– Нет! – радостно закричала Милли. – Вы не могли! Я вам не верю.
– Это правда, – признался он.
– Наверное, вы извинились?
– Я пытался, – ответил Хью. – Но не уверен, что она меня услышала.
– Почему же?
– Мои шесть друзей в этот момент сильно шумели, хохотали, стучали по столу и кричали: «Молодец, Хью».
Милли засмеялась, наконец осознав, что она останется в живых. Он ее освободил, и она испытывала гигантское облегчение.
– Кстати, спасибо за бумажник, – произнес Хью. – Любопытно, где вы его нашли?
– Здесь, в Ньюки. У ограды на Фернес‑лейн. – Он был иногородним, поэтому она объяснила: – Это одна из дорог, которая ведет к морю.
– Я нес пиджак в руке. – Его голос был грустным. – Наверное, бумажник выпал из внутреннего кармана.
– Эх вы, мужчины, не понимаю, как вы обходитесь без сумок, правда не понимаю.
Наступила тишина, и Милли решила, что опять попала впросак. Чем дольше длилась пауза, тем ярче она себе рисовала – с нарастающим ужасом – зловещие картины.
Может, его жена погибла из‑за трагической случайности, когда ремешок сумки закрутился у нее вокруг шеи?
Может, она танцевала вокруг сумки и зацепилась ногой за ремешок, потеряла равновесие, ударилась головой о стол, получила кровоизлияние в мозг и умерла?
А может, на нее напал грабитель, который пытался вырвать сумку, но она вцепилась в нее, и тогда он толкнул ее под колеса проходящего автобуса?
Боже, ведь существует миллион возможностей, что ее могла убить сумка, – это же смертельное оружие.
Джеймс Бонд, решила Милли, мог бы отказаться от своего вальтера и с этого момента носить сумку.
Когда Хью наконец заговорил, он не упоминал о сумках. Ни намека на то, что она совершила еще одну нелепую оплошность.
|
|
– Ладно, послушайте, откажитесь, если не хотите, но я бы хотел угостить вас каким‑нибудь напитком. – Он сделал паузу. – В благодарность за то, что вы вернули мне бумажник.
– Боже, это безумие. – Милли затрясла головой. – Ехать из Лондона в Корнуолл, только чтобы выпить с незнакомой вам женщиной.
– Я потерял бумажник два месяца назад, – объяснил он, испытывая явное удовольствие. – Почта пересылает мне письма.
О. О!
– О, – удивленно произнесла Милли. – Так где вы сейчас?
– Рядом с Падстовом. Я купил дом недалеко от залива Константин.
Бог ты мой, совсем рядом с Ньюки.
Мне назначили свидание, немного позже подумала Милли, кладя трубку и находясь в легком обалдении. Такого еще не было – у меня свидание с совершенно незнакомым мне мужчиной. Мы никогда не встречались, но когда я слышу его голос, внутри меня происходят странные вещи, а от его смеха у меня вообще мурашки по всему телу».
Это можно считать настоящим свиданием?
Через пять минут телефон снова зазвонил; в это время Милли на кухне поливала соусом чили целую миску чипсов.
– Это снова я. – Конечно, это опять звонил Хью Эмерсон. – Я забыл спросить, вы замужем или нет.
Воздуха!
– О... – Милли дрожала от наслаждения, облизывая соус чили с пальцев – ой, острый! – потом сказала: – Вообще‑то я не замужем.
Она нарушала обещание, данное Эстер, но ей было все равно. С самого начала это была безумная идея.
– Есть приятель?
– Нет, приятеля нет, – весело сообщила Милли – Никого. Совсем никого!
– Понятно. Я просто хотел уточнить. Это не свидание, ясно? Я куплю вам выпить в благодарность за то, что вы вернули мне бумажник. Мы просто вместе выпьем, и все.
|
|
– Да... – Сердце Милли упало. – Ясно...
– Это не свидание. Вы это понимаете, да? Не настоящее свидание.
