4 января 1945.
1Вижу, как Иисус направляется к низкому белому домику в середине оливковой рощи. Его приветствует какой-то подросток. Кажется, он местный, поскольку в руках у него инструменты для подрезки и прополки.
«Бог да пребудет с Тобой, Рабби. Приходил Твой ученик Иоанн, а сейчас он отошел, чтобы пойти Тебе навстречу».
«Давно?»
«Нет, только что пошел по той тропинке. Мы думали, Ты придешь со стороны Вифании…»
Иисус стремительно уходит, обходит обрыв, замечает Иоанна, который почти бегом спускается к городу, и зовет его.
Ученик оборачивается и с лицом, осветившимся радостью, кричит: «О! Мой Учитель!», и бегом возвращается назад.
Иисус раскрывает объятья, и они сердечно обнимаются.
«Ходил Тебя искать… Мы думали, Ты был в Вифании, как говорил».
«Да. Я собирался туда. Мне надо приступить к благовестию и в окрестностях Иерусалима. Но потом Я задержался в городе… чтобы наставить одного нового ученика».
«Что бы Ты ни делал, все делается хорошо, Учитель. И выходит удачно. Видишь? Даже сейчас мы сразу же встретились».
Они шагают вдвоем; Иисус положил руку на плечи Иоанну, который, будучи ниже Него, смотрит на Него снизу-вверх, счастливый от этой задушевности. Так они возвращаются к домику.
«Ты уже давно пришел?»
«Нет, Учитель. На рассвете я отправился в Доко, вместе с Симоном, которому я сказал то, что Ты велел. Потом мы вместе сделали привал на равнине Вифании, разделив трапезу и разговаривая о Тебе с селянами, встретившимися на полях. Когда солнце стало не таким палящим, мы разошлись. Симон пошел к одному своему другу, которому хочет о Тебе рассказать. Это хозяин почти всей Вифании. Он знает его издавна, с тех пор, когда еще были живы отцы одного и другого. Но завтра он сюда придет, Симон. Он просил меня передать Тебе, что он счастлив Тебе служить. Он очень умелый, Симон. Хотел бы я быть таким, как он. Но я всего лишь невежественный юноша».
«Нет, Иоанн. Ты тоже очень помогаешь».
«Ты и вправду доволен Своим бедным Иоанном?»
«Очень доволен, Мой Иоанн. Очень».
«О! Мой Учитель!». Иоанн резко наклоняется, чтобы взять в руку ладонь Иисуса, и целует ее, и проводит ею по своему лицу, словно гладит.
2Они достигли домика. Заходят в низкую и задымленную кухню. Хозяин приветствует их: «Мир да пребудет с Тобой».
Отвечает Иисус: «Мир этому дому и тебе, и тем, кто с тобой живет. Со Мною ученик».
«Для него тоже найдется хлеб с оливковым маслом».
«Я принес сушеной рыбы, которую мне дали Иаков и Петр. А когда я проходил через Назарет, Твоя Мать передала мне для Тебя хлеб и мед. Я шел без остановок, но теперь он, наверное, черствый».
«Не важно, Иоанн. Он все равно будет пахнуть Мамиными руками».
Иоанн вынимает свои сокровища из переметной сумы, брошенной в углу. И я вижу необычный способ приготовления этой сушеной рыбы. Несколько минуток ее вымачивают в горячей воде, потом смазывают маслом и дают ей обжариться на огне.
Иисус благословляет пищу и вместе с учеником садится за стол. За столом также и хозяин, которого, я слышу, зовут Иона, и его сын. Его мать снует туда-обратно, поднося рыбу, черные оливки, вареные и приправленные маслом овощи. Иисус предлагает также и мед. Намазав его на хлеб, Он протягивает его хозяйке. «Это из Моих ульев», – говорит Он. «О пчелах заботится Моя Мать. Покушай его. Он хорош. Ты так добра со Мной, Мария, что заслуживаешь и этого, и много другого», – добавляет Он, поскольку женщина не хочет лишать Его этого сладкого меда.
Ужин под обычные краткие речи быстро подходит к концу. Едва он окончен, Иисус, возблагодарив за принятую трапезу, говорит Иоанну: «Иди сюда. Давай выйдем ненадолго в рощу. Ночь теплая и ясная. Будет приятно немного побыть на воздухе».
