Annotation
Барон Мюнхаузен улетел на Луну, теперь главный выдумщик — капитан Синий Медведь. Взрослые и дети будут восхищаться его историями, удивляться и, конечно же, верить… Не стоит завидовать кошкам с их девятью жизнями. У капитана по имени Синий Медведь их двадцать семь, и каждую он проживает невероятно изобретательно. Однажды его, плывущего по Замонийскому морю в ореховой скорлупке, спасли карликовые пираты и заботились о нем, пока он не вырос слишком большим. Две волны-болтушки научили Синего Медведя говорить, а динозавр Мак спас его от острова-хищника. Разным премудростям капитан научился в ночной академии… Даже не слишком усидчивый читатель без труда одолеет нескончаемую череду удивительных приключений Синего Медведя. Словом, 13 1/2 жизней — это тринадцать с половиной удивительных путешествий по сказочной стране, где возможно все, кроме скуки.
Перевод с немецкого Людмилы Есаковой. Иллюстрации автора. Вальтер МоэрсПРЕДИСЛОВИЕ1. Моя жизнь у карликовых пиратов2. Моя жизнь с химериадами3. Моя жизнь в океане4. Моя жизнь на острове Гурманов5. Моя жизнь у динозавра-спасателя6. Моя жизнь в Темных горах7. Моя жизнь в Большом лесу8. Моя жизнь в черной дыре9. Моя жизнь в Сладкой пустыне10. Моя жизнь в торнадо11. Моя жизнь в Большой голове12. Моя жизнь в Атлантисе13. Моя жизнь на «Молохе»13. Половина жизни в покое
notes1
Вальтер Моэрс
13 1/2 жизней капитана по имени Синий Медведь
Жизнь слишком дорога, чтобы доверять ее воле случая. X. Машина
ПРЕДИСЛОВИЕ
У меня, как и у любого другого синего медведя, всего двадцать семь жизней. Тринадцать с половиной из них я решил описать в этой книге, об остальных же предпочитаю умолчать. Каждый медведь должен иметь свои секреты, темные пятна так сказать, это делает его фигуру куда более таинственной и значительной.
Меня часто спрашивают: как оно было раньше? Как было раньше? Раньше всего было больше. Да, были острова, удивительные страны и целые континенты, которые теперь навсегда исчезли под толщей вод Великого океана. Ведь море постоянно наступает на сушу, медленно, но настойчиво, так что в один прекрасный день вся наша планета покроется водой, — вот почему мой дом стоит на высокой скале и представляет собой все еще пригодный для плавания корабль. Именно об этих островах и странах я хочу рассказать, о замечательных существах и чудесах, навсегда ушедших вместе с ними. Я бы солгал (а всем известно, что склонность ко лжи отнюдь не является отличительной чертой моей натуры), заявив, что в первых моих тринадцати с половиной жизнях не было ничего примечательного. Судите сами: карликовые пираты, химериады, паук-ведун, волны-болтушки, пещерный тролль, темногорский червь, бергина, громила без головы, голова без громилы, чудичи, плененная Фата Моргана, йети-лунатики, Вечный торнадо, демоны-рикши, злые вампиры, принц из другого измерения, профессор с семью мозгами, Сладкая пустыня, свинские варвары, коротышка с навыками ближнего боя, думающий песок, гигантский корабль, адская душегубка, остров-плотожор, злобные пустынники, драконы, драматические дуэли лжецов, пространственные дыры, люди-невидимки, натифтофы, монолитоподобные песчаные бури, венецианские человечки, симпатичные мидгардские змеи, отвратительные крысохвостые, долина никчемных идей, длинноногие берты, ржавые горы, собакоподобные летучие мыши, унки и зельцы, носопыры, фатомы, Жерлоток, серодород, смертельные опасности, вечная любовь, спасения в последнюю секунду… Но не буду забегать вперед!
