I. РЕВОЛЮЦИОННЫЙ МОМЕНТ
Душевный кризис
Приветствую тебя, мой юный друг! Знаю, что ты находишься в душевном кризисе, или хотя бы побывал в нём и представляешь, что это такое. Депрессия, страх, смятение, одиночество, меланхолия… Многие и многие другие формы и вариации несчастного сознания. Кто из нас не прошёл через это? Разве что идиоты!?
Очень часто мы можем испытывать страдания, но лишь изредка они концентрируются в такой степени, что выводят нас из привычной жизненной колеи. В эти моменты кажется, что жить больше нечем и жизнь представляется невыносимой. Лишь в редких случаях жизнь действительно заставляет нас остановиться и задаться вопросами: “Кто я?”, “Что я?”, “Зачем я?”… Мало кто подходит к этим “проклятым” вопросам, не пребывая в жизненном кризисе. И уж совсем немногих не кризис подводит к вопросам, а наоборот — вопросы ввергают в кризис. Так или иначе, но причиной душевного кризиса является всё нарастающая психологическая боль.
Если ты возьмешься исследовать природу боли, то легко обнаружишь, что она является реакцией на нарушение и распад целостности чего-либо. В случае нарушения целостности физического организма (порезанный палец, гниющий зуб или что тебе будет угодно) возникает физическая боль. А вот в отношении более тонкой, но не менее (а зачастую и более) сильной психологической боли или, как её еще называют — душевной, дело обстоит чуть сложнее.
Целостность чего, по-твоему, здесь нарушается?.. Конечно, не души, в её вечном непреходящем значении! Душа в своей чистоте и невинности болеть не будет. Тогда что?.. Разумеется, то, что на неё налипло! Наше представление о ком-то (чаще всего о самом себе) или о чём-то. Тот образ, который мы создали, вложив в него свою жизненную энергию. И чем больше нашей энергии в этот образ вложено, чем больше приятных минут мы в связи с ним испытали, тем больнее будет.
|
Например, разве можно сопоставить болезненность ситуаций, когда от тебя неожиданно уходит жена (муж), и тебя оскорбляет в автобусе незнакомый попутчик? В первом случае распадается положительный образ близкого человека, взаимоотношения с которым принесли столько удовольствия, а также собственный образ более или менее безупречного мужа (жены) и, возможно — представление о вашем браке как об идеальном и вечном. Во втором — будет лишь нанесён удар по твоей респектабельности и важности, но спустя некоторое время эти тонкие психологические структуры, скорее всего, успешно восстановятся, и боль пройдёт… Итак, если физическая боль является необходимым условием сохранения жизни нашего тела, то душевная боль — такое же необходимое условие жизни и развития личности. Мудрая природа и здесь безошибочно содействует сохранению единства.
Тебе не раз удавалось обнаружить, что разные люди в одних и тех же ситуациях страдают по-разному. Одни впадают в “садомазохизм”, совершают нелепые поступки, сходят с ума или кончают с собой. Другие переносят те же обстоятельства с неизмеримо меньшими энергопотерями. И дело здесь не только в темпераменте, степени эмоциональной тупости или в количестве психологических дивидендов, которые планировалось “поиметь”, если бы не был разрушен образ, в который производились душевные вложения. Во многом дело в удовольствии, полученном во взаимодействии с этим образом. Ведь одно (боль) от другого (удовольствие) отдельно не ходит. По сути — это две стороны одной медали, одного феномена. И если у тебя когда-то возникал вопрос: “Как избежать страданий?”, то сейчас тебе стоит рассмеяться в полный голос. Потому что страдания можно избежать, только избежав удовольствия!
