«Что делает Бог с людьми?» — спросил гордый царь своего министра. Не зная ответа, зато зная крутой нрав царя, министр ответил: «Ваше Beличество, я Ваш советник в делах этого мира, а для дел духовных у нас есть жрецы».
Тут же позвали главного жреца.
«Что делает Бог с людьми? — вновь задал свой вопрос царь. — У тебя есть семь дней, чтобы дать ответ».
Жрец растерялся. Что тут можно ответить? День и ночь он штудировал священные писания, однако определенного ответа не находил. Наступило утро седьмого дня. Полный печальных дум, отправился жрец подышать свежим воздухом. Что будет, если своенравный правитель не получит удовлетворительного ответа? Что будет, если ответ покажется ему слишком мудреным?
На опушке леса ему повстречался один из его учеников, простой пастушок в потрепанных одеждах. Лишь взглянув на учителя, пастушок понял, что стряслось что-то нехорошее. Он спросил: «Дорогой учитель, могу ли я чем-то помочь?» Жрец отвечал: «Вряд ли. И, быть может, видишь ты меня сегодня в последний раз».
Однако пастушок стал расспрашивать учителя и, узнав причину беды, с улыбкой воскликнул: «Иди к царю и скажи, что вопрос его настолько простой, что даже безродный пастушок, твой самый последний ученик, знает на него ответ. После этого проси меня войти».
Что было терять жрецу? После обеда он явился, как и было условлено, к царю и передал слово в слово то, что сказал ему мальчик. «Ладно, — сказал царь. — Приведите этого пастушка сюда».
Пастушок вошел и обратился к царю с необычной речью: «Ваше Величество, прежде чем я дам ответ, прошу Вас принять во внимание, что в этой зале нарушается этикет. Вы хотите учиться у меня, однако сидите высоко на троне, а я стою внизу. Ученик, внимающий словам учителя, должен сидеть ниже».
|
|
Взволнованный шепот министров разнесся по всей царской зале. Все ждали, что скажет царь. Немного подумав, царь понял, что ему нечего возразить. Едва скрывая свой гнев, он поднялся с трона и пригласил мальчика сесть. Забравшись на трон, пастушок звонко произнес, так что слышали все: «Вот то Бог и делает с людьми: гордых он низвергает, а смиренных — возвышает».
Покинув пещеру Вьясадевы, мы спускаемся к тому месту, где из горы загадочным образом вырывается река Сарасвати. Мы подходим к ней так близко, насколько это возможно. Брызги превращаются в мелкий дождь; Сарасвати бурлит, пенится и клубится. Мост, через который нам предстоит пройти, представляет собой кусок горы; его свалил сюда Бхима, один из могущественных Пандавов, чтобы его братья вместе с их женой Драупади могли пересечь реку. Под нами Сарасвати уходит в поросший мхом овраг. Говорят, что на дне реки, в самом низу оврага, в духовном измерении пребывает Шива, подставляющий свою голову под воды Сарасвати. Мы спускаемся в этот овраг и видим две струйки, вытекающие из горы. Одна из них, по преданию, берет свое начало в волшебном озере Мана-Саровара и под землей течет в Тибет. Рекомендуется испить из этого источника — ум становится ясным и радостным. Каждый из нас выпивает по литру.
Мы карабкаемся дальше в овраг и слышим бурление и клокотание Сарасвати. Этот звук невозможно описать, он почти за пределами слышимости, на высоких частотах. Неожиданно мы видим перед собой йога; мы хотим задать ему пару вопросов, но он погружен в медитацию, его глаза смотрят сквозь нас.
|
|
Уже полдень, и мы идем обратно в Бадринатх. На краю деревни стоит огромный камень, в нем отчетливо прослеживаются черты чьих-то глаз. Нам говорят, что это глаза Ананта-Шеши, образа Бога, в котором Он с незапамятных времен наблюдает за всем и вся. Теперь я и сам знаю этот внимательный и участливый взгляд. После обеда мы вновь отправляемся в храм Бадринатхи. На этот раз я вначале совершаю омовение в горячем источнике. Для тех, кто привык мыться в своих личных ваннах, это довольно необычно: купаться вместе с сотней других людей. Впрочем, все дружелюбны и учтивы — ведь они омываются в священном источнике и собираются пойти в храм. Здесь все духовно равны — и нищий, и генерал.
