Введение
Великие мастера мировой культуры высоко ценили роль сатиры и юмора в культуре.
Для выявления возможностей сатиры и юмора, их роли в развитии человека и социальной значимости необходимо изучение не только художественно - эстетических качеств искусства комического, но и его языковых средств и приемов. Всестороннее исследование вопросов, связанных с формой и структурой художественной литературы, особенностями мастерства отдельных писателей, и ныне представляет собой одну из актуальных проблем. Художественный язык является наиболее ценным источником для изучения арсенала стилистических средств. В этом отношении язык сатиры и юмора отличается специфическими качествами. Исследование языка юмористов, проникающие в глубинные пласты языка и искусно использующих языковые возможности в целях создания комического, позволяет выявить лексический, словообразовательный и грамматический потенциал языка.
Одним из ярких стилистических средств, используемых в сатирических и юмористических произведениях, является реэтимологизация. К сожалению, явление реэтимологизации исследовалось именно в этом аспекте не в достаточной мере.
Актуальность темы исследования обусловлена малоизученностью вопроса, связанного с определением сущности данного явления и её стилистической значимости в художественном тексте, а именно в произведениях сатиры и юмора.
Цель работы состоит в изучении реэтимологизированных образований, функционирующих в языке сатирических и юмористических произведений.
Определить сущность процесса реэтимологизации в современном русском языке и характер взаимодействия с противоположным процессом - деэтимологизацией - в истории русского языка.
Поставленные цели предполагают необходимость решения следующих задач:
определить круг реэтимологизированных образований, функционирующих в языке сатирических и юмористических произведений;
классифицировать выявленные реэтимологизированные слова;
установить особенности структурно - семантической мотивации реэтимологизированных образований;
выявить функционально - стилистические особенности и значимость реэтимологизированных образований в языке стилистических и юмористических произведений;
проследить основные пути формирования реэтимологизации в языке;
выявить своеобразие формирования реэтимологизации в пределах заимствованной лексики, в кругу собственных имен и топонимических названий, на базе исконно-русской лексики;
выявить механизм формирования "авторской" этимологии, являющейся одной из важных сфер функционирования подобных ре-этимологизированных образований в языке.
Научная новизна работы связана с самой постановкой проблемы. Впервые изучению подвергается реэтимологизация как стилеобразующее средство в языке сатирических и юмористических произведений. В дипломной работе предпринята попытка комплексного описания процесса реэтимологизации в русском языке. Впервые для решения поставленной задачи широко привлечен материал языка сатирических и юмористических произведений, выявлена и проиллюстрирована стилеобразующая функция реэтимологизированных образований.
Предметом исследования явились реэтимологизированные образования, функционирующие в языке сатире и юмора.
В качестве исследовательских методов использовались такие, как: описательный, включающий в себя метод сплошной выборки из текста, прием наблюдения, обобщения, классификации материала; метод компонентного анализа, дополненный элементами дистрибутивного; метод стилистического анализа; описательный и диахронический, что продиктовано необходимостью рассмотрения реэтимологизации как постоянно развивающегося процесса в языке. В работе используется сопоставительный метод анализа материала, а также в роли вспомогательного привлекается статистический метод. Некоторые языковые факты исследуются с помощью стилистического метода.
Материалом исследования послужили сатирические и юмористические произведения (анекдоты, фельетоны), Internet -данные, реэтимологизиро-ванные образования, встречающиеся в сфере исконно русской лексики, среди разноязыковых заимствований собственных имен. Широко привлекались разные юмористические и сатирические произведения.
Теоретическая значимость исследования заключается в том, что его результаты позволят расширить и углубить теоретические представления о реэтимологизации как языковом явлении, имеющим стилистическую значимость в художественном тексте, в частности, в языке сатирических и юмористических произведений.
Практическая значимость работы определяется тем, что её материалы могут применяться в учебно - педагогической деятельности - на занятиях по лексикологии, словообразованию, стилистике русского языка, лингвистическому анализу текста. Материалы данной работы могут быть использованы при подготовке лекций по лексикологии, словообразованию, семасиологии, в разработке спецкурсов и спецсеминаров в практике вузовского преподавания; могут явиться основой для создания специального словаря реэтимологизированных образований, а также при обучении русскому языку иностранных студентов.