– Не свидание. Да, конечно, я с вами абсолютно согласна.
К этому времени сердце Милли уже достигло ее ботинок – впрочем, это было бы правдой, если бы на ней были ботинки. Пальцы ее ног больше не скручивало. Они распрямились и выглядели грустными и брошенными на кухонном полу.
– Свидания не входят в мои планы, – мягко объяснил Хью. В этой ситуации это было лишнее. – Ведь у меня недавно умерла жена. Я просто хотел убедиться, что вы поняли. Я не... не встречаюсь ни с кем.
В голове Милли раздался слабый голосок (похожий на голос Эстер), он победоносно шептал: «Ха, ха, так тебе и надо, ха, ха, ХА, ХА».
– Не беспокойтесь, – объявила Милли со всей искренностью, какую только могла изобразить. – Хочу сказать, я с вами согласна. Полностью. Я тоже не хожу на свидания.
ГЛАВА 10
– Так, так, Милли Брэди, иди‑ка сюда, дай на тебя посмотреть. – Лукас Кемп протянул к ней руки, поцеловал в обе щеки в знак приветствия и бросил на нее долгий оценивающий взгляд. Широко улыбаясь, он произнес: – Прекрасно, прекрасно. Ты ничуть не изменилась.
– Ты тоже. – Милли также улыбалась; она забыла, каким неисправимым дамским угодником он был. Нет, она не забыла, что он мастер флирта – это было все равно что забыть, что бананы желтые, – но с годами она забыла, насколько интенсивны его чары.
Лукас Кемп мог бы уговорить кухонный стол, если бы он был женского рода. Он был неутомим.
|
|
В принципе Милли вынуждена была признать, что и Лукас тоже не утратил привлекательности. Особенно если брать в расчет жизнь, которую он вел. Когда шесть лет назад он покинул Корнуолл, чтобы стать знаменитым диджеем в Лондоне, у него были волосы до плеч, длинные заостренные баки, и он одевался в стиле Лоренса Левеллин‑Боуина[3], которому было легко подражать. Особенно в Ньюки.
Теперь волосы у него были короче, баки на месте, но другой формы, а ястребиный нос по‑прежнему велик. На нем был простой черный свитер с закатанными рукавами и черные брюки. Носков не было. Ботинок тоже. Ему будет легко раздеться за десять секунд и прыгнуть в постель с очередной добычей, подумала Милли, пытаясь сдержать свою фантазию.
Впрочем, это был офис Лукаса Кемпа, расположенный на первом этаже его дома, и он мог ходить так, как ему хочется.
Но желательно не в набедренной повязке и галошах.
– Ладно, перейдем к делу. – Лукас уселся на край стола и указал Милли на кожаное кресло. – Считаешь, ты справишься с подобной работой?
– Мне нужна работа, а эта кажется занятной, я умею кататься на роликах и не против повалять дурака. Что еще сказать?
– Отлично, – произнес Лукас весело. – Как насчет раздевания?
Ой.
– Извини, – Милли была тверда. – Я не против того, чтобы надевать безумные наряды, но заниматься стриптизом – это исключено.
– Жаль. Уродливые рубцы?
– Нет! Черт возьми! – воскликнула Милли, прежде чем поняла, что он просто ее дразнит.
– И еще, – снова усмехнулся Лукас, – тебе понадобится чувство юмора.
Следующие тридцать минут он слушал, как она поет, смотрел, как она танцует, рассказывал, что представляет из себя эта работа, и объяснял, как устроен его бизнес.
Наконец он произнес:
– Пожалуй, это все. Добро пожаловать в компанию.
– Хочешь сказать, ты меня принимаешь? – Милли была потрясена. – Я прошла испытания? Ты правда меня хочешь?
Ой, не стоило этого говорить. В уголках зеленых глаз Лукаса появились искорки – она хорошо помнила эту его особенность. Не то чтобы он когда‑либо уделял ей особое внимание, просто таким уж был Лукас. Он со всеми так обращался. Даже с кухонными столами.