|
С раннего детства мы сознательно и бессознательно тянемся к приятному и сторонимся неприятного. Большинство людей занимается этим всю свою жизнь. Наш ум, оседлав и извратив присущий каждому инстинкт самосохранения, принялся тщательно культивировать стремление к удовольствиям и избежание страданий… Говоря более строго, мы сумеем освободиться от психологических страданий, лишь прекратив процесс культивирования умом удовольствия. Для этого вовсе не требуется стать нечувствительным к боли, напротив, чувствительность должна возрасти. Для этого надо “разуть” глаза, уши и другие органы чувств, стать более внимательным, а значит — более живым. Лишь возросшая чувствительность позволит нам замечать не только свою боль, но и чужую, понять природу боли и удовольствия. И самое главное — позволит вернуться к реальности из мира грёз и представлений, принять себя и других такими, какие они есть на самом деле.
Возвращаясь к “проклятым” вопросам, которые так или иначе призваны подвести нас к факту неизбежности личной смерти, а также — пониманию смысла и цели жизни, хочу сказать вот что… Понимание смысла и назначения жизни приходит к человеку лишь в том случае, если он готов принять то, что ему откроется. А ему непременно откроется, едва возрастёт его чувствительность, появится понимание необходимости личного изменения. Но если этой готовности нет, а есть стремление найти удобный и выгодный для себя выход, лазейку, стремление, обусловленное глубоким желанием продолжать жить старой привычной жизнью — то такого понимания нет и быть не может.
|
Самое большее, что может быть в этом случае — словесное понимание с уже готовой формулой, заимствованной извне или выведенной самолично. И такое понимание есть не что иное, как утонченная форма бегства от проблемы существования. Кроме того, словесное понимание может стать здесь преградой, надолго отодвинув решение проблемы в сторону, существенно ничего не изменив в нашей жизни. Лишь когда мы начнём понимать наши взаимоотношения с людьми, природой и идеями, тогда жизнь станет наполненной и осмысленной, озарится радостью и светом. Лишь тогда вопросы о смысле и назначении жизни растворятся в самой жизни и перестанут нас терзать.
Наша боль и вызываемые ею жизненные кризисы — всегда следствие невежества во взаимоотношениях, результат следования ошибочным привычкам и стереотипам. Когда пелена невежества спадает, обнаруживается связь между страданиями и собственными ошибками. Эта связь существует всегда, даже если она порой невидима сразу. Посмотри на все наши так называемые несчастные случаи, потери, предательства, болезни, в общем — на всё, что жизнь посылает нам и что обычно вызывает в нас психологические страдания… Так вот, всё это предоставляется судьбой для того, чтобы мы внесли в нашу жизнь поправки и, в итоге, пошли на поправку от недуга под названием “иллюзия отдельного существования”. Вот так, мой друг, мы принимаем за болезнь то, что является лекарством. И то, что призвано вернуть, привести нас к себе, к сожалению, чаще всего лишь выводит нас из себя.
Жизнь — это великий скульптор, который ваяет из нас совершенную скульптуру. Мы — пластилин или глина в руках этого Мастера. Наша боль — это следствие сопротивления материала (чем мы твёрже, тем больнее), неготовность к этому удивительному сотворчеству, непонимание, а значит — неприятие Творца. Всё наше сотворчество заключается в том, чтобы стать как можно мягче и податливее в пальцах Ваятеля. Понимание этого полностью искореняет психологические страдания и наполняет жизнь огромной радостью.
После того, как прошёл период первоначальной оглушённости болью, у всех людей, переживающих жизненный кризис, появляется желание найти утешение, новую опору, сделать новые душевные вложения… Всё это для того, чтобы не видеть всей ужасающей бессмысленности своего нынешнего положения, чтобы вернуть прежние стабильность и состояние довольства. Нравственное и духовное развитие многих людей шло бы намного эффективнее, если бы они не начинали метаться, находясь на краю бездны, приоткрывшей пугающую правду их механического существования. Но от правды есть хорошее лекарство — наркотики. Цивилизация предоставляет их много разных, как физических, так и психологических — карьера, развлечения, знания.… Наготове тысячи так называемых религиозных, а также мирских людей. Они могут придти на помощь и предложить свои утешения, иллюзии, концепции, надежды взамен обанкротившихся твоих, и успешно увести тебя от уже замаячившей было на горизонте истины.
