Сергей Львович Москвин
Предельная глубина
Текст предоставлен издательством https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=316632
«Предельная глубина»: Эксмо; м.; 2009
ISBN 978‑5‑699‑37262‑1
Аннотация
Офицер подводного спецназа Игорь Мамаев, назначенный инструктором по боевой подготовке водолазов‑разведчиков, приезжает на секретный полигон в забайкальской тайге на озере Мертвом. Там он знакомится с аспиранткой Ленинградского университета Зоей Серебрениковой, с которой у него завязывается роман. Но счастье влюбленных оказывается недолгим. По военному городку и ближайшим таежным поселкам прокатывается волна жестоких убийств. По необъяснимым причинам обычные люди превращаются в безжалостных кровожадных монстров, словно сама смерть, вырвавшаяся из темных глубин Мертвого озера, собирает по берегам свою кровавую жатву. Удастся ли Мамаеву и его возлюбленной выжить в захлестнувшей Забайкалье волне насилия и обуздать неведомую силу, к которой приковано пристальное внимание спецотдела военной контрразведки, работающего со сверхъестественными явлениями?
Сергей Москвин
Предельная глубина
От автора
В основе романа «Предельная глубина» лежит трагический случай, произошедший с советскими боевыми пловцами на озере Байкал в 1982 году. В сети Интернет можно найти немало упоминаний об этом событии, а центральные телеканалы «Первый» и REN TV подробно описали его в своих документальных фильмах об НЛО и контактах с внеземными существами. Я сознательно не пересказываю его сейчас, чтобы не раскрывать интригу сюжета, однако читатель, знакомый с вышеупомянутым событием, сразу поймет, о чем идет речь.
|
|
За четверть века, минувшую с того времени, трагедия на Байкале обросла множеством легенд и уже сама превратилась в легенду. Мне не удалось найти ни одного участника или очевидца данных событий, поэтому я не берусь утверждать, что описанный случай имел место в реальности. Ответ наверняка содержится в военных архивах. Но документы, касающиеся формирования, подготовки и операций советского подводного спецназа, в большинстве своем содержат государственную тайну и еще не скоро будут рассекречены.
Как бы там ни было, данный роман – это не попытка докопаться до истины (предоставим это право историкам), а возможность задуматься о том, чем могла обернуться для человечества та роковая встреча с неведомым.
Пользуясь возможностью, я приглашаю очевидцев и участников описанных событий, людей, располагающих какой‑либо информацией, а также всех интересующихся изучением аномальных явлений на сайт романа «Предельная глубина»: www/moskvins.ru.
Сергей Москвин
Пролог
Cреди покрытых густым лесом диких таежных сопок внезапно открылась плоская, вытянутая линза поверхности озера. Все находящиеся на борту вертолета офицеры штаба Сибирского военного округа одновременно прильнули к иллюминаторам.
– Это оно? – с удивившим его самого волнением спросил заместитель начальника штаба у своего помощника.
– Оно самое, товарищ полковник! – немедленно отозвался тот. – На десятки километров вокруг ни одного живого человека! Даже буряты и эвенки обходят этот район стороной! Самое подходящее место для секретной базы! Лучшего и искать не надо!
|
|
Из‑за шума работающих двигателей помощнику приходилось кричать. Протиснувшись за спинами офицеров, он заглянул в пилотскую кабину.
– Давайте на примерочный круг!
Управляющий машиной седой пилот с косым шрамом на щеке – следом душманской пули, угодившей в лобовое стекло фонаря его «Ми‑восьмого» полгода назад в Афганистане, нехотя наклонил ручку управления.[1]За время афганской командировки он привык доверять своим ощущениям. До предела обострившаяся на войне интуиция не раз спасала жизнь и ему, и экипажу, и находившимся на борту десантникам. Сейчас она не просто кричала – она вопила во весь голос! Открывшаяся внизу картина не нравилась ему. Не нравилась настолько, что пилот с трудом поборол желание развернуть машину и, наплевав на полученный приказ и предполетную инструкцию, лететь обратно на аэродром. В другое время и в другой стране он, возможно, так бы и поступил. Но плюющиеся свинцом кручи афганских гор остались за тысячи километров от забайкальской тайги, просторы родной страны дышали миром и спокойствием, а показания приборов не предвещали беды. К тому же ни расположившийся в соседнем кресле молодой штурман, ни штабные офицеры, похоже, не разделяли его опасений. И все‑таки руки пилота ощутимо дрожали, когда он входил в пологий вираж. Но никто, кроме него самого, не заметил этой дрожи.
