Представление Стасова о русской национальной опере, нашедшее воплощение в творчестве петербургских композиторов, оформилось только к концу 1880-х годов, когда понимание национального искусства под знаком эмансипации и интернациональной солидарности уже давно начало переходить в своего рода ранний культурный империализм, а идея национальной оперы все более костенела в форме национальной самовлюбленности. Премьера «Кольца Нибелунга», состоявшаяся в 1876 году в Байройте, рассматривалась как наглядный признак этого процесса. В таком контексте размышления о музыке оформлялись в типичных для того времени категориях соревнования и соперничества. Такое мышление исходит из стремления к первенству, которое в искусстве невозможно. Одновременно оно исключает и представление о том, что искусство и те его формы, которые в XIX веке считались прогрессивными, становятся возможными только в результате диалога культур. Если же признать этот межкультурный обмен, станет очевидным, что петербургские композиторы многому научились у своего нареченного отца Глинки, чье специфическое осознание своей «русскости» является результатом межкультурного диалога, - но точно так же они учились и у Вагнера и, исходя из его музыкальной поэтики, создали нечто специфическое, своеобразное. С точки зрения такого обмена необходимо перевернуть тезис Стасова, который послужил фундаментом для советской музыкальной историографии, и сказать: именно потому, что петербургские композиторы оказались восприимчивы к методам Вагнера и Джакомо Мейербера, потому, что они конструктивно полемизировали с этими произведениями, смогла появиться музыка, которая в России и за ее пределами воспринимается как специфически русская.
То, что речь идет, действительно, об обмене и диалоге, показывает экспорт петербургского репертуара на заре XX века. В 1906 году Сергей Дягилев, основатель художественной группы и журнала «Мир искусства», привез в Париж выставку русских икон. В 1907 году он организовал ряд концертов русской музыки, а в 1908 году поставил оперу «Борис Годунов» в обработке Римского-Корсакова с Федором Шаляпиным в главной роли. Затем, в 1909 году в Париже прошел первый «Русский сезон», когда был поставлен целый ряд балетов, среди которых, между прочими, исполнялись «Половецкие пляски» из «Князя Игоря». Этим экспортом Дягилев создал предпосылки восприятия того, что с тех пор стало принято считать за рубежом «русской музыкой», а именно того, что Стасов выделил в своем эссе по истории музыки как ее характерные черты: обращение к фольклору в самом широком смысле, большей частью связанное с большими хоровыми партиями и экзотизмами, вдохновленными кавказской музыкой.
Эти «петербургские ориентализмы» ведут к творчеству Игоря Стравинского, который с большой виртуозностью использовал их в своей «Жар-птице». Премьера «Жар-птицы» состоялась в 1910 году в рамках второго дягилевского «Русского сезона». Обращение к фольклору получает в «Петрушке» (1911 г.) и «Весне священной» (1913 г.) новое техническое и эстетическое развитие, которое оказало решающее влияние на музыку ХХ века. Стилистические средства, которые петербургские композиторы и их вдохновитель Стасов считали реалистическим выражением национальной музыкальной культуры, Дягилев и Стравинский вписали в строгий принцип «искусства ради искусства»; русское происхождение играло для них второстепенную роль по сравнению с абстрактными и одновременно как бы эротизированными музыкальными формами.
На примере музыкальной истории Петербурга можно, таким образом, увидеть две смены парадигм, которые являются характерными для общеевропейской истории культуры: во-первых, при переходе от XVIII к XIX веку произошел переход от представлений, определяемых в музыке итальянской культурой, и ориентации на признанный во всей Европе стилистический идеал к такому представлению, которое ориентировалось на национальные корни, причем многообразие этих корней ценится по всей Европе в качестве репрезентаций «голосов народов». Во-вторых, в конце XIX века происходит переход от эстетики, которая рассматривает искусство с точки зрения национальности и обнаруживает порой чрезвычайную националистическую ограниченность, к эстетике, которая воспринимает такие национальные элементы как элементы для построения интернационального «искусства ради искусства». Этому изменению не могло или не хотело следовать старшее поколение (Римский-Корсаков, Кюи, Стасов, Александр Глазунов). Независимо от этого те культурные явления, которые Дягилев экспортировал на Запад как «русскую музыку», происходят, почти без исключения, из Петербурга; стилистические средства, которые у Чайковского воспринимаются как «русские», также берут начало в петербургской музыкальной эстетике. Так называемая русская музыка, строго говоря, является петербургским изобретением.
