Глава двадцать пятая. Глава двадцать шестая

Она подобрала одеяло, посмотрела мне в глаза и кивнула.

— С-супер.

Никак не выиграть. Что ни делай, а я в проигрыше. Черт побери, нечестно так!

— Но это еще не самое худшее, — сказала Кери, и я прочла страх на ее лице. — По всем каналам по новостям — что ты была с Алом за обедом. Ты не взяла его под контроль, и тогда из тюрьмы выпустили Пискари, чтобы это сделал он. Во всем Цинциннати кроме тебя это может только он.

Три секунды я стояла и впитывала новость. Пискари на свободе? Ну... блин.

— Дженкс! — крикнула я, влетая в коридор. — Дженкс! На заднем дворе чисто?

Надо отсюда выбираться. На улице темно. Церковь не освящена. Убежище обернулось западней.

Кери пошла за мной в кухню, с несчастным видом глядя на мой ужас, но мне было наплевать.

— Дженкс! — крикнула я опять, и он влетел, жужжа, в зеленом развевающемся халате.

—Какого черта тебе надо? — заворчал он. — Ты, блин, одну ночь не можешь одна побыть!

Я моргнула, не ожидая такого афронта.

—В Цинциннати паника, потому что Ал разгуливает по улицам без ошейника. Шесть колдунов пытались взять его в круг, и он их выкинул в безвременье. Все боятся, что он начнет подбирать себе фамилиаров, а так как я его не стала ловить, из тюрьмы выпустили Пискари, чтобы его укротил. На заднем дворе чисто? Я сегодня буду спать на кладбище.

И завтра, и послезавтра. Блин, надо бы там домик поставить.

Дженкс разинул рот и побледнел. Пошевелил губами, потом тихо ответил:

— Сейчас проверю.

И исчез.

— Добрый вечер, Дженкс, — запоздало поздоровалась Кери. Послышался звук захлопнутой сетчатой двери, и вошел Кизли.

— Пошли.

Я приложила руку к животу:

— Я должна матери позвонить.

— Позвони с кладбища.

Кери взяла меня за локоть и повела к задней двери. Сгорблен­ная тень Кизли шла впереди нас, и они вывели меня на дере­вянное крыльцо и в ночь.

Фонарь на заднем крыльце горел, и при его неуверенном мерцании я нашарила телефон. Высветился номер Пискари как последний вызывавший, и я в приливе страха поняла, где Айви. Она про меня и Кистена не слышала. Пискари ее к себе выз­вал, это было подстроено. Ал и Пискари сработали на пару_, как им уже случалось. Пискари позвал ее, и она пошла готовить его выход — как и положено наследнику.

— Бог мой! — прошептала я, и колени подкосились. Ноги шли по холодной траве. Айви у Пискари. Прямо сейчас.

— Айви! — крикнула я, разворачиваясь обратно к кухне, к ключам от машины.

— Рэйчел, нет! — крикнул в ответ Кизли, потянулся ко мне — но его скрутил припадок кашля. Я метнулась к крыльцу, дерну­лась, когда Кери схватила меня за плечо.

— Она — вампир, — сказала эльфийка, моргая в тусклом свете. — Это ловушка. Приманка. Ал и Пискари работают заодно. Ты знаешь, что это капкан!

— Она мой друг! — выкрикнула я.

— Иди на кладбище, — потребовала Кери, показывая мне Рукой, как будто я собака. — Мы со всем этим разберемся по порядку.

— По порядку! — заорала я прямо ей в лицо. — Ты знаешь, что этот монстр способен с ней сделать? Кем ты себя вообразила? — кричала я, отшвыривая ее руки.

Кери отстала на шаг, стиснула зубы. Я почувствовала, как она черпает из линии.

И замерла. Она хочет меня заколдовать?

— Не смей! — крикнула я, толкая ее, будто мы — девчонки, подравшиеся на детской площадке за мелок.

Она ахнула, села с размаху на землю, и глядела на меня ошеломленными глазами, а волосы ее рассыпались кругом. У меня лицо горело от неловкости.