Структура работы включает в себя введение, две главы, заключение, библиографию, источники.
Глава I. Понятие реэтимологизации в истории языкознания
реэтимологизация заимствованный сатира юмор
Реэтимологизация до сих пор остается одним из наиболее интересных и малоизученных явлений в современном языкознании. Терминологическая неупорядоченность, выражающаяся в обилии названий, лишний раз свидетельствует о недостаточном исследовании этого процесса. Так, кроме термина реэтимологизация, введенного известным этимологом О.Н.Трубачевым, в лингвистической литературе существует ряд других: народная этимология (Ферссман), ложная этимология, наивная этимология, лексическая ассимиляция (Н.В.Крушевский), семасиологическая ассимиляция (И.А.Бодуэн де Куртенэ), ремотивация (О.И.Блинова) и другие.
Наиболее прочно вошел в мировую лингвистику термин народная этимология, под которым принято понимать процесс произвольной этимологизации - сближение непонятного по своей внутренней форме слова с известным, понятным, к которому первое часто приспосабливается и формально [Максимов 1982: 56].
Однако термин народная этимология, примененный в указанном значении воспринимался лингвистами неправомерным еще в XIX веке, так как значительная часть так называемых «народных» этимологий создана вне народной среды. Примером могут служить этимологии многих названий, предложенные известным поэтом и лингвистом В.К.Тредиаковским (Британия - от братания; скифы - скиты, от скитания и т.п.). На данном этапе развития языкознания трудно разграничить научную и так называемую «народную» этимологию, так как научной этимологии в современном понимании этого слова еще не существовало. Вот почему и научной, и «народной» этимологии в равной степени были свойственны антиисторичность и произвольность толкований. Более того, некоторые из «народноэтимологических» образований вошли в словарный состав языка как полноправные словесные единицы (напр., свидетель, крестьянин, ладонь, близорукий, волочить и некоторые другие).
Как известно, не все научные этимологии истинны, а в свою очередь - не всякая этимология, созданная на уровне речи, оказывается ложной. В основе всех этимологий - научных, «народных», поэтических - лежит отмеченное Ш.Балли свойство человеческого сознания, которое состоит в стремлении «ассоциировать в уме слова или, говоря вообще, семантически значимые элементы языка, представляющие большее или менее сходство» [Бузанова 1991:21].
Л.А.Введенская и Н.П.Колесников реэтимологизированные преобразования, имеющие авторство, склонны относить к псевдонародной этимологии. Отличие «народной» этимологии от «псевдонародной» авторы видят в том, что «при народной этимологии изменение слова происходит без особого усилия со стороны носителя языка, чаще всего бессознательно, естественно, в процессе воспоминания и точного воспроизведения правильно и неправильно услышанного слова, то при псевдонародной этимологии... слово изменяется преднамеренно и не для того, чтобы, осмыслить его.... а для того, чтобы, вложив в уста своих персонажей, добиться соответствующего художественно-стилистического эффекта, придать речи экспрессивность» [Введенская, Колесников 1984: 73].
Исследованный в работе фактический материал позволяет высказать предположение о том, что понятия "народная этимология" и "реэтимологизация" находятся в отношениях части и целого, частного и общего. Термин реэтимологизация является наиболее универсальным по сравнению с другими наименованиями указанного явления, точнее передает его суть.
Несмотря на кажущиеся различия, «народная» и «псевдонародная» этимология - две стороны одного и того же явления, суть которого состоит в стремлении определить или осознать мотивацию немотивированного слова.
Точнее всего суть указанного явления отражает редко используемый термин реэтимологизация. В первую очередь потому, что указывает на связь с противоположным процессом деэтимологизацией.
Деэтимологизация и реэтимологизация противоположны по результатам воздействия на слово: в процессе деэтимологизации мотивированное слово превращается в немотивированное, из членимого - в нечленимое, в результате чего происходит упрощение морфологической структуры слова. Под воздействием реэтимологизации устанавливается соотнесенность между словами, которые не находились в отношениях исторической производности, благодаря чему происходит усложнение морфологической структуры слова, оно приобретает членимость. Точнее всего суть указанного явления отражает редко используемый термин ре этимологизация. Данный термин использует известный этимолог О.Н.Трубачев, отмечая, что основной тенденцией нейтрального словоупотребления явля ется деэтимологизация, а в поэтическом языке и приподнятых стилях речи необходимо считаться с реэтимологизацией, т.е. оживлением этимологических связей.