– Я действительно хочу тебя. – Слова сопровождались игривым поднятием бровей. Протянув к ней руки, он продолжал: – А кто бы не захотел? Такая фигура, такие глаза, не говоря уже о волосах. – Лукас тряхнул головой, очевидно онемев от восхищения. – Знаешь, кого ты мне всегда напоминала? Фею на верхушке рождественской елки.
– Отлично, большое спасибо, – пробурчала Милли. Подобные слова не являются комплиментом, если вы всю жизнь мечтаете быть похожей на Лили Манстер.
– А как вообще твои дела? Замужем? Нет? Есть приятель?
Вчера вечером Хью Эмерсон задал ей те же вопросы.
– Лесбиянка, – ответила Милли.
Конечно, это не отпугнуло Лукаса, наоборот, его глаза заблестели.
– Потрясающе.
– Не совсем, – отрезала Милли, прежде чем он начал планировать поющие лесбограммы. – Нет, сейчас у меня никого нет. Отдыхаю от мужчин. – Он все еще ухмылялся. – Лукас, это была неудачная шутка, женщины меня не интересуют. А тебя?
– Меня? Меня они определенно интересуют.
– Достаточно, чтобы жениться?
Он выглядел удивленным.
– Нет, спасибо.
– Подруга?
– Ну, знаешь... Мне некогда скучать.
Все тот же прежний Лукас, подумала Милли с улыбкой. Это значило, что у него было полдюжины подруг, с которыми он встречался время от времени, тогда, когда ему было удобно, и, без сомнения, обращался с ними ужасно, как это было в прежние времена.
Как будто отгадав ее мысли, уже провожая ее, он спросил:
– Кстати, как Эстер? Вы общаетесь?
– О, да.
Он выглядел довольным.
– Здорово. Чем она теперь занимается?
В основном говорит о тебе. Конечно, если не мотается по всему Ньюки, вылезая из кожи вон, стараясь случайно с тобой встретиться.
А вслух Милли произнесла:
– Она в ювелирном бизнесе. – Пожалуй, так звучало шикарнее. Милли не стала сообщать, что Эстер торгует дешевыми серьгами на рынке Ньюки.
– Правда? А где она теперь живет? Вот оно.
– Со мной. – Милли повернулась и посмотрела на него очень сурово. – Нет, прежде чем ты об этом подумаешь, предупреждаю, что она тоже не лесбиянка.
Лукас засмеялся.
– Милая старушка Эстер, она всегда была хорошей подругой.
О боже, подумала Милли, не слишком обнадеживающе. Вряд ли Эстер была бы польщена. «Старушка» и «хорошая подруга» – уж больно пренебрежительно.
Поняв, что он продолжает говорить, Милли спросила:
– Извини, что ты сказал? Лукас повторил небрежным тоном:
– У нее что, тоже никого нет?
Это безусловный рефлекс, по Павлову, решила Милли, он просто не мог не задать этот вопрос, у некоторых мужчин никогда не бывает перебора.
– Конечно нет, у Эстер очень красивый парень, – сообщила она Лукасу с энтузиазмом. – Он замечательный, они идеальная пара. Эстер с ним абсолютно счастлива. Правда – такой любви можно только позавидовать.
Милли спрашивала себя, не переусердствовала ли она в похвалах, не слишком ли увлеклась. Лукас был заядлым охотником... мысль о том, что Эстер счастлива с кем‑то еще, могла вызвать у него интерес. На ум пришли бык и красная тряпка. Боже, он может посчитать это трудностью, которую стоит преодолеть.
Однако Лукас лишь покачал головой и беззаботно улыбнулся, распахивая перед ней входную дверь.
– Старушка Эстер, это отличная новость. Я рад за нее. Ладно, увидимся завтра днем, я представлю тебя остальным членам команды... Черт, извини.
