My boy builds coffins for better or worse.
Some say its a blessing, some say its a curse.
FlorenceWelch
Отмотаем назад:
Через чёрный, красный – к белому.
Снова будут синими глаза,
Как маятник спокойные, мерные.
Верные.
***
Новогород.
Через край –
Красным.
Снова молод.
Прямо в рай –
Пляска.
Храмы у воды,
Как девчонки.
Жди беды,
Если белое стало чёрным.
Горя жди,
Если чёрное красным стало.
Страшно точить
Для русских людей кинжалы.
Умирают люди от сабель,
Умирают люди от раны,
Умирают люди от голоду.
Не потому что слабые,
Потому что так надо.
Новогород.
***
Небо ободрано
До кровавого.
Сколько ни подано –
Всё мало.
На серебряном блюде,
В золотом окладе
Ещё подано будет,
Но и его не хватит.
Как на древний ацтекский жертвенник,
Положу бумагу на стол.
Дело не женское,
Да только...
Спрашивать некого,
Милости просить не у кого.
Не видеть бы человеку
Этих кровавых рек.
По берегу,
Где белоголовые храмы,
Как повязанные платками девичьи головы,
Что-то чёрное прохромало,
Что-то чёрное протопало.
И на снегу кровавые
Остались лежать следы.
Я не имею права
Знать, что прошёл там ты.
А ты ходил!
В крови, в саже!
Сколько б ни было силы,
Есть то, о чём и не скажешь.
Не помянешь
О рассеченной щеке Богоматери.
Убиваешь – не каешься,
Каешься – не убиваешь.
Так и катится
Солнце отрубленной головой
По разодранному небосводу.
Иди, Федька, вперёд,
А я с тобой
Буду.
Саблей рубить – буду,
Соль слизывать с губ – стану.
Я распахнутой грудью,
Распахнутой, как ставни,
Поймаю все твои стрелы,
А тебе, погляди, не больно.
Храмы стоят белые,
Снежниками остроугольные.
Убиваешь – не каешься,
Каешься – убиваешь.
Мне грудь твоя кажется
Ещё не засеянной пашней,
Ещё не написанной книгой,
Значит – тебе всё можно.
Улыбка тугая выгнута
Свежей раной по коже.
Тебе нельзя запрещать,
Тебе нельзя о заветах.
Значит, опять и опять
Будут храмы стоять раздеты,
Будет небо глядеть строго,
Не улыбнётся.
Как ни крути, дорога
Твоя – в солнце.
Пепел снегом на ресницах,
И тебя как будто нет.
Пусть мне больше не приснится
На снегу кровавый след.
***
Если б отец рядом!
Так отцовская голова
От одного взгляда
Показалась – мертва.
Показалось – отрублена напрочь.
Показалось, что не вернуть.
«Для кого-нибудь что-то значить
Я научусь!
Чтоб моя голова красивая
Не покоилась на снегу.
Ты только дай силы,
А я всё сделать смогу!
Ты только дай смелости,
Верности дай.
Пусть заметёт снегом
Триждыпроклятый январь!»
Если б отец близко!
У отца больше нет ног.
Не придет.
Сабля звенит, как мониста.
Дорого. Слишком дорого
Дался новый восход.
К Новгороду бесшумно
Подошли.
Храмовые верхушки
Тихо снесли,
Как головы.
Полно бы –
Через край!
Но не жаль.
Все одно – мало!
И заречье горит пожаром,
И кремлёвская сторона,
Выпитая до дна.
Если б отец сказал,
Если бы царь заверил,
Что кровавый кинжал –
Просто новая вера,
Просто счастливая мера
Будущему,
Просто кровавое небо –
К лучшему.
Головы
Об воду, об воду –
Кругами.
Между нами –
Новгород.
***
Калуга.
Луга
И удаль.
Калуга.
Война
И утро.
Утру этому отдан.
Воевода!
Федька счастлив.
Очень счастлив!
Рвёт на части
От этого счастья.
Руки – сильные,
Дрожат пальцы,
Как у маленького,
Если по-над обрывом
Стоять и думать, что полетишь.
Выше!
Калуга.
Луга
И удаль.