Вода горячая, самый настоящий кипяток. Нужно очень осторожно входить в нее. Содержание серы, однако, так велико, что кожа ничего не чувствует.
После омовения мы с Лакшманом идем к стремительной и холодной Алакананда-Ганге. Вода действительно ледяная, однако мы достаточно разгорячены. Мать-Ганга снова принимает нас в свои добрые, невыразимо приятные объятия. Мы держимся за железные цепи, чтобы нас не снесло обратно в Хардвар, и дивимся ее силе. На какое-то мгновение мне приходит в голову отпустить цепь — что тогда будет со мной?
Мы быстро одеваемся. Возле нас брахман монотонно повторяет свои молитвы. В пяти метрах поодаль почтенный садху подставляет свое тело потокам горячей воды из святого источника, что льет на него слуга. А еще немного дальше сушит свои волосы йог — они (волосы) длиной до земли. Вдалеке слышен разговор деревенских жителей; они стирают в священных источниках свое белье — с мылом, разумеется. Обыватели и святые живут в Индии совсем рядом.
|
|
Мы поднимаемся к храму. И вновь уже ставшее привычным чувство: стоит только подойти к алтарю, как все мирские заботы улетают прочь. Шри Бадринатха сидит в падма-асане, позе лотоса. Его спина выпрямлена, а руки покоятся на коленях. В данный момент, правда, нам видны лишь Его корона и роскошный золотой купол над головой; все остальное завешано парчой и гирляндами из туласи. Приглядевшись хорошенько, мы замечаем справа от алтаря изваяние Нары и Нараяны. Святой Нарада Муни склоняет свою голову справа от Них (сейчас его не видно). Слева стоят Кувера, повелитель богатства, и серебряный Ганеша. Гаруда, пернатый носитель Вишну, склоняет свою голову впереди по левую руку от Бадри-Нараяны.
Пока я стою, вознося молитвы, мимо проходит бесконечная череда паломников. На их лицах можно прочесть все трудности, перенесенные ими в пути. Многие сгорблены от старости. Они решились на такое тягостное путешествие, потому что надеются получить благословение, произнесенное Шри Бадринатхой в «Нарада-пуране»: «Тот, кто отправится в Бадринатх и будет постоянно помнить обо Мне — неважно, хороший он или плохой, — вернется ко Мне в духовный мир».
На выходе из храма мы видим генерала индийской армии. Вместе с ним вооруженные до зубов охранники. Генерал поднимается по лестнице и раздает деньги нищим. Он тоже надеется по милости Шри Бадри-Нараяны освободиться от кармы.
6
Йоги и снежные люди
По словам мудрецов, путь к освобождению подобен лезвию: он такой же узкий и опасный.
(из Упанишад)
Мы сидим в моей маленькой комнатке с видом на храм Бадринатхи и поем молитвы духовному учителю. Затем Атмананда прабху начинает лекцию. Он рассказывает:
Давным-давно здесь медитировали Шива и Парвати. Поскольку Шива является величайшим из йогов, а Парвати — величайшей из йогинь, то даже в снежные зимы они не покидали этого места. В один из дней, однако, было так холодно, что Парвати не выдержала и обратилась к мужу за помощью. Шива тут же сотворил два горячих источника, где даже в лютую стужу можно было бы согреться. Вода в эти источники поднимается из вулканических глубин. (Это те источники, где мы вчера купались.)
У Бала-Гопала сомнение:
Как же так, ведь если это место Шивы, то оно должно называться не Бадарикашрам, а Шива-ашрам.
Атмананда улыбается и рассказывает историю, как Вишну хитростью отобрал у Шивы это место:
Однажды, когда Шива и Парвати медитировали — это тоже случилось зимой, — невдалеке послышались чьи-то жалобные всхлипывания. Парвати прервала свою медитацию и отправилась в ту сторону, откуда доносились рыдания.
Она увидела в снегу прелестного мальчика, который горько плакал от холода. В Парвати тут же проснулись материнские чувства. Она подбежала к мальчику и хотела было взять Его на руки и приласкать, как вдруг услышала голос своего мужа: «Не трогай Его! Он явился, чтобы отобрать у нас всё!» Но Парвати не прислушалась к словам Шивы. Она взяла мальчика на руки, накормила Его и попыталась успокоить. Но малыш продолжал плакать, и тогда Парвати, добрая душа, пообещала от чистого сердца: «Я все для Тебя сделаю, только перестань плакать».