Он отвечал на звонок по своему мобильному, пока они подходили к забрызганной грязью светло‑зеленой машине Милли. Она слышала, как Лукас очаровывал кого‑то женского пола, называя ее «дорогой», прося прощения за то, что подвел ее прошлой ночью. При этом он подмигнул Милли и изобразил на лице добродушное отчаяние.
Когда разговор был благополучно завершен, она сказала:
– Ты совсем не изменился.
– На самом деле изменился. – Лукас обнадеживающе хлопнул ее по плечу. – Я стал лучше.
Милли была настроена скептически.
– Лучше?
– Милая, – он игриво поднял бровь, – поверь, я стал лучше во всем, что ты можешь вообразить.
– Ну? – потребовала ответа Эстер, с такой силой втянув ее в дом, что Милли отлетела к стене. – Он толстый? Лысый? Он спрашивал обо мне?
– У него свои волосы и зубы. И нет, он не толстый. И да, он спрашивал о тебе.
Эстер испустила крик радости.
– И что ты сказала?
– Я ему сообщила, что у тебя серьезные отношения с самым замечательным в мире парнем.
– О боже, ты этого не сделала! Зачем тебе понадобилось говорить это?
– Потому что это правда. Так и есть. Несколько секунд Эстер переваривала новости.
Наконец она сказала:
– Может, это заставит его ревновать. Он поймет, что теряет.
– Во всяком случае я получила работу, спасибо, что ты спросила, – сообщила Милли. – Рада, что тебя интересуют мои дела.
– Правда? Блестяще. Может, я тоже смогу. – Эстер увлеклась идеей, что будет работать на Лукаса.
– Но ты не умеешь петь, – напомнила ей Милли. – Для этой работы надо иметь способности к пению.
– Черт. Это обязательно? – Эстер не теряла надежду. – А нельзя вместо этого сбрасывать лифчик?
* * *
Из зимнего сада своего громадного нового дома, откуда открывался великолепный морской вид, Орла Харт наблюдала, как Джайлс, ее любимый муж, с которым она прожила более шестнадцати лет, вылезает из своей машины и машет ей рукой.
Джайлс, ты снова взялся за старое? Неужели? Ты мне изменяешь?
Орла откинула со лба длинные медно‑рыжие волосы, улыбнулась и помахала в ответ. Любящий, верный муж – вот чего она хотела. Разве она просила слишком многого? У Джайлса была чудесная жизнь, они были обеспечены, более чем, и он мог играть в гольф сколько его душе угодно.
Тогда почему ему обязательно надо было все испортить, увязнув в глупой и бессмысленной интрижке?
Такие мысли вызывали почти физическую боль в груди Орлы. Она ненавидела, буквально ненавидела то, что ей приходилось вечно подозревать его, выискивая какие‑нибудь улики. Это было не только горько, это было еще и утомительно. Она уже так устала, а был всего лишь полдень.
Однако сегодня у нее дела, которые помогут отвлечься от Джайлса и от того, что он делал за ее спиной.
Хотя от этого трудно отвлечься.
– Привет, дорогой! Купил то, что тебе хотелось? – радостно приветствовала мужа Орла, когда тот вошел в зимний сад. Вопрос был скорее риторический, потому что Джайлс всегда получал то, что хотел.
– Газета. – Он показал ей номер «Таймс», затем протянул темно‑синий мешок из «Фогарти и Фелпе». – Трюфельное масло и ветчина «Серрано».
Коробка сигар. О, и пара бутылок того темного портвейна.
Итак, десятиминутный визит в магазин, а его не было дома полтора часа.
Живот Орлы скрутило. Она не хотела думать об этом. Боже, почему всю жизнь ее мучают сомнения?
Как будто прочитав ее мысли, Джайлс небрежно добавил:
– Еще были кое‑какие дела. И конечно, движение на дороге ужасное. Весь город заполонили проклятые туристы.
По крайней мере, это правда. Ненавидя себя, Орла подошла к Джайлсу и поцеловала его в знак приветствия. Целуя, она медленно втянула носом воздух, ее сенсоры были готовы зафиксировать малейший намек на духи.