Вспоминая о тех временах, я испытываю чувство безграничной тоски, только колесики часов жизни все равно не заставишь вертеться назад. От этого немного грустно, но что поделаешь. Вот и теперь, как положено, на смену осени пришла зима. Солнце, холодное как луна, опускается в свинцовые воды ледяного океана, а в воздухе пахнет снегом. Правда, в нем пахнет еще кое-чем — далеким костром с легкой примесью аромата корицы, именно так пахнут приключения! Раньше я всегда устремлялся на этот запах, но сегодня у меня есть дела поважнее — будущие поколения должны увидеть мои мемуары. Духи холода уже просочились под дверью в каюту и безжалостно хватают за пальцы, невидимые снежные ведьмы рисуют ледяные узоры на окнах. Не самое лучшее время года, зато отличный повод вскипятить побольше какао, добавить в него капельку рома, набить тринадцать с половиной курительных трубок, приготовить тринадцать с половиной плиток марципана, отточить тринадцать с половиной карандашей и начать излагать на бумаге свои тринадцать с половиной жизней. Боюсь только, занятие это, требующее отваги и немалых душевных и физических сил, в результате выльется в мероприятие эпического масштаба. Ведь, как я уже говорил, раньше всего было больше — и приключений тоже.
|
|
|
|
1. Моя жизнь у карликовых пиратов
Необычное появление на свет. Любая жизнь начинается с рождения. Любая — только не моя. Во всяком случае, я не помню, как появился на свет. Возможно — чисто теоретически — я вышел в мир из пены морской или вырос в ракушке, подобно жемчужине. Или, может быть, свалился с неба во время сильного звездопада.
|
|
Доподлинно известно только одно — в один прекрасный день я вдруг очутился посреди океана. Вокруг плескались огромные волны, а я, абсолютно голый, один-одинешенек плыл среди них в скорлупке от грецкого ореха. Ведь сначала я был очень маленький. Помню еще, был какой-то звук. Очень большой звук. Когда ты маленький, все вокруг кажется невероятно большим. Правда, теперь-то я точно знаю, что это действительно был самый большой на свете звук.
Жерлоток. А шел он из пасти кошмарного, гигантского, опаснейшего водоворота, разверзшегося на том месте, где встречаются семь океанов. Тогда я еще не знал, что название этой адской воронки — Жерлоток. Вот к нему-то, покачиваясь на волнах, и приближалась моя скорлупка. Но тогда мне просто слышался нарастающий рокот воды, вот и все. В тот момент я, вероятно, думал (если предположить, будто я уже умел думать), что нет ничего естественнее, чем плыть нагишом посреди океана в ореховой скорлупе навстречу оглушительному реву воды.
Звук между тем становился все громче. Скорлупка раскачивалась все сильнее, а я, само собой, и не подозревал, что волны неумолимо влекут меня к центру жадной пасти водоворота. Моя утлая лодчонка, возможно самая крохотная во всем Мировом океане, с каждым витком огромной, длиной во многие километры, спирали неминуемо приближалась к краю бурлящей бездны. Нужно ли объяснять, в какую безнадежную ситуацию я попал? Ведь любой моряк, у которого сохранилась хоть капля здравого смысла, старается обходить Жерлоток за многие мили стороной. И если бы даже сыскалась какая-то добрая душа, захотевшая мне помочь, ее, несомненно, постигла бы та же самая участь, что и меня. Водный вихрь увлек бы ее на дно океана, поскольку нет в мире такого корабля, который мог бы противостоять дикой силе разверзшейся пучины. А скорлупка моя начала уже потихоньку вращаться вокруг своей оси и так, пританцовывая, легкомысленно скользила по волнам навстречу своей гибели, в клокочущую страшную пасть. Я же тем временем любовался пляшущими звездами на ясном ночном небе, наслаждался диким завыванием Жерлотока и не подозревал ничего дурного. Именно в этот момент мне впервые довелось услышать леденящее душу пение карликовых пиратов.
Карликовые пираты. Карликовые пираты испокон веков бесчинствовали на морских просторах Замонии. Только об этом никто не догадывался, поскольку крошки были такие маленькие, что их невозможно было разглядеть невооруженным глазом. А между тем для них не существовало ни слишком больших волн, ни слишком сильного ветра, ни водоворота, которому они побоялись бы бросить вызов. Самые смелые из всех моряков, они ежечасно и ежесекундно искали повод сразиться с разбушевавшейся стихией, чтобы в очередной раз доказать непревзойденность своего навигационного искусства. Им одним было под силу противостоять Жерлотоку, ведь на всем белом свете не найдется, пожалуй, моряков отчаяннее и искуснее, чем они.