Не успела она это вымолвить, как мальчик стал стремительно расти, пока не превратился в четырехрукого Вишну. «Твое обещание должно быть исполнено, Парвати, — сказал Он. — Мне нужно это место».
Шива, с самого начала знавший, кто был их гостем, выразительно посмотрел на Парвати, но обещание было уже дано, и Шива передал эту долину Вишну, который тут же погрузился в медитацию. Долго медитировал здесь Вишну в Своем облике Нараяны, а потом пришла Лакшми и стала деревом бадри, чтобы защищать Его.
Позже, когда Вишну решил покинуть это место, Он проявился в виде камня, и в образе этого священного камня Ему поклоняются на алтаре и по сей день.
Мы решаем пойти в храм посмотреть на этот камень. Чем дольше находишься в Бадринатхе, тем чаще хочется посещать храм. Такое бывает далеко не везде.
Вчера доктор Аурелиус разговаривал по спутниковому телефону со Швейцарией. Вернувшись, он сказал, что у него такое чувство, будто он разговаривал с другим миром.
Несмотря на то что мы недолго находимся в Гималаях, мне кажется, что мой дом здесь, а Европа, с ее жаждой материального совершенства и одновременно с ее неспособностью вырваться за пределы устаревших форм мышления и поведения, кажется мне удивительно далекой, как будто лежащей в ином измерении.
Да, я это тоже ощущаю: мы сейчас в другом мире, а Шри Бадринатха — центр этого мира, мира, который привлекает нас все больше и больше. Так будет и в духовном мире, где чувства, ум и все остальное направлено на служение Кришне. В материальном мире этот центр потерян. Мы превратились в эгоистов. Но духовный мир — это именно то место, где Кришна является единственным центром. Чтобы попасть туда, нам нужно «всего лишь» отказаться от ложного «я». Отречение — это всегда шаг к своему истинному «я». Смысл этих слов становится мне все понятнее. Я начинаю пожинать плоды нашего паломничества.
Слушая, как доктор Аурелиус рассказывает о международной обстановке, я замечаю, что мой интерес к этим событиям сродни интересу кинозрителя, рассматривающего фигурки персонажей, бойко двигающиеся на экране. Здесь, в Бадринатхе, даже столь значительные происшествия, как военные конфликты, представляются такой же бессмысленной возней, как битва муравьев за пространство в пятнадцать квадратных сантиметров у меня под ногами. Что такое эти конфликты на фоне громадной истории галактик, время существования которых отмерено вдохом и выдохом Всевышнего?
Вчера ночью я долго рассматривал звездное небо — занятие, любимое мною с детства. Привычный вопрос пришел мне на ум: в чем смысл нашей планеты внутри всей этой бесконечности пространства, в котором плавают бесчисленные Земли и Солнца? В мерцающем свете звезд, доходящем до нас из глубин вселенной, Земля кажется мне пылинкой, поднятой на короткое время из чрева космоса и обреченной когда-нибудь вновь опуститься туда. Когда бы я ни приезжал в Индию, мне всегда открывались интересные истины; на этот раз моим учителем стали могучие и спокойные Гималаи: бессмертная душа — частица бесконечного Бога. Такая точка зрения призвана помочь нам отрешенно взглянуть на свою боль и на боль всего мира. Я вспоминаю глаза Бога, которые с незапамятных времен смотрят на всё происходящее здесь. В одном-единственном движении этих глаз мне открывается и снова уходит в небытие весь спектр материальной иллюзии. С таким видением нетрудно понять, почему обход вокруг храма равносилен обходу всей вселенной.
В полдень мы идем в гости к жрецу этого храма, который вот уже двадцать лет следит за поклонением на алтаре. Он принимает нас, сидя на диване и закутавшись от холода в плед. Пандит-джи[37], наш проводник из Рудрапраяга, говорит ему, что я могу декламировать санскритские стихи. Хозяин сразу же оживляется. Он просит меня что-нибудь прочесть, и я выбираю место из Первой песни «Шримад-Бхагаватам».
сута увача
брахма-надйам сарасватйам
ашрамах пашчиме тате
шамйапраса ити прокта
ршйнам сатра-вардханах
бхакти-йогена манаси
самйак пранихите ’мале
апашйат пурушам пурнам
майам ча тад-апашрайам
В этих стихах рассказывается, как Вьясадева познал Бога, медитируя в этом самом месте, в Бадарикашраме.
