Император посчитал это количество недостаточным, и декретом от 24 января 1812 г. было организовано еще 8 батальонов обоза. Четыре из них состояли из 2424 легких повозок, сделанных по образцу, который использовался для перевозки грузов крестьянами из Франш-Конте (voitures a la comtoise). Четыре других батальона обоза использовали повозки, которых тянули… быки. Подобные повозки Наполеон, конечно, не раз видел в Италии. Император решил, что такой неординарный обоз на быках, во-первых, позволит перемещать больший груз, а во-вторых, даст возможность перемещать своим ходом мясо, необходимое для прокорма войск. Общее количество повозок на быках должно было достигнуть числа 1224. Наконец, еще один отдельный итальянский батальон обоза был также создан из расчета бычьих упряжек. Забегая вперед, скажем, что это нововведение окончилось совершенно неудачным. Обозы, которые тянули быки, постоянно отставали, быки то ли дохли, то ли их продавали, то ли съедали сами погонщики. Очень скоро с началом войны не осталось ни одного «бычьего» батальона.
В общей сложности количество французских и итальянских обозных частей должно было достичь 17 батальонов и 6300 повозок.
Что касается классических повозок, они были обновлены. На смену старой модели повозки, которая весила 1200 кг, пришла облегченная повозка весом 983 кг, причем вес, который повозка могла взять, оставался прежним — 30 квинталов, или 1470 кг. Облегченные повозки в стиле Франш-Конте могли брать по 12 квинталов (588 кг). А повозки на быках — 20 квинталов, то есть около тонны.
Кроме многочисленных повозок, которыми были заполнены все дороги Германии, армия везла с собой небывалую по мощи артиллерию. Император, видимо, решил, что не допустит повторения Эйлау, где русская армия превосходила французов и по численности войск, и особенно, по численности артиллерии. Поэтому каждая пехотная дивизия получила 1 пешую 8-орудийную батарею (6 шестифунтовых пушек и 2 гаубицы) и 1 конную 6-орудийную батарею (4 шестифунтовых пушки и 2 гаубицы). Сверх того, почти все полки получили по 2 трехфунтовых орудия, а 16 больших полков[78] корпуса Даву даже по 4 орудия. Поэтому, когда Ледрю говорит в своем письме, что его дивизия имела 24 орудия, он имеет в виду 14 орудий пешей и конной артиллерии и плюс 10 полковых орудий.
|
|
Кроме дивизионной артиллерии, каждый корпус имел свою корпусную артиллерию, в которой обычно были батареи 12-фунтовых орудий.
Не следует забывать, что каждая пушка имела, по меньшей мере, 2–3 зарядных ящика и сверх того — зарядные ящики в так называемом резервном парке. Кроме того, артиллерия перевозила запасные лафеты. Она же транспортировала специальные зарядные ящики, где хранились патроны для пехоты, фургоны с инструментами и походные кузницы. Поэтому только артиллерия корпуса Нея, например, по ведомости на июнь 1812 г. имела 459 повозок (пушек, лафетов, фургонов), причем каждая повозка была запряжена 4–6 лошадьми.
Кроме того, был организован артиллерийский резерв, приданный гвардии, и, наконец, были сформированы два осадных парка: один в Данциге, другой — в Магдебурге. В Данциге насчитывалось 130 тяжелых орудий (24- и 12-фунтовых пушек, тяжелых гаубиц и мортир). В Магдебурге — 100 тяжелых орудий. 14 рот артиллерийского обоза были предназначены, чтобы транспортировать этот огромный осадный парк, в задачу которого входило при необходимости вести осаду Риги и Динабурга.
|
|
Кроме того, создавался также большой общий артиллерийский парк, который должен был транспортировать дополнительные запасные зарядные и патронные ящики. Большой общий парк обслуживало еще 5 рот артиллерийского обоза.
В общем же, даже без осадных парков и большого общего парка, для транспортировки 924 орудий и всех обозных повозок требовалось 25 900 лошадей.