Хозяин говорит: «Учитель, я откланяюсь. Я устал, и устал мой сын. Мы пойдем отдохнем. Я оставлю дверь приоткрытой, а на столе оставлю светильник. Ты знаешь, что делать».
«Ступай на здоровье, Иона. И светильник тоже погаси. Лунный свет так ярок, что мы разберемся без освещения».
«Где же будет спать Твой ученик?»
«Со Мной. На моей циновке хватит места и для него. Правда, Иоанн?»
Иоанн приходит в восторг от мысли, что будет спать под боком у Иисуса.
3Они выходят в оливковую рощу. Но перед этим Иоанн что-то берет из сумки, лежащей в углу. Они некоторое время идут и доходят до края обрыва, с которого виден весь Иерусалим.
«Сядем тут и поговорим», – предлагает Иисус.
Но Иоанн предпочитает усесться на невысокой травке у Его ног, положив Иисусу на колени свои руки и опустив на них голову, и изредка посматривать на своего Иисуса. Он выглядит как ребенок рядом с самым дорогим ему человеком. «Здесь тоже красиво, Учитель. Посмотри, каким огромным кажется город ночью. Больше, чем днем».
«Это потому, что лунный свет затушевывает его очертания. Видишь, граница в серебряном блеске будто бы расширяется. Погляди туда, на вершину Храма. Не кажется ли, что она подвешена в пустоте?»
«Похоже, что ее несут ангелы на своих серебряных крыльях».
Иисус вздыхает.
«Почему Ты вздыхаешь, Учитель?»
«Потому что ангелы покинули этот Храм. Его внешняя чистота и святость ограничиваются лишь стенами. Те, кто должны были бы вложить их в его душу – ибо у всякого места тоже есть своя душа, то есть, тот дух, ради которого оно было воздвигнуто; а душой Храма является, должен был являться, дух молитвы и святости, – те оказались первыми их расхитителями. Невозможно вложить то, чем не обладаешь сам, Иоанн. И хотя там проживает множество священников и левитов, среди них нет даже десятой части таких, что были бы способны придать жизнь этому Святому Месту. Они передают смерть. Заражают его той смертью, что у них в душе, мертвой ко всему, что свято. У них есть формулировки. Но нет жизни, наполняющей их. Это трупы, которые еще не остыли только благодаря распирающему их разложению».
«Тебе причинили зло, Учитель?». Иоанн крайне огорчен.
«Нет. Напротив, Мне разрешили говорить, когда Я об этом попросил».
«Ты просил об этом? Зачем?»
«Затем, что Я не хочу быть тем, кто развязывает войну. Война все равно начнется. Потому что у некоторых Я вызову нелепый человеческий испуг, а для других стану укором. Однако это предначертано в их книге. Не в Моей».
4Какое-то время длится молчание, затем Иоанн снова вступает в разговор. «Учитель… я знаком с Анной и Кайафой. По деловым нуждам моя семья была с ними связана, и когда я находился в Иудее, ради Иоанна, я также приходил и в Храм, и они были добры к сыну Зеведея. Мой отец всегда приберегает для них самую лучшую рыбу. Так принято, понимаешь? Когда хочешь иметь друзей, и чтобы они оставались друзьями, это необходимо…»
«Знаю». Иисус серьезен.
«Так что, если сочтешь нужным, я поговорю о Тебе с Первосвященником. И потом… если захочешь, я знаком с одним человеком, который связан по роду занятий с моим отцом. Он богатый торговец рыбой. У него большой красивый дом возле Иппика[8], поскольку он человек богатый, но он также и очень добрый. Тебе было бы удобнее, и Ты бы меньше уставал. Чтобы сюда добираться, приходится проходить также через этот пригород Офел, такой неспокойный и всегда наполненный ослами и задиристыми подростками».
«Не надо, Иоанн. Благодарю тебя. Но Мне хорошо здесь. Видишь, какой покой? Я уже говорил это другому ученику, который предлагал Мне то же самое. Он сказал: чтобы быть более уважаемым».
«Я предложил это, чтобы Ты меньше уставал».
