– Я больше не приду сюда с тобой, мой друг, – прошептал Дэйв. – Тут можно потерять нечто большее, чем собственную жизнь.
В течение последующих нескольких месяцев мы постоянно шутили по поводу того, что из дому нам следует выходить лишь облачившись в пуленепробиваемые бронежилеты и защитные каски. Необходимо было отыскать какой-то способ смеяться над всем этим – просто для того, чтобы не позволить состоянию напряженности накрепко ухватить тебя за горло.
Что же касается чисто футбольного аспекта всей этой ситуации, наш отец-командир предпочитал не столько говорить, сколько действовать. Он не тратил времени впустую и посвятил лето подписанию контрактов с новыми игроками, в результате чего клуб пополнили Яап Стам, Дуайт Йорк и Йеспер Бломквист – все до одного футболисты известные и заслужившие себе имя на международном уровне. И наши новобранцы, как и мы, отлично знали, что нам требуется сделать: восполнить недоработки минувшего сезона и достичь тех вершин, которые не покорились нам годом раньше. Ведь тогда наши показатели не были достаточно высокими ни для нас самих, ни для клуба, ни для наших болельщиков. Мы понимали, что сезон 1998/99 годов просто обязан стать сезоном больших достижений. А для меня лично это было справедливо еще в большей степени; я вступал в него с таким чувством, что для меня теперь, после чемпионата мира, ситуация – по крайней мере, применительно к моей футбольной карьере в Англии – выглядит совершенно однозначно: пан или пропал.
В новом сезоне свою первую игру в премьер-лиге мы проводили дома против «Лестер Сити». Не думаю, что я когда-либо так же нервничал перед футбольным матчем, как в тот день. У меня всегда складывались хорошие отношения со зрителями, заполнявшими «Олд Траффорд», но как они встретят меня теперь? Не было у меня уверенности и по поводу своей ответной реакции. В последний раз мне довелось выступать в действительно важном и напряженном матче в памятной игре на поле Сент-Этьенна. И сейчас, этим осенним утром, где-то в моей голове шевелилось неприятное сомнение: а не случится ли со мною снова то, что произошло во встрече против Аргентины? Ведь я так и не понял до конца, почему отреагировал на провокационные действия Симеоне именно таким образом, и поэтому не знал теперь наверняка, смогу ли я сдержать себя и остановиться, если попаду в такую же ситуацию. На самом деле у меня в ту пору еще не было достаточно опыта, чтобы понять простую истину: я был пока относительно незрелым человеком, который на поле горел единственным желанием – побеждать. И сейчас я отчаянно рвался начать игру против «Лестер Сити», но одновременно страшно боялся предстоящих девяноста минут.
|
|
Как оказалось впоследствии, нам предстояло провести на поле больше, чем девяносто минут. Манчестерские болельщики приняли меня в тот день просто фантастически. Каждый раз, когда я шел к угловому флажку подавать корнер, тысячи человек поднимались со своих мест, чтобы приветствовать меня. Зрители хотели дать мне почувствовать, что они – на моей стороне. И это значило для меня невероятно много. Я испытывал удивительное ощущение. Когда за тебя 60 тысяч болельщиков «Юнайтед», ты готов покорить весь остальной мир. А игра тем временем шла – не без сложностей, но вполне благополучно для нас: к перерыву счет стал 2:0 в нашу пользу. Сначала Тэдди Шерингэм заколотил один гол, а затем, уже в добавленное время в конце тайма, мы получили право пробить штрафной удар в паре метров от границы штрафной площадки лестерцев. Я начал разбегаться, и в этот момент неумолчный гул толпы зрителей разом прекратился, как отрубленный, и на стадионе воцарилась тишина – невероятная и даже немного жутковатая. Уверен, что все, кто там был, запомнили это странное ощущение. Единственный голос, который я мог расслышать, звучал у меня в голове: «Ну, пожалуйста, влетай. Прошу тебя, прошу – влетай».