Любые духи, но особенно «Л'Эр Блё».
Но запаха не было, не было, какое облегчение! Теперь она ненавидела себя за то, что сомневалась в нем. У нее вдруг вырвались слова:
– Ты знаешь, как я тебя люблю?
Было бы очень славно, если бы Джайлс ответил ей в том же духе. Но в том‑то и заключается сущность мужчин, что они, похоже, не могут оценить значение романтики. Вместо этого Джайлс рассеянно погладил ее локоть и произнес:
– Умираю с голоду... святые угодники, что это там?
Он что‑то внимательно рассматривал поверх ее плеча. Орла обернулась и увидела, что его внимание привлекла светло‑зеленая развалина «мини», которая приближалась по подъездной дороге, поднимая клубы пыли.
– Осторожно, хиппи в городе. – Джайлс издевался над неуместностью этого появления, тем временем «мини» со скрипом остановилась рядом с его сияющим белизной «БМВ». – Ты знаешь, в чем тут дело? Хочешь, я их прогоню?
– Это Милли, – объяснила Орла, – девушка, о которой я рассказывала.
Вернее, рассказала только наполовину. Она не упоминала об обстоятельствах их первой встречи на краю продуваемого ветром утеса Тресантер‑Пойнт.
– А, значит, это она. – Рука Джайлса отпустила ее локоть. – Не представляю, что из этого получится. Дурацкая идея.
– Возможно. Все же я сделаю это.
Орлу всегда считали веселой и легкой натурой, и она редко проявляла упрямство. Но уж если она что‑то решила, ее было не разубедить. Милым голосом она спросила мужа:
– Ты присоединишься к нам за ланчем? Джайлс выглядел так, как будто ему предложили проглотить собственные трусы.
– Зачем это?
– Милли чудная. С ней приятно общаться. Она тебе понравится.
Надежды Орлы не оправдались.
– Ха, и она может стоить тебе несколько миллионов. Нет, спасибо. – Джайлс изобразил ужас на лице. – Лучше я пережду, если ты не возражаешь. Проведу время в клубе.
ГЛАВА 11
Если так живут все популярные писатели, подумала Милли, то неудивительно, что Орле Харт не пришло в голову, что некоторые люди не могут себе позволить такую роскошь, как собственный садик.
Дом был невероятно просторен и абсолютно великолепен; его белизна наводила на мысли о голливудских зубах. Супербелый цвет, как в сериале «Спасатели». Однако, несмотря на все свои современные уголки, полированный березовый паркет и бесконечную череду французских окон с белыми рамами, дом казался уютным. Орла заполнила прохладные большие комнаты цветами, яркими подушками и множеством самых разнообразных картин и эстампов. Освещение способствовало вдохновению, диваны манили отдохнуть, а виды из окна – это и так ясно – были сногсшибательными.
– А это мой кабинет. – Орла проводила для Милли экскурсию и теперь открыла последнюю дверь анфилады. – Здесь я пишу.
У Милли все еще не было ни малейшего понятия, зачем Орла пригласила ее, но ей явно здесь нравилось. Орла упоминала о ланче и о каком‑то предложении. Милли знала, что Орла чувствовала себя виноватой из‑за того, что с ее помощью Милли потеряла работу, поэтому можно было предположить, что речь пойдет о какой‑то компенсации, возможно, о временной работе – что‑нибудь напечатать или разобрать бумаги.
В кабинете было все, что необходимо для работы, включая новомодную модель компьютера, стоящую в углу. Одну стену занимал шкаф для документов, другую – книжные полки. Жалюзи были опущены, не позволяя Орле поддаться искушению и все время любоваться видом из окна. Вращающийся стул рядом с компьютером был старым и потертым, при этом выглядел он не слишком удобным.