Гораздо лучше было бы тебе в такой момент избежать всевозможных советчиков, психологов и священников. Всё, что, как правило, они делают — помогают на новый лад приспособиться к старой системе. А тебе ведь надо не это! Поэтому больше доверяй себе, опирайся на себя, ведь в тебе заложено не так уж и мало. Момент истины приходит в уединении.
Прекрасно понимая сермяжную правду призыва одного мудреца: “Падающего подтолкни”, я вовсе не ратую за то, что человеку в период душевного кризиса надо отказать в помощи. Помогать необходимо, но только в одном — остаться в этой жизни, то есть не покончить с собой и не сойти с ума (что также является бегством от себя, в самом грубом его виде). При крайних формах эгоизма и самоизоляции возникает реальная опасность разрушения не только взаимоотношений, но и самой жизни. Однако лишь оставшись наедине с собою, можно осознать истину своего существования. Ведь жизненный кризис производит не только остановку твоего движения в колее “отдельного существования”, он разрывает значимый для тебя образ, избавляя тебя от клубка иллюзий, предоставляя тебе редкую степень свободы. А это, поверь мне, дорогого стоит! Когда ещё твой взор будет так чист?!
В повседневной жизни, находясь в её водовороте, мы сопротивляемся всякому покушению на образ самого себя. В то же самое время большинство из нас так отождествляет самого себя с собственным представлением о себе, что вряд ли сможет отделить одно от другого, и идея о себе приобретает качества самостоятельности. Поэтому мы будем гораздо более точными, если скажем: образ самого себя отчаянно сопротивляется не только любому покушению на себя через самоисследование, но и даже — взгляду в свою сторону, при котором он может быть просто обнаружен и тем самым нарушен…
Поэтому ещё раз прошу тебя: оставайся в кризисе, оставайся в отчаянии, не беги от этого! Оставайся внимательным и чувствительным к своей боли и чужой (чуткость к чужой боли не позволяет быть оглушённым собственной), но не упивайся ею, не культивируй её. Оставайся до той поры, пока твоя боль не перестанет довлеть над тобой, пока ты не перестанешь зависеть от неё и не потеряешь стремление причинять боль другим живым существам.
Самое главное — не торопить события, не разрушать скорлупу личности извне, прежде чем созрел “цыплёнок”. Жизнь — действительно бессмысленная штука и отвратительная шутка для человека, искренне живущего сознанием, отделённым от жизни всего мира. Иначе и быть не может, пока мы не увидим недостающие элементы в общей картине жизни. Гораздо хуже будет, если мы заменим духовную работу интеллектуальной и сами или по чьей-то указке настроим иллюзорных конструкций, ещё глубже погрузившись в заблуждения на выходе из кризиса.
Не меньшим заблуждением явится попытка как бы пролонгировать свой душевный кризис и идеализировать пойманное трагическое мироощущение, застыв в нём на долгие годы (ты знаешь, какое-то время и я этим болел…). А если вдобавок окутать это ощущение неким возвышенным романтическим флёром, привлекательность подобной позиции может возрасти. Ведь большинство людей живёт, просто не замечая всей ужасающей бессмысленности своего положения, и мы, познавшие этот горький вкус, автоматически оказываемся по отношению к этому большинству на пьедестале, пусть даже — пьедестале полной бессмыслицы. Глубокая печаль на нашем челе — всего лишь следствие отсутствия высшего смысла и целесообразности событий, сплетающих ткань нашей жизни, следствие предчувствия неудавшейся жизни.