В пассажирском отсеке заместитель начальника штаба округа и сопровождающие его офицеры продолжали разглядывать медленно поворачивающееся под ними озеро. День выдался пасмурный, и, очевидно, из‑за этого водная гладь внизу казалась не серебристой или бледно‑зеленоватой, как на подавляющем большинстве таежных озер, а стальной.
|
|
– Что это там, в центре? – недоуменно спросил кто‑то из офицеров.
Замначальника штаба встрепенулся, и предупредительный помощник тут же вложил ему в руку бинокль. Полковник приник к окулярам.
Действительно, ближе к центру озера на воде виднелось темное, практически идеально круглое пятно, чем‑то похожее на пленку разлившейся нефти, только не на поверхности, а в глубине.
– Похоже на впадину, – предположил все тот же голос.
Замначальника штаба нахмурился. По его мнению, вытянутое в длину озеро с темным пятном посредине больше всего походило на гигантский, хищно прищуренный глаз с нацеленным в небо черным зрачком. Ему даже показалось, что он видит там отражение пролетающего над водой вертолета. Внезапно в глубине «зрачка» промелькнула молния, и по поверхности пятна разлился призрачный свет. Темная вода заискрилась тысячами огней. Даже сквозь стекло иллюминатора и обшивку фюзеляжа полковник ощутил исходящее от них тепло. Его тело воспарило над жестким вертолетным сиденьем, руки опустились сами собой. Огни на поверхности озера стали ярче и ближе. Теперь уже не нужен был бинокль, чтобы рассмотреть их.
В пилотской кабине командир экипажа из последних сил пытался вытянуть из штопора потерявшую управление машину. Но руки словно стали ватными и уже не могли сдвинуть с мертвой точки заклинившие рычаги управления. В соседнем кресле блаженно улыбался штурман. Он даже не попытался прийти на помощь пилоту, борющемуся с неуправляемой машиной.
По косой дуге вертолет спикировал вниз, ударился о воду и загорелся. Подскочил, как подскакивает пущенный с большой силой плоский камень, и, объятый пламенем, окончательно рухнул в озеро, не дотянув десяти метров до берега.
Глава 1
Перспективное назначение
Горячий воздух застыл над растрескавшейся от солнечного жара землей и ровной, как зеркало, водной гладью. Только подойдя к самой береговой кромке, где редкие волны лениво лижут перемешанный с белыми кристаллами поваренной соли прибрежный песок, можно понять, что отливающая на солнце неподвижная масса – это вода, тысячи тон соленой воды, заполнившие природную котловину, причудливым зигзагом пересекающую степи и плоскогорья восточного Казахстана.
Со стороны сколоченной из грубооструганных досок и выкрашенной в зеленый защитный цвет смотровой трибуны, украшенной кумачом с броским, накануне прописанным лозунгом «Народ и армия едины», движение воды у береговой линии совершенно неразличимо. Поэтому пять человек в армейской полевой форме и в званиях от майора до полковника, тесно обступившие стоящего в центре трибуны насупленного и тяжело дышащего генерала, могли лишь догадываться о напряженной драме, разворачивающейся в нескольких метрах ниже поверхности озера. В отличие от старших офицеров и обливающегося потом генерала, думавшего лишь о том, какого черта он поперся на этот полигон, вместо того чтобы остаться в штабе, как предлагал командир части, два одинаково крепких и жилистых старших лейтенанта с почерневшими от загара лицами и выгоревшими на солнце короткими волосами имели гораздо больше представления о том, что должно происходить в глубине. Именно они, которым не нашлось места на трибуне, в течение одиннадцати последних недель готовили группу водолазов‑разведчиков, державших сейчас экзамен перед командованием части и высоким проверяющим из Москвы за право продолжить службу в отдельной бригаде морской пехоты специального назначения, за право называться «морскими дьяволами» – боевыми пловцами. Это под их руководством курсанты постигали навыки обращения с водолазным снаряжением, холодным и огнестрельным оружием, с ними осваивали тактику боевых операций малых групп в воде и на берегу. Но сейчас опытного и знающего наставника нет рядом, и уже сами курсанты должны продемонстрировать, чему они научились за время курса боевой подготовки. С того момента, как их в полном боевом снаряжении выбросили с вертолета в десяти милях от берега, курсанты предоставлены сами себе.
