В освоении мира человек опирается на следующие категории картины мира: время, пространство, изменение, причина, судьба, число, отношение (чувственного к сверхчувственному и частей к целому). Вчитываясь в памятники культуры Средних веков, мы обнаруживаем систему ценностей, существенно отличающуюся от нашей. Так, для нас время мыслится как однонаправленное и одномерное (линейное), оно для нас, людей XX в., является большой ценностью («время — деньги»), В Средневековье время мыслилось как цикличное, и ценность его была значительно меньшей. Хотя часы умели делать еще в античной Греции, они оставались большой редкостью, поскольку потребность в измерении времени была невелика. Известно, что в начале VI в. король Бургундии Гондебо обратился с просьбой к королю Те- одориху прислать ему солнечные и водяные часы. Их изготовил по поручению Теодориха известный ученый и философ Северин Боэций. В VIII веке Гарун-аль-Рашид прислал Карлу Великому водяные часы с боем.
Народ узнавал время по пению петухов и колокольному звону, призывавшему их к молитве. Только в XII — XIII вв. стали появляться механические часы, которые устанавливались на башнях. На них была лишь часовая стрелка, минутная понадобилась позже, в 1700 г. А первые карманные часы изобрел нюрнбергский часовой мастер Петер Генлейн около 1500 г.
Гораздо большую значимость имело представление о пространстве. Еще в античности составлялись первые описания чужих стран («География» Страбона) и изображения очертаний берегов морей и рек, которые были необходимы мореплавателям. Средневековый крестьянин мало интересовался чужими землями, всю жизнь проводя там, где появлялся на свет, его представление о мире опиралось на зрительное освоение окружающей среды как мирового крута при осмыслении его в духе аналогии микрокосма (человека) и макрокосма. Феодалы же проявляли немалый интерес к картам, ибо они владели территорией, землями, воевали с соседними государствами, участвовали в крестовых походах «за гроб Господень». Поэтому пространство было для них жизненно важной ценностью. Другие категории освоения мира осмысливались в свете доминирующей системы ценностей. В основе культуры Средних веков лежат христианство и его мифология. В западной культурологии распространено представление о двух типах культуры — культура «стыда» и культура «вины». В первой, которая характерна для античности, поведение человека определяется внешними оценками и страхом, боязнью быть не таким, как все, стать объектом осуждения и осмеяния. Вторая вводит в качестве доминирующей нравственной опоры совесть, внутренний контроль, сверку любых поступков с Богом, с его заветами. Такая культура сложилась в христианстве. Распространение христианской культуры шло на латинском языке. Это оказало важную роль в развитии средневековой европейской культуры и, в частности, позитивно повлияло на становление философской школы. В то же время надо подчеркнуть, что реальное христианство формировалось в это время в борьбе богословских учений с ересями, которая завершалась во время Вселенских соборов принятием догматических формул. Если на Востоке основной задачей церкви было именно формирование догматики, то на Западе в течение всего Средневековья шла нескончаемая борьба между светской властью и церковью, ибо церковь, как заметил Л.П. Карсавин, строилась по образцу империи. А поскольку папа являлся единым главой христианской церкви, то вполне понятны и естественны были его теократические устремления. С другой стороны, опасным противником церкви оставалась античная культура, поэтому на переработку античного наследия были брошены силы западной патристики. Заслуги ее в разработке основ христианской философии оказались куда скромнее, нежели у восточных богословов. Тем не менее западные отцы церкви оставили весомый след в культуре: это Иероним Стридонский, Амвросий Медиоланский и Аврелий Августин.
Иероним был учеником грамматика Элия Доната и ритора и философа Мария Викторина и считался одним из самых образованных ученых своего времени, прекрасно знавших классическую античную литературу. Благодаря его книге «О знаменитых мужах» средневековые интеллектуалы знали Цицерона, Горация, Вергилия и Сенеку. В своих работах он перерабатывал римский стоицизм, стремясь приспособить его для решения задач христианского вероучения. Он написал комментарии к большинству книг Библии. Но главная его заслуга — первый перевод Ветхого Завета с древнееврейского на латынь и редакция латинского перевода Нового Завета. Благодаря его труду появился текст «Вульгаты» — латинской Библии, который считался непогрешимым вплоть до Эразма Роттердамского.