В лексической системе языка наряду с мотивированными словами, значение которых можно вывести из формы слова, имеются немотивированные, истоки наименования которых не всегда в состоянии вскрыть научная этимология. Немотивированными являются образования, которые связаны ассоциацией по сходству с небольшим числом слов, и по этой причине легко забываются. «Это будут имена собственные, в особенности также, происхождение которых неизвестно, слова иностранные, технические термины и т.п....Такие слова в языке всегда подвержены бессознательному процессу, известному под именем аналогии и народного словопроизводства...»[Крушевский 1883: 65]. Сюда же следует отнести и большое количество слов «природных, значение которых затемнилось» [Богородицкий 1915: 165].
Реэтимологизация - общеязыковой процесс, в который могут включаться «явные» заимствования, т.е. слова, не полностью ассимилированные фонетической системой русского языка и не освоенные грамматически; имена собственные и топонимические названия; исконно русская лексика.
Изучение иноязычной лексики имеет давние традиции в отечественном языкознании. Интерес к процессам вхождения иностранных слов в русский язык возник уже во второй половине 18 века, в период создания первого толкового словаря.
Процесс вхождения иноязычного слова в заимствующий его язык довольно длительный и сложный. Для этого требуются следующие условия:
) передача иноязычного слова фонетическими и грамматическими средствами заимствующего языка;
) соотнесение слова с грамматическими классами и категориями заимствующего языка;
) фонетическое освоение иноязычного слова;
) грамматическое его освоение;
) словообразовательная активность слова;
) семантическое освоение иноязычного слова;
) регулярная употребляемость в речи [Крысин 1968: 35-36].
В современном русском языке существуют и активно употребляются слова с нехарактерными для русской произносительной системы фонетическими чертами и не освоенные грамматически (джем, джемпер, желе, алиби и т.п.). Это так называемые явные заимствования, сравнительно недавно вошедшие в русский язык. Наряду с ними существуют ранние заимствования и слова, унаследованные из общеславянского и восточнославянского фонда, которые в силу своего длительного существования в языке и полной ассимиляции в нем чаще всего воспринимаются носителями русского языка как исконные (молоко, хижина, бумага, свекла). Ввиду полной ассимиляции заимствованного слова иногда довольно трудно определить его принадлежность тому или иному языку -источнику, не прибегнув к этимологическому анализу. В ряде случаев этимологи затрудняются дать однозначное толкование первичного смысла слова, вследствие чего нередки различные предположения о происхождении того или иного слова. Иногда в конце словарной статьи дается ссылка на «народную» этимологию, которая является, по словам И.А.Бодуэна де Куртенэ, одним из способов усвоения иностранных слов. Подобные факты «народной» этимологии прочно вошли в систему русского языка и вскрываются только в результате историко-этимологического анализа. Это слова типа колика (от латинского colica - «резь в кишках»), которое по ассоциации с глаголом колоть изменило свою семантику; веер (из нем.) приобрело свой нынешний облик под влиянием русского глагола веять и т.п.
Таким образом, можно утверждать, что «народная» этимология была начальным периодом того раздела лингвистики, который изучает происхождение слов и устанавливает родственные связи между ними.
Стремление заимствованного слова получить в новом языке мотивационную поддержку, что облегчает его запоминание и, следовательно, функционирование, вполне понятно. Никакое заимствованное слово не может существовать в языке, не приспособившись своей внутренней и внешней стороной к стройному целому, называемому языком. Если какие-нибудь фонетические его качества не согласуются с действительными, то есть действующими в данное время законами языка, то они будут непременно устранены [Крушевский 1883: 103].
Иноязычное слово попадает в заимствующий его язык в какой-то одной его форме, в отрыве от грамматических и словообразовательных связей, присущих ему в родном языке. Лишенное таким образом своих корней, здесь оно чаще всего выступает как непроизводное.