– Знаю, – сказала Орла. – Но это счастливый стул. Стоил шесть с половиной фунтов двенадцать лет назад; после получасового сидения на нем спина затекает. Но когда я пишу – это мой любимый стул.
Книжные полки были заполнены книгами Орлы: в твердых обложках, в мягких, издания на иностранных языках – сотни книг всех размеров и цветов.
– Вот как ты планируешь свою работу? Милли глядела на ряд карточек, приколотых к стене. Каждая карточка содержала массу имен, стрелок и биографических деталей, каждому персонажу соответствовал свой цвет фломастера. Под этими описаниями были указаны названия глав и перекрестные ссылки, которые позволяли тщательно прослеживать и разрабатывать различные сюжетные линии.
– Боже! – воскликнула Милли. – Я и представить себе не могла. Это как военная кампания.
Раньше она наивно полагала, что писатели просто садятся за стол и записывают то, что приходит им в голову.
– Знаю, знаю. Это именно так. – Орла вздохнула. – Все строго регламентировано, все спланировано от первого абзаца до самого конца.
Милли была увлечена выяснением деталей.
– А я полагала, что ты все выдумываешь на ходу.
– Боже сохрани. Ты об импровизации? – Орла слегка улыбнулась и закурила сигарету. – Каждое утро приступать к работе, спрашивая себя, что может произойти дальше? Не иметь ни малейшего представления, чем все обернется?
Ее голос звучал резче, чем обычно. Полагая, что обидела Орлу, Милли всплеснула руками и торопливо добавила:
– Слушай, извини, я полная идиотка и ничего не смыслю в том, как писать романы! Конечно, ты должна планировать...
– Дело в том, – прервала ее Орла, – что я не должна.
Вот опять этот тон, весьма резкий. Милли глядела на нее, сбитая с толку. Она совсем запуталась в этом споре.
– Я планирую, – продолжала Орла, – потому что всегда так делала. Но это совсем не обязательно.
– А. Ясно. – Милли согласно кивала. Она уже начинала жалеть, что не осталась дома и не практиковалась в жонглировании.
– Слушай, сядь. – Орла резко выдернула листок бумаги из ящика письменного стола и указала Милли на неудобный вращающийся стул. – Взгляни на это. Тогда, может, поймешь.
Она стояла у окна и яростно курила, подергивая манжет своей лиловой богемной рубашки.
Милли начала читать ксерокопию рецензии на последний роман Орлы, и вся сжалась от сочувствия. Используя весь свой арсенал, рецензент обрушивался на автора, критиковал стиль и содержание книги и откровенно насмехался над персонажами. Рецензия была озаглавлена «Орла запуталась в сюжете», и содержание статьи драматически развивалось, оттолкнувшись от этой отправной точки. Критик уже не оставил камня на камне, но все еще продолжал бушевать. Были там и грубые замечания по поводу личной жизни Орлы. Она исписалась, создает романы на автопилоте, штампует бездарные сюжеты, что является оскорблением для ее поклонников, и все это только ради денег, вероятно, для того, чтобы сохранить свой брак.
«Это, – было написано в конце злобной рецензии, – самая отвратительная книга, которую я когда‑либо держал в руках. Но, по крайней мере, мне платили за то, что я ее читал. Дорогой читатель предлагаю вам сделать себе огромное одолжение и оставить последнюю пародию на роман, созданную Орлой Харт, на полке магазина, если, конечно, вам тоже не заплатят».
– Боже, – выдохнула Милли, глядя на Орлу. – Как это гадко.
– Можно и так выразиться. – Тон Орлы был обыденным, но в ее глазах блестели слезы. Она резко затушила сигарету.
– Ты знаешь этого человека? – В газете было указано, что имя критика Кристи Карсон. Там же была помещена фотография бородатого мужчины за пятьдесят с узким лицом сардонического типа. – Никогда ничего не слышала о Кристи Карсоне. – И Милли добавила возмущенно: – Какой урод!