Амвросий Медиоланский (340 — 397) подобно Иерониму получил латинское риторическое образование и находился под влиянием Цицерона. Амвросий был епископом в Медиолане (Милане), где нашли прибежище ариане, в борьбе с которыми Амвросий пользовался трудами восточных богословов. Вслед за Василием Великом он написал комментарии к «Шестодневу» и другим книгам Библии. Его заслугой считают овладение и пропаганду на Западе методов восточной экзегетики, т.е. комментирующего богословского исследования и истолкования священных текстов. Он был учителем Аврелия Августина.
Блаженный Августин, епископ Иппонийский (354 — 430), по образованию и профессии был учителем риторики. В молодости увлекался учением гностиков-манихеев, затем под влиянием Амвросия перешел в христианство. Был одним из наиболее плодовитых раннехристианских писателей. Ему принадлежит одна из важнейших идей схоластики — о предвечном предопределении либо к раю, либо к аду. Логика Августина достаточно проста: грех Адама перешел ко всем людям как первородный, поэтому абсолютному большинству людей изначально приготовлено место в аду, но некоторых от рождения Бог предопределяет к спасению. Исходя из этого не имеют значения ни заслуги, ни грехи человека, ни свобода воли, которую Августин отрицал.
В Псалмах Августин обращает внимание на слова «бездна призывает бездну» и размышляет о них: «Что это за бездна, которая призывает бездну? Если бездна есть нечто глубокое, то разве сердце человеческое не бездна? Что глубже этой бездны? Люди могут говорить; можно видеть их действия, слышать их слова; в чьи мысли можно проникнуть, в чье сердце взглянуть? Как понять, что человек скрывает внутри, на что он способен внутри, что он внутри предпринимает, какие у него внутри планы, чего он внутри хочет, чего внутри не хочет? Правильно, думаю, понимать под бездной человека. Бездна призывает бездну, человек человека. Бездну призывают святые проповедники слова Божия. А сами они разве не бездна? Какая глубина слабости таилась в Петре! Он и не подозревал, что происходит в нем, когда обещал умереть с Господом и за Господа. Какая была бездна! Бездна эта была, однако, обнажена перед очами Божьими. Итак, всякий человек, пусть святой, пусть праведный, пусть преуспевающий в добром, есть бездна. И он призывает бездну, когда, имея в виду жизнь вечную, проповедует человеку о вере и об истине. И тогда только бездна полезна бездне, которую призвала, когда говорит она голосом водопадов твоих». Его «Исповедь» представляет собой замечательный документ, рассказывающий о пути к Богу, сомнениях и надеждах.
Й. Хёйзинга писал, что в Средние века существовали три основные пути к прекрасной жизни: преобразование и совершенствование мира, отрешение от мирского и уход в мечты. Надежды и сомнения в Средневековье воплощались в различных еретических учениях, таких как пелагианство, милленаризм, или в учениях последователей манихейства — катаров и альбигойцев.
Пелагиане, ученики британского монаха Пелагия, отвергали доктрину о грехопадении и обязательную связь нравственности человека и божественной благодати.
Милленаристы особенные надежды связывали со вторым пришествием Христа и «небесным Иерусалимом», который был явлен Иоанну и описан в его Апокалипсисе. Этот город часто изображали художники того времени на картинах и иконах как фон священных событий.
Катары и альбигойцы особенно активно и успешно проповедовали свои взгляды в XII —XIII вв. на юге Франции. Они считали, что в мире идет вечная борьба между миром «божьим» и «дьявольским». Все зло в мире порождено дьяволом. Это позволяло критиковать любую несправедливость и объявлять ее результатом козней сатаны. Если же и церковь благословляет несправедливые социальные отношения, то и она провозглашалась дьявольской. В противовес создавалась «справедливая» церковь. Для борьбы с этими ересями возникла Святая инквизиция, которая действовала на основании доносов, а потом пытками добивалась признания и подтверждения этих обвинений, вслед за этим отлучала от церкви и передавала еретика в руки светской власти, чтобы кровь его не падала на церковь. Особенно свирепыми и жестокими инквизиторами были бывшие катары, раскаявшиеся и желавшие искупить свои грехи, — Робер Ле Бутр, Петр Веронский и Райнир Саккони.