Именно благодаря своей отчаянной храбрости и бесшабашному упрямству малыши заплыли почти в самый центр бурлящей воронки, лихо горланя свои пиратские песни. Впередсмотрящий на сигнальной мачте, оглядывая морское пространство вокруг корабля в поисках подходящего туннеля внутри загнутого гребня волны или попутного течения, заметил в свою крошечную подзорную трубу мою скорлупку. Еще немного, и она исчезла бы в жадной пасти водоворота. Это было настоящей удачей, что меня обнаружили именно карликовые пираты, ведь любой другой мореплаватель обычных размеров вряд ли обратил бы внимание на такую мелочь, как я. Они затащили меня на борт, замотали в промасленные снасти и крепко-накрепко привязали канатом к самой толстой мачте, что показалось мне тогда довольно странным, но в результате спасло жизнь. Сами малыши, как ни в чем не бывало, продолжали отважно бороться со стихией. Они, словно, белки сновали туда-сюда по высоким мачтам, поднимая одни паруса и спуская другие, с такой удивительной скоростью, что у меня голова закружилась, пока я на них смотрел. Они все как один сломя голову бросались на бак, когда корабль кренило на корму, чтобы выровнять его своим весом, а потом снова мчались обратно к рубке или вихрем неслись и свешивались на правый борт, чтобы уже через минуту устремиться на левый. Они откачивали воду, выскакивали с полными ведрами из трюмов, снова ныряли в люки или карабкались по длинным веревочным лестницам. Они находились в постоянном движении, крутили штурвальное колесо, громко выкрикивали команды, дружно висли на парусе, чтобы он поскорее раскрылся, сматывали и разматывали канаты и ни на секунду не прекращали распевать свои пиратские песни. Помнится, один из них успевал даже между делом драить палубу. Корабль вреза́лся носом в гигантские валы, сильно кренился то на один борт, то на другой, снова выравнивался. Временами он полностью погружался под воду, но не тонул. Тогда я впервые отведал морской воды, и должен признаться, она пришлась мне по вкусу. Мы скользили по бурлящим туннелям внутри огромных волн, выныривали на гребень и скатывались вниз, взлетали чуть не к самому небу и погружались глубоко под воду. Океан безжалостно швырял пиратский корабль из стороны в сторону, хлестал его по бортам порывами ураганного ветра, плевался в него холодной соленой водой, но пираты и не думали отступать. Они выкрикивали ругательства, злобно плевались в ответ и еще грозили морю абордажными крюками. Они улавливали любое, самое незначительное движение волны, самое слабое дуновение ветерка, предвосхищая реакцию судна и зная наперед, что будут делать в следующий момент. У них не было капитана, перед лицом рассвирепевшей стихии все они были равны. Совместными усилиями им все же удалось одержать верх над мощью Жерлотока. Я сам видел это собственными глазами, стоя привязанный к своей мачте. Когда ты такой же маленький, как и карликовые пираты (а в то время я был именно таким), ты живешь в другом временно́м измерении. Тот из вас, кто когда-либо пытался поймать муху рукой, знает, насколько это крошечное создание превосходит нас с точки зрения реакции и скорости маневра. Дело в том, что муха все наши движения видит словно при замедленной съемке, поэтому ей так легко своевременно реагировать и увертываться. То же самое можно сказать и про карликовых пиратов. Что для обычного корабля выглядело несущимся с сумасшедшей скоростью бурлящим потоком, для них было всего лишь вялым течением. Гигантские морские валы мы видели распавшимися на множество мелких волн, которые не представляли для нашего судна никакой опасности. Подобно урагану, который, пронесясь над городом, превращает в руины большие каменные дома, но не в состоянии причинить вреда тонюсенькой паутинке, самый чудовищный в мире водоворот был против нас бессилен. Нас спасло именно то, что мы были слишком маленькими. Так нам удалось избежать гибели в