Он сосредоточил свой ум, в совершенстве заняв его связующим процессом преданного служения, свободного от любой примеси материального (бхакти-йогой), и увидел Абсолютную Личность Бога и Его внешнюю энергию, полностью находившуюся в Его власти[38].
Эта строчка, майам ча тад-апашрайам (внешняя энергия, полностью находящаяся в Его власти), привела храмового брахмана в восторг. Лицо его озарилось счастьем, и он повторил несколько раз без остановки:
— Майя, материальная энергия, всегда находится под контролем Бога. Там, где Кришна, нет места майе, иллюзии.
Писания на санскрите — для обоих брахманов родная стихия. Они оживленно обсуждают чудесную особенность духовной жизни: там, где присутствует Бог, не может быть невежества. С нежностью смотрят они на нас, людей Запада, — так их поразили стихи из «Бхагаватам», пропетые европейцем. Наше присутствие здесь — неопровержимое доказательство истинности этих стихов!
Через некоторое время жрец знаком подзывает каких-то людей; все они закутаны в теплые одежды. Это храмовые слуги; сейчас они накормят нас. С едой здесь одна проблема: не чувствуешь голода, поскольку в воздухе столько энергии, что представляется излишним и даже неприличным получать жизненную силу через пищу. Я слышал о йогах, которые десятилетиями ничего не едят. В то время как обычный человек получает свою жизненную энергию (прану) из пищи, эти йоги на разных этапах своего отречения получают ее сначала из воды, потом из солнечных лучей, а под конец просто из воздуха. Мы теперь тоже стали йогами.
Наш пандит в молодости долгое время жил здесь и не раз встречался с такими йогами. Он рассказывает:
— Однажды, гуляя в горах, я прилег под кустом и задремал. И вдруг какие-то голоса будят меня. Я просыпаюсь и сквозь дремоту вижу двух йогов: один молодой, весь сияет красотой, а другой старый, еле держится на ногах. Старый просит молодого о помощи, слишком тяжело ему стало в его старом теле, и спрашивает, нет ли у того при себе растения сандживани. Тогда юноша вынимает из своей маленькой сумочки растение, похожее на стручковую фасоль, половину отдает старику, а другую половину выбрасывает. Как только старик съедает это редкостное растение, его тело тут же до неузнаваемости меняется, и через десять минут он преображается совершенно. Он благодарит юношу и огромными шагами начинает взбираться на гору, пока не исчезает в облаках. Я хотел поговорить с молодым йогом, но и он исчез, подобно молнии. Остаток сандживани тоже пропал, а иначе я сейчас выглядел бы немного моложе, — весело подмигивая, заканчивает пандит свой рассказ.
После обеда нас ждет необычное путешествие. Мы хотим посетить водопады Васудхара. Эти водопады обрушиваются с высоты ста пятидесяти метров в одной из безлюдных долин Гималаев.
Шестикилометровый путь в долину пролегает мимо множества пещер йогов -мистиков. Для того чтобы пройти туда, нам нужно специальное разрешение, поскольку большая часть пути лежит в засекреченной зоне. Благодаря влиятельному ученику пандита мы получаем разрешение, но с условием, что пандит возьмет на себя полную ответственность за наши жизни.
На джипе мы добираемся до Маны, затем идем вместе с яками и мохнатыми овчарками через горную деревушку, проходим мимо прялок, за которыми женщины прядут ковры и занавески из шерсти яков. Наконец мы добираемся до заставы, охраняемой тремя спящими солдатами. Мы будим их. Им уже известно о нашем разрешении, и они просят только предъявить паспорта. Я вытаскиваю свой паспорт, случайно бросаю взгляд на фото и вдруг с ужасом обнаруживаю, что взял впопыхах паспорт оставшегося в гостинице Бхараты, который на 20 лет старше меня. Что делать? Как ни в чем не бывало отдаю паспорт солдату. Он внимательно смотрит на меня, и что же? Все в полном порядке! Подобно тому как для европейца очень сложно различать индусов, так и для индуса сложно различать европейцев. Кроме того, мы не имя и не фамилия, которые относятся лишь к телу.
Миновав заставу, мы переходим бурлящую Сарасвати по каменному мосту, приветствуем йога, который сегодня машет нам рукой из своей пещеры, и оставляем цивилизацию позади. Вскоре наша группа растягивается, так что каждый идет, предоставленный сам себе.