Эффективному функционированию слов в языке способствуют все типы мотивации (фонетическая, грамматическая, семантическая). Но из трех типов мотивации наиболее сильной является семантическая, так как она определена и хорошо осознается говорящими [Журавлев 1974: 140].
Стремление заимствованного слова получить в новом языке мотивационную поддержку, что облегчает его запоминание, а следовательно,и функционирование, вполне понятно. Значение входящего в язык иностранного слова не сразу усваивается всеми говорящими, и в этом случае опора на звучание становится более заметной.
При отсутствии ясной предметной отнесенности заимство -ванного слова говорящий строит гипотезу о его значении,- от -талкиваясь от звучания /"ревком" - рев быка; немецкое "ун -зер" /unsег / - длинное, тонкое злое насекомое и т.п./. При этом происходят соответствующие замены,подчиняющиеся русским цроизносительным нормам, что отражает попытку фонетической мотивации заимствованного слова.
Другой способ адаптации заимствованного слова при неясном денотате - осмысление его в ряду знакомых созвучных слов, материальная оболочка наполняется новым содержанием / мараль при карать, портить репутацию, спираль при спирать, спе -реть; спертый воздух и т.п./.
В русском языке нередки случаи совпадения в звучании исконных и заимствованных слов. Сближая подобные пары слов, говорящий стремится к мотивировке лексического знака, таким образом устанавливая словообразовательные связи между словами, которые никогда не находились в отношениях исторической производности (чай - при отчаиваться, секты - при сечь, виртуоз -при вертеться).
Иноязычное слово, потерявшее связи с родной почвой, начинает осмысливаться в ряду слов, с которыми у него нет действительных связей, реальных отношений родства. Появление мотивировки у немотивированного слова ведет иногда к частичному изменению в фонетическом облике данного слова. Например, скудент (вместо студент) возникло по ассоциации со словом скудный, галдарея (галерея), от слова галдеть, перитомит (перитонит) от созвучного глагола перетомитъся и др.
Как в любом развитом языке мира, в русском языке явное место занимают иностранные заимствования. В связи с этим изучение иноязычной лексики имеет давние традиции в отечественном языкознании. В России интерес к процессам вхождения иностранных слов в русский язык возник во второй половине ХIII века, в период создания первого толкового словаря.
В русском языке нередки случаи совпадения в звучании исконных и заимствованных слов. Вполне закономерно всякое вновь возникшее слово говорящий пытается соотнести с уже знакомыми единицами языка. Сближая подобные пары слов, говорящий стремиться к мотивировке лексического знака, таким образом устанавливая словообразовательные связи между словами, которые никогда не находились в отношениях исторической производности {чай - при отчаиваться, секты - при сечь, виртуоз - при вертеться).
Иногда с появлением новой мотивировки внешняя форма слова, его звуковой состав почти не подвергаются изменению, но слово членится на несвойственные ему части и объясняются, исходя из этих вновь образованных частей:
«У нас ничего нет. Только вот, что батька зарабатывает. Мой отец в таможне. Но хотя там можно, он ничего не берет...»(Гарин-Михайловский «Гимназисты»).
Также прослеживается воздействие процесса реэтимологизации на имена собственные и топонимические названия.
Как правило, во всех языках эти слова составляют самый древний языковой пласт, поэтому одни из них давно утратили этимологические связи в языке, другие этих связей никогда не имели, поскольку были заимствованы из других языков.
В период интенсивной миграции иностранных специалистов в Россию в связи с экономическими реформами (17-18 вв.) образовалась большая группа фамилий, звучание которых вступало в противоречие с русскими произносительными нормами. Поэтому имена собственные иностранного происхождения при усвоении их на русской почве подвергались разного рода изменениям. В одних случаях процесс изменения носит нейтральный характер, в других - под воздействием каких-то факторов - может быть стилистически окрашенным. Примером первого порядка могут служить следующие факты:
«При Петре Великом в числе служилых иностранцев находился немец Гаррах, которого переделали в Горох, а потом в Горохова, и от его фамилии получила свое название одна из петербургских улиц, на которой был дом упомянутого Гарраха» [Карнович 1886: 93].