|
|
И когда я пробил внутренней стороной правой стопы, мяч облетел стенку по кривой и нырнул в угол ворот – мне показалось, как при замедленной съемке. И того времени, которое потребовалось мячу, чтобы пролететь мимо вратаря, было вполне достаточно, чтобы я понял, какой же это прекрасный, просто идеальный момент в моей жизни. Я побежал к угловому флажку с протянутыми вверх и широко разведенными руками, подпрыгивая и совершая по дороге какие-то неуклюжие пируэты. И я совершенно точно знал, что мне хотелось сказать болельщикам «Юнайтед», если бы я мог перекрыть их рев: «Я не знал, чего мне ожидать. Спасибо за поддержку. Этот гол – для вас». Выходя на поле, я всегда умел держать под контролем себя и свои действия. И как бы трудно ни складывались отношения с болельщиками во встречах на выезде, я мог взять себя в руки и продолжать игру. Если я наносил удар или давал пас, никто и ничто не могло хоть каким-то образом воздействовать на меня. Однако за пределами футбольного поля мое самочувствие в этот период становилось все более и более странным. Виктория основное время проводила в различных турне, а мама с папой возвратились в Лондон, на работу. По вечерам я сидел дома один. Особенно мне запомнился один такой вечер. Наш дом в Уорсли был оборудован системой сигнализации, так что я не беспокоился по поводу нежеланных посетителей. Но где-то ближе к ночи меня разбудил громкий звук, раздавшийся, похоже, в саду – бам-м! Я почувствовал в нижней части живота гадкий холодок, не зная, чего ждать, но опасаясь худшего. Полиция дала мне экстренный телефон на случай каких-нибудь неприятных происшествий, но я решил для начала сам проверить, в чем дело. Не хотелось вызывать полицейских, если это оказалась бы всего лишь кошка, пытающаяся влезть в ящик для мусора.
|
|
Я встал с кровати и чуть ли не ползком спустился по лестнице. Потом наклонился и выглянул из проема, предназначенного для погрузочно-разгрузочных работ. Верхом на заднем заборе сидел, скрестив руки, какой-то тип и смотрел прямо на меня. Первое, что я хорошо помню: на мне не было ровным счетом никакой одежды. А он глазел на меня. Это выглядело некой сверхъестественной разновидностью гипноза. Он не двигался, и я тоже не мог шевельнуться. В конце концов я прокричал:
– Чего вы хотите?
Он не двинул ни единым мускулом. И ничего не ответил. Просто оставался на месте и продолжал смотреть на меня, нисколько не озаботившись тем, что я его вижу. Думается, эти мгновения были самыми страшными. Не знаю, насколько долго мы там находились, разглядывая друг друга. И не знаю, к чему бы это все привело, равно как не представляю, что мне следовало предпринять. В итоге я позвонил в полицию, но к моменту их прибытия мой странный посетитель исчез. Я до сих пор чувствую озноб, когда думаю об этом происшествии.
Я уже рассказывал о своем волнении перед той игрой с «Лестер Сити», хоть она и проходила на «Олд Траффорде», в самом сердце большой семьи «Юнайтед». Наш первый выездной матч в этом сезоне был из разряда тех, которых с нетерпением ожидают буквально все любители футбола, – с «Вест Хэмом» на стадионе «Эптон Парк», где наши сегодняшние соперники уже не единожды испытывали игроков «Юнайтед» на прочность, особенно с тех пор, как к ним перешел Пол Инс. Именно там, в соответствии с ожиданиями очень многих, мне предстояло испытать настоящее психологическое давление. Тем не менее, на удивление мне самому, я с нетерпением ждал этого матча. У меня было такое чувство, что если я намерен покончить со своей внутренней неуверенностью и позабыть о ней до конца сезона, то должен проверить себя до конца именно в наихудшей возможной ситуации. Я знал, что нас, и меня лично, ждет трудное испытание, самый настоящий вызов, и хотел мужественно встретить его.