Трудно описать словами те чувства, которые испытываешь, путешествуя по Гималаям. Ты видишь себя полностью свободным и ценишь каждую минуту, что дарит тебе тишина этих гор. Пожалуй, тишина — это самое непривычное, что ожидает человека здесь. Она поначалу кажется чем-то чуждым, даже устрашающим. Но вскоре понимаешь, что в этой тишине — целый мир, полный глубокого смысла. Для многих людей, которые приходят в Гималаи, эта тишина кажется затаенной опасностью, и они пытаются как-то избавиться от нее. Недалеко от Ришикеша, посреди джунглей, мне повстречались двое европейцев, тащивших с собой радиоприемник, работающий на батарейках. Словно отгоняя ненавистную тишину, из громкоговорителей раздавались безвкусные шлягеры из индийских фильмов — похоже, у этих людей развилась настоящая наркозависимость от шума, к которому они привыкли на Западе.
Все люди говорят без умолку, с утра до вечера. Это один из первых навыков, которым мы научаемся. Но можем ли мы по-настоящему слушать? Обоими ушами и, самое главное, сердцем? Паломничество подразумевает тишину, в которой наше сердце может услышать Бога. Погрузиться в тишину — значит отстраниться от калечащего шума современной цивилизации и от эхо, звучащего в нашем сознании. Вместе с тем эта тишина не должна быть пустой. В ней, особенно посреди нетронутой природы, должно образоваться своего рода пространство, в котором наша духовная жизнь обретет новое рождение, освобождая нас от всех надуманных концепций и искаженных представлений о мире. В этом пространстве паломник обретает новый взгляд на самого себя и свой жизненный путь. Все, что было, что есть и что будет, открывается такому паломнику со всей ясностью. В таком божественном измерении оказывается он, особенно когда, оставив позади все тяготы долгого путешествия, приближается к заветной святыне.
В этом паломничестве мне стало ясно, что все и вся ведомы божественной силой. В «Гите» Кришна так объясняет это: «Все покоится на Мне, словно жемчужины, нанизанные на нить». Эту божественную силу можно сравнить с мелодией, которая исходит от одной струны скрипки, но разливается повсюду и влияет на все, что находится рядом. Неприступные горы, реки, пещеры и жилища йогов, а также шумные города с беспокойными толпами падких на дешевые удовольствия людей — все это зиждется на божественной вибрации, на слове Бога. А мы настолько сильно желаем утвердить здесь свою собственную «мудрость», что не хотим слышать, что говорит нам Бог.
«От Меня исходит память, знание и забвение», — говорит Кришна. Он дает как творческий импульс, так и тягостное забвение. Если мы постараемся услышать Бога нашим сердцем, то со временем обнаружим, насколько часто к нам приходят предупреждения и сигналы, будь то от Самого Бога или через других. Когда-то я прочел в Талмуде: «У каждой травинки есть ангел, который склоняется над ней и шепчет: „Расти, расти, расти!"»
Поднимаясь все выше по разрушенной оползнем тропинке, я то и дело повторяю молитву, в которой выражена тоска по духовному миру:
ахам харе тава падаика-мула-
дасанудасо бхавитасми бхуйах
манах смаретасу-патер гунамс те
грнйта вак карма кароту кайах
О мой Господь, когда же придет тот час, когда я стану слугой Твоих слуг, всегда ищущих прибежища у Твоих лотосных стоп? О Господин моей жизни, позволь мне стать их слугой, ведь только тогда мой ум будет всегда погружен в размышления о Твоем образе, мои слова будут всегда прославлять Твой образ, а мое тело будет всегда занято любовным преданным служением Тебе[39].
По дороге мне попадается осел, а чуть позже — крот. Между человеком и животным здесь заключен негласный договор: оба почтительно уступают друг другу дорогу. Внизу в долине пасутся яки под охраной собак, напоминающих лаек. А вот навстречу нам идет целая процессия тибетских женщин, несущих на своих плечах корзины со свежесобранными гималайскими травами. Проходя мимо них, я чувствую целебный запах этих трав.
Начинается дождь, и я решаю переждать его под скалой. Хорошо представляю себе, как бы я сидел здесь всю жизнь.