Кроме артиллерии и продовольственного обоза в Данциге был создан также понтонный парк. Он должен был располагать двумя полными наборами элементов для постройки мостов по 100 понтонов в каждом. Помимо этого, создавался третий понтонный парк, который не имел понтонов, зато располагал всеми необходимыми тросами, якорями, инструментами, чтобы сооружать мосты из найденных на месте лодок. Кроме того, каждый армейский корпус и Императорская гвардия получили в свое распоряжение небольшой понтонный парк, который позволял быстро наводить мосты через неширокие реки. Шесть рот обоза должны были транспортировать необходимые понтонерам повозки. Понтонный парк, по мысли императора, должен был быть таким, чтобы в течение нескольких часов можно было навести два моста через Вислу или через любую другую реку шириной не более 400 м.
Для того чтобы не оказаться в трудном положении на реках и водоемах, в помощь понтонёрам Наполеон приказал создать два экипажа моряков.
Грандиозные обозы требовали огромного пополнения конским составом, так же как и кавалерия, о которой речь пойдет дальше. Согласно рапорту Лаиоэ де Сессака, министра военной администрации, требовалось закупить более 50 тыс. лошадей. Впрочем, на 17 марта 1812 г. было приобретено уже 32 тыс. лошадей, поставка оставшихся не вызывала сомнений.
|
|
Все это позволило буквально исполнить приказ императора, который требовал от маршала Даву, чтобы кавалерийские полки, находившиеся в Германии, были доведены до численности 1000, даже 1100 человек в каждом. Действительно, согласно штатному расписанию численность полка тяжёлой кавалерии должна была равняться 1040 человек и 1053 коня, лёгкой — 1043 человека и 1055 коней. Однако на самом деле полков такой численности на войне никогда не видели, да и в мирное время они крайне редко бывали так укомплектованы. В начале кампании численность кавалерийского полка обычно была 600–700 человек, а к концу кампании уменьшалась примерно вдвое. Но «железный маршал» Даву строго исполнил приказ императора, и некоторые кавалерийские полки в тех соединениях, которые находились в зоне его командования, были доведены до численности личного состава в 1050 человек и даже более. Так, в рапорте от 1 мая о состоянии 7-го гусарского полка указывается, что только в боевых эскадронах полка, идущих в рядах армии, насчитывается 1161 офицеров и солдат, а сверх того более 100 человек находятся в депо!79
Это были такие огромные полки, что командиры с трудом могли с ними управиться. В результате командование кирасирским полком поручали бригадному генералу, а полк фактически рассматривали как бригаду. Впрочем, подобная ситуация сохранялась недолго. Кавалерия — это очень хрупкое оружие, несколько переходов — и количество коней стремительно сокращалось вследствие падежа, которому было множество причин. Тем не менее нельзя не отметить, что никогда еще Великая Армия не располагала такими огромными конными массами. Только в четырех корпусах резервной кавалерии по состоянию на 15 июня в строю насчитывалось 37 861 человек и 40 839 коней.80
Наполеон не только увеличил численность кавалерии, но и всевозможными способами старался ее усилить. Прежде всего, он решил создать мощный ударный кулак из кирасирских полков, способных массированными атаками смести с поля боя кавалерию и пехоту вероятного противника. Кроме 12 кирасирских полков Франции, в кампанию отправились 2 полка вестфальских кирасир, 2 полка саксонских кирасир и польский кирасирский полк. Кроме того, в 1810 г. во французскую армию был принят полк голландских кирасир, получивший 14-й номер (единственный кирасирский полк, сражавшийся в Испании, носил 13-й номер). 14-й кирасирский также вошел в состав Великой Армии.
Наконец, в 1810 г. император решил дать кирасы элите линейной кавалерии — карабинерам. Последние, рассматривавшиеся как «гренадеры конных войск», ранее носили синие мундиры с красными эполетами и высокие меховые шапки. Но согласно новому регламенту они получили щегольские белые мундиры и нарядные кирасы из стали, покрытой декоративным латунным листом.
Таким образом, в составе Великой Армии 1812 г. было 20 отборных тяжелых конных полков, закованных в броню. Наполеон был уверен, что с их помощью разгромит противостоящую кавалерию и нанесет сокрушительный удар по пехоте. Именно поэтому министерской инструкцией от 1 февраля 1812 г. строжайше запрещалось «раздергивать» кирасирские полки на генеральские эскорты, использовать их в разведках, выдвигать в стрелки для прикрытия марша основных частей и т. д. Командование должно было как зеницу ока хранить полки и дивизии тяжелой кавалерии на марше и в мелких боях, трепетно о них заботиться, а в генеральном сражении без сожаления бросить их вперед, чтобы всадники в латах, не щадя ни себя, ни своих коней, сломили любого врага.