– Мерзкий проныра. – Орла сражалась с сигаретной пачкой; было ясно, что она уже мечтает о следующей сигарете. – Я никогда с ним не встречалась. Но мне хочется думать, что от него воняет, как от хорька. Гадкий, злобный, завистливый человечек. Это один из новых ирландских писателей, – объяснила она, но Милли понимала все меньше. – Вечно болтают о литературе, цельности и правдивости. – Ее губы презрительно скривились. – Они везде мелькают, их постоянно номинируют на ту или другую премию, но они не зарабатывают столько, сколько я. Они стараются делать вид, что им все равно, однако на самом деле их мучает зависть.
– Поэтому ты не должна допускать, чтобы тебя это расстраивало. – Милли вернула ей ксерокопию. – Не доставляй им такого удовольствия. Просто не замечай!
– И пересчитывай деньги, – сухо продолжила Орла. Она провела пальцами по волосам. – Легко сказать, но не так легко выполнить. Следующий раз, когда в общенациональной газете тебя будет рвать на куски мстительный тип, позвони мне и расскажи, легко ли не замечать его. Прости! – Извиняясь, она замахала руками, унизанными бриллиантами. – Ты просто не имеешь понятия, как это больно. Я из кожи вон лезу, чтобы написать увлекательную книгу, и вот что получаю в ответ – какой‑то мерзавец утверждает, что мои сюжеты неправдивы, мои персонажи ходульны, а мой писательский стиль на шесть делений ниже, чем у Барбары Картленд.
Стараясь помочь, Милли предположила:
– Но ты наверняка получаешь и хорошие письма от людей, которым нравятся твои книги.
– У меня горы славных писем. – Голос Орлы стал повышаться. – Но это не считается. Считается только такая гадость, как эта... она не дает мне заснуть...
– Ты сказала, что хотела сделать мне какое‑то предложение. – Милли прервала ее на полуслове. – Это, случайно, не связано с Кристи Карсоном?
– Забавно, что ты догадалась, – сказала Орла, закуривая следующую сигарету. – Да.
– Хочешь, чтобы я писала ему хамские письма? Или, может, застрелить его на улице? Дождаться, пока он уедет из дома на несколько дней, и напихать ему в квартиру креветок через щель почтового ящика?
На лице Орлы появился намек на улыбку.
– Я бы не стала тратить на него креветок. Может, протухшие рыбьи головы.
Милли произнесла с беспокойством:
– Это я пыталась шутить.
– Тебе не придется его убивать. – Орла открыла дверь кабинета. – Давай пойдем вниз. Поговорим об этом за ланчем.
– Обещай, что мне не придется его соблазнять, – попросила Милли.
Они ели отварного лосося и салат из обжаренного красного перца.
– Понимаешь? – спросила Орла, закончив объяснять свой план. – Все, что от тебя требуется, – быть самой собой.
– Я не улавливаю смысла. – Милли эта затея казалась просто дикой. – Ты хочешь, чтобы твоя следующая книга стала историей о том, что произойдет со мной в следующие... сколько? Шесть недель? Шесть месяцев? Год?
– Временных ограничений нет. Столько, сколько потребуется, прежде чем мы достигнем какого‑нибудь счастливого финала.
Нет, она сумасшедшая. Явно сумасшедшая.
– Это будет что‑то вроде моей автобиографии?
– Биографии, – поправила ее Орла. – Нет, я напишу роман. Это станет художественным произведением. Но я заплачу тебе за сюжет.
– А если у меня не получится? – Милли начала смеяться, потому что перспектива эта казалась ей крайне нелепой. – Хочу сказать, что это весьма вероятно. У меня нет приятеля, я поклялась не иметь ничего общего с мужчинами до конца лета, и у меня такая же бурная жизнь, как у самой заурядной домохозяйки. Не хочу тебя разочаровывать, но в твоем романе будет не слишком много действия.
Орла не засмеялась. Она пожала плечами и оттопырила нижнюю губу.
– Возможно, но зато никто не посмеет назвать его нереальным, ходульным и абсолютно смехотворным.