— Прости, Кери, — сказала я. — Она мой друг, а Пискари ей вывернет мозги начисто. Западня или не западня, но я нужна ей.

Эльфийка на меня таращилась, забыв в растерянности и возмущении всю свою магию — оттого, что я посмела ее толк­нуть.

— Кизли, — я повернулась к нему, — я вернусь...

И осеклась, увидев у него в руках мой вишневый пейнтбольный пистолет. Меня прошибло адреналином, и я застыла.

— Я не могу тебе позволить сбивать меня с ног, — сказал он, ровно и без дрожи держа ствол направленным мне в грудь. — Я могу себе что-нибудь сломать, — сказал он и спустил курок, гладко и неспешно, как в вальсе.

Я готова была бежать, но шипение выходящего воздуха меня остановило...

— Ой! — крикнула я, ощутив жалящий удар прямо в грудь. Опустила глаза — увидела ошметки красного пластика.

— Кизли, чтоб тебя черт... — сказала я, свалилась и отключилась раньше, чем голова коснулась мягкой садовой земли.

 

Глава двадцать пятая

 

— Что же так долго? — донесся голос Дженкса, загудевший где-то у меня внутри головы. Болело плечо, и я передвинула руку, чтобы его потрогать. Я оказалась мокра насквозь, и от удивления проснулась.

Набрав в легкие воздуха, я села, хлопая глазами.

— Вот! Прошу любить и жаловать, — сказал Кизли. Тревожно глядя карими глазами, он отступил и выпрямился. Кожистое лицо изрезали морщины, и казалось, что он мерзнет в линялой матерчатой куртке. Поднимающееся солнце окутыва­ло его дымкой, а рядом с ним в воздухе парил Дженкс. Оба они смотрели на меня с заботой, а я привалилась к могильному кам­ню и мало что соображала. Нас окружали пикси, и их смешки звенели как ветровые колокольчики.

— Ты меня заколдовал! — крикнула я, и дети Дженкса брыз­нули, пища, в разные стороны. Я посмотрела вниз, увидела соленую воду, капающую с волос, с носа, с пальцев, почувствова­ла, как промокает на мне белье. Ну и видок, наверное.

Изборожденное годами лицо Кизли разгладилось.

— Я тебе жизнь спас.

Отбросив на траву пятигалонное ведро, он протянул мне руку, чтобы помочь встать.

Уклонившись от этой руки, я вскочила, пока вода не просочилась дальше.

— Черт бы тебя побрал, Кизли, — выругалась я, отряхивая мокрые руки и чувствуя, как сама себе противна. — Ну, спасибо.

Он фыркнул, а Дженкс сел на ближайший памятник, кра­сиво сверкая крылышками на солнце.

— Ну, спасибо! — передразнил он. — Я тебе что говорил? Забывчивая, беспомощная и стервозная. Надо было оставить ее тут лежать до полудня.

Я попыталась выжать соленую воду из волос и злилась при этом невероятно. Последний раз меня вот так подловили во­семь лет назад, с тех пор никому не удавалось. У меня замерзли пальцы, и я вдруг сообразила осмотреть остальную часть клад­бища, туманную и золотистую в лучах восходящего солнца.

— Где Кери?

Кизли с трудом согнулся подобрать под мышку складной стул.

— Дома. Плачет.

Меня кольнуло чувство вины, я посмотрела на стену клад­бища, будто могла увидеть сквозь нее дом Кизли.

— Мне жаль, что так вышло, — сказала я, вспомнив ее ошеломленный вид, когда я сбила ее наземь. Боже мой, Айви!

Я подобралась, будто для бега, и Дженкс метнулся мне в лицо, заставив пошатнуться.

—Рэйчел, нет! — заорал он. — Тут тебе не кино! Если ты пойдешь сейчас на Пискари, ты покойница! Только дернись к выходу, и я тебя посыплю, а потом сделаю лоботомию. Да все равно тебя посыпать надо, дура-ведьма! Что тебе в башку вступило?