пасти Жерлотока. Но, как уже было сказано выше, в то время я еще не догадывался о подлинной его опасности, по-настоящему оценить ее мне довелось значительно позже. Тогда я лишь отметил про себя, что волнение за бортом постепенно стало стихать и пираты сновали по палубе уже не так шустро. А когда ситуация изменилась настолько, что они смогли оставить свои корабельные снасти, малыши собрались вокруг мачты, к которой я был привязан, чтобы как следует меня рассмотреть. Я же в свою очередь рассматривал их. Карликовые пираты, как уже ясно из названия, роста были самого что ни на есть небольшого. Те, кому посчастливилось вырасти сантиметров до десяти, слыли среди них великанами. Малыши плавали по морям и океанам на своих крохотных корабликах в постоянных поисках подходящей по размеру добычи. А такая добыча встречалась им крайне редко. По правде говоря, никогда. Если уж быть совсем откровенным, за всю историю мореплавания на Замонии не было случая, чтобы карликовым пиратам удалось взять на абордаж какой-нибудь, пусть даже самый маленький, катер или прогулочную лодку. Время от времени, правда, — и это уже от отчаяния — они нападали и на большие суда, среди которых попадались даже океанские лайнеры. Чаще всего, однако, усилия эти оказывались совершенно тщетными — разбойников просто не замечали. Карликовые пираты цеплялись крохотными абордажными крюками за борт своей жертвы, и она тащила их за собой, как буксир, пока им не надоедало. Или начинали палить из малюсеньких пушек, ядра которых никогда не достигали цели: не пролетев и пары метров, они с жалким плеском вяло плюхались в воду. Поскольку пиратам не везло с добычей, они вынуждены были питаться морскими водорослями или мелкой рыбешкой, которую в состоянии были вытащить из воды, например анчоусами или мальками кильки. А если заставляла нужда, не брезговали и планктоном. Вместо рук у карликовых пиратов были два железных крюка, а вместо настоящих ног — деревянные протезы. И мне ни разу не доводилось видеть карликового пирата без черной повязки на одном глазу. Сначала я думал: все это следствие тяжелых увечий, полученных в результате отчаянных попыток захвата чужих кораблей, но каково же было мое удивление, когда я узнал, что малыши рождаются именно такими, включая усы и треугольную шляпу.
Из «Лексикона подлежащих объяснению чудес, тайн и феноменов Замонии и ее окрестностей», составленного профессором Абдулом Филинчиком
КАРЛИКОВЫЕ ПИРАТЫ. Вопреки или как раз вследствие полнейшей своей безобидности карликовые пираты изо всех сил стараются производить впечатление как можно более свирепое и кровожадное. Они охотно хвастаются своими подвигами, рассказывают о пережитых нападениях и богатой добыче. Хвастовство вообще является главной их слабостью. Если встречаются два карликовых пирата (а это на небольшом корабле случается довольно часто), они тут же принимаются яростно спорить, кто из них потопил больше кораблей и кто погубил большее количество невинных жертв, отправленных за борт на корм акулам или вздернутых на рее. При этом они громко кричат, размахивают руками и стучат по палубе деревянными протезами, жадно прихлебывая из бутылки вром, напиток, приготовленный из сока водорослей и сахарного тростника, который еще больше подогревает их и без того разгоряченную фантазию и от которого быстро начинает заплетаться язык, хотя напиток этот не содержит ни капли алкоголя. Но карликовым пиратам не много надо.
В то время мне частенько доводилось бывать свидетелем подобных стычек и бурных перепалок между карликовыми пиратами. Справедливости ради надо сказать, этот залихватский разгул фантазии, от души приправленный самыми смачными подробностями, производил на меня очень сильное впечатление. Тогда я впервые узнал, что умело поданная ложь нередко бывает куда интереснее всякой правды. Это все равно что получить в подарок дешевый леденец в яркой, блестящей обертке.
