Я знал, что Малыш Жуло все еще там. Он парень надежный и меня укроет. Одно только опасно — можно встретить Индару или кого-то из ее родственников. Из дому выходить буду по ночам. Нет, лучше вообще не высовываться, буду посылать Жуло. Кстати, Большой Андре тоже в Джорджтауне, живет по канадскому паспорту. Возьму его паспорт, переклеим фото, сделаем печать — это пустяки. А если его не окажется, можно купить паспорт у какого-нибудь моряка, в клубе.
Потом перетащу деньги в Буэнос-Айрес, оттуда самолетом в Рио-де-Жанейро. В Рио покупаю новый паспорт — и в Аргентину. Потом в Португалию.
Из Лиссабона в Испанию, в Барселону. Оттуда можно пробраться во Францию. Я говорю по-испански вполне прилично для того, чтобы эти придурки французские пограничники приняли меня за латиноамериканца.
Половину денег можно будет перевести в Кредитный банк в Лионе, остальные оставить про запас в Буэнос-Айресе.
Всем людям, с которыми встречусь в Джорджтауне, Бразилии и Аргентине, буду говорить, что еду в Италию, где меня ждет жена.
В Париже можно остановиться в «Георге V». По ночам из гостиницы не выходить, обедать и пить чай всегда в одно и то же время. Так создается имидж законопослушного человека, ведущего благопристойную, размеренную жизнь. В гостиницах это сразу подмечают.
Надо отпустить усы, волосы постричь покороче, как носят военные. Стараться говорить по-французски с испанским акцентом. Ах, да, и позаботиться о том, чтобы для меня каждый день оставляли внизу испанские газеты.
Тысячи и тысячи раз я прокручивал в голове дальнейший план расправы с этими негодяями. Главное — с кого начать? Прощенья и пощады пусть не ждут! Никогда не прощу им, что мой бедный отец ушел в могилу опозоренный, отвергнутый всеми, так и не узнав, что я стал честным человеком! Никогда!
— Рита, милая, я еду завтра же!
— Нет! Никуда ты не поедешь! — Она встала, положила руки мне на плечи, заглянула в глаза. — Ты не должен ехать, не смеешь! Через несколько дней приезжает моя дочь. Ты прекрасно знаешь, по какой причине я так долго жила в разлуке с ней. Надо было наладить жизнь. Теперь у нее есть дом и отец тоже. И этот отец — ты. Ты что же, хочешь убежать от ответственности? Испортить и уничтожить все, что мы создали вместе, и прежде всего — нашу любовь? Ты считаешь, что этим можно пожертвовать ради того, чтобы наказать негодяев, виновных в твоих страданиях и, возможно, в смерти твоего отца? Прошу тебя, Анри, ради моего счастья и счастья моей девочки, откажись! Откажись от этой безумной идеи мести раз и навсегда! Подумай: будь твой отец жив, неужели бы он одобрил это твое намерение? Нет, никогда! И вот еще что… Хочешь знать, как ты можешь отомстить этим мерзавцам? Тогда слушай. Тем, что ты теперь счастлив, имеешь дом и любящую жену, живешь честным трудом. Тем, что любой человек в Венесуэле, знающий тебя, может сказать: «Он славный и честный парень, этот француз, на его слово можно положиться». Вот она, твоя месть. Ты докажешь всем им, как они страшно в тебе ошибались!»
Рита победила. Я сдался. Мы проговорили с ней всю ночь и заснули лишь под утро, счастливые, хотя и утомленные всеми этими переживаниями.
Приехала Клотильда, дочь Риты. Ей уже исполнилось пятнадцать, но она была такая тоненькая и хрупкая, что на вид больше двенадцати ей дать было нельзя. Густые кудрявые черные волосы доходили до плеч. Глаза — небольшие, тоже черные, лучились живостью и умом. Мы с первого взгляда прониклись симпатией друг к другу. Девочка сразу почувствовала, что этот мужчина, живущий с ее матерью, сможет стать ее лучшим другом, что он будет всегда любить и защищать ее.
С момента ее появления в доме я почувствовал, как во мне проснулось доселе незнакомое мне желание — защитить, уберечь Клотильду от всех трудностей и невзгод, сделать ее жизнь по-настоящему счастливой.
Теперь я выходил за покупками позже, около семи, и брал с собой Клотильду. Мы шли рука об руку, а впереди важно шествовали Мину и Карлито с корзинками. Все было ново здесь для Клотильды, она хотела увидеть все сразу. Но самое сильное впечатление произвели на нее индианки с раскрашенными щеками в длинных шуршащих нарядах и туфлях, украшенных огромными разноцветными помпонами из шерсти.
Тот факт, что в пестрой крикливой толпе со мной рядом шел ребенок, доверчиво вцепившийся мне в руку, уверенный, что при любой опасности на меня можно полностью положиться, глубоко трогал меня и пробуждал в душе доселе неведомое чувство — чувство отцовской любви. «Да, маленькая Клотильда, шагай вперед по жизни смело и спокойно, будь уверена, я сделаю все, чтобы путь твой был свободен от горечи и невзгод!»
Мы возвращались в гостиницу довольные и счастливые и взахлеб, наперебой рассказывали Рите о разных забавных эпизодах, казавшихся нам необычными происшествиями, и наших наблюдениях.