Порыв бежать к машине угас — Дженкс был прав. Кизли смотрел на меня, подозрительно сунув руку в широкий карман куртки. Я перевела взгляд на его лицо, морщинистое и мудрое. Кери однажды назвала его воином на покое. Я была готова ей поверить — он слишком привычным движением спустил курок этой ночью. Если я хочу отбить Айви у Пискари, то нужен план.

Подавленная, я скрестила руки на груди и оперлась на надгробный камень. Вдали группа примерно человек в десять пе­ребиралась через каменную стену, чтобы уйти с частной территории. Я ощетинилась — и успокоилась. Здесь святая земля, и испугалась не только я.

— Извини за вчерашнее, — сказала я. — Не подумала. Я просто...

У меня перед глазами возникла прошлогодняя картинка: Айви лежит под одеялами и дрожит, рассказывает мне, как Пискари изнасиловал ее разум и тело в попытке склонить ее убить меня. У меня лицо похолодело, я кое-как проглотила ком страха.

— Как там Кери? — сумела я спросить.

Я должна вызволить Айви от него.

Остро глянув темными глазами, Кизли кашлянул, будто понимая, что я все еще колеблюсь.

— Нормально, — ответил он, перехватывая стул чуть поудобнее. — Хотя никогда ее такой не видел. Страшно переживает, что пыталась остановить тебя с применением магии.

— Не надо было мне ее толкать.

Я с трудом подобрала приемник и подушку, мокрую от росы.

— На самом деле это ты как раз сделала правильно.

Радио стукнуло, упав в пустое ведро.

— Как это?

Дженкс, ухмыляясь, взмыл в воздух, набрав сорок футов высоты за время одного удара моего сердца. Полетел наблюдать за местностью, заскучав от разговоров.

Кизли бросил в ведро термос с потеками кофе, распрямился, кряхтя.

—Ты ее сшибла с ног, потому что она хотела остановить тебя магией. Что было бы, если бы ты тоже магией ответила? Это было бы действительно страшно, но ты этого не сделала, проявив самообладание, о котором она забыла. Вот она сейчас и предается угрызениям совести, бедняжка.

Я уставилась, не совсем понимая.

—А я рад, что ты ее толкнула, — сказал он с усмешкой. — А то она последнее время стала очень много о себе понимать.

Я заправила за ухо выбившуюся мокрую прядь — холодную.

—Все равно нехорошо, — сказала я, и он потрепал меня по плечу, обдав запахом дешевого кофе. Я глянула на свою новую красную блузку — хлопок впитывал соленую воду как губка. Черт, вот теперь ей действительно конец.

Схватив одеяло, висевшее на могильном камне неподалеку, я его как следует встряхнула — полетели комья земли и сре­занные травинки. Оно еще хранило тепло моего тела, и я, завернувшись в него как в плащ, прищурилась на солнце в дымке и попыталась вспомнить, в котором часу восходит оно в июле. Обычно я в это время еще сплю, но сегодня я отрубилась в пол­ночь. Длинный намечается день.

Кизли зевнул и пошел прочь со своим стулом, шаркая но­гами.

— Да, — сказал он, суя руку в карман и протягивая мне мой телефон. — Я звонил твоей матери, там все в порядке. Все потихоньку утрясется. По радио передавали, что Пискари пой­мал Ала в круг и изгнал его, освободив мистера Саладана. Чер­тов вампир стал героем города.

Он недоверчиво покачал седеющей головой, и я про себя согласилась. Освободил Ли от Ала? Маловероятно. Я сунула телефон в карман — неуклюже, из-за мокрой одежды.

— Спасибо, — сказала я, потом увидела на его лице сомнение. — Они работают на пару, да? В смысле, Пискари и Ал, — пояснила я, собирая все свое имущество и пристраиваясь за Кизли.

Блеснули на солнце серебряные волосы — это он кивнул:

— Предположение кажется разумным.

Я тяжело вздохнула. Эти двое были давними партнерами. Оба они знали, что бизнес есть бизнес и не парились по тому случаю, что именно показания Ала позволили засадить Пискари за решетку. Значит, сейчас он на свободе. Город спасен, зато меня припекло. Так получается.