Скука, хвастовство и пиратские песни. Для карликовых пиратов не было в жизни ничего страшнее скуки. Стоило только кому-нибудь из них заскучать, и он начинал так убиваться, что невозможно было смотреть на беднягу без слез. Он вздыхал и стонал, грозил небу крохотной ручкой с крюком на конце, в сердцах хватал себя за волосы, а порой даже рвал на себе одежду, что еще больше усугубляло его скорбь, поскольку он тут же принимался рыдать над останками своего гардероба, проклиная злую судьбу, которая немилосердно посылает на его бедную голову жесточайшие невзгоды и испытания. А так как скука нередкая гостья на борту любого корабля в открытом море, то и уныние царило среди карликовых пиратов почти постоянно. Вздохи и стенания прекращались только тогда, когда малыши начинали хвастаться друг перед другом своими подвигами. Когда же им надоедало и это, они принимались горланить пиратские песни. Вот в какой атмосфере прошло мое детство.
Постепенно я сделался для карликовых пиратов смыслом их незатейливой жизни. Те пять лет, что я провел у них, все на корабле вертелось вокруг меня. Казалось, мое появление наконец-то наполнило абсурдную жизнь этих отчаянных малышей разумным содержанием. Они трогательно старались научить меня всему тому, что знали сами: как стать настоящим пиратом и что для этого нужно делать. Целыми днями мы разучивали пиратские песни, напичканные самыми непристойными ругательствами, тренировались поднимать черный флаг с изображением черепа и перекрещенных костей и изготавливать карты с указанием местонахождения сокровищ. Однажды они ради меня даже попытались захватить корабль, который был по меньшей мере раз в сто больше их собственного. В этот день мне суждено было познать горечь неудачи и разочарование поражения.
Морское дело. Кроме того, я познал и другие тонкости корабельного дела — например, как поднимать якорь, конопатить щели или ставить паруса, только всему этому меня никто не учил, я просто наблюдал за пиратами и время от времени им помогал. А началось мое обучение корабельному делу с мытья палубы, то есть с задачи, требующей особого понимания и большой сноровки. Попробуй-ка надраить палубу так, чтобы она сверкала на солнышке, чтобы на дереве не осталось ни одной вредной бактерии, и все же не слишком гладко, потому что доски не должны скользить под ногами (учитывая, что карликовые пираты передвигались по кораблю на узеньких деревянных протезах, для них это было как нельзя более актуально). Мыльная пена с добавлением морского песка — вот лучшее средство для того, чтобы драить дощатую палубу: мыло — для безупречной чистоты, песок — для усиления силы трения. Но кроме мытья палубы я научился еще ходить под парусом при сильном ветре, дрейфовать при полном штиле, использовать попутный бриз, выполнять поворот фордевинд, быстро менять курс в открытом море и, наконец, совершать аварийное торможение (трюк, которым владеют одни лишь карликовые пираты; а используется он для того, чтобы нечаянно не налететь в открытом море на какую-нибудь гигантскую рыбину — то есть любую рыбу размером больше селедки).
Узлы. Еще одна важная вещь в жизни любого морского волка — морские узлы. Только не те узлы, которыми измеряют скорость корабля, потому что она измеряется тоже в узлах, нет, я имею в виду те разнообразные способы, которыми скрепляют друг с другом корабельные снасти. Всего я выучил 723 таких способа и любой из них могу повторить даже сейчас с закрытыми глазами. Я умею (естественно!) вязать обычный морской узел, а кроме того, еще двойную пиратскую удавку, «галерный галстук», «абордажную кноту», «улыбку химериады» и, наконец, двойной гордиев узел. Крученые канаты я связывал ничуть не хуже, чем плетеные тросы, я мог связать толстенный манильский шпагат с тонюсенькой пеньковой веревкой; да что там говорить, попадись мне под руку два самых скользких и вертких угря, я связал бы их так, что они до конца дней своих не смогли бы разъединиться. На корабле я стал чем-то вроде главного специалиста по узлам; если кому-то нужно было что-то связать, он обращался ко мне. Я мог связать узлом что угодно, даже рыбу, а в случае экстренной необходимости и сам узел.