Для уходящих от мирской жизни и ищущих спасения удобным местом были монастыри и ордена, организующие жизнь тех, кто хотел посвятить себя служению Господу. Первым монашеским орденом считается орден бенедиктинцев, чей устав распространился во многих западных странах. В XI веке возникли ордена цистерцианцев (в XII в. его руководителем стал Бернард Клервосский) и кальмадулов, затем — пермонстрантов (1120), картезианцев (1176). В XII —XIII веках возникли нищенствующие ордена францисканцев и доминиканцев, позднее — кармелитов и августинцев. С началом крестовых походов стали возникать религиозно-рыцарские ордена: госпитальеров и тамплиеров в Палестине; Тевтонский и Ливонский в Прибалтике; Алькантара, Калатравы и Сантьяго ди Компостелла в Испании.
Орден госпитальеров, или иоаннитов, основан в 1070 г. в Иерусалиме под названием «Госпитальная братия св. Иоанна». Поначалу задачей ордена была забота о больных паломниках и раненых рыцарях, затем рыцари переселились на остров Родос, потом в XVI в. им подарили остров Мальту, и они стали называться рыцарями Мальтийского ордена.
Орден тамплиеров, или храмовников (франц. temple — «храм»), которые называли себя также «бедными рыцарями Христа и Соломонова Храма», был создан в Палестине в 1118—1119 гг. В ходе крестовых походов тамплиеры завладели огромными ценностями и были самым богатым орденским объединением. Достаточно сказать, что им на хранение была передана казна Франции. Это привело к тому, что по указанию французского короля Филиппа IV Красивого руководителей ордена схватили и казнили. Перед смертью Великий магистр ордена Жак де Моле проклял короля и его потомков (об этом французским писателем Морисом Дрюоном написан цикл романов «Проклятые короли»).
Какие вопросы задавали себе люди в Средние века? Какие смыслы искали? «Бог — какая часть речи?» — спрашивал Дунс Скот студента Раймунда Луллия. Тот отвечал: «Бог не есть часть речи, Бог — все».
Одна из важнейших проблем — отношение к прекрасному. Одни полагали, что источником прекрасного может быть лишь Бог, красота же мира — греховна и обманчива. Бернард Клервосский выступал проповедником аскетизма и гонителем роскоши, против украшений в храмах и жизни священнослужителей: «Но для чего же в монастырях, перед взорами читающих братьев эта смехотворная диковинность, эти странно-безобразные образы, эти образы безобразного? К чему тут грязные обезьяны? К чему дикие львы? К чему чудовищные кентавры? К чему полулюди? К чему пятнистые тигры? К чему воины в поединке разящие? К чему охотники трубящие? Здесь под одной головой видишь много тел, там наоборот, на одном теле много голов. Здесь, глядишь, у четвероногого хвост змеи, там у рыбы — голова четвероногого. Здесь зверь — спереди конь, а сзади — половина козы, там — рогатое животное являет с тыла вид коня. Столь велика, в конце концов, столь удивительна повсюду пестрота самых различных образов, что люди предпочтут читать по мрамору, чем по книге, и целый день разглядывать их, поражаясь, а не размышлять о законе божием, поучаясь». Воспитанный в духе романского искусства с его простотой и аскетизмом, Бернард не мог принять принципов готического стиля.
В связи с этими спорами, как заметил А.Я. Гуревич, важной категорией средневековой культуры была «нагота», которая осмысливалась в разных измерениях. Во-первых, естественная нагота человека — это природное его состояние, символизирует смирение; во-вторых, мирская «нагота», или бедность, понимаемая как отрешенность от мирских благ у монахов; в-третьих, «добродетельная» нагота — символ невинности и очищения, чистоты; в-четвер- тых, нагота распутства, соблазна и искушения (позднее Ренессанс привнес новые смыслы: нагота человека как символ добродетели и истины, а нагота Купидона — символ его духовной природы).