У меня под мышкой была подушка, одеяло наброшено на плечи, а в руке — ведро с приемником и термосом. Держа равновесие, я тихо сказала:

— Спасибо, что вчера придержали меня. — Он ничего не сказал, и я добавила: — Я должна ее оттуда вытащить.

Кизли остановился, оперся артритными пальцами на ближайший камень:

— Сделай шаг в сторону Пискари — и я снова влеплю в тебя заряд.

Я нахмурилась, а Кизли, белозубо улыбаясь, протянул мне мой пистолет.

— Айви — вампир, Рэйчел, — сказал старик, уже не улыбаясь. — Если ты не берешь на себя ответственность, то прими как факт, что она там, где ей место. И иди своей дорогой.

Я застыла, подтянула сползающее одеяло.

— И что ты этим хочешь сказать, черт побери? — огрызнулась я, бросая пистолет в ведро к приемнику.

Но Кизли улыбнулся, и его впалая грудь шевельнулась на трудном вдохе:

— Либо сделай свои отношения с ней официальными, либо отпусти ее.

Я уставилась на него, удивленно щурясь на ярком утреннем солнце:

— Не поняла?

— У вампиров склад ума одинаковый, — сказал он, обнимая меня за плечи и направляясь вместе со мной к калитке. — Всем вампирам, кроме мастеров, физически необходимо рав­няться на кого-то более сильного. Это у них в крови — как у вервольфов с их альфами. Айви выглядит такой могучей, пото­му что рядом с ней очень мало тех, кто сильнее ее. Один — Пис­кари, вторая — ты.

Я шла медленно, в его темпе, но тут вообще поползла как черепаха.

— Мне его не одолеть. Хотя именно это я рвалась сделать ночью.

Господи, ну и стыд. Я действительно заслужила, чтобы меня свалили моими же чарами.

— А я не говорил, что ты способна победить Пискари, — возразил старый колдун. Мы с ним шли по неровному кладби­щу, поддерживая друг друга. — Я сказал, что ты сильнее его. Ты могла бы помочь Айви стать той, кем она хочет быть, но если она не сможет расстаться со своим страхом и смириться со сво­ими потребностями, она снова попадет в лапы Пискари. Думаю, что она еще не выбрала.

Это все было очень странно слышать.

— Почему ты так решил?

Его морщины стали резче:

—Потому что она не пыталась тебя убить этой ночью.

У меня ком свернулся в груди. Ну почему он так ясно все ви­дит, а я оказалась глухой, как бетонная стена? Наверное, как-то сочетается с имиджем мудрого старца.

— Мы однажды это пробовали, — сказала я тихо, подавляя желание коснуться шеи. — Она меня чуть не убила. Она сказа­ла, что для нее единственный способ смирить жажду крови — смешивать ее с сексом. Иначе она теряет над собой контроль, и мне придется делать ей больно, чтобы она прекратила. А я не могу, Кизли. Не могу смешивать экстаз кровопускания с причинением ей боли. Это плохо. Это извращение.

У меня пульс забился чаще от противной мысли, что имен­но это делает Пискари... и именно такой он сделал Айви. Я зна­ла, что лицо у меня покраснело, но Кизли не выглядел шоки­рованным, когда поднял на меня взгляд. Наморщив лоб, он поглядел на меня с сочувствием:

— Да, попала ты в переплет.

Мы проходили мимо низенького заборчика, отделяющего кладбище от нашего заднего двора. Пикси были повсюду, сол­нце бликовало на их крыльях. Очень неловкий был разговор, но с кем же мне было об этом говорить? Не с матушкой же моей?

— Так ты думаешь, — сказала я тихо, сворачивая к высокой калитке, выводящей на улицу, — что это по моей вине она побе­жала к Пискари? Потому что я не могу себя заставить ее остановить силой, если она забудется, а спать с ней я не согласна?

Кизли хмыкнул.

— Айви мыслит как вампир. Пора тебе мыслить как ведьме.