Один из инструкторов – остролицый старлей с длинным хрящеватым носом, выделяющимся на его плоском лице, с тревогой взглянул на свои наручные часы. Хотя он выпустил уже не один десяток разведгрупп, сейчас он волновался больше обычного. Сегодня особенный день. Сегодня за ходом учений наблюдает не кто‑нибудь, а сам генерал Каргополов, начальник главка спецназов. Но главная причина волнения была даже не в этом, а в том, что курсанты из группы его напарника старлея Мамаева стабильно показывают более высокие результаты. Ладно бы только в каком‑нибудь одном виде учебной программы: в стрельбе или подводном ориентировании. Так ведь нет! Практически по всем дисциплинам у них показатели лучше, за исключением разве что политподготовки. И что только такого Мамай с ними творит? Начальство все это видит и, разумеется, свои выводы делает. Глядишь, Мамай и капитана раньше получит, хотя у него выслуги на год меньше. А если вдруг место начбоя[2]освободится, кто первый кандидат? Опять же Мамай! Правда, если бойцы Мамая облажаются перед Каргополовым, не видать тому ни внеочередного звания, ни завидной должности. А сегодняшняя задача может оказаться непосильной даже для его выводка. Проплыть в гидрокостюмах и полном боевом снаряжении от точки выброски до берега восемнадцать с половиной километров. И не просто проплыть, а, ориентируясь только по компасу, отыскать в изломанной береговой линии залив с выстроенным на берегу учебным полигоном. Преодолеть под водой три линии боновых заграждений и противодиверсионных сетей с установленными на них шоковыми и сигнальными минами. После чего атакой из‑под воды уничтожить укрепленный пункт условного противника.
Остролицый старлей исподлобья посмотрел на второго инструктора, такого же подтянутого и мускулистого, только с более темными волосами, такими же темными бровями и выразительными карими глазами. Тот сделал вид, что не заметил недружелюбный взгляд сослуживца, и отвернулся к воде. В этот момент вода у берега буквально вскипела, и оттуда на прибрежный песок выбросились две мокрые фигуры в облегающих гидрокостюмах с дыхательными аппаратами за плечами и специальными автоматами в руках. Водолазы залегли, открыв шквальный огонь по установленным на берегу ростовым фанерным мишеням, от которых во все стороны полетели щепки. Следом за первой парой разведчиков из воды выбрались еще четверо водолазов в таком же снаряжении, и уже все шестеро, поочередно прикрывая друг друга огнем, бросились к возведенным на берегу железобетонным коробкам, обозначающим укрепленный пункт противника.
На смотровой трибуне возникло оживление.
– Чья эта группа? – отрывисто спросил Каргополов, наблюдая за разворачивающимся на полигоне действием.
Адъютант Каргополова подполковник Москалин придвинулся ближе, ловя каждое слово своего начальника. Но на этот вопрос он ответить не мог.
– Старшего лейтенанта Мамаева, – с готовностью отрапортовал командир части полковник Щукин, разглядев в бинокль приклеенные пластырем алые полоски на рукавах гидрокомбинезонов появившихся на берегу водолазов.
Тем временем бегущие по песку водолазы достигли первого бункера. Здесь они вновь разделились. Одна пара осталась у бетонной стены, прилаживая к ней заряд взрывчатки, вторая, не задерживаясь, бросилась к соседнему сооружению. Перебегая от одного укрытия к другому и прикрывая друг друга, водолазы заминировали четыре условных бункера и вернулись к воде. Все четыре установленных ими заряда рванули практически одновременно, подтвердив слаженность действий всех бойцов диверсионной группы. Как только отгремело эхо взрывов и учебные цели окутались облаками взметнувшейся пыли, Щукин повернулся к Каргополову, лихо вскинул руку к виску, для чего его заместителям пришлось потесниться, чтобы освободить командиру место для этого строевого приема, и отрапортовал:
– Товарищ генерал‑лейтенант! Учебно‑боевая задача выполнена! Береговой укрепленный пункт условного противника уничтожен!
Хотя поставленную задачу пока выполнила только одна группа из двух, по лицу Щукина было видно, что он доволен результатами учений. Можно наконец вернуться в штаб, выбравшись с солнцепека в прохладу кондиционеров. Генерал Каргополов ничего не имел против этого, поэтому не стал цепляться к словам командира части. Как действуют подготовленные на базе подводные диверсанты, он уже увидел, а следить за работой каждой группы водолазов – дело инструкторов, а не начальника главка. К тому же остался еще целый ряд служебных вопросов, которые следует обсудить с командиром части.