И сильные руки,
И странная мудрость,
Пришедшая издалека.
А пока –
Саблю и вдалека –
В дольний мир!
Быстро!
И сотни людей за спиной.
А кажется – вся Россия!
И звание новое
В руки сильные.
И небо синее,
Как не было никогда
(Очень давно – по правде).
И синяя очень вода,
В которую хочется падать.
И слишком легко отдать
То, о чём странно хотелось плакать.
«А я рад быть воеводой.
И отец рад.
Хорошо, что мать умерла: не была бы рада.
Я – молод.
Война – это молодо!
И были б пути назад,
Я бы продолжил падать.
Чёрный кафтан опричный
Мне – к лицу.
Чёрное нынче вычеркнуло
Всю белую суть.
Мы – государевы руки
И сабли в этих руках.
Спутались
Прыть и прах.
Мы – государевы птицы,
Вороньё.
Если что-то случится,
Мы первые там умрём.
И умереть – счастье!
Не умереть – грех!
И разрывает на части
Оттого, что я лучше всех!»
Калуга.
Луга
И удаль.
И монастырский звон.
И свобода.
И Федька будто влюблен
В то, что нынче он –
Воевода.
***
Федька – кравчий.
Федька в красном,
А церковь белая и полна.
Как волна,
Накатили опричники.
И нахмурилось светлое личико
Херувима.
А Федька такой же красивый,
Винный
Этой красой.
«Господи, я не твой!
Я – государев,
Я – этой большой страны!
Я – дар твой.
Знал ведь, кому подарил!»
Звонче голоса запевающих
Праздничную молитву.
Орлы, не падальщики,
Не наёмники – эквиты
Входят. Рать юная
Наместника божьего на земле.
«У нас звонче струны!
У нас Бог верней!»
До правды голодны,
Голодны до молитвы.
Как птицу в сети – в оковы
Митрополита.
Фёдор звенит жарче,
Фёдор звенит звонче.
И невольно пожарится
Лицо чьей-то дочки.
На таких глядеть – не по летам,
Но очень уж хочется!
Что за срам –
В опричника влюбилась дочка!
Ах, как тут не влюбиться,
В того, что звонче всех!
Не человек – птица,
Радость – не человек!
И пускай соборную тишину
Распугали ужасной вестью.
Всё одно, не пойму –
Как на него не глядеть?
Тут бояться бы всем, она
Прячет красное личико.
И запомнит: была пьяна
По-опричному.
И запомнит: рыжую косу
Растрепала ночь.
И запомнить, что было после,
Тоже хочется.
Вся Россия не спит:
Царь – против Бога!
Арестован митрополит-
Недотрога.
Кто осмелился, кто сломал
Колокольную тишину?
Он! Равный богам!
Победоносно юный!
В келье монаха тихо.
Бывший митрополит,
Унесённый опричным вихрем,
На коленях стоит.
Кротко замер иконы возле,
Потеряв покой.
Богоматерь смотрела косо,
Благословляя усталой рукой.
«Дурные мальчишки учатся
Жить. Прости их, Боже!
И царь нынче – не лучше,
И царь – такой же!»
***
Старица.
Нравится
Сильным быть?
Сильным слыть
И сныть
Вырывать с корнем?
Все покорны
Царевой воле,
Царева воля – ты.
И вовсе не горько
Глядеть с такой высоты!
Старица.
Пальцами
Ловить слова.
Голова –
Кругом.
Вдруг
Прорастет снова сныть?
Не может быть!
От счастья
Качает,
Звенят мониста.
Кравчий! Кравчий
И солнце близко!
Белый кафтан – рынды.
Красный кафтан – лучше.
Прошлое с корнем выдрано.
Добрый Боже, послушай!
Федька и звонкий нынче,
И верный вере своей.
Ещё не скоро опричнина,
Гляди веселей!
Белый кафтан плечи
Перетянул.
Белый кафтан легче –
Не пойдёшь ко дну!
Радостно быть нужным,
Радостно юным быть!
Ещё не скоро завьюжат
Цветами полынь и сныть.
Речи ясные,
речи разные,
Золотые, звенящие смехом.
Что ни день – праздник.