Примечания
[1][1] Придворная певческая капелла была основана в Москве в 1479 году как «хор государевых певчих дьяков». На протяжении XIX века она, наряду с Консерваторией, оставалась центральным учреждением и пережила Октябрьскую революцию как Народная хоровая академия. В 1922 году она была переименована в Государственную академическую капеллу, а в 1954 году в Ленинградскую академическую капеллу имени М.И. Глинки. Со времен перестройки она как Glinka State Choir of St Petersburg с большим успехом обеспечивает экспорт русской хоровой музыки.
[xxiii][2] См.: Глинка М. Записки. М., 1870.
[xxiv][3] «Creonte», Venezia, 1776; «Alcide», Venezia, 1778; «Quinto Fabio», Modena, 1778.
[xxv][4] Репертуар с 1700 по 1799 год в «История русской музыки» (под ред. Юрия Келдыша. М., 1983—1997. Т. 3. С. 375-400) наглядно показывает, что только в Петербурге российская музыкальная жизнь находилась на европейском уровне.
[xxvi][5] Так считают авторы «Истории русской музыки» и большинства советских работ по истории русской музыки.
[xxvii][6] Собрание русских простых песен с нотами. Переиздан В. Беляевым. М., 1953.
[xxviii][7] Львов Н. Собрание народных русских песен с их голосами на музыку положил Иван Прач. Переиздано В. Беляевым. М., 1955.
[xxix][8] Сборник русских народных песен (1866). Переиздан Е. Гиппиус. М., 1957.
[xxx][9] Сборник русских народных песен - 100 Chants Nationaux Russes. СПб., 1877; М., 1882.
[xxxi][10] Тогдашнее название нынешнего Мариинского театра. (Примеч. ред.)
[xxxii][11] Ср.: Глинка М. Записки. С. 263.
[xxxiii][12] Там же. С. 264.
[xxxiv][13] Термин «Могучая кучка» ввел в оборот Владимир Стасов на первом Славянском съезде в Петербурге в 1867 году. Им он обозначал композиторов, произведения которых исполнялись на праздничном концерте в рамках Съезда, то есть Глинку, Даргомыжского, Балакирева и Римского-Корсакова, но не включал сюда круг учеников Балакирева. Критик Герман Ларош в 1873 году в рецензии на оперу Цезаря Кюи «Вильям Ратклиф» полемически обозначил этим термином круг Балакирева. С этого момента название «Могучая кучка» становится почетным коллективным обозначением петербургских композиторов.
[xxxv][14] 60 000 золотых франков по: Вольф А.И. Хроника Петербургских театров, годовые обозрения русской и французской драматической сцены, оперы, балета: В 2 т. СПб., 1877, 1884. Т. 2. С. 118. 20 000 рублей по: Ridenour R.C. Nationalism, Modernism and Personal Rivalry in Nineteenth-Century Russian Music. Ann Arbor, Michigan, 1981. P. 7. О том, чтобы этот указ был отменен, я нигде источников не нашла.
[xxxvi][15] Стасов В. Наша музыка за последние 25 лет // Стасов В. Статьи о музыке / Ред. В. Протопопов. М., 1974-1980. Т. 3. С. 143-197.
[xxxvii][16] Там же. С. 144.
[xxxviii][17] Там же. С. 148.
[xxxix][18] Там же. С. 149.
[xl][19] Петр Чайковский, который жил и преподавал в Москве, ставил свои оперы частью в Москве, а частью в Петербурге.
[xli][20] Одоевский В.Ф. Вагнер в Москве [1863] // Одоевский В.Ф. Музыкально-литературное наследие. М., 1956. С. 254-257.
[xlii][21] Римский-Корсаков Н.А. Полное собрание сочинений. Литературные произведения и переписка. М., 1955-1982. Т. 5. С. 421.
[xliii][22] Стасов В. Письма из чужих краев // Статьи о музыке. Т. 2. С. 203.