Каргополов приложил руку к широкополой панаме, презентованной ему Щукиным вместе с комплектом тропического камуфляжа сразу после прибытия в часть.
– Поздравляю вас с успешным выполнением боевой задачи!
Все присутствующие на трибуне офицеры во главе с командиром части радостно заулыбались. Даже оперуполномоченный отдела военной контрразведки расплылся в довольной улыбке, хотя похвала начальника главка Главного разведывательного управления Минобороны вроде бы не имела к нему отношения. И только остролицый лейтенант продолжал хмуро смотреть на бредущую по берегу цепочку водолазов.
– А теперь о неприятном.
Все офицеры, собравшиеся в просторном кабинете командира части, мгновенно подобрались, услышав из уст Каргополова эти слова. Потому что за ними могло последовать все, что угодно, вплоть до обвинения в измене и шпионаже. Когда большая часть службы прошла в штате военной разведки, когда только и читаешь в рассылаемых циркулярах о враждебных действиях США и других стран блока НАТО, направленных на подрыв обороноспособности СССР, поневоле начинаешь подозревать всех и каждого в потенциальной измене. И за примерами далеко ходить не надо. В одном из последних приказов Генштаба как раз говорилось о разоблачении такого предателя, окопавшегося в управлении кадров Минобороны.
– Противник, в первую очередь спецслужбы США, наращивает усилия для получения сведений о наших войсках специального назначения. В том числе о формированиях подводных диверсантов‑разведчиков и базах их подготовки, – продолжал Каргополов.
Щукин и его заместители с тревогой посмотрели друг на друга. Не ты ли, иуда, сообщаешь американцам эти сведения?
– Вдоль наших южных границ идет строительство сразу нескольких сейсмических станций. Это не что иное, как новые посты технической разведки. Очевидно, противник собирается использовать их для отслеживания испытаний ядерного оружия на семипалатинском полигоне. Но… – Каргополов сделал многозначительную паузу, – как утверждают наши эксперты, эти сейсмические станции способны регистрировать и взрывы диверсионных фугасов на озере Балхаш. А это уже прямая расшифровка нашей базы!
Присутствующие на совещании офицеры расслабились, разом забыв, что еще несколько секунд назад подозревали друг друга в измене. Щукин стал лихорадочно придумывать, какие мероприятия можно провести, чтобы избежать расшифровки военной базы или, по крайней мере, скрыть от противника ее истинное предназначение. Но на этот раз его предложения не понадобились.
– В связи с этим командованием принято решение об изменении программы подготовки водолазов‑разведчиков и выделении курса минно‑взрывного дела в отдельный этап обучения с переносом занятий на специально созданный для этой цели учебно‑испытательный полигон в Сибирском военном округе, – объявил Каргополов. – Кого из своих инструкторов вы рекомендуете для этой работы?
В кабинете наступила мертвая тишина. Когда решение принято, поздно что‑либо говорить и доказывать. Остается только исполнять. Но еще ни один командир добровольно не расформировал свою часть и не отпустил в другое подразделение ни одного ценного специалиста.
Щукин переглянулся со своим замполитом, подполковником Артемьевым, ища у него поддержки. И тот с готовностью пришел ему на помощь:
– Мы всесторонне рассмотрим все кандидатуры и представим вам на утверждение.
Но такой ответ не понравился начальнику главка.
– А этот инструктор, чья группа сегодня отличилась на учениях, что он собой представляет?
Замполиту по должности положено знать весь личный состав. Поэтому отвечать на вопрос генерала вновь пришлось ему.
– Старший лейтенант Мамаев, двадцать пять лет. К нам переведен из Отдельного морского разведывательного дивизиона Северного флота. Участник шести боевых операций. Имеет опыт глубоководных погружений и подводных взрывных работ. Награжден двумя орденами Красной Звезды и орденом Красного Знамени.
Артемьев хотел закончить, тем более что сведения, почерпнутые им из личного дела Мамаева, на этом иссякли, но, встретившись взглядом со Щукиным, который беззвучно шевелил губами, поспешил добавить:
– Вместе с тем вынужден отметить, что Мамаев уделяет недостаточное внимание политико‑воспитательной работе среди курсантов. Так, вместо семинара по изучению материалов XXVI съезда КПСС он организовал со своей группой марш‑бросок, грубо нарушив план учебных занятий. В другой раз группа Мамаева в полном составе опоздала на лекцию по научному коммунизму. Причем староста группы заявил, что они опоздали из‑за того, что под руководством своего инструктора отрабатывали под водой приемы рукопашного боя с холодным оружием.