Никогда не забуду, как мы приехали на «Эптон Парк» на игру. Первым, кого я увидел, выходя из автобуса и пытаясь разглядеть, что происходит снаружи, был полицейский, который торчал прямо у двери и ждал меня. Сначала я даже подумал, что он стоит па ходулях. Этот человек был настолько огромным, что, казалось, заслонял солнце. Все выглядело так, будто уже сами его габариты были предупреждением о степени враждебности. Они ждали меня на автостоянке – сотни людей, на чьих лицах не отражалось ничего, кроме гнева и злобы. Меня это тогда по-настоящему поразило и еще больше поражает теперь, когда я сам стал родителем: толпа отцов, выкрикивающих и мой адрес различные оскорбления и обзывающих меня всеми гнусными прозвищами, какие только существуют, а рядом с ними стоят их сыновья – шести-семилетние мальчишки – и видят перед собой подобный пример.
Только некоторое время спустя я увидел фотографии той толпы и смог по достоинству оценить, насколько сильные чувства царили в тот день на «Эптон Парке». Одно особо красноречивое фото, хранящееся у меня дома, до сих пор все еще пугает меня: я подаю угловой, и можно хорошо разглядеть выражения лиц людей, сидящих на трибуне позади меня. Можно почти физически ощутить их агрессивность; на том снимке удалось ее прекрасно уловить. И дело даже не в том, что вот рядом с ними оказался некий дерьмовый футболист, из-за которого мы вылетели из чемпионата мира и который не должен и не имеет права никогда больше играть за сборную Англии. Суть их мимики, их взглядов – вовсе не в этом и вообще не имеет ни малейшего отношения к футболу. Эти лица говорят только одно:
– Будь у нас такая возможность, мы бы поимели тебя, Бекхэм, по полной программе!
Такая противоестественная ненависть заставляет задаться вопросом, какова же ценность футбола и существует ли вообще такое понятие, коль эта игра порождает подобные эмоции. Если бы я как футболист не сосредоточился на игре и в полной мере осознал суть такого рода моментов, то как мне следовало бы поступить? Уйти с поля? Подобное вообще не приходит мне в голову. К счастью для меня, я воспринимаю все, с чем мне приходится сталкиваться, спокойно, не унывая и не падая духом. Когда мы покидали поле, после того как матч закончился со счетом 0:0, я почувствовал явное облегчение. Вероятно, в моем воображении рисовался намного худший вариант исхода этого дня, и потому мне показалось, что реальная действительность в конце концов оказалась вовсе не такой страшной, как она мне рисовалась. После неудачного для нашей сборной завершения турнира «Франция-98» мы в тот день, выступая против «Вест Хэма», не могли избежать упреков от болельщиков. Но для меня как игрока «Манчестер Юнайтед» такое отношение было, вероятно, в любом случае неизбежным.
Этот сезон начался для меня с того, что я вообще не испытывал уверенности в том, удастся ли мне дотерпеть до следующего мая. А закончился он как самый немыслимый сезон, какой только доводилось когда-либо отыграть любому из нас – и, возможно, любому из футболистов, выступавших на полях Англии. Не знаю, сможет ли «Манчестер Юнайтед» – или кто-то еще – когда-нибудь снова сделать триплет и выиграть сразу все три почетных звания. Однако в любом случае они никогда не будут завоеваны тем способом, каким это совершили мы. Всякой иной команде придется написать собственный сценарий, ибо только та конкретная группа игроков «Юнайтед» смогла заставить события развиваться именно так, как они происходили.