Но далеко не все в Средние века разделяли взгляды Бернарда, иначе не дошли бы до нас замечательные памятники готического искусства. Дионисий Ареопагит в трактате «О божественных именах» утверждал, что «прекрасное есть начало всего как действующая причина, приводящая целое в движение, объемлющая все эросом своей красоты. И в качестве причины конечной, оно есть предел всего и предмет любви (ибо все возникает ради прекрасного)». Средневековый мистик Гуго Сен-Викторский в XII в., подобно китайским даосам, проявлял особенное внимание красоте природы, полагая ее творением Божьим: «Что прекраснее света, который, хотя и не содержит в себе цвет, однако, освещая, как бы придает окраску всем цветам предметов? Что для взора приятнее, чем небо, когда оно ясно и сияет, словно сапфир, и некоей приятнейшей темперацией встречает зрение, услаждая очи? Солнце сверкает, словно золото, луна светит матовым блеском, словно электр, одни звезды струят пламенные лучи, другие блистают светом, а иные попеременно являют то розовое, то зеленое, то яркобелое сияние. Что сказать мне о геммах и драгоценных камнях, у которых не только полезно их действие, но и чудесен их вид? Вот земля, украшенная цветами, — какое отрадное зрелище она нам дарует, как и сколько радует взор, какое глубокое волнение в нас пробуждает! Мы видим красные розы, белоснежные лилии, фиолетовые фиалки — не только их красота, но и возникновение их чудесно. Каким образом мудрость божия производит такую красу из земного праха? И, наконец, превыше всего прекрасная зелень, как восхищает она души созерцающих, когда с приходом новой весны пробуждается новая жизнь в семенах и возносятся они вверх в виде колосьев, словно поправ смерть, и прорываются к свету, знаменуя грядущее Воскресение. Но зачем говорить о творениях божьих, коль скоро мы дивимся даже обманам человеческого искусства, прельщающего очи своей поддельной мудростью». Близкие к этим представлениям мысли высказывал Ульрих Страсбургский, полагавший, что красота вещей зависит от силы света, и более того, сам Бог есть не что иное, как свет.
Если обратить внимание на повседневное поведение человека средневекового общества, то необходимо подчеркнуть важнейшую черту — тесную связь человека с социальной общностью. Аграрное общество, натуральное хозяйство не стимулировали миграцию населения. Человек, выбывавший по каким-либо причинам из общины, оказывался в социальном вакууме, его существование было незащищенным, он становился жертвой первого же грабителя. Отсюда понятна потребность опереться на сильного феодала, властителя, сюзерена, состоять на службе у влиятельного человека, занять место в социальной структуре. Конечно, ближайшей социальной ячейкой была семья, затем род, клан, соседская община, церковный приход.
Вторая черта — отсутствие культурной однородности. Даже напротив, стремление к культурной дифференциации, чтобы обозначить и подчеркнуть статусные разграничения, различия сословий, гильдий и каст. Нарушения этих разграничений нередко преследовались в уголовном порядке. Для каждого сословия, ранга и сана была предусмотрена регламентация использования тканей, цвета, мехов, кружев и иной отделки костюма.
Третья черта — своеобразная театральность и публичность жизни. Если современный человек стремится скрывать от посторонних свои чувства, семейные праздники проводить в кругу близких и небольшого крута друзей, то в обычаях средневекового общества принято было все выносить на улицу — горе или радость, похороны или свадьбу оплакивала и праздновала вся улица в городе и вся деревня в сельской местности. Отсюда традиции причитаний и почти профессиональных плакальщиц, которых нанимали для усиления драматического эффекта.
Литература. Ю.Б. Борев выделяет три разновидности литературы Средних веков: литературу Замка, Монастыря и Города*. Рыцарская культура, связанная с первой, воплощалась в романах, эпической поэзией, песнях. В монастырской литературе Средних веков, еще тесно связанной с фольклорными традициями, были очень популярны рассказы из жанра видений, повествующие об опыте посещения загробного мира, полученном в сновидениях, в галлюцинаторных состояниях или во время клинической смерти. В таких рассказах, как правило, сообщалось о подъеме на небо при помощи ангела, чаще всего Архангела Гавриила, о посещении рая. При этом обязательными элементами рассказа были осмотренные «достопримечательности»: древо жизни, сад или замок, трон судьи, затем происходила беседа с недавно умершими родственниками или знакомыми. Потом визионер посещал ад, где наблюдал картины мучений грешников, затем он получал сокровенное знание и мистические способности. Нередка фольклорная вопросно-ответная форма повествования, связанная с ритуальными процедурами.