Для того чтобы лучше беречь кирасир во время похода, каждая кирасирская дивизия из трех полков получила в свое распоряжение по одному полку легкой кавалерии, созданных в 1811 г. шеволежеров-улан[79] (или, иначе, шеволежеров-пикинеров). Эти полки были созданы, чтобы на походе выставлять караулы, выделять патрули, производить разведку — словом, делать все, для чего не стоило тратить тяжеловооруженных кирасир. Подобно русскому командованию, вооружившему гусар пиками, Наполеон также желал получить больше конницы, снабжённой этим возрожденным видом оружия. Поэтому в 1811 г. шесть французских драгунских полков были названы шеволежерами-уланами, получили новую униформу, пики и усиленно занимались с этим оружием под руководством польских инструкторов. Впрочем, подобно русским гусарам, французские шеволежеры не сумели стать ни аналогом польских улан, ни русских казаков и в ходе кампании 1812 г. нигде особенно не отличились.
Зато можно было не сомневаться, что опытные польские уланы Вислинского легиона, преобразованные в 7-й и 8-й полки шеволежеров-улан на службе Франции, прекрасно проявят себя. Так оно и было. Однако маршал Сульт, который командовал армией на юге Испании, несмотря на многочисленные приказы, так и не отпустил в русскую кампанию свой самый драгоценный кавалерийский полк — 7-й шеволежерский, сформированный из самых закаленных и покрытых боевыми шрамами старослужащих улан Вислинского легиона.
Ещё бы, ведь слава этих прошедших огонь и воду всадников наполняла врага ужасом. Только 11 мая 1811 г. в кровавой битве под Альбуэрой три эскадрона Вислинских улан в едином порыве просто уничтожили целую английскую бригаду генерала Колборна, захватив пять британских знамён! После этого англичане отдали приказ не брать поляков в плен, а испанцы прозвали Вислинских шеволежеров «адские польские пиконосцы». Ясно, что командующему армии юга не хотелось терять таких бойцов.
В результате в русской кампании принял участие полностью только 8-й полк шеволежеров-улан, который к моменту начала подготовки к походу находился во Франции. А из 7-го в походе на восток принял участие всего лишь один взвод под командованием поручика Богуславского, который догнал армию в конце августа недалеко от Вязьмы, и маршевый эскадрон, сумевший все-таки вырваться в июне 1812 г. из Испании и подошедший навстречу остаткам армии только в декабре 1812 г.
Добавим, что конные егеря, набранные в Гамбурге маршалом Даву, также получили пики вместе с названием 9-й полк шеволежеров-улан.
Кроме этих шеволежеров, с севера Германии в рядах французских войск шел 1-й сводный прусский уланский полк и вестфальский гвардейский шеволежерский полк. Оба этих полка были вооружены пиками. Наконец, в рядах армии императора сражались также саксонский полк шеволежеров-улан принца Клеменса и 1-й и 2-й бергские уланские полки[80].
Но все-таки в вопросе пиконосной кавалерии император надеялся прежде всего на поляков. В 1812 г. кавалерия герцогства Варшавского насчитывала в своих рядах 10 уланских полков (из 16 кавалерийских). Это были полки кавалерии, носившие номера 2, 3, 6, 7, 8, 9, 11, 12, 15, 16-й, великолепные конные части, где владению пикой обучали мастера своего дела.
Наконец, в гвардии состоял 1-й польский шеволежерский полк, бойцы которого виртуозно владели пиками. По его образу и подобию был создан и 2-й шеволежерский уланский полк, однако его сформировали из бывшего полка гвардии Голландского королевства. Голландские уланы своим печальным примером доказали то же, что и русские гусары, вооруженные пиками: пика — это оружие только для того, кто умеет хорошо ею владеть. Голландские уланы были не раз биты.
Несмотря на этот последний неудачный пример, обращает на себя внимание то, что в наполеоновской армии впервые было собрано такое огромное количество кавалерии, вооруженной пиками, — 25 уланских и шеволежерских полков. Наполеон надеялся, что на аванпостах уланы смогут противостоять казакам, грозные пики которых деморализующе воздействовали на французских кавалеристов, а в больших сражениях помогут кирасирам прорывать неприятельские каре.