Видя одобрение в глазах Щукина, Артемьев готов был продолжать и дальше, но Каргополов перебил его:
– Мы обсуждаем кандидатуру инструктора, а не замполита. Каковы результаты группы Мамаева в боевой подготовке?
– Самые высокие среди всех учебных групп, – нехотя ответил Щукин. Он уже понял, что со своим лучшим инструктором ему, судя по всему, придется расстаться.
– Тогда и нечего наводить тень на плетень, – отрезал Каргополов. – Готовьте документы на перевод. Для начала в распоряжение начальника разведуправления Сибирского военного округа.
После торжественного обеда в офицерской столовой, организованного по случаю завершения инспекторской проверки, когда командование части поголовно занялось подготовкой к вечерней рыбалке – такому же обязательному и не менее ответственному мероприятию при приеме высоких гостей, чем показательные учения разведгрупп боевых пловцов, Каргополов, уединившись со своим адъютантом в кабинете Щукина, изучал личное дело старшего лейтенанта Мамаева. Пролистав довольно толстую, несмотря на еще сравнительно небольшой стаж воинской службы офицера, папку и не найдя там ничего, что могло бы послужить основанием для перемены уже принятого решения, генерал захлопнул личное дело.
– Ну что голову повесил? – спросил он у угрюмо молчащего адъютанта. – Вон какого толкового инструктора нашли. Глубоководный ныряльщик, участник боевых операций, да еще трижды орденоносец!
Подполковник Москалин с сомнением покачал головой.
– Да я все переживаю, как на новом полигоне дело сложится. Места, говорят, там гиблые.
Он прослужил в адъютантах у Каргополова более шести лет и по праву считался его доверенным лицом, поэтому наедине с начальником высказывал свои сомнения напрямую. Но на этот раз слова адъютанта не вызвали у начальника главка ничего, кроме раздражения.
– А нечего переживать, нормально сложится. Матчасть готова, военный городок полностью отстроен. Хоть завтра начинай подготовку курсантов. А ты панические слухи распускаешь и местные сплетни поддерживаешь.
– А катастрофа вертолета штаба округа? – напомнил Москалин.
Каргополов поморщился, отчего его изборожденное морщинами лицо стало похоже на печеное яблоко.
– Это случилось год назад. Вывод комиссии однозначен – ошибка пилота, снизившегося до недопустимо малой высоты, в результате чего вертолет задел лопастями воду и рухнул в озеро. Так что слухи тут совершенно ни при чем. И вообще, военная разведка оперирует не слухами, а фактами.
– Так точно, товарищ генерал, – поддакнул Москалин, безошибочно научившийся определять, когда Каргополов допускает возражения, а когда нет. Хотя аргументы начальника на этот раз его отнюдь не убедили.
Увидев впереди профессора Петровского, Зоя остановилась. Петровский как раз вышел из кабинета заведующего кафедрой. Зое тоже нужно было попасть в кабинет, чтобы утвердить у завкафедрой свой учебный план, но встречаться с Петровским она не хотела. Какой смысл, если он уже сказал свое слово? А то, что профессор Петровский держит слово, об этом на кафедре биологии знали все: и студенты, и аспиранты. «Ну, и очень надо!» – сказала она самой себе, хотя на душе было горько и обидно. Вон Маринка сумела выбить для себя место в группе, хотя какое отношение тема ее кандидатской имеет к целям экспедиции? Ровным счетом никакого! Зато на защите можно будет с гордым видом заявить: участвовала в научной экспедиции по изучению забайкальской ихтиофауны. И ведь наверняка сработает. Мужики просто тают от умиления, когда узнают, что какая‑нибудь смазливая аспирантка не поленилась съездить в экспедицию. Словно это так просто, захотела и поехала. Зоя вон сколько раз обращалась к Петровскому с просьбой включить ее в состав группы, уговаривала, чуть ли не на коленях стояла, а тот ни в какую. А Маринка пару раз переспала с его помощником Скворцовым – и вот, пожалуйста – уже в штате. И еще гордится этим. Противно слушать!
Зоя остановилась, сделав вид, что изучает стенд с материалами научно‑практической конференции. Но Петровский, как назло, повернул в ее сторону.
– Серебреникова! Вы‑то мне и нужны.
Надо же! Оказывается, она ему нужна.
– Вы по‑прежнему горите желанием поехать в забайкальскую экспедицию?