Фольклорного происхождения эпические поэмы «шансон де жест» («песни о деяниях») о Гильоме Оранжском («Коронование Людовика», «Нимская телега» и др.). Среди них особое место занимает «Песнь о Роланде», записанная в XI в., хотя в ней описываются события VIII в., когда король франков Карл вел борьбу с испанскими маврами. Король Сарагоссы Марсилий, обессиленный войной, решил прибегнуть к хитрости, чтобы погубить лучших рыцарей Карла, заманив их в ловушку. Он отправил послов к Карлу, которые передали ему, что Марсилий якобы готов капитулировать и принять христианство. Обрадованный Карл приказал своей армии возвращаться во Францию, в арьергарде оставив 20-тысяч- ный отряд во главе с графом Роландом и еще 12 пэрами. Это и было нужно предателю Ганелону (отчиму Роланда) и Марсилию. Все войско арабов напало на арьергард, стремясь погубить Роланда и пэров. На предложение позвать на помощь Роланд ответил: «Позор и срам мне страшны — не кончина». Весь арьергард погиб, но разбито и войско Марсилия. Вернувшийся Карл оплакивает своих рыцарей и направляется в Сарагоссу, чтобы отомстить за погибших. На помощь к Марсилию приплыла армия халифа Багдадского (среди наемников у арабов упомянуты даже русы и славяне), но Карл добивается победы в трудном сражении.
По-своему замечательный памятник — старофранцузский животный эпос «Роман о Лисе» (XII —XIII вв.). Животные в нем не копируют людей, но изображают их с некоторым «остранением».
Особенный интерес представляет провансальская куртуазная культура XI —XII вв. Ярким примером ее может служить роман
«Фламенка», рассказывающий историю юной красавицы Фламен- ки — жертвы ревнивого мужа, который запер жену в башню. Но говорят, что запретный плод сладок. В нее заочно влюбляется прекрасный Гильом Неверский и предпринимает разнообразные усилия, чтобы добиться любви Фламенки.
Любопытны замечания Серена Кьеркегора о средневековой поэзии: «Трогательная наивность средневековой лирики коренится в характере личности той эпохи. Такая наивность свойственна детям определенного возраста, когда вместо того, чтобы сказать "я хочу", они называют себя по имени и говорят, например, "Карл хочет". Индивидуальность не выделена, она универсальна. Отсюда это удивительное впечатление, когда нельзя с уверенностью сказать, о ком идет речь, имеет ли говорящий в виду себя или кого-либо иного, потому что в любом случае речь идет о "человеке". Удивительная загадка лирики в том, что она безличностна и в то же время каким-то удивительным образом выражает личность. Если бы одна из лилий вдруг заговорила, было бы ясно, что говорила лилия, но нельзя было бы с уверенностью сказать, какая именно из них. Так же и со средневековой лирикой: неясно, какое именно “я” или кто именно говорит, но тем более понятно, что говорит человек. Ах, в наши дни часто случается наоборот, совершенно ясно, что говорит какая-то личность, но не слышится голоса человека».
Поэзия трубадуров возникает в рамках придворной рыцарской культуры, сформировавшей представления о нарядности и изысканности, изящных манерах рыцаря, служении Прекрасной Даме, хотя сами песни стилистически имеют мавританское происхождение. Слово «трубадур» по происхождению связано с арабским корнем «трб», одно из значений которого — «лютня».
В поэзии трубадуров существовали следующие традиционные жанры: альба (песня об утреннем расставании влюбленных), канцона (любовная песня, посвященная конкретной даме), сирвента (песня политического содержания), баллада (плясовая песня с припевом). В XIII веке по призыву папы северофранцузские феодалы организовали крестовый поход на Прованс в связи с распространившейся там альбигойской ересью. Вместе с нею была погублена провансальская куртуазная культура.