«По историческому преданию в середине 16 века из Англии в Россию выехал представитель рода Гамильтонов, Томас Гамильтон. Потомство его превратилось постепенно в бояр Гамильтонов, Гамантовых, Хаментовых, и, наконец, - Хомутовых» [Успенский 1967: 124].
На основании вышеприведенных примеров информация об отношении говорящего к этимологизируемым именам не получена. Участие же дополнительных факторов приводит к несколько иным результатам. Например, усиление эмоционального начала привело к намеренной оценке изображаемого в следующих случаях: генерал времен Николая I фон Борнскоф в языке солдат именовался Прискорбом, а один из русских офицеров 19 века, иностранец родом, Левис-оф-монар для солдат всегда оставался господином Лезъ-на-фонаръ.
Иногда географические названия, как и имена и фамилии, могут объясняться при помощи словосочетаний, которые якобы их мотивируют. Так, название реки Яхрома возводится к сочетанию «Я хрома», толкование города Вязники - к «Вязни Кий».
Н. Я. Марр пытался объяснить происхождение русского слова «сумерки» из племенного названия «шумер», разлагая русское слово на сумер- (шумер) и -ки; здесь все невероятно и противоречит действительности: слово «сумерки» морфологически делится на приставку -су- (из древнего -еж- с носовым гласным [о], ср. супруг, сугроб, сумятица, супесь и т. п.), корень -мерк- (ср. меркнуть) и флексию -и-; выделенная Марром часть -ки- - бессмыслица, невозможная исторически, так как к принадлежит корню; русское с никогда из ш не происходило (наоборот, -ш- в известных случаях происходило из с j, ср. кусать - укушен, носить - ноша и т. п.); кроме того, шумеры никогда не имели никакого отношения к славянам и к их языку, а слово сумерки по значению вполне ясно: «состояние дня, близкое к тому, чтобы померкнуть» (су- означает «положение около, рядом»; суводь - «боковое течение воды в реке», супесь - «почва рядом с песком» и т. д.). Шумеры - древнейшее население междуречья Тигра и Евфрата.
Любому говорящему по-русски кажется, что слово «зонтик» произошло от слова зонт, как столик - от стол, ротик - от рот и т. п. Можно построить такую пропорцию: ротик: рот = зонтик: зонт. Но, тем не менее, слово зонтик не происходит от слова зонт, а, наоборот, зонт происходит от зонтик. Слово зонтик появилось при Петре I, а зонт - позднее, так как зонтик - это усвоенное голландское слово zonnedeck - буквально «солнцепокрышка», где в русской передаче з, о, н, к совпадают с оригиналом, но слабое е германских языков (murmel-е1) пропало, на месте же -d- подлинника в русском языке т (что вполне понятно, если знать соотношение германских и славянских звонких согласных), а -е- в последнем слоге заменилось на и, что опять-таки понятно, если учесть, что безударные -е- и
и- в русском литературном языке совпадают, и, например, то, что в слове ножичек надо писать -е-, а в слове мальчик - и, мы определяем по тому, что -е- в склонении «выпадает»: ножичка (беглая гласная), а -и- сохраняется: мальчика; в новом слове зонтик гласная не выпадала, а тогда, значит, что и конец слова переосмыслялся по аналогии со словами столик, ротик и т. п. как суффикс уменьшительной формы -ик-. Тогда основа без этого суффикса - неуменьшительная форма, откуда и возникло «фантастическое слово» зонт по пропорции: столик: стол = зонтик: зонт.
Незнающему звуковых соответствий родственных языков кажется, что русское слово начальник и польское naczelnik - «начальник» - то же слово по происхождению, но это неверно. Если бы это были слова от того же корня, то в польском слове после -cz- должна бы быть носовая гласная, так как русское начальник того же корня, что и начало, и имело раньше корень ча - с носовым гласным [е]; польское же слово происходит от того же корня, что и czolo - «лоб», ср. древнерусское и церковнославянское чело. {См.: Булаховский Л. А. Введение в языкознание. М., 1953. Ч. II. С. 163}.