А для меня лично приключения того сезона дополнительно обладали еще и неким чисто персональным оттенком, который в конечном итоге и придал происшествиям весны и лета 1999 года их специфический и почти невероятный характер. И еще одно. Как раз в тот момент, когда люди начали понемногу допускать, что футбольная команда действительно в состоянии добиться сразу всех этих невообразимых успехов в жизнь Виктории и в мою жизнь вошел Бруклин. А еще через несколько месяцев после невероятно завершившегося для «Юнайтед» вечера на «Ноу Камп» – вечера, когда произошло нечто невозможное, – я, Дэвид Роберт Джозеф Бекхэм, дал торжественную клятву и женился на девушке моей мечты.
На протяжении многих лет существовало несколько команд, с которыми «Манч Юнайтед» привык соизмерять себя на европейском уровне. С двумя из них мы в 1998 году попали в одну и ту же отборочную группу Лиги чемпионов, и это были потрясающие встречи: перед Рождеством мы дважды сыграли вничью 3:3 с «Барселоной», а также 1:1 и 2:2 с мюнхенской «Баварией». И хотя мы не выиграли ни одного из этих матчей, они показали, что мы можем конкурировать на равных с лучшими в то время коллективами. Даже за пределами «Олд Траффорда» люди начали привыкать к мысли о том, что этот год вполне мог бы стать годом «Манчестер Юнайтед». Мы сами никогда не думали об этом, во всяком случае, не на той, ранней стадии. Впрочем, одной веры в себя еще недостаточно для того, чтобы во всеуслышание заявлять всем и каждому о том, как блестяще мы намерены выступить.
В тот сезон мы смогли показать в премьер-лиге несколько образчиков по-настоящему большого футбола. Дуайт Йорк и Энди Коул не переставали регулярно забивать голы; между ними с самого начала установилось прекрасное взаимопонимание. Помню, как мы разбили «Эвертон» на его стадионе «Гудисон» со счетом 4:1, а «Лестер» на «Филберт Стрит» – даже со счетом 6:2. Затем мы отправились в гости на домашний стадион команды «Форест» и разгромили их 8:1. Это была стартовая игра Стива Маккларена в качестве второго тренера нашей команды, после того как Брайан Кидд пошел на повышение и занял пост старшего тренера в «Блэкберне». Именно в тот день случилось знаменательное событие: Оле Гуннар Солскьер вышел на замену и приблизительно за десять минут забил четыре гола. После завершения того матча Стив в раздевалке не очень-то уверенно поглядывал вокруг – он был новичком в нашем клубе и не совсем четко представлял себе, что ему надлежит сказать. В конечном итоге у него получилось вот что:
– Совсем неплохо, мужики. Вот бы так каждую неделю, а?
Разумеется, когда к нам пришел Стив, чтобы заменить Кидди, дела у нас и без того шли уже по-настоящему хорошо. А в ходе того первого сезона, проведенного Стивом в «Юнайтед», он преуспел хотя бы в том что ничуть не разрушил того, чего уже сумели к тому времени добиться босс и Брайан. Он просто сконцентрировался на сохранении того импульса, который двигал нас вперед. Я считаю Стива одним из лучших тренеров в стране, и он, пожалуй, в гораздо большей мере помог нам сделать в конце того сезона триплет, чем это многим представляется. Мое поколение смогло по-настоящему узнать специалистов вроде Эрика Харрисона и Брайана Кидда, и потому нас волновало, сможет ли наш отец-командир найти достойного продолжателя дела, начатого этими двумя наставниками. Вообще-то слухи о том, что Стив, работавший в ту пору с «Дерби», должен перейти к нам, ходили довольно давно. Кстати говоря, я помню игру против этой команды на «Олд Траффорде», проходившую непосредственно перед тем, как Стив это сделал. В тот момент он сидел на скамейке запасных «Дерби» вместе с их старшим тренером, Джимом Смитом. Стив постоянно говорил что-нибудь своим игрокам или, в крайнем случае, всем тем, кто находился в пределах слышимости. Я до сих пор явственно вижу его пристроившимся нa самом краешке под навесом для запасных и гостей – с неизменной записной книжкой в руке. Он поспешно, словно одержимый, что-то чиркал в ней, продолжая в то же самое время безостановочно болтать. В течение одной половины встречи я играл на той стороне поля, которая располагалась вблизи от их навеса, и мог слышать все его речи. «А чтоб тебя, друг ты наш милый! Ты когда-нибудь закроешь рот?»