– Конечно, Константин Львович! – Зоя просияла.
– Тогда собирайтесь. У Федосеева опять язва открылась, так что вакантное место есть.
Зоя вспомнила доцента Федосеева. Он всегда ходил хмурый и постоянно придирался к ней по пустякам, да и не только к ней. На кафедре его не любили. Но сейчас она испытывала к Федосееву искреннюю благодарность и, конечно, сочувствие.
– Но учтите, Серебреникова, та часть плана исследований, которая была на Федосееве, теперь на вас.
Зоя поспешно кивнула.
– Конечно, Константин Львович.
– Работы будет много.
– Я готова.
Петровский постоял еще несколько секунд, словно обдумывал принятое решение – Зоя даже испугалась: вдруг опять передумает, потом объявил:
– Получите направление в учебном отделе. И не затягивайте. Через два дня выезжаем.
– Конечно, Константин Львович, – в третий раз повторила Зоя. – Я прямо сейчас туда. Мне только учебный план подписать. – Она засуетилась, но Петровский уже шагал по коридору, утратив к ней интерес.
Закончив свои дела на кафедре и получив в учебном отделе направление в экспедиционную научно‑исследовательскую группу профессора Петровского, Зоя внезапно вспомнила, что в библиотеке за ней числятся несколько книг, в их числе монография самого Петровского о плоских червях. Книги лежали в ее комнате, в общежитии, и Зоя прямиком отправилась туда.
В общаге она встретила Маринку Чащину. В Ленинграде у Маринки, точнее, у ее родителей была отдельная, хотя и однокомнатная, квартира, но Маринку часто можно было встретить в общежитии для иногородних, причем не только на этаже, где проживали аспиранты, но и среди студентов.
– Привет, подруга! – махнула она рукой на ходу. – Как дела? Какие планы?
Она всегда набивалась в подруги. Наверное, потому, что это позволяло ей без зазрения совести спихнуть на Зою проверку своей части студенческих рефератов.
– Еду с вами в Забайкалье, – похвасталась Зоя. Хотя сначала хотела устроить Маринке сюрприз на вокзале, да вот не утерпела.
– Да ты что?! – обрадовалась Маринка, и, похоже, искренне. – А ну‑ка, давай рассказывай!
Она подхватила Зою по руку, влетела к ней в комнату и набросилась с вопросами:
– Очаровала‑таки Петровского? Ну и как он в постели?
– Ты что, совсем?! – возмутилась Зоя, даже покрутила пальцем у виска. – Соображаешь, что говоришь?!
Маринка только расхохоталась.
– Неужели моего Скворцова?
– Да ну тебя. Я такими вещами не занимаюсь.
– Ой‑ой‑ой! – Маринка вытянула свои ярко накрашенные губки. – Какие мы скромные. Между прочим, Петровский еще вполне ничего. Крепкий старичок.
– Какой он старичок? – вступилась за профессора Зоя. – В прошлом году на кафедре его сорокапятилетний юбилей отмечали.
Маринка согласно кивнула.
– Вот я и говорю: крепкий. – Она понизила голос: – Так у тебя ничего с ним не было? А как же ты тогда…
– Федосеев заболел.
– Так ему и надо! – сердито воскликнула Маринка. – А то лезет везде, где его не спрашивают! Недавно остановил меня в вестибюле. Чащина, что у вас за юбка? Вы, между прочим, в университет пришли, а не на танцы. Можно подумать, я не знаю, куда пришла! Пусть подольше болеет. Надоело его вечно недовольную рожу видеть. Жена, наверное, не дает, вот он ко всем и цепляется.
Зое стало жалко несчастного доцента.
– Зачем ты так говоришь? У него, между прочим, язва открылась.
– Не придирался бы к людям – не было бы никакой язвы! Все болезни, кстати, от этого. Вот я, – Маринка повернулась к висящему на стене зеркалу, – плохого людям не делаю, зла никому не желаю. Поэтому и не болею… и выгляжу соответственно.
Зое стало смешно.
– А Федосеев?
Маринка отмахнулась.
– Дался тебе этот Федосеев.
Продолжая крутиться перед зеркалом, она собрала в кулак распущенные по плечам волосы, подняла их над головой и неожиданно спросила:
– Слушай, Зойка, может, мне прическу поменять? Сделать, как у тебя, с открытой шеей. Мне пойдет, как думаешь?
Зоя прыснула.
– А, ладно, не буду, – заключила Маринка. – Перед дальней дорогой что‑либо менять – плохая примета. Вот вернемся, тогда и постригусь.