— В смысле — о каких-то заклинаниях? — предположила я, вспоминая отвращение Айви к таким вещам, потом сама по­краснела, услышав энтузиазм в своем голосе. — Чтобы приглу­шить ее голод или чтобы успокоить ее, не причиняя вреда?

Он опустил и поднял голову, и я замедлила шаг, увидев, что ему трудно.

— Так что же ты собираешься делать? — спросил он, опус­кая руку мне на плечо. — В смысле, сегодня?

— Придумать какой-то план и пойти ее выручать, — при­зналась я. Потому что уже сама не знала, что и думать.

Он помолчал, потом ответил:

— Если ты попытаешься, он сильнее в нее вцепится.

Я стала было возражать, и он остановился, повернулся ко мне лицом. В темных глазах читалось предостережение.

— Ты туда войдешь — и Пискари заставит ее тебя убить. По­верь в нее, она сама вырвется. Пискари — ее мастер, но ты — ее друг, и душа ее все еще при ней.

— Поверить в нее? — сказала я, потрясенная мыслью, что я должна не делать ничего. — Я не могу ее там бросить! Когда в прошлый раз она отказалась меня убивать, он ее изнасиловал кровью.

Мягкая рука у меня на плече подтолкнула вперед, и мы по­шли дальше.

— Поверь в нее, — просто повторил он. — Она же в тебя верит. — Грудь Кизли поднялась и опустилась глубоким вздо­хом. — Рэйчел, если она уйдет от Пискари и не будет никого, к кому она может обратиться за защитой, первый же неживой вампир, на которого она наткнется, сможет ее употребить как захочет.

— Будто Пискари этого не делает? — мрачно спросила я.

— Ей нужна защита не меньше, чем тебе, — сказал он укоризненно. — И если ты ей этой защиты дать не можешь, то не осуждай ее за то, что она держится за того единственного, кто эту защиту ей дает.

Если так ставить вопрос... да, в этом был смысл. Но мне он не нравился. Особенно когда, если подумать, Пискари защи­щал меня через ее посредство. Ну, супер...

— Дай ей причину выбраться на свободу — и она будет с тобой, — сказал Кизли у деревянной калитки. — Ты знаешь, кем это ее сделает?

— Нет, — ответила я, думая, что меня это уже сделало трусихой.

Он улыбнулся моей кислой физиономии, потом достал из ведра свой термос.

— Сделает ее той, кем уже никто не сможет манипулировать. Той, кем она хочет быть.

— Чушь это все! — сказала я. Он отодвинул засов и открыл калитку. — Ей нужна моя помощь!

Кизли фыркнул, прислонил складной стул к стене и перешагнул порог. За калиткой лежала тихая и влажная от росы улица.

— Ты ей уже помогла. Ты ей дала другой выбор, кроме Пискари.

Я опустила глаза. Этого мало. Меня мало. Я не могу защитить ее от неживых. Не могу защитить себя — куда уж думать, что могу защитить ее. Просто смешно. Кизли остановился у порога:

— Буду с тобой честен, — сказал он. — Мне не нравятся от­ношения между двумя однополыми. Я такого не понимаю, и слишком стар, чтобы начинать по-другому думать. Но вот что я знаю — что ты здесь счастлива. Судя по словам Дженкса, Айви тоже. А потому мне трудно было бы думать, что ты совершаешь ошибку или поступаешь нехорошо. Что бы ты ни делала.

Если бы я знала какие-нибудь чары, чтобы свернуться клубочком и умереть, я бы так и сделала. А сейчас я только смотре­ла на собственные ноги и шла к калитке. Как всегда в жизни поступаю.

— Ты пойдешь драться с Пискари? — спросил он вдруг. Согревшись под одеялом, я переступила с ноги на ногу.

— Хочу пойти.

— Решай по-умному, Рэйчел, — вздохнул он. — По-умному.

Он повернулся и пошел к своему потрепанному временем дому на той стороне улицы. А я вдруг забеспокоилась.

— Кизли, передай Кери, что я прошу прощения. Ну, за то, что ее толкнула.

Он поднял руку:

— Передам обязательно.