"Искажение" формы заимствованного имени сопровождалось смысловым перерождением. Подобные изменения были вызваны не столько языковыми причинами, сколько экстралингвистическими факторами. Например, название острова Голодай, произведенное от фамилии английского фабриканта Холлидэя, морившего голодом рабочих на своей фабрике; или - генерал времен Николая I фон Борнскоф в языке солдат именовался Прискорбом; Гильденштубе именовался Дылдой в шубе. Для сравнения следует привести здесь фамилию Багратион, которого в русских войсках наградили титулом Бог рати /он/.
Зато кажущееся нелингвисту невозможным сопоставление немецкого слова Elephant [элефант] - «слон» и русского верблюд, где -о- «созвучии» говорить трудно, лингвист берется свести к одному источнику и доказать, что по происхождению это то же слово.
Еще в XVIII веке академик и филолог В. К. Тредиаковский писал, что название древних жителей Пиренейского полуострова иберы - это искаженное слово уперы, так как они по своему географическому положению со всех сторон уперты морями. Британия, согласно Тредиаковскому, это искаженное Братания (от слова брат), скифы - это скиты (от скитаться), турки - от юрки (ср. юркий "быстрый, проворный") и т. п. Следовательно, здесь мы сталкиваемся с "народной этимологией" на самом высоком (академическом) уровне. И народ здесь совсем ни при чем. Просто во времена Тредиаковского этимология еще не сформировалась как наука, и это предоставляло широкий простор для всякого рода безудержных фантазий.
Вместо термина «народная этимология» некоторые ученые предпочитают употреблять выражения ложная этимология или наивная этимология. Но эти термины еще менее удачны. Во-первых, и научная этимология может быть ложной. А во-вторых, не всякая народная этимология должна быть обязательно наивной. Например, по крайней мере, одна из двух рассмотренных нами этимологии слова невеста определенно является ложной. Но обе они, несомненно, относятся к числу научных этимологии и ничего наивного в себе не содержат. "Народная этимология" всегда бывает ложной, но не всякая ложная этимология является в то же время "народной". Вот почему один из этих терминов не может быть заменен другим.
Немецкое Elephant из французского elephant [элефa], восходящего к латинскому elephantus [элефантус] с тем же значением, в латинском же - из греческого elephas, в косвенных падежах основа elephant = современное русское верблюд, из более раннего велблюд, и еще раньше велбладъ (ср. польское wielblqd), в котором второе -л- возникло под влиянием бладити - «блуждать», т. е. когда-то было вельбадъ, что происходит из готского ulbandus с тем же значением; готское же ulbandus из латинского elephantus, которое восходит к греческому elephantos, в греческом это слово, очевидно, из арабского al ephas, что, может быть, в свою очередь идет из древнеегипетского. Таким образом, позднейшее отсутствие «созвучия» сведено в соответствии с законами звуковых изменений к бывшему не только созвучию, но и звуковому тожеству. Остается еще одна трудность - значение; но, зная переходы по функции, можно просто объяснить, что первоначально это слово обозначало «слона», позднее же в той же функции («тяжеловоз») появился «верблюд», и старое название перешло на него; со значением «слона» это слово сохранилось в поздней латыни и оттуда вошло в западноевропейские языки, а со значением «верблюда», пережив указанные фонетические изменения, через готов пришло в славянские языки.{ См.: Преображенский А. Г. Этимологический словарь русского языка}.
Специфика реэтимологического преобразования топонимов состоит в том, что под воздействием надуманного содержания исходная форма названия искажается, «подгоняется» под ошибочное значение и постепенно закрепляется и узаконивается литературным языком: мансийский топоним Нёр-Ойка (хозяин гор) превращается в русифицированное Неройка, вероятно, ассоциируемое с глаголом рыть; финно-угорское название реки Косья, или Косью, сближают с козой, в результате чего река зовется Козьей и т.п.
Закрепленные литературным языком и географической традицией реэтимологизированные образования ничем не уступают топонимам, не испытавшим подобного искажения. И те, и другие собственные имена одинаково успешно выполняют свою основную функцию - называть конкретные географические объекты.
Установление отношений родства иностранного имени с исконным апеллятивом приводит к появлению легенд, связанных с отечественной историей и конкретными историческими деятелями. Название реки Ворскла объясняется как «вор стекла», в силу существующей легенды о том, что Петр I уронил в нее свое «стекло» подзорную трубку. Имя старинного города Таруса («то Русь») связано со временем правления князя Святослава и т.д.