– Слушай! – внезапно о чем‑то вспомнив, она присела на кровать рядом с Зоей. – Нам же надо решить, что мы с собой возьмем. В первую очередь нужна хорошая мазь от комаров, и побольше. А то будем ходить все искусанные, рожи, как репы… Чего ты ржешь?! В тайге комары просто звери. Самые опасные твари!
Но приступ смеха оказался таким сильным, что Зоя не смогла остановиться.
Сибирь встретила тридцатиградусной жарой. Для Игоря Мамаева это оказалось неожиданным. Сработал стереотип мышления, в мыслях Игорь представлял свое новое место службы глухим таежным тупиком с трескучими морозами.
Тем не менее он охотно согласился сменить балхашские солончаки на сибирскую тайгу. Пыль и обжигающая духота пустыни за два года службы на Балхаше уже порядком надоели ему. Как надоел скудный и однообразный пейзаж с гонимыми ветром колючими шарами перекати‑поля и редкими кустиками жестких стеблей ковыля, таких сухих, что было совершенно непонятно, как он растет. В высохшей траве, среди песка и голых камней шныряли скорпионы, ядовитые сколопендры и гигантские многоножки, которым ни треск выстрелов, ни грохот взрывов были нипочем, поэтому их можно было встретить даже на полигоне. На Балхаше Игорь даже стал с симпатией относиться к змеям, которые охотились на всю эту членистоногую гадость. По‑настоящему комфортно он чувствовал себя только в воде, даже тогда, когда приходилось погружаться на предельную глубину. Поэтому Игорь, не раздумывая, принял предложение командования продолжить службу на новом дальневосточном полигоне, которое исходило от самого генерала Каргополова. Тем более что Каргополов пообещал повышение по службе, хотя так и не назвал будущую должность.
Кроме собственных амбиций, Игорем руководили и чисто человеческие желания. Ему очень хотелось увидеть настоящий, дремучий лес с поднимающимися к самому небу вековыми соснами и стволами в три обхвата, побродить по тайге с двустволкой и даже, может быть, поохотиться на лесную дичь, а не давить каблуками сколопендр и скорпионов, лопающихся с сухим хрустом под подошвами водолазных чулок и десантных ботинок.
То, что он глупо ошибся, воображая, что летом в Сибири так же холодно, как на побережье Белого моря, где он служил срочную, Игорю стало ясно, когда поезд миновал Уральские горы. На небе светило яркое солнце, и если бы не открытое настежь окно, через которое в купе врывался встречный ветер, впору было вспомнить жару балхашской пустыни. Зато пейзаж за окном радовал глаз. Игорь очень жалел, что Урал поезд пересекал ночью и ему так и не удалось увидеть знаменитые горы. Но и за Уралом было на что посмотреть. Лежа на верхней полке и уставившись в окно, Игорь подолгу любовался тянущимся вдоль железнодорожного полотна хвойным лесом или холмами, покрытыми густой и даже на вид сочной травой, а не сухой и жесткой пустынной колючкой.
Компания в пути тоже подобралась веселая. Через одно купе ехали две студентки‑хохотушки, возвращающиеся в Томский университет после летних каникул. Строго говоря, студентов было пятеро: кроме двух девчонок, еще трое парней. Но студентки предпочли своим сверстникам более взрослого попутчика и, едва познакомившись с Игорем, пригласили его к себе в купе. Дорога предстояла долгая, и он охотно принял их предложение. Поначалу его удивило, откуда у бедных студентов деньги на билеты в купейный вагон. Сам он взял такой билет только потому, что проезд к новому месту службы оплачивало Министерство обороны. Однако вскоре в разговоре Игорь узнал, что студенты отнюдь не бедные – все москвичи и дети весьма обеспеченных родителей. Правда, сами ребята так не считали.
– У родаков на столичный вуз бабок не хватило, вот и учимся в Томске, – признался ему один из парней по имени Максим, или Макс, как представили его девушки. – А что, мне нравится. Предки далеко, полная свобода!