Дженкс вынырнул из кроны нависшего над калиткой дерева — наверное, опять подслушивал. Я посмотрела на него, по­том крикнула Кизли вслед:

— Можно мне сегодня будет зайти?

Остановившись пропустить мини-фургон, принадлежащий единственной на этой улице человеческой семье, Кизли улыбнулся, показав почерневшие от кофе зубы:

— Я приготовлю завтрак. Сэндвичи с тунцом — пойдет?

Мини-фургон приветственно засигналил, Кизли в ответ махнул рукой. Я не смогла сдержать улыбки. Старый колдун осторожно сошел с тротуара и направился домой, высоко держа голову и внимательно оглядывая дорогу.

Дженкс взлетел в воздух, когда захлопнулась калитка и я с ведром, где постукивали друг о друга приемник и пистолет, двинулась к задней двери.

— А где это ты был, когда Кизли меня подстрелил? — спросила я его едко.

— Глупышка, да прямо у него за спиной. Как ты думаешь, кто ему сказал, чем заряжен твой пистолет?

На это мне ответить было нечего.

— Ну, извини. — Я взошла на крыльцо, жонглируя своим грузом, открыла дверь. Дженкс влетел внутрь проверить помещения, и я, вспомнив его появление ночью в халате, крикнула вслед:

— Как Маталина?

— Нормально, — ответил он, вылетая обратно.

Я сбросила мокрые туфли и носки, оставляя мокрые следы, пошла в кухню, бросила там ведро, направилась в ванную — постирать одеяло.

— Кери очень расстроена?—спросила я, потихоньку выясняя, что было, пока я лежала в отключке.

— Просто раздавлена, — ответил он, садясь на выступающую крышку стиральной машины, которую я как раз пыталась запустить. — Подождать придется, света нет. Разве сама не слышишь?

Я только сейчас заметила жутковатую тишину — не жужжит ни компьютер, ни холодильник, ничего вообще.

—Да, как-то я неудачно действую, — грустно сказала я, вспомнив пораженное лицо Кери, ее растрепанные волосы и огромные глаза, когда я ее толкнула.

—Мы тебя и такую любим, — ответил Дженкс, взлетая. — В церкви чисто, передняя дверь по-прежнему на засове. Мне кое-что надо в саду сделать, если буду нужен — просто крикни.

Он взмыл в воздух, я ему улыбнулась:

— Дженкс, спасибо, — сказала я, и он метнулся прочь, отчетливо гудя крыльями в безмолвном из-за отключения электричества воздухе.

Сунув одеяло в машину, я начала планировать свой день: под душ, поесть, унизиться перед Кери, позвонить этому святых дел мастеру и обещать выносить его ребенка, если он най­дет способ снять с церкви скверну и освятить ее заново, подго­товить заклинания и амулеты для штурма цитадели вампирского зла. Обычная субботняя программа.

Я вышла босиком на кухню. Кофеварка без света не работает, но чай как-нибудь заварю. Пока переоденусь в сухое, вода как раз и вскипит.

Пока я возилась с чайником, мысли все время возвращались к Пискари. Влетела я крупно, это я понимала. Он точно не простил, что я его до потери сознания отходила металличес­кой ножкой от стула, и было у меня такое неприятное чувство, что жива я до сих пор лишь потому, что он собирается меня использовать для приведения Айви к покорности в нужный момент. И еще сильнее становилась моя уверенность, что они с Алом играют в одни ворота. Просто очень удобно все склады­валось.

После слов Ала я не думала, что можно призвать демона или удержать его в круге, если он захватил кого-то, сделал одержимым собой. Значит, Пискари заработал славу избавителя горо­да от самого нового внутриземельца путем предварительного сговора. За оказанные услуги мастеру-вампиру простили убий­ства лей-линейных колдунов и ведьм в прошлом году — и это подстава. С начала и до конца подстава. У меня был единствен­ный вопрос — кто помог ее устроить, потому что Пискари в тюрьме не мог спокойно вызывать демонов. Кто-то помог.

Ну так нечестно.