Традиции поэзии трубадуров продолжали немецкие миннезингеры («певцы любви»). В Германии особенной популярностью пользовалась поэзия вагантов, бродячих школяров, студентов, выражающая комплекс ценностей молодежи, стремящейся к знаниям, но не чуждой ничему человеческому, вроде игр Амура или дружеских застолий, когда позволял кошелек.
В немецкой средневековой литературе наиболее известны раннесредневековый англосаксонский эпос «Беовульф» (Хв.), эпические поэмы «Песнь о Нибелунгах» (XII в.) и «Кудруна» (XIII в.), имевшие фольклорное происхождение. Но возникают уже и авторские произведения — повесть Гартмана фонАуэ «Бедный Генрих» и роман Вольфрама фон Эшенбаха «Парсифаль».
Северофранцузский рыцарский роман, ярким представителем которого был Кретьен де Труа, тесно связан с британской литературой. Среди романов этого автора наиболее известны «Эрек и Энида», «Клижес», «Ивэйн, или Рыцарь со львом», последний посвящен одному из рыцарей Круглого стола.
В качестве примеров средневековой литературы Англии можно упомянуть «Историю бриттов» и «Жизнь Мерлина» Галъфрида Монмутского (XII в.) и цикл романов о короле Артуре и рыцарях Круглого стола «Смерть Артура» Томаса Мэлори (XV в.).
В средневековых рыцарских романах не обращается внимание на описание природы, интерьера, места событий, психологическую мотивировку и впечатления героев. Только перечень самих событий. Автор играет роль хронографа, летописца, устраняющего себя из повествования. По наблюдению М.М. Бахтина, «рыцарский роман работает авантюрным временем — в основном греческого типа, хотя в некоторых романах имеется большое приближение к авантюрно-бытовому апулеевскому типу (особенно в "Парсифа- ле" Вольфрама фон Эшенбаха). Время распадается на ряд отрезков-авантюр, внутри которых оно организовано абстрактно-технически, связь его с пространством также технична». На сюжеты из романов Томаса Мэлори современная английская писательница М. Стюарт написала романы «Кристальный грот», «Полые холмы» и «Последнее волшебство», обеспечивая необходимую современному читателю психологическую мотивировку всех событий. Многие из сюжетов средневековых рыцарских романов и эпоса послужили основой для либретто опер Рихарда Вагнера.
Кроме крупных прозаических жанров в средневековой литературе существовали лаконичные устные жанры фацетий, фаблио, шванков, новеллино. Вот пример новеллино: «Один философ отправился в гости к королевскому сыну, который изучал философию и жил в роскошных покоях: ложе его было богато украшено и вся комната расписана золотом. Философ огляделся и увидел, что и пол, и стены, и все в покоях отделано золотом. Ему захотелось плюнуть, но вокруг было одно золото. Оглядевшись таким образом и не желая плевать на золото, он, когда королевский сын открыл рот, чтобы заговорить, плюнул ему в рот, сочтя, что это самое поганое место в доме».