Игорь в ответ грустно вздохнул. Он никогда не видел своих родителей. Его детство прошло в донецком детдоме. В мальчишеских фантазиях отец представлялся Игорю знаменитым на всю страну шахтером, который погиб во время аварии на шахте, спасая людей. Взрывы метана, обвалы и пожары нет‑нет да и случались на донецких шахтах, укрепляя веру Игоря в героическую судьбу отца. С матерью было сложнее. Она отказалась от сына сразу после его рождения. Игорь пытался придумать оправдывающие мать обстоятельства, но так и не сумел. В детдоме воспитывались разные дети. У одних родители действительно погибли, у кого‑то сидели в тюрьме или были лишены родительских прав. Немало было и тех, от которых отказались собственные матери. Но именно к Игорю приклеилось обидное прозвище Подкидыш. Он спорил, отчаянно доказывая, что это не так. Но его упорство только распаляло насмешников. Когда слова не помогали, приходилось пускать в ход кулаки. Игорь бесстрашно бросался в драку, не обращая внимания на количество и физическую силу своих обидчиков. А так как в одиночку мальчишки обычно не высмеивали его – какой смысл, если насмешек никто не видит, то драться приходилось сразу с несколькими противниками. За драки в детдоме строго наказывали. А полученные Игорем синяки и ссадины редко удавалось скрыть, тем более что поначалу ему доставалось больше других. Так в дополнение к обидному прозвищу он приобрел репутацию хулигана.
Чтобы уметь постоять за себя, Игорь записался в секцию бокса. Одиннадцатилетних пацанов туда не брали, и он прибавил себе один год. Игорь не щадил себя на тренировках, при любой возможности приходил на дополнительные занятия и через год уже боксировал на равных с четырнадцати– и даже пятнадцатилетними ребятами. После городских соревнований, где он дошел до финала, уступив в решающей схватке лишь действующему чемпиону области, тренер пообещал поднять в комитете спорта вопрос о его переводе в школу олимпийского резерва. Однако все мечты о спортивных победах и олимпийской славе безжалостно разрушила директриса детского дома – полная, надменная грымза, депутат городского совета и заслуженный учитель УССР, перед которой заискивали все учителя и воспитатели. Она с самого начала невзлюбила Игоря за его независимый характер и бескомпромиссную прямоту. Узнав, что он занимается боксом, она не поленилась лично сходить к главному тренеру, чтобы вручить собственноручно составленную на Игоря характеристику, где в красках описала хулиганские наклонности дерзкого воспитанника. Результатом ее визита стало исключение Игоря из боксерской секции. Узнав о решении тренерского совета, он два часа проплакал на чердаке детского дома. Именно тогда у него родилась мечта уплыть куда‑нибудь далеко‑далеко, за тысячу морей, от всех несправедливостей жестокого мира.
К шестнадцати годам Игорь твердо решил стать моряком. Однако опоздал с подачей документов в Николаевское мореходное училище, пришлось идти работать слесарем на судостроительные верфи, откуда через год его призвали в армию. Вопрос: где служить – для Игоря не стоял. Только во флоте! Но вышло иначе. Опередив флотских «покупателей», на сборном пункте появился майор в матросской тельняшке, уголок которой выглядывал в вырезе укороченного черного кителя, и таком же черном берете. «Морская пехота», – зашептались в строю построившиеся по приказу майора призывники. Игорь не выделялся среди них ни ростом, ни атлетическим телосложением, но оказалось, что у «покупателя» наметанный глаз. Пройдясь вдоль строя, он остановился напротив Игоря, велел снять рубашку, безошибочно определил, что тот занимался боксом, потом предложил подтянуться на установленном во дворе сборного пункта турнике. И когда Игорь играючи подтянулся двадцать раз, его судьба определилась окончательно.
…Заметив, что его не слушают, Макс допил остатки пива из купленной на предыдущей станции бутылки, заглянул в горлышко и с сожалением поставил бутылку на пол.
– А какая у вас специальность? – поинтересовался Игорь.
– Юрис‑пру‑денция, – по слогам произнес Макс, с трудом выговорив длинное слово.
С одной бутылки так захмелеть невозможно. До пива парни определенно пили что‑то более крепкое, сделал вывод Игорь.
– Значит, будете юристами. Интересная профессия.
– Ой! – скривился Макс. – Да мне по барабану, что там будет в дипломе написано. Главное, что от армии удалось откосить.
Сосед, сидящий рядом с ним, ткнул его локтем в бок. Но это предупреждение произвело обратный эффект.
– Чего ты пихаешься?! – сердито отмахнулся Макс. – Скажешь, не так, что ли? И ты, и вон Борька, – он указал взглядом на третьего студента, – когда поступали, только и думали о том, как бы в армию не загреметь да не угодить в Афган!
– Я, по крайней мере, люблю свою профессию, – заявил в ответ его сосед. Кажется, его звали Павел.