Между тем я делаю открытие, которое совсем не укладывается в моей голове. Разглядывая поверхность скалы, я вдруг возле одной темной пещеры замечаю призрачного вида существо, огромное и волосатое. В ту же секунду существо исчезает. Был ли это йог или снежный человек?
Продолжая путь, я вскоре подхожу к водопаду Васудхара. Остальные мои попутчики уже здесь — нет только пандита с его другом, они шли за мной. Красивое это зрелище — падающая вода, переливающаяся и блестящая в солнечном свете. Несмотря на то, что здесь, высоко в горах, холодно, солнце приглашает своими теплыми лучами искупаться в водопаде. Оно обогреет нас после купания. Пока мы с доктором Аурелиусом, трясясь от холода, стоим под скалой, подставляя спины под каскады чистой воды (непосредственно под водопадом стоять нельзя — бывает, что вместе с водой падают и камни), Лакшману удается собрать немного фруктов. Пока мы обсыхаем, он предлагает фрукты, и мы вкушаем их вместе с остатками орехов и сухофруктов, что привез с собой из Швейцарии доктор Аурелиус.
Тем временем подходят пандит и его спутник и с благодарностью разделяют нашу трапезу.
Но тут мы замечаем, что кого-то в нашей группе не хватает. Бала-Гопал! Он всю дорогу молчал, незаметно отделился от нашей группы и залез на боковую скалу водопада. Он все время был внутренне напряжен, поскольку в этом паломничестве ему тоже необходимо решить пару проблем. Сейчас мы видим его на полпути к вершине водопада. Мы начинаем волноваться. Пандит, кому армейское командование поручило следить за нашей безопасностью, вне себя от беспокойства. Он смотрит на меня и в гневе кричит: «Мурк, мурк!» («дурак!»), — показывая на Балу и дико размахивая руками. Отвесная скала опасна даже для опытных альпинистов: на ней, питаемый брызгами водопада, растет скользкий мох. Кричать бесполезно: из-за шума водопада ничего не слышно. В конце концов Бала-Гопал превращается в точку на скале. Как можно видеть, его целью является определенная пещера в горе. И вдруг происходит нечто из ряда вон выходящее. Как только он приближается к этой пещере, перед входом в нее образуется некое облако, закрывая собой вход. Бала останавливается в нерешительности, не зная, продолжить ли восхождение. В конце концов он поворачивает вспять и осторожно, медленно спускается. Один раз он срывается, но успевает за что-то ухватиться и встать на ноги.
Наконец он с дрожащими коленями предстает перед нами и рассказывает следующее:
— Извините, я немного нервничал, и мне надо было как-то сбросить напряжение. Я подумал, что лучше это сделать на горе, чем на своих попутчиках. Я хотел подойти к той пещере и был уже почти у цели, как вдруг у меня возникло ощущение, словно кто-то сказал: «Сюда нельзя! Тебя здесь не ждут. Поворачивай назад». Послание было такое сильное, что не могло быть и речи, чтобы продолжать подъем. И вот я здесь. Не осталось ли у вас фруктов?
Я не раз слышал, что некоторые из святых мест охраняются могущественными существами. Хорошо, что Бала-Гопал послушался их.
Проведя у водопада два часа, мы возвращаемся обратно. По пути мы с Бала-Гопалом и Лакшманом замечаем одного пугливого йога, набирающего в ведро воду из реки. Его пещеру я заметил, еще когда мы шли к водопаду, хотя самого йога не видел. Глядя, как он сейчас зачерпывает воду, я понимаю разницу между ним и нами. Мы всего лишь туристы, наслаждающиеся прекрасными пейзажами, в то время как для него чудеса этих мест — неотъемлемая часть жизни. Интересно, а знаком ли он со снежными людьми?
Я размышляю над своим наблюдением, которое не укладывается у меня в голове. Снежный человек — легендарный житель Гималаев. В Непале до 1958 года он был вписан в Красную книгу. У многих альпинистов есть фото гигантских отпечатков ног на снегу, а также и самих волосатых, с прямой походкой великанов, которые появлялись неизвестно откуда и тут же в испуге прятались. Но легенд о них существует еще больше. Вот один рассказ, услышанный мной от немецкого скалолаза, у которого было специальное разрешение на путешествие в Тибет.