«Я не устаю. Я еще столько пройду и ничуть не утомлюсь. Знаешь, что Меня утомляет? Равнодушие. О! Вот что тяжело! Как будто носишь тяжесть на сердце».
«Я к Тебе неравнодушен, Иисус».
«Да, и ты поддерживаешь Меня. Я так люблю тебя, Иоанн, и всегда буду любить, потому что ты никогда Меня не предашь».
«Предать Тебя! О!»
«И все же будут многие, кто Меня предаст… 5 Иоанн, послушай. Я сказал тебе, что задержался тут, чтобы наставить одного нового ученика. Это молодой иудей, образованный и известный».
«В таком случае, Ты будешь меньше мучиться, чем с нами, Учитель. Я рад, что у Тебя появился кто-то более способный, нежели мы».
«Ты думаешь, Я буду меньше мучиться?»
«Э! Если он не такой невежественный, как мы, он легче Тебя поймет и лучше Тебе послужит, особенно если больше Тебя полюбит».
«Вот. Ты хорошо сказал. Но любовь не пропорциональна образованности, ни даже воспитанию. Девственный любит всею силой своей первой любви. Это относится и к девственности в мыслях. И любимый больше проникает и запечатлевается в девственные сердце и ум, чем в те, где уже была другая любовь. Но если Богу будет угодно… слушай, Иоанн. Я умоляю тебя быть ему другом. Мое сердце колеблется поместить тебя, нестриженного ягненка, рядом со знатоком жизни. Но по той же причине оно успокаивается, потому что знает, что будешь ягненком, но еще и орлом, и если этот знаток захочет заставить тебя соприкоснуться с землей, непременно грязной, с землей здравого человеческого смысла, ты одним взмахом крыльев сумеешь освободиться, желая лишь лазури и солнца. Поэтому Я молю тебя – оставаясь тем, кто ты есть – быть другом этому новому ученику, которого не слишком будет любить Симон Петр, да и другие, чтобы передать ему твое сердце…»
«О, Учитель! Разве недостаточно Тебя?»
«Я Учитель. Которому не все скажут. Ты – соученик, чуть более молодой, которому гораздо легче открыться. Я не предлагаю повторять Мне то, что он тебе скажет. Не терплю шпионов и предателей. Но прошу тебя благовествовать ему при помощи твоей веры и твоего человеколюбия, при помощи твоей чистоты, Иоанн. Это зараженная земля с мертвыми водами. Ее надо просушить солнцем любви, очистить целомудрием помыслов, желаний и поступков, облагородить верой. Ты можешь справиться с этим».
«Раз Ты считаешь, что могу… о! тогда да. Раз Ты говоришь, что я могу сделать это, я это сделаю. Ради Твоей любви…»
«Спасибо, Иоанн».
6«Учитель, Ты заговорил о Симоне Петре. И мне вспомнилось то, что я должен был сказать Тебе сразу, но оно улетучилось из моего сознания от радости слышать Тебя. Вернувшись в Капернаум после Пятидесятницы, мы тотчас же обнаружили обычную сумму от того неизвестного. Мальчик передал ее моей матери. Я отдал ее Петру, а он вернул ее мне, сказав, чтобы я использовал небольшую ее часть на обратный путь и на остановку в Доко, а остальное отнес Тебе на Твои возможные нужды… поскольку Петр тоже думал, что здесь неудобно… но Ты говоришь, что нет… Я взял оттуда лишь два динария для двух бедняков, что встретил около Эфраима. В остальном я обходился тем, что дала мне моя мать и что мне давали те добрые люди, которым я проповедовал Твое Имя. Вот кошелек».
«Мы раздадим его бедным завтра. Так, чтобы Иуда тоже усвоил наши обычаи».
«Пришел Твой кузен? Как у него вышло обернуться так быстро? Он был в Назарете и не говорил мне, что собирается уйти…»
«Нет. Иуда – это тот новый ученик. Он из Кериота. Ты же видел его на Пасху, здесь, в вечер исцеления Симона. Он был с Фомой».
«А! Это он?». Иоанн немного смущен.
«Он. А что делает Фома?»
«Он повиновался Твоему распоряжению, оставив Симона Хананея и отправившись приморским путем навстречу Филиппу и Варфоломею».