Свои особенности имеет процесс реэтимологизации и на базе исконной русской лексики. Происхождение значительной части русских слов до сих пор остается неясным, так как не всегда научная этимология в состоянии определить истоки наименования у многих слов.
Во многих случаях, особенно в этимологических словарях А.Г.Преображенского и М.Фасмера, приводится, как правило, не одно, а два или несколько различных объяснений, касающихся этимологии слова. К сожалению, материал, которым располагают этимологи, является далеко не всегда достаточным. Вот почему этимологические «реконструкции» разных ученых часто существенным образом отличаются друг от друга.
В конце той или иной словарной статьи авторы - этимологи иногда дают указание на то, как толкует данное слово народная этимология. Подобные указания совсем не случайны, поскольку этимологические разыскания свидетельствуют о большом количестве случаев народной этимологии в кругу собственно русских слов: белокурый (первоначально белокудрый) -сближение со словом курица; муравей (древнерусское мороеии) - сближение со словом мурава; близорукий (первоначально близозоркий) - сближение со словом рука и т.д. [Кондратов 1977: 3-10]
Кроме того, существуют случаи, когда не удается провести четкую грань между этими типами объяснений - научным и народноэтимологическим.
Путем сближения двух слов, основанного на звуковом сходстве этих двух слов и не подкрепленного никакими другими факторами возникли и некоторые приметы, поверья, суеверия: Св. Донат, по поверьям немецкого народа, защищает от грома. Гром по-немецки Donner.
По старому украинскому поверью, когда осенью увидишь журавлей, скажи: веселики, и тогда целый год будешь весел.
мая, в день восстановления Царьграда, в России когда-то не работали: «чтобы царь град не выбил хлеба».
В апреле земля преет.
В мае жениться - век промаяться.
Некоторые примеры снотолкования тоже основаны на народной этимологии: Видеть во сне вино - быть обвиненным; груши - грустить; жать хлеб - к урожаю; девиц - к удивлению; лошадей - к ложному оговору; на гору идти - быть горю; печь - быть печали; увидеть печь развалившуюся - к освобождению от печали; плетень - попасть в сплетни; река - к разговорам и т.п.
Результатом воздействия так называемой "народной" этимологии оказалось изменение облика многих русских слов, закрепившихся в этом виде в литературном языке (крестьянин из христианин, ладонь из долонь, муравей из моровей и некоторые другие).
Для понимания этимологии возгласа караул надо сопоставить его с названием стражи караул, что пришло из тюркских языков, где это было сочетанием повелительного наклонения и прямого дополнения с значением «охраняй аул» - кара авыл. Слово троллейбус заимствовано из английского языка, где trolley означает «провод», a -bus - конец слова omnibus - «омнибус» из латинского местоимения omnes - «все» в дательном падеже; это -bus «откололось» и стало как бы суффиксом в названиях видов транспорта: омнибус, автобус, троллейбус.
.Ср. почетный караул, начальник караула и т. п.
.Ср. шуточное топтобус - «способ пешего передвижения», где это -бус- присоединено к своеязычному корню.
Но для правильного этимологизирования часто бывает мало только лингвистических знаний, особенно когда в изменениях участвуют метонимии, основанные не на связи понятий, а на связи вещей. Тогда лингвисту приходит на помощь историк. Лингвист может объяснить, что слово затрапезный происходит от слова трапеза - «обед», «еда», происходящего от греческого trapedza - «стол», но почему оно означает «захудалый», «второсортный», когда к обеду переодеваются в чистое платье, остается непонятным. Историк разъясняет, что затрапезный происходит не прямо от слова трапеза, а от слова затрапез или затрапеза - «дешевая пестрядинная ткань», изготовлявшаяся фабрикантом по фамилии Затрапезнов.{См.: Толковый словарь русского языка; Под ред. Д. Н. Ушакова. Т. 1. С. 1957}.