Изобразительное искусство Средних веков — это иконы, фрески, скульптура, книжная миниатюра и витражи. Попытки портретной живописи отвергаются. По свидетельству Порфирия, когда один из учеников Плотина попросил его позировать художнику, чтобы тот сделал его портрет, Плотин категорически отказался: «Не довольно ли того, — заявил он, — что приходится носить облик, данный нам природой? И неужели нужно еще позволить сделать копию с этого облика, еще более долговечную, чем самый облик, как если бы речь шла о чем-то достойном лицезрения? » Задача искусства в Средние века виделась не в том, чтобы запечатлеть облик обычного человека, более достойно для художника не копирование действительности, а изображение «красоты идеальной формы»[12]. Еще более резко выразился Никейский собор, определивший: «Живопись — не изобретение художников, но законодательство и предание, освященные авторитетом церкви». Отсюда вытекают два важных положения: а) искусство ничего не творит; б) искусство должно воспроизводить не мир чувственный, а сверхреальное. Основные функции искусства имели морально-религиозную направленность — духовное поучение, возвышение. Дело в том, что процесс формирования представления о личности еще не завершился, Средневековье знает лишь одну личность — личность Бога или, по выражению А.Ф. Лосева, «абсолютную личность», и лишь к Возрождению созревает «абсолютизированная личность». Если Восточная Римская империя отвергала скульптуру, запрещала скульптурные изображения богов, видя в этом идолопоклонство, то на Западе скульптура отчасти продолжала римские традиции. Правда, раннесредневековые скульптуры, украшавшие романские храмы, не несут на себе черт индивидуальности, они скорее являются символами Христа или каких-то фантастических и мифологических существ. В готический период наблюдается большее разнообразие изображений, зарождение психологизма и индивидуальности в чертах лиц и жестах фигур. В цветовой гамме католического изобразительного искусства, в отличие от византийской палитры, отмечается наличие лилового цвета, обозначающего молитвенное устремление к Богу. Белый цвет выражал невинность, радость или простоту; голубой — небесное созерцание; красный — любовь, страдание, могущество, справедливость; прозрачный — идею беспорочной чистоты и ясности; зеленый — надежду, нетленность или созерцательную жизнь; золотой — небесную славу; желтый — испытание страданием и завистью; бурый или серый — цвет смирения; фиолетовый — молчание или созерцание; черный — скорбь; пурпурный — символ королевского или епископского сана. Наибольшее впечатление в готических храмах производили витражи, яркие, хотя и схематизированные фигуры святых и сложное кружево розеток и роз, символизирующих священный Абсолют. Замечательных достижений достигла также книжная миниатюра, запечатлевшая идеальные образы людей той эпохи.
Архитектура. Основные архитектурные стили средневековой архитектуры — романский и готический. Слово «романский» происходит от Roma — Рим, поскольку были заимствованы некоторые элементы римской архитектуры, например базилика, позволяющая расширить помещение церкви за счет боковых нефов. Средневековые храмы представляли собой в плане латинский крест: основное помещение (продольный неф), ориентированное с запада на восток (вход — с запада, алтарь — на востоке), перегораживалось перед алтарем трансептом, создающим расширенное пространство для проведения службы.
Название «готический» появилось в связи с возникновением скульптурных и рельефных украшений храмов, где наряду с людьми и животными стали встречаться фантастические и мифологические существа. Такой стиль назвали поначалу варварским, но поскольку варвары, разрушившие римскую культуру и завоевавшие Европу, назывались готами, то варварский стиль стали называть готическим. Постепенно готические постройки приобрели характер наиболее последовательного выражения устремленности к Богу на небесах, утонченности и аскетической духовности. О готическом соборе его первый строитель аббат Сугер сказал, что это «образ Града Небесного на земле, отблеск божественного света в нашей действительности». Верны также замечания об этом О.Э. Мандельштама: «Кто первый провозгласилв архитектуре подвижное равновесие масс и построил крестовый свод — гениально выразил психологическую сущность феодализма. Средневековый человек считал себя в мировом здании столь же необходимым и связанным, как любой камень в готической постройке, с достоинством выносящий давление соседей и входящий неизбежной ставкой в общую игру сил. Служить не только значило быть деятельным для общего блага. Бессознательно средневековый человек считал службой, своего рода подвигом, неприкрашенный факт своего существования».
Музыка и танцевальное искусство. В средневековых университетах музыка считалась математической дисциплиной и понималась как теория музыки. По словам Гуго Сен-Викторского, «музыка есть подразделение звуков и разнообразие голосов. Иначе говоря, музыка или гармония есть согласие многих противоположностей, сведенных к единству». Значение музыки связано с ее воздействием на людей, ибо она способна не только ласкать слух, но поднимать дух воинов, подбадривать отчаявшихся, умиротворять вспыльчивых и темпераментных, укрощать разбойников, изгонять печальные и дурные мысли.
В Средние века различали три рода музыки: musica mundana — мистическая гармония небесных сфер, обнаруженная Пифагором; musica humana — гармония способностей человека, его рациональной и иррациональной сфер (в том числе и пропорциональность тела человека); musica instrumentalis — собственно музыка, включая вокальную, хоровую и инструментальную.