Что ни день – лучше дней всех.
А Москва – поглядеть – огромная!
А Москва – через край – гомоном.
Уши не затыкай!
И любовью полная –
Через край!
Сколько вёрст от Москвы до вотчины?
Не считай!
Всё Москву нарасхват хочется –
Через край!
Где-то там далеко колоколится
По-над озером монастырь.
Где-то там далеко в горнице
Уголь в печке ещё не остыл.
Мать у печки. Москва – печка!
Золотые звенящие речи,
Шиты бисером по краям!
Мама, мама, ты нынче у печки,
В печке – я!
И кличут, мама, не Федькой,
Послушай, как славно!
Я отныне и впредь:
Фёдор Алексеевич Басманов.
У царя служить – смех и стать.
Тут служить – не воевать.
Тут не грязно. Белым-бело,
Точно пеплом всё замело.
Тут не стрелы –
Придворные взгляды.
Кроме них, ничего не надо.
Тут не пушки –
Другое мужество,
Тоньше, уже.
Мама, мне эта служба –
Лучше
Всех служб.
Белый-белый кафтан не отдам,
Не променяю
Ни на какие пряники,
Ни на какие яства!
Только если на красный.
***
Сменил белый кафтан рынды
На красный, шитый – кравчего,
А потом на черноту опричную.
А внутри – вместо рёбер – не выдрано.
А внутри ведь осталось радостное,
Осталось птичье.
Федьке едва семнадцать.
Впереди ещё всё и больше.
Федьке ужасно нравится,
Федька этого хочет.
4. Белая комната. Все святые тут
В час, когда мой милый друг
Огибал последний мыс
(Вздохов мысленных: вернись!),
Были взмахи – больше рук.
М.И. Цветаева
Комната белая-белая.
Ежели всё вспоминать,
То было лишь белое небо,
Да случайная чья-то кровать,
Да случайное поле битвы
Под этим же белым небом…
А может быть, все – выдумки,
И ничего не было.
Федьке теперь
Белым-бело,
Судьбу мело-замело…
Мелом да об стекло –
Голос.
Просто
Сегодня в белом,
В кружеве
Богородица-девочка
С глазами-вишнями вьюжными.
Уже
Кафтан в плечах
Нужного.
Счастлив!
Что говорит со святыми.
Скажут
Взгляды святых:
«Светел, Федька, и ты!»
А святых – целый иконостас,
И все – не выше нас,
Вровень с нами,
Нашими говорят словами.
***
И Никита Переславский
Весь в белом и серебре –
Не святой, сказка.
Сказка, Фёдор, тебе.
«Греши, весёлый мальчик!
Время отмаливать есть.
И ничего не значит
На руках кровавая смерть.
И ничего не значит
Плач над людским долом.
Плачь, ежели плачется,
Фёдор, Феодор!»
С детства знакомый лик,
Такой же светлый, как раньше.
Выткан
Золотом нашим –
Залесским,
Елизаровским,
Местным.
С колыбели рядом.
И одного взгляда
Хватает:
«Угомонись!
Не такая большая тайна –
Эта твоя жизнь!
Май на дворе настанет –
На запястие повяжи
Вечное благословенье.
Я стоял над твоей купелью
Тенью,
Живым лучом.
И как только пошёл отсчёт
Жизни твоей нездешней,
Я с тобой был. И буду вечность.
И ещё!
Ты прожил, как прожить должен
Был года твои.
А теперь, когда сабля сложена,
Дальше живи!»
***
Юродивый во Христе
Тоже тут.
Он не умеет хотеть,
Он не умеет думать.
Только чуять, как дикий зверь
Странный.
Святой, научи верить
В будущую ещё рану!
Как там на Хатыни?
Худо?
Все ещё стынет
В глазах Богородицы будущее?
«Все мы грешили.
Жизнь бы
Прожить от души,
Без этого – что за жизнь?
Я города видел,
Я людей видел.
Не бойся жить, Федя,
Не бойся любви.
Говори и гори.
Святым стать успеешь.
А пока снег вешний
Топчи босыми ногами.
Ещё успеешь встать между нами.
Новгород всё стоит –
Невредим и вечен.