Я включила газ и зажгла спичку — взметнулся едкий запах серы. Я задержала дыхание, пока дым развеется, и продолжала думать. Если я в ближайшее время что-то не предприму, то меня можно считать мертвой. Либо люди вынесут меня из города на бревне за то, что обедала с Алом и не помешала ему потом испепелить вышибал и закинуть в безвременье лей-линейщиков, либо мистер Рей и миссис Саронг объединятся и убьют меня, чтобы забрать фокус, либо объявится неизвестная ранее фрак­ция, разыскивающая владельца этого предмета, как утвержда­ет Ал. Значит, от фокуса надо избавляться. Ума не приложу, как это вампиры могли так долго его скрывать. А они его поло­вину вечности скрывали, пока Ник не нашел.

Задумавшись, замедленными движениями я поставила чайник на огонь. Вампиры. Пискари. То есть защита мне нужна от всех и каждого — защита, по которой специализируется Пис­кари. Что если я отдам за эту, мать ее, защиту фокус ему? Ко­нечно, Ал и Пискари работают на пару, но вампирская поли­тика имеет приоритет перед личной борьбой за власть. И если даже Ал узнает об этом — что с того? Он здесь прячется. Как только фокус окажется в надежном месте, я вызову Миниаса и сдам Ала с потрохами, избавившись от него. Это и будет той услугой, что задолжал мне Миниас. И буду я тогда свободна и от Ала, и от Пискари, а сволочной этот фокус снова будет спря­тан, и надежно.

Я стояла в кухне, глядя в никуда, испытывая попеременно восторг и страх. Придется положиться на Пискари, что фокус будет скрыт. Более того, придется положиться на него, что он откажется от своего желания меня убить. С другой стороны, он мыслит столетиями, а столько я не протяну. Вампиры не хотят перемены статус кво. Если я отдам фокус Пискари, этот вампир приобретает все — а теряет только возможность мести.

Черт, да если я сделаю это как надо, я смогу освободить Ли, и Трент будет у меня в долгу по самые уши.

— Ох, — прошептала я с каким-то странным чувством в коленках, — хорошо получается...

Загудел колокольчик входной двери, и я вздрогнула. На пороге кухни сидела Рекс, разглядывая меня в упор, и я обошла ее. Если мне повезет, это Кери. А у меня уже и чай закипает.

— Рэйч! — влетел откуда ни возьмись Дженкс и продолжал возбужденно трещать, пока я шлепала босиком через святилище: — Ни за что не угадаешь, кто у нас на крыльце.

Айви? — подумала я, и сердце у меня подпрыгнуло, но нет — она бы просто вошла. Я задумалась, убрала руку от двери, но Дженкс был радостно возбужден, сиял искрами в полутьме прихожей, и страха в нем не было.

— Дженкс, — сказала я устало. — Прекрати игру в двадцать вопросов и скажи мне, кто там.

— Открывай! — заверещал он, сверкая глазами и искрами пыльцы. — Все чисто. Тинка, шлюха диснеевская, это потрясающе! Я сейчас приведу Маталину — черт, да я и детей приведу!

Рекс шла за нами — привлеченная Дженксом, а не мной, — и я, представляя себе телекамеры и машины с оборудованием, подняла руку и открыла засов. Оглядела себя неспокойно, отлично сознавая, какой у меня ужасный вид — с волос капает соленая вода, рядом летает пикси, возле босых ног — кошка. Да, и еще я живу в церкви!

Но это не репортеры стояли у меня на крыльце, моргая на солнце. Это был Tpeнт.

 

Глава двадцать шестая

 

Трент не смог скрыть удивления, но тут же оно исчезло под спокойной уверенностью шестисотдолларового костюма и стодолларовой стрижки. Квен стоял внизу на тротуаре как опекун. В руках у Трента был светло-синяя коробочка размером с кулак, и крышку скреплял бантик того же цвета с золотой каемочкой.

— Я не вовремя, миз Морган? — спросил Трент, переводя зеленые глаза то на мои босые ноги, то на Рекс, то снова на меня.