Сегодня эта печаль присуща всему человечеству. Большую часть жизни мы пытаемся убежать от неё, прячась за искусственной улыбкой или истеричным весельем, но она вновь возвращается, едва мы лишаемся всей своей занятости и развлечений, едва остаёмся наедине с собой. Но эта печаль не свойственна человеку, обретшему качество невинности ума. Ему свойственны ясность, благодарность за всё, что ниспослано ему жизнью, и радость соединения с мирозданием. А единственным видом страдания для него остаётся сострадание к другим живым существам.
Итак, друг мой, боль конечна, она имеет дно, но до дна необходимо дойти. Твоё дно тебе явит твой душевный кризис. С благодарностью прими его и будь бдителен, чтобы взамен избежания страданий не впасть в их культивирование. Будь бдителен в отношении того, чтобы не расплескать содержимое этой чаши. Лишь опустошив её до дна, изменишься. Один мудрец сказал по этому поводу: “Только дошедший до отчаянья ужас развивает в человеке его высшие силы”.
Все психологические страдания человека, всё горе — от ума с его многочисленными сооружениями, созданными с помощью его главного стройматериала — мысли. Душевный кризис — всего лишь остановка для того, чтобы начать исследование всего содержимого ума, всех его уголков. Кстати, ступив сюда (в исследование), ты тут же наткнёшься на стену, которая поначалу может предстать глухой. Но это не так. Немного терпения и из темноты выплывет закрытая дверь с загадочной, на первый взгляд, вывеской: “Выбор…”
Четыре жизненные позиции
Мой юный друг, мы все отличны друг от друга, но есть вещи, которые роднят нас и делают равными. Универсальным содержанием жизни каждого из нас является возможность измениться, то есть стать счастливым, абсолютно свободным от личных душевных страданий. Это не удел немногих. Такую потенцию несет в себе каждый человек, кроме разве что идиотов. Но посмотри вокруг. Много ли ты видишь счастливых, сияющих радостью людей?.. Немного, но есть? Хорошо! А теперь потихоньку отнимай (в воображении, конечно) то, на чем зиждется счастье любого из них. Теперь проделай то же с другим, третьим.… Когда доведешь дело до конца, еще раз задай себе этот же вопрос и сравни два ответа. Полученная разница — это разница между временным преуспеянием, выступающим в обличии счастья, и подлинным счастьем, то есть состоянием души, не зависящим от времени и обстоятельств. Подлинное счастье в старые добрые времена называли еще “благом”, а людей, пребывающих в нем — “блаженными”.
Все люди изначально устремлены к счастью, но большинство из них ограничивается его суррогатом — удовольствием. Но, как ты уже хорошо усвоил, удовольствие — это и страдание. Однако страдание — это не то, что тебе нужно… Значит, поиск продолжается, а вместе с ним остаётся шанс обрести безграничное счастье. И вот поиск этот, как ты помнишь, приводит нас к двери с таинственной надписью “Выбор”. Именно возможность выбора, само его наличие оставляет у каждого из нас простор для дальнейшего сознательного направления движения нашей жизни по тому или иному маршруту.
Исследуя механизм действия выбора, я обнаружил четыре основные жизненные позиции человека: эстетическую, моральную, этическую и религиозную. Каждая из них может быть проявлена как в общем смысле, так и в частном. В основе проявления каждой позиции лежит то, чем руководствуется человек, совершая определенное действие в определенной жизненной ситуации (в общем смысле), или то, чем руководствуется человек в целом по жизни (в частном смысле). Говоря иными словами, ту или иную позицию (а вместе с ней и ход нашей жизни) определяет и формирует некий феномен. Надеюсь, я тебя не утомил абстрактными понятиями?! Итак, будь очень внимателен! Нам предстоит серьезное исследование. Поехали!..