«Да, Я хочу, чтобы вы любили друг друга без каких-либо предпочтений, взаимно помогая и сочувствуя друг другу. Никто не совершен, Иоанн. Ни молодые, ни пожилые. Но, если у вас будет благая воля, вы достигнете совершенства, а то, чего у вас не хватает, восполню Я. Вы как дети в одной святой семье, в которой есть много непохожих характеров. Кто-то силен, кто-то мягок, кто-то храбр, кто-то робок, кто-то порывист, а кто-то очень осторожен. Если бы вы все были одинаковы, вы были бы сильны в чем-то одном, а во всем остальном испытывали бы недостаток. А так вы образуете совершенное единство, поскольку дополняете друг друга. Любовь объединяет вас, должна объединять, любовь, причина которой – Бог».
«И Ты, Иисус».
«Первая причина – Бог, а затем любовь к Его Христу».
«А я… чем я являюсь в этой нашей семье?»
«Ты – любимая отрада Христа Божия. 7 Ты устал, Иоанн? Хочешь вернуться? Я останусь помолиться».
«Я тоже останусь помолиться вместе с Тобой.
«Оставайся, пожалуйста».
Иисус произносит псалмы, а Иоанн повторяет за Ним. Но голос его затухает, и апостол погружается в сон, его голова лежит на коленях Иисуса, который улыбается и набрасывает Свой плащ на плечи спящему, а потом, конечно, продолжает молиться про себя.
Видение так и заканчивается.
8Далее Иисус говорит:
«Еще одна параллель между Моим Иоанном и другим учеником. Параллель, из которой все яснее и яснее выступает облик Моего возлюбленного ученика.
Он – тот, кто отказался даже от своего образа мыслей и суждений ради того, чтобы быть „учеником“. Тот, кто отдает себя, не желая оставить от себя – от себя прежнего, до избрания – ни единой частицы. Иуда – тот, кто не хочет отказываться от самого себя. И потому какой-либо дар нереален для него. Он носит с собой свое я, страдающее гордостью, чувственностью и алчностью. Сохраняет свой образ мыслей. И потому нейтрализует воздействия даров и Благодати.
Иуда: прототип всех несостоявшихся апостолов. И сколько их! Иоанн: прототип тех, что становятся жертвами ради Моей любви. Твой прототип.
Я и Моя Мать – наивысшие Жертвы. Приблизиться к Нам трудно, даже невозможно, потому что Наше самопожертвование было беспредельно суровым. Однако Мой Иоанн! Это жертва, достойная подражания для всех сословий Моих почитателей: девственник, мученик, исповедник, благовестник, служитель Бога и Матери Божьей, деятельный и созерцательный, он для всех является примером. Он тот, кто любит.
Заметь различия в способах рассуждения. Иуда исследует, придирается, упрямится и, даже если демонстрирует уступку, в действительности сохраняет свой образ мыслей. Иоанн ощущает себя ничем, все принимает, не требует доказательств, довольствуется тем, что доставляет Мне радость. Вот пример.
9И разве ты не чувствуешь, что становишься совершенно умиротворенной перед лицом простого и драгоценного образа его любви? О! Мой Иоанн! И Мой маленький Иоанн, которому Я желаю все больше и больше походить на Моего возлюбленного ученика. Принимай все, говоря всегда вслед за Апостолом: „Что бы Ты ни делал, все делается хорошо, Учитель“, чтобы всегда удостаиваться в ответ услышать: „Ты – Моя любимая отрада“. Даже Мне требуется утешение, Мария. Так дай Мне его. Мое Сердце успокоит тебя».
[1] См. (Еккл. 12:8, 13)
[2] Буквально: Мир (Pace), но мы предпочитаем переводить это слово иначе, так как за ним стоит библейское Шалом
[3] Например, (Суд. 9:54), (1 Цар. 31:4-5), (2 Цар. 17:23), (3 Цар. 16:18), (2 Мак. 14:41-46)
[4] Буквально: оживляет
[5] Стоящее тут слово rogo означает не просто костер, а костер для казни или сожжения трупов
[6] У МВ это название передано как Гет-Самми
[7] Тофет – возвышенность на юге Иерусалима, над долиной Генном
[8] Т. наз. башня Иппика – была возведена Иродом и названа им в честь своего друга, располагалась рядом с дворцом Ирода