Он не пал от твоей любви,
От твоей с ним встречи,
Перелопатившей жизнь.
На запястие повяжи
Вечное понимание
Самой большой тайны:
Всё это просто есть,
Без времени или с ним.
А смерть –
Задохнёмся или сгорим –
Наша выдумка. Блажь!
Я знаю всё, ничего не зная,
Я видел.
Скажешь,
И будет твоей эта тайна,
Федя»
***
И ярче всех,
Дважды венчанный смертью,
Свет и смех
Феодор стоит перед Федей.
«Кто ты?»
«Небесного царя воевода.
Не узнал, Фёдор,
Тёзку?
Ой, земля скользкая,
Не пологий путь.
Слишком легко упасть,
повернуть
Не туда.
Вывихнуть
Пясть,
Саблю отдать.
Только так же легко
Переломанной трижды рукой
Снова схватить саблю.
Ты ведь, Фёдор, не слабый,
Ты – чудо.
Я знаю»
«Откуда?»
«С крестильной купели
С тобой.
Над колыбелью
Стоял долго.
Горе
Твоё – моё горе.
Не спорь
С судьбой
За каждый её дар.
Узнал?»
Видел в детстве над колыбелью
Лица не матери и отца.
Уже видел, ещё не верил,
Лик воина-страстотерпца.
Погремушкой копьё блестело,
Тело
белое, без крови…
Дело за слово, слово за дело
Умоли!
Колыбельной – кольчужный звон.
С колыбели понял:
Ежели воином был рожден –
Живи воином!
«Ежели земле отдан,
Одарен такой судьбою,
Что широка в плечах,
Дерзай, Фёдор,
Я с тобою!
Я – твоя часть.
Та, что падает на ножи
Грудью.
На запястие повяжи,
Не забудь,
Самое страшное правило,
Самый земной закон:
Каждый из нас со сталью
В груди рожден.
Значит и жить так,
Чтоб эта сталь звенела!
Ты ведь – свет и мрак,
Не человечье тело.
Ты ведь промеж веков
Огненным перехлёстом!
Ты ведь для губ и слов,
Фёдор, создан.
Пляшешь ты, и огонь пляшет,
Заломив между губ слова.
Будет! Будет иконы краше
Усечённая голова!
Я тебя заклинаю –
Ни о чём не жалеть.
Вот тебе моя тайна
Отныне и впредь»
***
У Богородицы
Глаза почти чёрные
От любви.
«Говори,
Фёдор,
Говори, маленький,
Кем ты стал,
Что с тобой стало?
Где успел затенить металлом
Ширь озёрную юных глаз?
Ясный,
Разный,
Живой и сильный.
Ты отныне – свет над Россией,
Даже если не думаешь так.
Даже если никто не знает.
(Кто не знает, поверь – дурак!)
Это – моя тайна.
Это – мой тебе знак:
Эта комната белая-белая,
И бела здесь сажа.
Погляди, как глядел, в небо
И живи дальше»
У Богоматери
Глаза девчонки с паперти –
Самые верные из всех глаз.
Федька верит, как в первый раз.
Федька верит. Не верить – глупо.
Отчего не любить, если любо,
Отчего не смеяться всласть,
Отчего не воевать?
Я сказал все свои тайны,
Мои тайны – тайны святых.
Я знаю, что это правильно,
А ты?
***
Вся комната – белая,
Богоматерь – не в синем и красном.
Сменила краски,
Сменила веру.
В кружеве, как невеста,
Взолоте, как жена,
Мать, не весть, чья,
Не весть, чем больна.
Больна улыбкой глаз
Полнолунных.
Больна сказкой
О безумии
Молодом.
Твоём, Фёдор.
Думает об одном:
О том, кто отдан
Миру земному – всласть
Веселиться и танцевать,
И пить, и убивать.
И быть смелым.
«Я в тебя, Федька, опять
Верю и верую!»
А комната бела,
Как от снега.
И дела, и слова
Медленны.
И костёр золотой горит,
На груди выжжен.
«Я умер, родные мои?»
Нет. Ты жив.
***
Отложила чётки
Сменила веру.
Начинала – чёрным,
Закончу – белым.