Несколько дней спустя Стива представили нам в качестве нового тренера первой команды. Когда тебе столько помогали в отработке самых различных элементов игры, как это было в моем случае, причем начиная с первых дней, еще в команде «Риджуэй Роверз», было бы неправильно говорить о «наилучших методах тренировки» или о «самом лучшем тренере». Но о чем бы я все же сказал наверняка, так это о том, что Стив Маккларен привнес в эту непростую работу очень своеобразные – и очень личные – качества. Его техническая оснащенность, его организованность, его умение снабжать подопечных информацией на тренировочном поле были и остаются абсолютно непревзойденными. Кроме того, ему присущ действительно открытый ум. Как только Стив слышал о чем-то новом, он немедля это опробовал. И если оно срабатывало, мы использовали такое новшество в дальнейшей работе. Но и в противном случае мы, предпринимая попытку, ничего не теряли. И когда в феврале 1999 года он пришел на «Олд Траффорд», то очень быстро завоевал y всех спортсменов подлинное уважение.
«Юнайтед» – это команда, всегда способная и готовая к борьбе, даже на тренировках. Игроки то и дело активно прессингуют друг друга, а также тренерский штаб. Мы жестко идем в отбор. Время от времени отец-командир должен вмешиваться в тренировку и остужать страсти, потому что атмосфера слишком накаляется. Причем в этом клубе дела обстоят именно так на всех уровнях, начиная с молодежных команд. Так уж мы все воспитаны – в духе отчаянного желания победить, невзирая на то, что это всего лишь игра пять на пять, на тренировке в пятницу утром. Стив сразу уловил этот дух и понял также, что в нашем стиле главным является владение мячом, а посему он заботился о том, чтобы весь тренировочный процесс сосредоточивался именно на этом. Кроме того, новый второй тренер не раз заставлял нас веселиться. В моменты свободного полета своей фантазии Стив Маккларен выглядел на поле действительно весьма элегантно; мне кажется, он считал себя кем-то вроде Гленна Ходлла, когда раздавал хитроумные пасы на тренировочных полянах Каррингтона. Когда Стив пришел в клуб, мы уже набрали приличный ход, но он прекрасно поддержал парней, полностью нацеленных на «Ноу Камп», хотя сам смог наложить действительно свой, сугубо оригинальный отпечаток на игру команды только в следующем сезоне.
«Манчестер Юнайтед» в последние сезоны навлек на себя немалую критику в связи с отношением клуба к розыгрышу кубка федерации, особенно после того, как команда не стала защищать звание его обладателя в 2001 году, когда нас попросили участвовать в новом чемпионате мира среди клубов, организованном ФИФА в Бразилии. Могу сказать в этой связи лишь то, что наш отец-командир – равно как и каждый футболист «Юнайтед» – любит участвовать в самых различных соревнованиях, и не в последнюю очередь по той причине, что они сыграли столь важную роль в том сезоне, когда мы сделали триплет и победили сразу в трех главных турнирах. И в кубке федерации наша рубка в третьем круге с «Ливерпулем» была одним из самых впечатляющих событий сезона 1998/99 годов. «Ливерпуль» благодаря усилиям Майкла Оуэна забил нам почти сразу после начала игры, а затем мы в течение последующих восьмидесяти минут так и сяк давили на них, но не сумели создать при этом ни единой действительно хорошей голевой ситуации. Надо сказать, атмосфера на стадионе была настолько же благоприятной, как если бы я играл в родных стенах «Олд Траффорда». Возможно, на ход матча повлиял тот факт, что это была кубковая встреча, а «Ливерпуль» имел в этом турнире больше болельщиков, чем в премьер-лиге. Но в этот, уже почти безнадежный момент на замену вышел Оле Гуннар Солскьер (мне сейчас кажется, что в том сезоне он всегда выходил на поле со скамейки запасных). И мы почти сразу сравняли счет. Затем Оле в самом конце основного времени забил победный гол, и публика пришла в неистовство: на сей раз драматизм сюжета был столь же напряженным, как и соперничество двух конкурентов. Но победил все же «Юнайтед».