В основе эстетической позиции лежит удовольствие. То самое, о котором мы уже так много говорили. Именно стремлением к удовольствию руководствуется эстетик, совершая действия, вступая во взаимоотношения. И чаще всего делает это бессознательно. Почти всегда средства для получения удовольствия, объекты его желаний находятся вне человека. Это делает его, несмотря на возможную внешнюю непосредственность или даже самоуверенность, чрезвычайно зависимым от внешнего мира. Страдания у такого человека начинаются при нарушении целостности его представлений или из-за передозировки удовольствия. Конфликты возникают при дефиците средств для получения удовольствия либо в тех случаях, когда те же средства одним приносят удовольствия, другим — страдания.
Как любил говаривать мой старый друг: “Да не будет твоё счастье несчастьем для другого, твоя свобода — несвободой для другого”. Для понимания этого простого нравственного императива эстетик еще не дошёл… Он в своих проявлениях до поры, до времени может быть вполне естественен, абсолютно не подозревая, что сегодняшнее удовольствие назавтра уже приедается. Так формируется привычка, требующая всё нарастающего удовлетворения. И жизнь неизбежно превратится в рутину, если не увеличивать и не утончать культивируемые удовольствия. Утончение и облагораживание потребляемых удовольствий — самый простой путь продления эстетической стадии развития. В этом и состоит эстетизм, давший название данной позиции.
Разумеется, безудержно “доить” грубое физическое удовольствие не позволит весьма ограниченное тело человека, которое рано или поздно “даёт трещину”, то есть заболевает. Куда больше возможностей в этом смысле у бесплотной личности человека, наделенной способностью расширяться бесконечно, питаясь, по преимуществу, интеллектуальными удовольствиями. Чаще всего прерывает беспечное течение жизни эстетика, как ты уже понял, душевный кризис. При этом, во что бы ты ни впал — в депрессию, агрессию, меланхолию — всё это свидетельства определенной зрелости человека, когда ты созрел для перехода от эстетической к иной жизненной позиции, но все еще задерживаешься в прежнем положении.
У моральной и у этической позиций много общего, но много и различий. Объединяет их то, что в основе обеих лежит долг. Уход от эстетического всегда сопряжён с уменьшением сосредоточенности на себе, своих интересах, своих проблемах (будь-то личных или коллективных). Вместе с уменьшением тревожной озабоченности собой находится способность поднять глаза и увидеть (возможно, впервые) других не как средство, а как цель, и, благодаря этому, ощутить родство с ними. Переживание этого родства и закладывает фундамент под чувство долга, и оно же производит раскол в сознании человека на “хочется” и “должно”. Ужиться вместе долг и удовольствие не могут, как не могут примкнуть друг к другу два разнополюсных магнита. Так что выбор здесь необходим. А если кому-то придет в голову длительное время пытаться соединить в компромиссе две эти противоположности, тот рискует соскользнуть на опасную стезю невротика. Впрочем, если оглядеться вокруг, то таких люде — большинство.
Человек, занимающий этическую позицию, руководствуется в своей жизни совестью. Именно голос совести подсказывает человеку, что делать должно, а что — нет. Совесть — удивительная вещь! Не случайно один Учитель сказал: “Две вещи наполняют душу всегда новым и всё более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, — это звёздное небо надо мной и нравственный закон во мне”. Этот нравственный или, говоря иначе, божественный закон доступен каждому. Истина его запечатлена в наших сердцах золотыми буквами. Только, чтобы пробиться к этому закону — “Золоту Отца” — практически каждому из нас надо стереть огромный слой пыли, накопившийся от многих тысячелетий нашей жизни здесь. Умозрительно или из чистого любопытства сквозь эту пыль не пробиться. Лишь прислушиваясь к слабому, едва уловимому за внешним шумом голосу совести, лишь постоянно следуя нравственному закону в повседневной жизни, можно сделать явственными для себя эти письмена.