Милли заморгала.
– Ты собираешься проделать все это только из‑за одной плохой рецензии.
– Вообще‑то я это делаю по нескольким причинам. Во‑первых, я считаю, что ты прекрасный материал, – заявила Орла. Она подняла свой бокал с фраскати к свету, любуясь играющим в нем солнечным лучом. – Вспомни хотя бы, как мы встретились. А эта замечательная история с бумажником... и увольнением... и новой работой у красавца, по которому сохнет твоя лучшая подруга...
– Ладно, ладно, – торопливо произнесла Милли. Она бы не назвала историю с бумажником замечательной.
– Во‑вторых, я избавлюсь от привычки планировать. Я не буду знать, что произойдет дальше, просто потому, что это еще не произошло! Не придется агонизировать над сюжетом, – весело сообщила Орла. – Не представляешь, как это будет здорово. Я буду свободна!
Орла была права. Милли не имела понятия, как это будет здорово. Последняя проза, которую она написала, начиналась словами: «Дорогая тетушка Эдна, огромное спасибо за чудесный свитер, который вы для меня связали...»
– Продолжай, – поторопила она Орлу. – Что еще?
Орла отправилась в гостиную и через несколько мгновений вернулась с экземпляром своего последнего романа в мягкой обложке. Показывая его так, чтобы Милли могла разглядеть всеми узнаваемую обложку, Орла продолжила:
– Видишь это? Это последняя сенсационная книга Орлы Харт. Вообще‑то это тринадцатая сенсация Орлы Харт, и мы уже продали полтора миллиона экземпляров. Великолепный результат, как для меня, так и для моих издателей. И они, конечно, понимают, что я курица, несущая золотые яйца. Они уже привыкли к тому, что каждый год я выдаю им новую книгу.
– Яйцо, – поправила Милли.
– Золотое яйцо, – согласилась с легкой улыбкой Орла. – Вернее, яйцо Фаберже из чистого золота, инкрустированное драгоценными камнями размером с диван. Именно поэтому, когда несколько лет назад я решила изменить свой писательский стиль, они мне не позволили. Они меня отговорили из страха, что это снизит их драгоценные прибыли. Но на этот раз я сделаю это, я буду избегать банальных ловушек, клише, вообще «формата Орлы Харт». Я хочу написать настоящий роман, просто чтобы доказать всем этим чертовым пронырливым критикам, что я могу! – Говоря это, она зло тыкала в рецензию, которую захватила с собой. – И наплевать на тех, кто больше любит не меня, а деньги. – Она умолкла, потом спокойно добавила: – Это относится и к Джайлсу.
Бумс.
Милли кивала – речь произвела впечатление. Орла использовала возможность, чтобы наказать Джайлса за то, что у него была связь. Возможно, она хотела устроить ему своеобразное испытание. Если грядущие перемены приведут к неудаче, Орла хотела знать, будет ли он ее поддерживать.
В богатстве и в бедности, в болезни и в здравии.
– Тебе придется поменять все имена, – предупредила Милли.
– Дорогая, я знаю. Я подумала, может, назовем тебя Гертрудой?
– Все же мне это кажется слишком радикальным шагом. – Милли поглядела в раздумье на неприглядную физиономию Кристи Карсона в газете. – Ты не можешь просто позвонить ему, крикнуть в трубку: «Паразит!» и сообщить, что у него нос как тухлая картошка?
Это было не так, но, чтобы ругнуться, Милли могла и погрешить правдой.
– Нос? Ха, он больше похож на козью морду. Думаешь, мне не хотелось этого сделать? – Орла подлила вина в бокалы и снова села на свой ротанговый стул. – Я ненавижу этого человека, всей душой ненавижу за всю эту ужасную мерзость, что он написал обо мне. – Она снова сделала паузу, затем пристально поглядела на Милли, ее взгляд выражал усталое признание. – Но самое отвратительное то, что он в принципе прав.