Кубковым матчам вообще присуща особая острота. Лига чемпионов становится намного более захватывающей и для болельщиков, и для игроков именно на той стадии, когда соперники играют на вылет. В 1999 году нам в четвертьфинале по жребию выпало играть против миланского «Интера». В любом случае это был бы захватывающий матч, но здесь с самого начала особый шум вызывал тот факт, что предстояла первая встреча на футбольном газоне Дэвида Бекхэма и Диего Симеоне, который на уровне клубного футбола выступал тогда за «Интер», попав в его состав как раз после чемпионата мира и матча в Сент-Этьенне. Никого, похоже, особенно не интересовало, кто победит в этой паре; по меньшей мере, половина предматчевых прогнозов посвящалась вопросу о том, кто перед началом первой встречи, намеченной на «Олд Траффорде», будет и кто не будет пожимать руку конкретного соперника.
Что же касается меня, то единственной проблемой, которая для меня действительно имела значение, была сама игра. Впрочем, существовало одно соображение, по поводу которого я принял решение заранее: я попробую после финального свистка заполучить футболку Симеоне (теперь она красуется у меня дома рядом с формой всех других видных футболистов, против которых я выступал на протяжении своей карьеры). В голове у меня сидела в тот вечер еще одна мысль – единственная мысль, которая, быть может, казалась мне более важной, чем футбольный матч, в котором я готовился выступать. Виктории предстояло произвести на свет нашего ребенка, и это могло произойти в любой день. Я сидел в имевшемся на «Олд Траффорде» зале для игроков, ожидая, когда нужно будет пойти на общее собрание команды перед началом встречи, и в этот момент зазвонил мой мобильный телефон. На экране дисплея высветился номер Виктории. Это оно. Оно произошло. Как оказалось, Виктория сообщила мне, что у нее был приступ резкой боли, но в целом все обстоит хорошо. Она чувствовала себя прекрасно и желала мне удачи, и я отправился на собрание команды со спокойной и ясной головой.
Перед играми Лиги чемпионов игроки хозяев поля, прежде чем мяч будет введен в игру с центра поля, продвигаются вдоль шеренги соперников, обмениваясь с ними рукопожатиями. Я до сих пор помню настоящий взрыв фотовспышек, когда я лицом к лицу оказался с Симеоне. В ходе самого матча мы не очень-то часто видели друг друга вблизи, исключая единственный эпизод, когда мы почти столкнулись, и он попал мне бутсой по лодыжке. Мне никогда не узнать, сделал он это умышленно или нет. Важным здесь было то, что я никак не отреагировал. Этот вечер превратился для нас в большой успех. В первой половине я сделал два хороших навеса, которые отлично использовал Дуайт Йорк, и заключительный счет так и остался 2:0. «Интер» оказался командой, против которой действительно трудно играть, но указанный результат был вполне справедливым. Я чувствовал себя счастливым человеком, когда после окончания встречи снова разговаривал с Викторией по телефону. Она рассмеялась от удовольствия, после того как я сказал ей, что заполучил футболку Симеоне и что тот даже чмокнул меня в щеку, когда мы в конце покидали поле. А с моей Спайс-девушкой мы договорились, что на следующий день я после тренировки отправлюсь в Лондон.