Однако император обращал внимание не только на оружие атаки, но и предусмотрительно заботился обо всех мерах, необходимых для обороны. Несмотря на сосредоточение гигантских масс войск, продолжались работы по укреплению Модлина, Замостья и предмостных укреплений на Висле. В письме из Парижа своему начальнику штаба маршалу Бертье император писал: «Если русские не сделают никаких движений, мы должны оставаться на месте, привести в порядок Мариенбург, пополнить запасы Торна, Данцига и не двигаться, так как мы находимся в состоянии мира. Я хотел бы, чтобы мы так дожили до мая. Однако, если русские объявят войну, князь Экмюльский (Даву) должен подтянуть баварцев к Торну, предупредить герцога Эльхингенского (Нея), что он должен двигаться на Познань, а герцога Реджио (Удино) — что ему необходимо двигаться на Вислу»81.
Как известно, никакого наступления русской армии не началось, и французские корпуса, отдохнув, продолжили выдвижение вперед. К началу мая вся Великая Армия развернулась на рубеже Вислы. 26 мая Наполеон отдает распоряжение форсировать реку и продвигаться вперед к границам Российской империи.
В результате 31 мая 1812 г. Великая Армия развернулась на 400-километровом фронте от Кенигсберга до Люблина.
На крайнем левом фланге у Кенигсберга стояли войска прусского контингента, составившего основу будущего 10 корпуса.
1-й корпус маршала Даву располагался от Эльбинга до Мариенбурга,
2-й корпус Удино — в районе Мариенвердера,
3-й корпус Нея — перед Торном,
4-й корпус Евгения Богарне развернулся между Липно, Плоцком и Вышгородом,
6-й корпус Сен-Сира находился вместе с войсками 4 корпуса у Плоцка,
5-й корпус Понятовского располагался от Модлина до Варшавы,
8-й корпус Вандамма — у Варшавы,
7-й корпус Рейнье находился неподалеку от Пулав (к западу от Люблина).
Сверх того, в 100 км южнее, в районе Львова (Лемберга), отдельно от общей массы войск находился австрийский корпус, уже вошедший в боевую линию. С учётом этих сил фронт развёртывания достигал 500 км.
Корпуса резервной кавалерии, выдвинув часть лёгкой конницы в авангарды, продвигались позади пехотных корпусов: 1-й кавалерийский корпус шёл вслед за войсками Даву, 2-й кавалерийский корпус — вслед за Неем, 3-й кавалерийский корпус — позади группировки принца Евгения, наконец, 4-й кавалерийский корпус продвигался вслед за правофланговой группировкой.
Императорская гвардия шла немного позади общего фронта, её полки двигались на Торн, следуя тем самым за правым флангом ударной левофланговой группировки. Генеральная квартира располагалась в Познани.
В это время Великая Армия достигла пика своего могущества. Ее общую численность в эти дни приводят почти во всех исторических произведениях, посвященных войне 1812 г., — 678 тысяч человек при 1272 орудиях. Действительно, эти сведения позаимствованы из знаменитой работы барона Денние, инспектора по смотрам Великой Армии. Его мемуары были опубликованы в 1842 г., и данные в них приводятся в соответствии с документами, копиями которых, вероятно, располагал Денние.
В архиве французского министерства обороны хранятся документы под номерами 2С 700 и 2С 701, где приводятся подробнейшие боевые расписания Великой Армии, предназначенные, видимо, лично для императора. В них представлены результирующие цифры, очень близкие к хорошо известным нам по работе Денние данным.
Наиболее полным является расписание 2С 701, результирующие данные из которого приведены в Приложении № 2. Документ датирован 1 августа 1812 года, однако эта датировка не имеет почти никакого отношения к его содержанию, так как перед расписаниями большинства всех корпусов стоит дата 15 июня. Некоторые датируются 15 мая, 5, 7, 8, 9-й и гвардия представлены сведениями на 1 июля, и только резервный 11-й корпус представлен на 15 июля, что позволяет, впрочем, лучше оценить боевой потенциал армии, ибо резервные части достигли задуманной численности только к середине лета.