Волны. Но самое главное для моряка — овладеть навигационным искусством. У карликовых пиратов на корабле, однако, не было никаких навигационных приборов, они даже не знали, что такое компас. Свой курс малыши выверяли по волнам, в которых разбирались как никто другой. Когда очень долго наблюдаешь за морем, то понимаешь, что все волны разные. Хоть и говорят, что они одинаковы, это не так. Волны как раз очень разные, они отличаются друг от друга по форме, размеру, изгибу спинки: есть, например, волны высокие и крутые, а есть низкие и пологие, есть толстые и тонкие, зеленые и синие, черные и голубые, прозрачные и мутные, большие и маленькие, широкие и длинные, холодные и теплые, соленые и пресные, громкие и тихие, быстрые и медленные, безобидные и очень опасные.
Каждая волна имеет, так сказать, свой собственный облик, свое лицо, свою прическу наконец, то есть форму пены на макушке. Их различают еще и по походке, которая у моряков называется ходом волны. На юге, например, волны плещутся весело, непринужденно, зато на севере они движутся более осторожно, можно сказать даже с опаской, это из-за холода и постоянного страха напороться на льдину. На Гавайях валы бьются о берег в такт зажигательной румбы, а в Шотландии тянутся скучными рядами, под стать заунывному пению волынки. Если очень долго внимательно наблюдать за волнами, изучать их повадки, то в конце концов будешь знать, какие из них в каком месте появляются чаще всего. Так, маленькие зеленые волны с веселыми белыми барашками встретишь скорее в тропиках на мелководье, а темные суровые, с могучими шапками пены появляются у берегов, где неподалеку в море впадает широкая река, высокие синие вздымаются в холодном северном море на большой глубине, и так далее. Перечислять можно бесконечно. Одним словом, по форме и внешнему виду волн можно точно определить, где находишься, есть ли поблизости бездонные омуты, невидимые глазу песчаные отмели или коралловые рифы, далеко ли земля, нет ли опасности быть захваченным врасплох сильным течением, водятся ли в этих местах акулы или только всякая мелкая рыбешка вроде кильки. Когда неподалеку акулы, волны едва заметно дрожат.
Помимо всего прочего, я научился еще и другим, менее значительным вещам, составляющим будни любого матроса: чинить переборки, отдирать ракушки с бортов (карликовые пираты потом готовили их под соусом из морских водорослей), запросто разгуливать вразвалочку по палубе при сильной качке, спускать на воду спасательную шлюпку, бросать спасательный круг и нести вахту на сигнальной мачте. Уже спустя год я превратился в настоящего морского волка, меня даже не тошнило в разгар самого сильного шторма.
Водоросли. Надо сказать, что карликовые пираты все это время неплохо меня кормили, в основном водорослями и мелкой рыбкой. Они знали более 400 способов приготовления даров океана, от свежих морских водорослей а-ля натурель до очень сложных в приготовлении изысканных суфле, и мне приходилось пробовать каждое из этих блюд. Мое сегодняшнее отвращение к морской капусте, по всей видимости, связано именно с особенностями меню на корабле у карликовых пиратов.
Но как бы то ни было, водоросли очень полезны для молодого, растущего организма, они содержат все необходимые витамины и минералы — возможно, даже в некотором избытке. Поэтому я рос и прибавлял в весе с невероятной скоростью, которая вскоре стала пугать не только меня самого, но и моих добрых друзей. Сначала я был намного меньше своих спасителей, но уже через год нагнал их в росте. За второй год я вырос еще вдвое, а спустя четыре года был выше их уже в пять раз. Нетрудно догадаться, что на низкорослых карликовых пиратов, которые по природе своей вынуждены опасаться всего большого, мой стремительный рост производил самое неблагоприятное впечатление. И вот спустя пять лет размеры мои достигли наконец критической точки — корабль, казалось, в любую минуту готов был пойти ко дну. Тогда я этого еще не понимал, но пираты поступили совершенно верно, высадив меня в один прекрасный день на берег. И я уверен, что решение это далось им нелегко. Снабдив меня на дорогу бутылкой сока из водорослей и буханкой хлеба собственного приготовления из того же самого продукта, они, плача и причитая, уплыли в лучах заходящего солнца. Малыши прекрасно знали, что их жизнь лишилась вместе со мной основного смысла.