После ликвидации цирков и театральных зрелищ потребность в публичных развлечениях удовлетворяли главным образом жонглеры и рыцарские турниры. Однако искусство жонглера надо понимать не в узком современном смысле. Средневековый жонглер был многосторонним артистом — сказителем и певцом эпических поэм, лирических песен, исполнителем фокусов, постановщиком и исполнителем небольших инсценировок и танцев и даже музыкантом. Нередко жонглеров приглашали в замки, чтобы они развлекали феодалов и служили организаторами и постановщиками танцев на балах.
Благодаря библейской истории о Саломее возникли иллюстрации к Библии, изображающие танец Саломеи перед царем Давидом, причем художники разных стран и времен изображали этот танец соответственно своим представлениям о танцах. В одной миниатюре Саломея танцует танец с мячиком, в другой — танец с платком, в третьей делает акробатические прыжки с мечами, а то и сам царь Давид подыгрывает на арфе жонглерам.
Во французской повести XIII в. «О жонглере Богоматери» рассказывается о танцовщике-жонглере, который посвятил свой танец Богоматери, превратив его в молитву, выразив телодвижениями свои эмоции и чувства. В середине XIV в. во Франции жонглеры объединились в цех, назвав себя «менестрелями», и избрали своего «короля» Роберта Каверона'.
Основные ценности средневековой культуры. Средневековый образ мира, по замечанию М. Бубера, «выражает крест, вертикальная перекладина которого есть конечное пространство от небес до преисподней, и проходит она посреди человеческого сердца; поперечная же перекладина являет собой конечное время от сотворения мира до последнего его дня, причем центр этого времени — смерть Христова, всепокрывающая и всеискупительная, приходится на самое средоточие пространства — сердце бедного грешника».
Среди других важнейших ценностей средневековой картины мира нужно указать следующие: Бог, благочестие, духовность религиозная, преданность Богу, гроб Господень (Иерусалим), церковь; рыцарство, рыцарская честь, преданность господину, верность Прекрасной Даме; социальное положение, сословность; щедрость короля, феодала, сеньора, хозяина.
В заключение следует подчеркнуть, что вопрос о Боге как один из важнейших для Средних веков — это вопрос о смысле жизни и смысле истории. Бог — это тот идеал, который освещает жизнь подлинным смыслом, делает всю жизнь не пустой, а активной и целенаправленной. Даже если это мнимый, иллюзорный смысл — он все-таки необходим и приносит реальную, ощутимую пользу. Когда мы это поймем, Средневековье предстанет перед нами совсем другим — не царством темноты, невежества и мракобесия, а периодом поиска, творчества и открытия важных истин и ценностей. Возможны ли еще когда-либо такое время и культурная ситуация, чтобы философско-теологический диспут, продолжающийся несколько дней, привлек тысячи жаждущих увидеть и услышать сочувствующих зрителей и на протяжении всего диспута чтобы не смолкал звон колокола, напоминая всему городу, что идет обсуждение важнейших вопросов жизни, смерти и бессмертия?!
· Августин А. Исповедь. М, 1991. С. 478.
· См.: Хёйзинга Й. Осень Средневековья. М., 1988. С. 38 — 40.
· Цит. по: Рабинович В.Л. Исповедь книгочея. М., 1991. С. 10.
· История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли: в 5т. М., 1962.Т. 1.С. 282.
· История эстетики. С. 278.
· См.: Борев Ю.Б. Эстетика. М., 2002. С. 235.
· См.: Грибанов А.Б. Заметки о жанре видений на Западе и Востоке / Восток —Запад: Исследования. Переводы. Публикации. М., 1989. Вып. 4. С. 73.
· См.: Кьеркегор С. Из записок еще живущего / Писатели Скандинавии о литературе. М, 1982. С. 17.
· См.: Шах Идрис. Суфизм. М., 1994. С. 9.
· Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. С. 301.
· Новеллино. М„ 1984. С. 131, 132.
· См.: Ago П. Плотин, или Простота взгляда. С. 14.
· См.: Флоренский П.А. Столп и утверждение истины. М., 1990. Т. 1 (2). С. 798.
· См.: БлокЛ.Д. Классический танец: история и современность. М., 1987. С. 94.
· Бубер М. Я и Ты. М„ 1993. С. 84.