Общая численность армии по этому боевому расписанию — 644 024. В рапорт не был включён австрийский корпус; если прибавить его количественный состав к числу из таблицы, то получится 674 тыс., что уже почти точно совпадает с данными Денние. Наконец, если мы укажем, что в расписании имеются заметки, сделанные другими чернилами, которые дают ещё несколько тысяч солдат и офицеров, идущих на соединение с армией, можно будет констатировать, что классическая цифра Денние 678 тыс. солдат и офицеров практически идеально точна.
Итак, казалось бы, можно сделать вывод, что Наполеон обладал по отношению к русским войскам, собранным на границе, если не трехкратным, то уж по меньшей мере двукратным превосходством. Обычно в русских исторических сочинениях так и пишется. Авторы приводят, как уже упоминалось, численность трех Западных армий (без нестроевых): 210–215 тысяч человек и тотчас же сообщают, что Наполеон двинул против них 678 тысяч солдат.
Это и есть тот лукавый способ подсчета, о котором уже мы писали. Если считать, что в Великой Армии было 678 тысяч человек, то численность русских войск, противостоящих ей, нужно оценивать не менее как в 600 тысяч!
Почему? По той простой причине, что 678 тысяч — это не численность войск, которые могли быть задействованы в начале кампании, а общее количество всех военнослужащих, административно относящихся к Великой Армии, расквартированных на территории Германии и великого герцогства Варшавского, включая, в частности, 41 372 раненых, которые лежали в госпиталях! В общее расписание входят и гарнизоны Гамбурга, Данцига, Кюстрина, Штеттина, Глогау, Штральзунда, Магдебурга, которые, естественно, никоим образом не выступили в поход.
Здесь же учитываются такие резервные формирования, как датская дивизия, которая занималась охраной берегов, 31-я дивизия, которая не двинулась с места, 33-я дивизия, только частично принявшая участие в самых последних событиях войны. Кроме того, здесь посчитаны и такие удалённые депо, как кавалерийское депо в Ганновере; наконец, в результирующее число входят и 27 407 солдат и офицеров, находящихся на марше, подчас у берегов Рейна! Словом, учитываются не только те соединения, которые шли далеко позади и присоединились к армии уже во время ее отступления, но и те, которые вообще не приняли никакого участие в войне 1812 г.
Если в качестве потенциальных участников боевых операций считать солдат гарнизона Гамбурга, отстоящего от границ Российской империи более чем на 1300 км, то в численность русских войск, собранных для войны с Наполеоном, следует включить не только Дунайскую армию Чичагова, но и гарнизоны Риги, Петербурга, Москвы и даже Выборга, Симферополя, Воронежа, Костромы, Вологды и т. д. Словом, практически все вооруженные силы России, за исключением тех 20–30 тысяч человек, которые были так или иначе задействованы в боевых операциях против персов, и тех немногих, которые находились на Урале и в Сибири. Более того, мы должны считать и тех, кто потенциально мог быть в самом скором времени задействован для предстоящей войны. С этой точки зрения, казак, который лежал дома на печи где-то под Новочеркасском, мог куда быстрее быть поставлен в строй и добраться до мест будущих боев, чем французский новобранец из кавалерийского депо в Ганновере!
Потому, если мы хотим оценить реальное соотношение сил в начале войны, нам нужно считать только войска обеих сторон, которые приняли участие в первых боевых операциях или потенциально могли это сделать. Говоря о русской армии, мы оценили численность войск, сосредоточенных на границе с ближайшими резервами, в 340 тысяч человек. Реально в боевых действиях против этих сил примут участие 10 корпусов Великой Армии (1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 10-й и австрийский), вся резервная кавалерия и Императорская гвардия. Эта группировка на момент начала боевых действий насчитывала в своих рядах около 440 тысяч человек.
Таким образом, видно, что Наполеон обладал серьезным превосходством в силах, тем более что почти все части его ударной группировки имели боевой опыт, в то время как в указанные 340 тысяч русских войск входили наряду с лучшими полками России и слабые резервные формирования, составленные из никогда не нюхавших пороха новобранцев.
В то же время понятно, что реальное численное превосходство Великой Армии было очень далеко от тех фантастических цифр, которые можно встретить в исторической литературе. Более того, так как боевые действия в конечном итоге разворачивались на территории Российской империи, в русскую армию несравненно быстрее прибывали пополнения, и скоро всякое численное превосходство наполеоновских войск начисто исчезло. Но об этом разговор пойдёт в следующей части книги.