Или другой пример: лингвист может объяснить, что глаголы объегорить и подкузьмить - синонимы, оба значат «обжулить» и образованы от собственных имен Егор и Кузьма, которые происходят от греческих Georgios из нарицательного georgos - «земледелец» и Kosma от глагола kosmeo - «украшаю» (того же корня, что и космос, косметика). Однако почему же все-таки объегорить и подкузьмить означают «обжулить», остается неясным, и лингвист далее бессилен что-либо объяснить. Приходит на помощь историк и разъясняет, что дело не в самих именах, а в Егорьевом и Кузьмине дне, когда до введения крепостного права на Руси крестьяне могли переходить от барина к барину и рядились весной на Егория, а расчет получали на Кузьму (осенью), староста же норовил их дважды обжулить: 23 апреля на Егория объегорить, а 1 ноября на Кузьму и подкузьмить. {О путях и методах правильного этимологизирования см.: Булаховский Л. А. Введение в языкознание, 1953. Ч. II. Гл. IV - «Этимология». С. 160, особенно с. 166-167 (этимология слова пшено).}.
Фонетические замены в сфере исконных слов не имеют такого значения, как в заимствованных словах, поэтому они реже - подвержены изменениям во внешнем облике. Все изменения, как правило, связаны с семантикой слова. В семантической структуре слова появляются черты характеристики называемого предмета /явления/ по качеству, свойству, функциям, ситуативным при -знакам, которые с предметом /явлением/ обычно ассоциируются (рука от глагола рушить, разрушать; скука - от скучиться. ча; ужас - от ужа и под). Не все этимологии такого типа бывают ложными: иногда давно забытая внутренняя форма вновь "оживает" в реэтимологизированном образовании (погост от гость, погостить; опенок от пень, пенек и др.).
Некоторые исконные слова объясняются путем их мотивировки словосочетанием. Для этого этимологизируемое слово расчленяется на значимые - с точки зрения говорящего - части /ссыльнокаторжный - сильно каторжный; человек - чело века; богадельня - бога делать и др./.
Приемы лечения в народной медицине основаны также на созвучии названия болезни с названием какого-либо вещества, которое на этом основании и получило лечебное применение. Например, при золотухе пьют в воде сусальное золото или носят на себе какой-то золотой предмет; при желтухе пьют желтый настой и т.п.
В отличие от заимствованных слов, усвоение которых на русской почве обходится без изменения в их звуковом облике, фонетических замен в исконно русских словах гораздо меньше, так как, чем привычнее слово, тем меньше внимания обращается на его внешнюю форму.
Кроме всего вышеперечисленного, реэтимологизация, являясь одним из способов языковой номинации и толкования неизвестного слова, особенно показательно проявляет себя в детской речи. Языковая деятельность ребенка - это, прежде всего, не имитация готового, а процесс творческого познания, активного поиска связей, закономерностей, отношений элементов языка, на основании которых ребенок строит высказывания.
К.И.Чуковский писал: «Страшно подумать, какое огромное множество грамматических форм сыплется на бедную детскую голову, а ребенок, как ни в чем не бывало, ориентируется во всем этом хаосе, постоянно распределяя по рубрикам беспорядочные элементы услышанных слов и при этом даже не замечая своей колоссальной работы. Плодотворный метод такой лингвистической работы (и совершенно неосознанной ими работы) вскрывается лучше всего в тех ошибках, которые они порой совершают при этом». [Чуковский 1984: 278]
Одной из этих «ошибок» является установление нехарактерной для слова мотивации и использование «реэтимологизированных» слов детьми в своей речи: на ногах - ногти, на руках -рукти; копатка - лопатка; песковатор -экскаватор, улиционер - милиционер и т.д.
Таким образом, реэтимологизация является общеязыковым процессом, выражающим одно из двух центрально-языковых стремлений, а именно -стремление к оживлению морфологического состава слов, не имеющих членимости или утративших ее. Поскольку процесс реэтимологизации носит закономерный характер в языке, вслед за В.А.Богородицким принято выделять три направления в его развитии:
. Фонетическое сближение слов, которое приводит к изменению звукового состава внешнего облика слова (так называемая субституция или акустическая замена). Результатом подобного сближения, которое может носить как случайный, так и достаточно закономерный характер, является как приобретение словом новой мотивировки, так и закрепившийся в языке звуковой облик реэтимологизированного слова. Например, крестьянин по ассоциации со словом крест превратилось в современное слово из древнего христианин; слово солянка приобрело кор<