыгай в воду. Мы ждем! А Туся по-прежнему ни с места.
- Боишься? - спрашивает ее Зоя Ивановна.
- Нет! - гордо отвечает Туся и, вздернув подбородок, прибавляет с вызовом и даже, пожалуй, надменно: - Чего мне бояться? Нисколько я не боюсь!
- Тогда почему не прыгаешь в воду?
- Просто не хочу.
- Объясни почему.
- Вот не пустили меня самой первой, а теперь я уже не хочу.
Вид у Туси такой, будто ее обидели на всю жизнь: губы поджаты, глаза сердитые.
Тут и у Зои Ивановны глаза становятся холодными. И она строго говорит:
- Ты вот что… свое "хочу" и "не хочу" оставь дома. А тут, в бассейне, такие слова начисто забудь. Поняла? И сейчас же марш в воду!
Вся группа - и те двое, которые уже в воде, и те, которые еще не успели, - все с напряженным вниманием следят за Тусей. И не стыдно ей? Как можно так вести себя с тренером?
- Последний раз тебе говорю!…
Голос у Зои Ивановны ого-го какой железный! Мурашки по спине от такого голоса… Неужели Туся тотчас не послушается?
Но Туся только уселась поплотнее - руки спрятала за спину, ноги поджала под скамью. На Зою Ивановну смотрит исподлобья. Едва ли не со злорадством смотрит. Ей хоть тысячу раз говори "последний", а прыгать в воду она не будет. Во-от еще! После Голубевой, Ашота и Кости… Не будет - и все! А что ей сделают, если она не прыгнет? Что сделают? А?
- Как желаешь,- говорит ей Зоя Ивановна. Говорит тихо и вроде бы спокойно. - Но из бассейна уходи. Тебе здесь уже делать нечего.
Этого Туся не ждала. Как! Ей сказали: "Уходи"? Ей, Тусе, уйти из бассейна? Так это что же: ее прогоняют, что ли?
Тусины щеки медленно заливает румянец. Еще бы, такой щелчок по самолюбию! Ей кажется, что все на нее смотрят. И ребята смотрят. И пловцы смотрят. И те, кто сидит на трибуне, те тоже смотрят. Быть не может, что ее, Тусю, на глазах у всех гонят из бассейна!…
Она поднимается со скамьи медленно-медленно, все еще надеясь, что Зоя Ивановна передумает, скажет: "Ну лад