Кстати, читатель уже, очевидно, обратил внимание на то, что мы довольно редко употребляли словосочетание «французская армия», чаще говоря либо о войсках Наполеона, либо используя термин «Великая Армия». Действительно, силы, которые Наполеон привёл к границам Российской империи, никак нельзя назвать французскими войсками. Архивное боевое расписание, которое мы обработали, наглядно демонстрирует, что в рядах Великой Армии кроме французов были:
поляки — 78 820 человек,
итальянцы[81] — 22 072,
немцы:
саксонцы — 26 720,
вестфальцы — 29 733,
баденцы — 6521,
гессенцы — 8447,
вюртембергцы — 13 155,
баварцы — 29 038,
бергцы — 4596,
пруссаки — 19 494,
уроженцы мелких немецких княжеств: 10 024,
испанцы — 3722,
португальцы — 5740,
швейцарцы — 9532,
хорваты — 3732,
далматинцы — 1992,
иллирийцы — 2886,
датчане — 12 610,
неаполитанцы — 7987,
австрийцы — 30 000.
Итого: 326 821[82] солдат нефранцузского происхождения и 347 203 француза. На самом деле иностранцев, если говорить не юридически, а фактически, в Великой Армии было еще больше. Как уже упоминалось, в этот период времени 25,6 % «французских» солдат были уроженцами новых департаментов, то есть родились в Амстердаме, Турине, Гамбурге, Риме, Генуе или Брюгге; многие из них до поступления на службу даже не говорили по-французски. Неслучайно поэтому в инструкции, данной маршалом Даву для «смешивания» батальонов старых солдат с батальонами новобранцев, говорилось: «Необходимо позаботиться о том, чтобы солдаты, говорящие по-французски, были смешаны с теми, которые не говорят на этом языке»82.
Иначе говоря, если учитывать указанные 25,6 %, получится, что еще 88 884 человека (из 347 203) не были французами. В результате иностранцев в Великой Армии было практически ⅔, а именно 64,6 % (415 705 из 674 024).
Офицер полка Молодой гвардии Бургуэн, вспоминая о своей части в начале русской кампании, написал: «Во французских полках был обычай: для того чтобы скрасить монотонность долгих маршей, петь все песни, которые помнили солдаты и офицеры. Каждый край привносил что-то свое. Спетое один-два раза запоминали все… В нашей части песни Лангедока, Прованса и Пикардии соседствовали с песнями Парижа, Пьемонта и всех других областей империи — ибо в 5-м тиральерском, как и в других полках императорской армии, служили „французы“ из Генуи и Амстердама, Майнца и Эрфурта, здесь пели на всех языках и на всех наречиях…»83
Было бы глубоко ошибочным представлять эту массу иностранных войск как нечто подобное полчищам Ксеркса (в изображении древнегреческих историков, конечно), где многочисленные разноплеменные толпы опасливо шли в бой, повинуясь бичам надсмотрщиков. Наполеон дал своей армии такой мощный импульс, настолько заставил поверить в себя солдат и офицеров всех наций Европы, что вперед с энтузиазмом шли не только поляки, которых вела в бой идея национального освобождения. Рука об руку с ними сражались итальянцы и немцы, швейцарцы и даже испанцы и португальцы, оказавшиеся в рядах Великой Армии.
Вот как ярко и точно описал в своем дневнике итальянский офицер Цезарь Ложье настроения в среде итальянских солдат накануне войны 1812 года: «На этом походе царит радость и веселье (sic!); итальянским войскам присуще в высшей мере самолюбие, рождающее чувство собственного достоинства, соревнования и храбрость. Не зная, куда их ведут, солдаты знают, что идут они в защиту справедливости; им даже неинтересно разузнавать, куда их именно отправляют… Одни своими безыскусственными и грубоватыми рассказами, своим философским и воинственным видом приучают других к стоицизму, учат презирать страдания, лишения, самую смерть: они не знают другого божества, кроме своего повелителя, другого разума, кроме силы, другой страсти, кроме стремления к славе.