Итак, голос совести — это голос Бога. Это наиболее веский аргумент для теодицеи и бесспорное доказательство наличия духовного начала в человеке. Голос совести можно услышать уже в раннем детстве. Он действительно очень тих, но становится отчетливее, если прислушаться и довериться ему. И наоборот, пренебрегая им, мы удаляемся от него, делая его звучание всё глуше и глуше, пока напрочь не заглушаем свою совесть. Этот голос молчит, когда с нами, то есть с нашей душой, всё в порядке. Ему нет нужды жужжать, докучая нам, словно назойливая муха, если мы не допускаем ошибок на своём жизненном пути. Но стоит сбиться с курса, как он тут же даст нам знать своим предостережением об опасности. Это духовный компас, стрелка которого безупречно определит верное направление нашей жизни. Это наш персональный спаситель до того момента, пока мы глубоко не осознали гибельность своего курса.
Голос совести можно спутать с другими душевными побуждениями, например, с интуицией. Собственно говоря, совесть — это также интуиция, но духовная. Она призвана сберечь нашу индивидуальность, поэтому требования её всегда возвышенны и бесполезны в смысле личной выгоды. Она всегда уводит нас от эгоизма. Это, своего рода, ангел-хранитель нашей души. Интуиция тоже может проявиться в роли ангела-хранителя, но самой жизни, нашего физического существа.
Чаще всего совесть действует в нас эмоционально через стыд. Герой одного кинофильма говорил: “Стыд — вот чувство, которое спасёт человечество!”. Действительно, когда незрелому человеку стыдно — это свидетельствует о том, что душа его ещё жива. Бесстыдный же человек вполне может оказаться лишённым совести. Стыд — своего рода звонок будильника, заставляющий человека проснуться и задаться вопросом: “Что со мной не так?”; приглашение к самопознанию (когда человек созревает к сознательному самопознанию, тогда им (сознательным самопознанием) совершенно естественно замещается механизм стыда, в нём больше нет нужды). Но стыд — это ещё и боль. Именно эта его грань поможет нам во многом разобраться.
Если в нас действует совесть, то страдание, которое вызвал стыд, является результатом рассогласования между нашим естеством (нашей божественной природой) и нашим реальным поведением. Здесь стыд, если к нему правильно отнестись, может положить начало регуляции и восстановлению нашей подлинной природы. Но мы также можем испытать боль от стыда, вызванного действием морали, то есть комплекса представлений, сформированных обществом, цивилизацией. В данном случае душевное страдание будет обусловлено рассогласованием между представлением о себе и реальным поведением. Социум через моральные стереотипы создаёт в нашем сознании различные идеи о себе, например: “я — умный”, “я — красивый”, “я — добрый” и др. Несоответствие такого рода “эго-концепциям” и заставляет моралиста стыдиться, будь-то стыд перед другими или перед самим собой.
Таким образом, человек, находящийся на моральной позиции, руководствуется в своей жизни моралью. Мораль может быть общественной или личной, но суть её от этого не меняется — и в том, и в другом случае она придумана человеческим умом, обусловленным стремлением к удовольствию и выгоде, личной или коллективной. У человека, принявшего на свой счет моральные требования, чувство долга может быть не менее сильным, чем у совестливого человека. Однако долг этот пробуждается не совестью, а её суррогатом, который можно назвать ложной или ошибочной совестью, а ещё лучше — “тоталитарной совестью” (этот термин, встреченный где-то мною, гораздо точнее отражает суть явления). Если под воздействием морали у человека сформирована “тоталитарная совесть”, он становится слепой игрушкой в руках невидимых и видимых сил, которой можно легко и успешно манипулировать. Имея такое надёжное средство, эти силы могут достигать любые поставленные цели.
