Нам остается рассмотреть церковные государства, о которых можно
сказать, что овладеть ими трудно, ибо для этого требуется доблесть или
милость судьбы, а удержать легко, ибо для этого не требуется ни того, ни
другого. Государства эти опираются на освященные религией устои, столь
мощные, что они поддерживают государей у власти, независимо от того, как те
живут и поступают. Только там государи имеют власть, но ее не отстаивают,
имеют подданных, но ими не управляют; и однако же, на власть их никто не
покушается, а подданные их не тяготятся своим положением и не хотят, да и не
могут от них отпасть. Так что лишь эти государи неизменно пребывают в
благополучии и счастье.
Но так как государства эти направляемы причинами высшего порядка, до
которых ум человеческий не досягает, то говорить о них я не буду; лишь
самонадеянный и дерзкий человек мог бы взяться рассуждать о том, что
возвеличено и хранимо Богом. Однако же меня могут спросить, каким образом
Церковь достигла такого могущества, что ее боится король Франции, что ей
удалось изгнать его из Италии и разгромить венецианцев, тогда как раньше с
ее светской властью не считались даже мелкие владетели и бароны, не говоря
уж о крупных государствах Италии. Если меня спросят об этом, то, хотя все
эти события хорошо известны, я сочту нелишним напомнить, как было дело.
Перед тем как Карл, французский король, вторгся в Италию, господство
над ней было поделено между папой, венецианцами, королем Неаполитанским,
герцогом Миланским и флорентийцами. У этих властей было две главные заботы:
во-первых, не допустить вторжения в Италию чужеземцев, во-вторых, удержать
друг друга в прежних границах. Наибольшие подозрения внушали венецианцы и
|
|
папа. Против венецианцев прочие образовали союз, как это было при защите
Феррары; против папы использовались римские бароны. Разделенные на две
партии -- Колонна и Орсини, бароны постоянно затевали свары и, потрясая
оружием на виду у главы Церкви, способствовали слабости и неустойчивости
папства. Хотя кое-кто из пап обладал мужеством, как, например, Сикст, никому
из них при всей опытности и благоприятных обстоятельствах не удавалось
избавиться от этой напасти. Виной тому -- краткость их правления, ибо за те
десять лет, что в среднем проходили от избрания папы до его смерти, ему
насилу удавалось разгромить лишь одну из враждующих партий. И если папа
успевал, скажем, почти разгромить приверженцев Колонна, то преемник его,
будучи сам врагом Орсини, давал возродится партии Колонна и уже не имел
времени разгромить Орсини. По этой самой причине в Италии невысоко ставили
светскую власть папы.
Но когда на папский престол взошел Александр VI, он куда более всех
своих предшественников сумел показать, чего может добиться глава Церкви,
действуя деньгами и силой. Воспользовавшись приходом французов, он совершил
посредством герцога Валентино все то, о чем я рассказал выше -- там, где
речь шла о герцоге. Правда труды его были направлены на возвеличение не
Церкви, а герцога, однако же они обернулись величием Церкви, которая
унаследовала плоды его трудов после смерти Александра и устранения герцога.
Папа Юлий застал по восшествии могучую Церковь: она владела Романьей,
|
|
смирила римских баронов, чьи партии распались под ударами Александра, и,
сверх того, открыла новый источник пополнения казны, которым не пользовался
никто до Александра.
Все это Юлий не только продолжил, но и придал делу больший размах. Он
задумал присоединить Болонью, сокрушить Венецию и прогнать французов и
осуществил этот замысел, к тем большей своей славе, что радел о величии
Церкви, а не частных лиц. Кроме того, он удержал партии Орсини и Колонна в
тех пределах, в каких застал их; и хотя кое-кто из главарей готов был
посеять смуту, но их удерживало, во-первых, могущество Церкви, а во-вторых
-- отсутствие в их рядах кардиналов, всегда бывавших защитниками раздоров.
Никогда между этими партиями не будет мира, если у них будут свои кардиналы:
разжигая в Риме и вне его вражду партий, кардиналы втягивают в нее баронов,
и так из властолюбия прелатов рождаются распри и усобицы среди баронов.
Его святейшество папа Лев воспринял, таким образом, могучую Церковь; и
если его предшественники возвеличили папство силой оружия, то нынешний глава
Церкви внушает нам надежду на то, что возвеличит и прославит его еще больше
своей добротой, доблестью и многообразными талантами.