Эта победа, потом хороший ночной сон, приятная разминка утром – и вот я внезапно почувствовал, что начинаю приходить в себя после того удаления с поля и всего, что за ним последовало. Разумеется, это еще вовсе не означало, что всем прочим людям тоже больше не было дела до меня. Нет, только к лету 2002 года я, наконец, смог навсегда оставить позади то, что случилось в Сент-Этьенне. Но сейчас, хорошо отыграв против «Интера» – и с футболкой Симеоне на заднем сиденье автомобиля, – я в эту предобеденную пору мчал по автостраде М6, не думая ни о чем на свете. Через парочку часов мне предстояло быть с будущей мамой моего первенца.
Помню, как я что-то жевал в придорожном баре «У льва», когда прозвучал звонок по телефону. Я чуть не подавился.
– Дэвид? Это Виктория. Доктор говорит, что я должна отправиться в больницу и сегодня вечером родить ребенка.
В течение моей футбольной карьеры со мною случалась куча самых разных вещей, которые имеют шанс испытать на себе не так уж много людей. В то же время каждому отцу знакомы чувства, нахлынувшие на меня в то мгновение, когда Виктория сообщила мне о том, что вскоре ждало ее и меня. Волнение, восторг, страх и ощущение счастья – все то, что сопутствовало самому важному событию в моей жизни, которому предстояло произойти, – свело у меня живот и вызвало ощущение, близкое к тошноте. Я выбросил остаток плитки шоколада, подождал, пока меня перестанет шатать, и крепко вцепился в рулевое колесо. Правда, теперь я не мог ехать в Лондон настолько быстро, как мне бы того хотелось.
Когда я добрался до дома родителей Виктории в Гофс-Оук, она лежала в ванне. Боли превратились в нечто другое. Она знала, что это означает. Моя дорогая девочка подняла на меня взгляд:
– Дэвид, я и вправду нервничаю.
Ты – не первая и не единственная. Я не знал, что сказать. Мы захватили с собою все, что давно лежало наготове, и отправились в лондонскую больницу под названием «Портленд». Виктория собиралась сознательно и добровольно пойти на вовсе не обязательное в ее случае кесарево сечение: доктор решил, что это самый безопасный вариант как для нее, так и для ребенка. Все произошло очень быстро. У нас едва хватило времени поставить сумку Виктории в ее палате, как нас уже завели в маленькое помещение около операционной, где Виктории уже успели поставить капельницу и сделать перидуральную анестезию. Думаю, это были самые напряженные несколько минут из всей процедуры родов. Потом возникла небольшая суета по поводу того, чтобы непременно одеть меня во что-нибудь казенное. Закончилось это дело тем, что я облачился в пару синих больничных брюк, которые были по крайней мере на пять размеров больше, чем нужно. Пожалуй, в любом случае было правильнее волноваться и хихикать над этим, чем слишком сильно задумываться о том, что ждало нас по другую сторону массивных двойных дверей.
Викторию привезли на каталке и затем переложили на кровать, стоявшую в операционной. Я сопровождал ее до конца. Потом пожал ей руку и сказал, что люблю ее.
– Что со мной происходит? – спросила она у меня. – Ты ведь знаешь, я сама ничего не чувствую.
И это было хорошо, потому что к тому времени ей уже сделали разрез. Я никогда раньше не был в столь необычном, чуждом и почти потустороннем помещении, среди медицинского оборудования и хирургов в халатах, но пробовал отвлечься от всего этого и сосредоточиться только на Виктории. Она посмотрела на меня:
– Послушай, я ужасно хочу есть. Как ты думаешь, тебе удастся достать мне сейчас хотя бы маленький кусочек копченого лосося?