“Тоталитарная совесть” не просто подменяет собой настоящую, но блокирует её действие, заглушает совесть. Это означает, что вертикальная составляющая во всех взаимоотношениях человека сводится на нет. Остается лишь горизонтальная, то есть социальная составляющая. Нет сомнений, что для такого человека “Бог умер”, и что бы он сам при этом ни утверждал, Неба просто не существует для него, так как единственный канал общения с Ним перекрыт. Для человека же нравственного, т.е. слушающего голос совести, социальный (горизонтальный) срез вполне осязаем и осознаваем. При этом он может даже сверять требования внутреннего закона и внешнего (в чём бы последний ни выражался: религиозных преданиях или моральных заповедях, регулирующих принципах или собственных умозаключениях), оставляя за первым для себя несомненный приоритет. Моральные постулаты относительны, они меняются, находясь в зависимости от времени и пространства; указания совести абсолютны и вневременны, так как имеют источником наше естество. Это, своего рода, “Вечный Завет”. Когда это понимаешь, то совершенно выпадаешь из конъюнктуры. В этом случае перед тобой никогда не встанут вопросы: “иметь в этой жизни одну жену, четыре или принять безбрачие?” либо “оправдано ли убийство на войне и посредством смертной казни?”… Сам факт следования человеческому закону порабощает, тогда как следование божественному закону освобождает.
Эстетическая, моральная и этическая жизненные позиции — это стадии эволюционного развития человека, если рассматривать их в частном смысле. В общем же смысле та или иная жизненная позиция проявляет себя в данный момент времени. Например, “этик по жизни” в одной ситуации может действовать как эстетик, а в другой — как моралист. Такие вояжи из одной жизненной позиции в другую возможны для этика до тех пор, пока он полностью не избавится от зависимости, в первом случае — от удовольствия, а в другом — от существующей морали. Это может произойти, лишь когда этик осознает, что культивировать удовольствие и следовать морали — безнравственно. Лишь тогда он упрочивается в своей позиции, тогда прекращается колоссальная трата энергии и можно вести речь о новом качестве сознания…
Ты, наверное, слышал, что сказано: “Должно вам родиться свыше”. Это означает, что помимо движения снизу или, говоря другими словами, эволюционного процесса (выход на новые жизненные позиции можно рассматривать и как череду последовательных перерождений) в духовном развитии человека предусмотрена революция. К моменту её созревания, который можно смело назвать революционным, личность со всей её самостью и расширенным эгоизмом должна действительно обанкротиться полностью, себя исчерпать. Однако здесь, по аналогии с всеобщей историей, необходимо заметить, что наличие революционного момента вовсе не гарантирует свершения революции. В отличие от физических родов, духовные роды могут характеризоваться обилием родовых схваток. В полушаге от этого таинства, от этого чуда рождения можно, увы, топтаться очень долго. Да оно и не наступит, если не будет неудержимого стремления к изменению, если мы не отдадим этому всю свою энергию, если будем заниматься самопознанием лишь между делом, а не тотально.
Как-то я видел по телевизору сюжет о больших красивых гусеницах. Яркие, жирные, они ползали по сочным листьям, пожирая их. В день они съедали зелени в 30 раз больше собственного веса. Диктор объяснил, что такое количество пищи им необходимо для того, чтобы уже в этом теле, в этом ползающем существе начинали вырастать крылья. Когда личинка “наедала” необходимую кондицию, она сбрасывала свою старую личину — мохнатую красочную оболочку — и абсолютно голая зависала на дереве, уже как куколка. Спустя пять дней, если ей ничего не вредило, обездвиженность заканчивалась, и сквозь прозрачную плёнку куколки пробивалось трепетное тельце прекрасной бабочки, которая тут же взмывала в небо…
Ничего чудеснее и великолепнее этой трансформации в живой природе я не видел. Но еще удивительнее по точности аналогии является совпадение такого превращения с психологической трансформацией человека. Суди сам. Состояние личинки соответствует жизни личности с её накоплением опыта, знаний, развлечений, удовольствий, привязанностей, защищённости (гусеница, кстати, была прекрасно защищена — вырабатывала яд)… Если личность наестся всего этого до тошноты, до рвотного рефлекса (у каждого свой предел вместимости), если не будет раз за разом возвращаться к собственной рвоте (как делают некоторые проголодавшиеся животные), то ей уготовано новое качество — состояние куколки. Это переходное для личности состояние характеризуется глубинным самопознанием, благодаря которому происходит остановка старой привычной жизни, недеяние в ней, подготовка к новейшему качеству. Наконец, в неподвижной куколке созревает её антипод, абсолютно новое существо, устремлённое ввысь, беззащитное, но радостное, легкое и свободное. Бабочка — это уже не приземлённое существо, она обитает в иной стихии. Так, в каждом из нас пробивается на свет божий из личины самости наша скрытая индивидуальность, наша бессмертная душа. Но, чтобы произошло это наше “второе рождение” или “рождение свыше”, должна свершиться смерть. Умереть должно то, что составляет содержание личности — наш эгоизм. “Эго”, вокруг которого формируется личность, — это всего лишь временный, искажённый, ущербный и карикатурный образ нашей индивидуальности и, разумеется, он должен отпасть, как старая одежда гусеницы. Без смерти личности, всего того, чем является твоя теперешняя жизнь, психологическая трансформация не произойдёт.