Так, мать его, семь утра! Мне полагается спать и сны видеть, и он это знает. Болезненно осознавая свой вид мокрой курицы, я тряхнула головой, отбрасывая с глаз слипшиеся пря­ди. Снова мелькнула мысль насчет освободить Ли от Ала, но Трент пришел сюда ради Кери, я же чуть не забыла.

— Бога ради, скажи, что это не мне! — попросила я, посмотрев на подарок, и Трент покраснел.

— Это для Кери, — ответил он, и его окрашенный серым голос влился во влажность утра. — Я хотел что-нибудь ей пре­поднести как материальное проявление моей радости, что я ее нашел.

Материальное проявление... Трент в нее втрескался, еще не увидев. Поджав губы, я скрестила руки на груди, но этот образ железной девки испортила Рекс, которая стала тереться о мои ноги. Это поведение меня не обмануло — она просто нашла удобный предмет, чтобы почесаться, и когда обнаружила, что я мокрая, оскорбленно посмотрела на меня и ушла прочь.

— Это не ты нашел Кери, я ее нашла, — заметила я довольно едко.

— Можно мне войти? — спросил он усталым голосом.

И шагнул вперед, но я не двинулась — и он остановился. Я же смотрела то на него, то на Квена в черном наряде и темных очках. Они приехали на «бэхе» вместо лимузина — отлично, Кери не будет подавлена впечатлением.

— Послушай, — начала я, не желая пускать его в мою церковь, если на то не будет серьезной причины. — Я не думала, что вы приедете, и ей ничего не сказала. Сейчас действительно не лучший момент. — Когда она вот так рыдает. — В это время я обычно сплю — зачем ты приехал так рано? Я же говорила в четыре.

Трент сделал еще шаг вперед, и я напряглась, чуть не встав в защитную стойку. Квен шевельнулся, Трент отшатнулся назад, оглянулся, потом уставился на меня.

— Рэйчел, черт вас побери, перестаньте мне ставить палки в колеса, — сказал он сквозь зубы. — Я хочу видеть эту женщину. Позовите ее.

Я сделала большие глаза. Ух ты, попала на больное место? Я подняла взгляд выше, к Дженксу, сидящему внутри на перемычке двери, и он пожал плечами.

—Дженкс, не будешь ли ты так добр узнать, не может ли Кери прийти сюда?

Он кивнул, и Трент с Квеном оба удивились, когда он вдруг слетел вниз.

—Легко. Она, быть может, на минутку задержится, чтобы причесаться.

И умыться, и платье надеть не вымазанное кладбищенской землей.

— Квен, — приказал Трент, и у меня флаги тревоги взлете­ли на всех мачтах.

— Только Дженкс, — возразила я, и мягкие подошвы туфель Квена шаркнули, остановившись на мокром тротуаре.

Темный эльф посмотрел на Трента, прося указаний, и я добавила:

— Квен, паркуйся здесь, иначе ничего вообще не будет.

Совершенно не хотелось, чтобы Квен туда совался. После этого старый Кизли со мной разговаривать перестанет.

Дженкс повис в воздухе, ожидая, и Трент сдвинул брови, прикидывая варианты.

— Очень тебя прошу, попробуй, — взмолилась я насмешливо, и Трент скривился:

— Делай, как она сказала, — произнес он негромко, и Дженкс бросился прочь, исчез в сиянии прозрачных крыльев.

— Видишь? — просияла я. — Ничего трудного, оказывается. — У меня за спиной раздался хор чирикающих смешков, и Трент побледнел. Увидев, что он нервничает, я отступила в сто­рону. — Не хотите зайти? Она может прийти не сразу. Знаешь, тысячелетние принцессы — они такие.

Трент заглянул в темную прихожую, вдруг потеряв охоту входить. Квен взлетел через две ступеньки, пронесся мимо меня, обдав запахом дубовых листьев и лосьона после бритья.

— Эй! — крикнула я возмущенно, устремляясь за ним. Трент сорвался с места и шел за мной по пятам. Он не стал закрывать дверь — возможно, для быстрого бегства, — и когда Трент остановился посреди святилища, я нырнула назад и хлопнула дверью.