На протяжении всей беременности у нее был волчий аппетит, причем в первую очередь на всяческие морепродукты, и я уверен, что именно по этой причине Бруклин всегда предпочитает рыбу говядине, баранине и прочему мясу. Но я никак не ожидал от нее проявления такой тяги к еде именно в данный момент. Мне оставалось только ждать и наблюдать. Я лишь чувствовал, как сердце ухает у меня в груди. Зато наша молодая мама вдруг почувствовала голод. И буквально в следующее мгновение наш ребенок был уже с нами – медсестра подняла его вверх и показала всем. Я сразу же смог увидеть его, а вот Виктория сначала не могла. Поскольку это было кесарево сечение, медики должны были уложить Бруклина на специальный стол и вставить ему в рот и нос трубки, чтобы прочистить малышу дыхательные пути. Медсестра завернула.его в полотенце туго, как только могла, и передала мне. Поскольку Виктории в этот момент еще накладывали швы, именно я первым получил возможность подержать новорожденного. Знаю, что это прозвучит эгоистично, но это была для меня такая удача и такое удивительное чувство! До сих пор я испытал его уже дважды, и ничто в моей жизни – ни на футбольном поле, ни где-нибудь еще – даже не приближается по силе чувств к тому переживанию, к тому трепету и благоговению, которые накатывают на тебя, когда ты в первый раз держишь на руках своего сына. Я сделал несколько шагов и перенес Бруклина к его маме, потом положил головку малыша на подушку рядом с нею и залюбовался двумя самыми драгоценными для меня людьми, которые выглядели такими похожими и такими красивыми. Эта картина навсегда останется в моем воображении.
Мне всегда хотелось иметь детей. Возможно, это желание возникло у меня в связи с тем, что в нашем доме была младшая сестренка, поначалу совсем маленькая. А может быть, я просто приобрел эти отцовские чувства от своих родителей, от мамы и папы, не знаю. Помню, еще только придя в команду «Юнайтед», я испытывал чувство ревности к старшим игрокам в те нередкие на протяжении сезона дни, когда они могли привести своих детей на тренировки, а малышня имела возможность сидеть у боковой линии и наблюдать за игрой своих папочек. Мне тоже до чертиков хотелось этого. И, буду тут честен, я всегда жаждал иметь сына. А на самом деле даже двух сыновей – ведь как бы я ни любил Джоан, но я знаю – и она тоже знает, поскольку мы иногда разговариваем на эту тему и вместе смеемся, – что мне всегда хотелось иметь еще и младшего братика тоже. И в тот день в «Портленде», пристально глядя на Викторию, уткнувшуюся носом в нашего новорожденного сына, я знал: что бы в дальнейшем ни случилось в моей жизни, я счастлив, ибо мне дарован ребенок.
Помню, как Виктория повернулась ко мне, пока я качал Бруклина на руках, и произнесла:
– Что бы ты ни делал, что бы ни произошло, пожалуйста, не покидай его.
В последнее время нам не раз угрожали – это началось еще с лета и снова повторялось, в том числе непосредственно перед рождением Бруклина. Мы обговорили все заранее, продумав, как обеспечить нашу безопасность, так что теперь я пошел вместе с медсестрой, когда та взяла Бруклина, чтобы выкупать его, привести в порядок и подготовить к дальнейшему, хотя для этого пришлось оставить Викторию одну. Буквально все наши родственники собрались в тот вечер в больнице. Нас словно бы укутали и защитили те люди, которых мы больше всего любили. Потом я остался в палате на ночь. Здесь не было еще одной кровати; Виктория лежала на больничной койке, потому что к ней после операции все еще были подсоединены разные трубки и мониторы, а Бруклин безмятежно спал в своей специальной кроватке. Я дремал на полу, использовав в качестве подушки свернутое полотенце и прижав голову к двери таким образом, чтобы ее нельзя было открыть. Возможно, мы нервничали излишне, но никогда не знаешь, чего ждать. В любом случае я был безмерно счастлив: здесь, в этой маленькой палате находились только я, Виктория и Бруклин, мы пробудем вместе до самого утра, я слышу их дыхание и охраняю их сон.