Новый, религиозный человек руководствуется в своей жизни любовью. Лишь в короткие минуты самозабвения, свободы от эгоизма любовь нисходит на мирского человека и, напротив, она наполняет всю жизнь религиозного человека. Любовь — это одно из имён (причём — самое главное) Бога. Нет, и не может быть иной религиозности, помимо жизни в любви. Именно любовь искореняет страдания и наполняет всю жизнь безграничным счастьем. Внешне жизнь этика и религиозного человека могут мало отличаться друг от друга, но внутренне они различны. Первому свойственна двойственность, второй целостен. Для него не существует “добра” и “зла”, “хорошего” и “плохого”, “хочется” и “не хочется”… Он поступает именно так потому, что не может поступать иначе. Он вернулся к своему естеству, и подлинная природа заполнила его целиком. Он не может сознательно причинить боли, у него даже нет для этого выбора. Лишь моралист и этик живут среди противоположностей. У эстетика ещё нет выбора, у религиозного — уже нет. Первый же выбор из двух (или более) противоречивых желаний, произведённых под воздействием существующей морали или совести, превращает человека, соответственно, в моралиста или этика. Свобода выбора, которая есть у моралиста и этика, в большей степени зависимость, нежели свобода. Подлинная свобода, как это ни парадоксально звучит, появляется там, где исчезает выбор.
Ясность, свойственная любви, позволяет двигаться по дороге жизни, не задумываясь. Если для этика пункт назначения скрыт, а навигатором ему служит совесть (его внутренний компас), то у религиозного человека пункт назначения всегда перед глазами, поэтому в услугах “навигационных приборов” нужды нет. Любовь есть истина, поэтому всё, что ты делаешь в этом состоянии души, будет являться правильным действием. Согрешить можно, лишь потеряв любовь. Любовь нельзя удержать, её нельзя пригласить, нельзя культивировать. Это то, что нисходит свыше, когда ты полностью смиренен, когда составляешь со всем нерукотворным миром одно целое. Религиозная трансформация, или “рождение свыше”, есть не что иное, как переполяризация человека. Если прежде он ощущал себя центром Вселенной, то теперь этого центра нет внутри его тела и личности, он во всём и всё в нем.
В некоторых своих действиях и проявлениях такой человек может вызывать у окружающих непонимание, неприятие и протест. Точно такой же протест вызвало бы появление свободного человека в обществе закоренелых рабов. Они сознательно или неосознанно стремились бы всячески исторгнуть его из себя, или даже распять. И тебе всё это в какой-то момент может представиться сумасшествием, саморазрушением, но поверь мне — это не смерть, это революционно новое качество жизни — полнокровной, свободной и счастливой. Но сперва нужно сказать “раз”, затем – “два”, и только потом – “три”…