Однажды два йога бродили на границе между Тибетом и Ассамом в поисках легендарной райской страны, где живут исключительно люди с чистым сердцем. В ходе своего путешествия они подошли к невидимой черте, за которую мог перейти только пожилой йог. Молодой йог, еще не достигший духовных высот, должен был поворачивать назад. Он ушел в другую горную долину и там неожиданно слег от приступа подагры. Из последних сил он соорудил себе хижину из травы и питался молоком диких коз, которых ему послало Провидение, иначе бы он умер от голода.
Но вот что стал замечать этот йог: каждый день к близлежащей реке приходил утолить жажду какой-то волосатый великан. Он подходил к воде, пил, а затем исчезал в лесу. Один раз йог видел отпечаток его ноги на берегу; отпечаток был огромных размеров. Проходили недели, но дикий сосед йога все так же ходил к реке. Иногда он внимательно смотрел на йога, но не делал попыток приблизиться. И вдруг в один из дней мохнатый великан не пришел. Может быть, ему нужна помощь? Несмотря на свои подагрические боли, йог отправился в дремучий лес и наткнулся на заброшенную хижину отшельника. Из дверного проема торчали две огромные ноги, вернее сказать, лапы. Йог осторожно приблизился и увидел того самого снежного человека; он лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал. Его мех был мокрым от пота, а во рту можно было разглядеть два длинных клыка. Он выглядел как человек, однако в его облике было что-то дикое. В одной из его стоп торчала заноза размером с указательный палец, вокруг нее образовались гнойники.
Йог очень хорошо понимал, что снежный человек может в любую секунду убить его, однако сострадание пересилило страх, и он не смог просто так оставить страдающее существо. Он вынул занозу, прочистил рану куском ткани, вложил в рану как можно больше слюны и перевязал ее куском своей одежды. Снежный человек не шевелился. Лишь один раз, когда йог вытаскивал занозу, из горла великана вырвался хриплый звук. Он выглядел почти как пациент на операционном столе.
Затем йог отправился к реке, набрал в свою чашу воды и поставил ее у изголовья снежного человека. Через несколько дней самочувствие великана так улучшилось, что он уже сам потихоньку стал спускаться к реке. В один прекрасный день он появился у хижины йога и вернул его чашку. С этого момента йог стал избавляться от своей подагры. Однажды, когда он бродил в лесу, с дерева вдруг спрыгнул его мохнатый сосед, встал перед йогом, скорчил рожу, взмахнул руками и в мгновение ока исчез. Через несколько минут деревья опять затрещали, и снежный человек появился вместе с только что убитым тигром на плечах. Хрюкнув, он сбросил тигра к ногам йога и убежал. Йог снял с тигра шкуру (йоги часто сидят на тигровой шкуре, это отпугивает змей), а тушу приволок к хижине своего выздоровевшего пациента, который, по всей видимости, не был вегетарианцем.
Вот все, что я помню из этой истории. Йог совершенно избавился от подагры. Его сострадание, лишенное страха, достойно подражания.
Тем временем мы уже спустились к реке. Йога не видно: он скрылся в своей пещере. Бала-Гопал и я решаем сходить к нему в гости. Мы взбираемся по узкой, шириной в локоть, тропинке, на которой видны его следы, и, подойдя ко входу, зовем его. Но застенчивый йог не отзывается. Пожав плечами, мы поворачиваем вспять, но, пройдя несколько метров, оглядываемся: йог стоит у входа, подобно боязливому ребенку. Не удивительно, ведь он уже столько времени живет здесь один. У них совсем другое питание (некоторые йоги питаются лишь праной, энергией воздуха), и занимаются они исключительно духовной деятельностью. На нас, жителей долин, они смотрят как на дикарей, поскольку мы не обладаем их способностями — например, мы не можем пережить лютую зиму без центрального отопления.
Взгляд этого йога совсем не злобный, и мы снова подходим к его пещере. Я кланяюсь ему. Мне не стыдно выражать почтение таким людям. Йог смущен. Он вопросительно смотрит на нас — чего, собственно, нам нужно, — и мы жестами даем понять, что хотим всего лишь посмотреть на его жилище. Он тут же превращается в радушного хозяина. Его глаза говорят: «Если только посмотреть, то заходите». Его жилище разделено на две части: в одной находится спартанская постель и утварь (пара горшков и стаканов), а в другой — священный огненный алтарь. Там мы видим изображение Кришны. Судя по всему, здесь он совершает регулярные жертвоприношения для Кришны.