Один под пальмами. А я, снова один-одинешенек, сидел на берегу острова, куда меня высадили карликовые пираты, и размышлял над тем положением, в которое попал. По сути говоря, размышлял я вообще впервые в жизни, ведь в шуме и сутолоке, царивших на борту пиратского корабля, мне еще ни разу не удалось собраться с мыслями. Поэтому неудивительно, что мысли мои по первости не отличались особой оригинальностью, а придерживались скорее знакомого, проторенного фарватера. Первая мысль, пришедшая мне в голову, была — хочу есть. Вторая — пить. Поэтому, отложив на время свои размышления, я с жадностью набросился на хлеб из водорослей, а покончив с ним, так же быстро разделался и с бутылкой сока. Постепенно в желудке моем распространилось приятное тепло, как будто там кто-то зажег невидимый огонек, а вместе с ним пришла уверенность в своих силах и желание бросить вызов судьбе и пойти осмотреть тот пальмовый лес, что начинался неподалеку, в нескольких шагах от берега. Открытие, совершенное мной в тот момент и не раз выручавшее меня на протяжении последующих лет жизни, заключалось в следующем: как бы ни была трудна поставленная задача, выполнение ее окажется намного проще, если загодя как следует подкрепиться.
Ночь. Потом настала ночь, вокруг стемнело. Тьма… Раньше я вообще не знал, что это такое. У карликовых пиратов всегда было светло, даже ночью. С наступлением сумерек на судне зажигалась великолепная иллюминация. Пиратский корабль представлял собой ночью маленькую сияющую феерию. Он был похож на миниатюрный ярмарочный балаганчик, хозяин которого не поскупился на пиротехнику и закулисные шумовые эффекты. Дело в том, что карликовые пираты отчаянно боятся темноты. Бывалые морские волки, они свято верят, что ночью на корабль потихоньку приходят химериады, пожирающие души беспечных моряков. А чтобы прогнать этих злых духов, следует осветить корабль как можно ярче и поднять на нем такой оглушительный шум, который в силах выдержать разве что самые закаленные барабанные перепонки. Поэтому малыши не только зажигали на ночь всевозможные лампы, факелы, разноцветные гирлянды, жгли бенгальские огни и обыкновенные свечи, но еще и без устали палили в небо сигнальными ракетами и одновременно пением, криком и стуком молотков по чугунным горшкам устраивали такой шум, что о сне нечего было и мечтать. Спали на корабле днем. Зато химериады нас не беспокоили.
Страх. И вот теперь я впервые оказался один в темноте. С наступлением ночи в сознание мое прокралось чувство, о существовании которого я раньше не подозревал. Страх! Очень неприятное чувство, словно сама тьма просачивается под кожу и течет потом вместо крови по жилам. Раскидистые зеленые пальмы, которые при свете дня так славно покачивались на ветру, превратились вдруг в гигантских свирепых страшилищ, неприветливо машущих мне своими кошмарными лапами. На небе появился тонкий серп луны, который поразил меня ничуть не меньше, чем все остальное. Ведь при ярком освещении на борту пиратского корабля у меня еще никогда не было возможности его созерцать. Ветер завывал в чаще пальмового леса, превращая его в стаю шипящих чудовищ, тянущихся ко мне холодными длинными пальцами. И тут мне вспомнились химериады.
Я попытался выбросить их из головы. Не тут-то было. Ах, как не хватало мне в тот момент диких воплей карликовых пиратов и ослепительных разноцветных огней у них на корабле. Огней, которые бы прогнали химериад. Мне стало ясно, что моя молодая жизнь зашла в беспросветный тупик. Что может быть хуже, чем всеми покинутым, нагим, одиноким сидеть посреди темного незнакомого леса и дрожать от панического страха. Внезапно в лесной чаще забрезжили какие-то подозрительные огоньки. Зеленые, змееподобные, поначалу они были еще далеко от меня, но довольно быстро приближались. При этом от них исходил странный электрический треск, а время от времени слышался даже мерзкий блеющий хохот, подобный тому, что издают некие рогатые существа, живущие на дне колодцев. Именно так — мне рассказывали карликовые пираты — и выглядит приближение химериад.
Из «Лексикона подлежащих объяснению чудес, тайн и феноменов Замонии и ее окрестностей», составленного профессором Абдулом Филинчиком