Другие — этих больше всего — не имея той грубости, которая не подходит пахарю, ставшему солдатом, столь же добродушны, но поразвитее и пускают в ход патриотизм, жажду славы. И все это уравнивает дисциплина, пассивное повиновение — первая солдатская добродетель…
Соревнование наше еще более возбуждается, когда мы узнаем о славных подвигах наших товарищей по оружию в Испании, и каждый из нас тревожно ожидает, когда же наступит момент, и мы сравняемся с ними, а то и превзойдем их. Да и полки, которые мы встречаем по дороге, не менее электризуют нас рассказами о геройских подвигах в последних походах…»84
Мы еще неоднократно будем говорить о той отваге, с которой дрались представители всех наций Европы, однако, вне всякого сомнения, подобная армия была более хрупкой, чем войска, составленные из солдат одной нации. Полки разных народов Европы объединяла и держала вместе вера в звезду императора, в его справедливость и в его несомненную победу. Пока это было так, солдаты всех наций отчаянно шли в бой, соревнуясь между собой в отваге. Но когда поход обернётся катастрофой, естественно, что поведение многих иностранных частей будет отличаться от куда более преданных Наполеону французских полков. Хотя и здесь следует сделать оговорки, особенно учитывая, что многие польские солдаты и офицеры до последнего вздоха остались верны императору.
Конечно, нет сомнений в том, что было бы лучше набрать армию, например, из одних французов и поляков. Но у Наполеона не было такой возможности. При той стратегии, которую он выбрал, императору требовалось значительное численное превосходство, а его, с учетом испанской войны, можно было добиться только за счет привлечения огромной массы иностранных контингентов.
И последнее. Исходя из той же стратегии мощного короткого удара, Наполеон увеличил ряды пехотных и кавалерийских полков до почти чрезмерного количества. Очевидно, что такие части, в которых было много новобранцев, должны были оказаться, подобно иностранным полкам, не слишком стойкими к лишениям долгого марша. Но именно на отсутствие подобных маршей и была сделана ставка. Император не сомневался, что все решится в первые дни кампании. Будь то на западном берегу Немана или на восточном, но все произойдет почти сразу. Здесь, на границе, по его мнению, должна была состояться грандиозная битва, которая решила бы участь либо империи Александра, либо империи Наполеона. В этой битве, конечно, оказались бы правы большие батальоны, большие кавалерийские полки и большие батареи.
Не следует забывать, что особенности тактики начала XIX века были таковы, что при хороших командных кадрах солдату, стоявшему в сомкнутом строю, достаточно было иметь только добрую волю и храбрость. В подавляющем большинстве случаев все делали офицеры и унтер-офицеры, которые отдавали приказы, обрамляя строй солдат слева, справа и сзади. Недаром слово «кадры», по-французски «cadres», означает «рамка», то есть то обрамление, внутри которого, словно окантованный рамкой, стоял сомкнутый строй. Эти «рамки» были у Наполеона великолепными: молодые, но опытные офицеры, закаленные в боях унтер-офицеры, и все это под командой решительных, прошедших огонь и воду генералов.
Для боя следовало всего лишь увеличить численность солдат. Что и было сделано императором, начальником штаба и маршалом Даву, создавшими огромные батальоны и огромные полки. Подобная армия совершенно не предназначалась для длительного похода. Если бы император с самого начала планировал поход на Москву или Петербург, он бы делал ставку на выносливость и закаленность старослужащих. Но он был уверен, что идти далеко не придется, а для одной-двух решительных битв новобранцы и иностранные полки окажутся ничуть не хуже, чем части, составленные из опытных французских солдат.
Вне всякого сомнения, Наполеон заблуждался, ибо мы знаем, какая война ждала его на восточном берегу Немана. Но тогда ни он, ни русские, ни французские генералы знать этого никак не могли…
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Милютин Д. История войны 1799 года между Россией и Францией в царствование императора Павла I. СПб., 1857, т. 1, с. 80.
2. Столетие Военного министерства 1802–1902. СПб., 1903, т. 4, ч. 1, кн. 2, отд. 2, прил. 1, с. 9.
3. Богданов Л. П. Русская армия в 1812 году. М., 1979, с. 66.
4. Archive Nationale, 31 AP 9 dossier 39, Notes sur l’Armée Russe et sur sa formation, par Paultres, chef d’escadron, aide-de-camp du général Hédouville.