“Я как тенетами весь мир Китая обнял со всеми старинными сказаньями, подверг сужденью, набросал историю всех дел, связал с началами концы, вникая в суть вещей и дел, которые то завершались, то разрушались, то процветали, то упадали, и в верх веков считал от Сюань Юаня, и вниз дошел до нынешнего года. Составил десять я таблиц, двенадцать основных анналов; трактатов, обозрений - восемь, наследственных родов-фамилий - тридцать, отдельных монографий- семьдесят, а итого сто тридцать в общем глав. И у меня желанье есть: на этом протяженье исследовать все то, что среди неба и земли, проникнуть в сущность перемен, имевших место как сейчас, так и в дни древности далекой. Дать речь отдельного совсем авторитета...” 84. Так определяет Сыма Цянь цели своего труда. [44]
АРХИТЕКТОНИКА “ИСТОРИЧЕСКИХ ЗАПИСОК”
В противовес хронологическому принципу, господствовавшему дотоле в китайской историографии, Сыма Цянь положил в основу “Исторических записок” совершенно иной принцип - жизнеописания исторических личностей. Для того чтобы понять, как Сыма Цяню удалось осуществить свой замысел, необходимо обратиться к архитектонике “Исторических записок”, состоящих из пяти разделов:
1. “Основные записи”;
2. “Хронологические таблицы”;
3. “Трактаты”;
4. “Истории наследственных домов”;
5. “Жизнеописания”.
“Основные записи” (Бэнь цзи)- первая по расположению и основная по замыслу часть “Исторических записок”. Это - записи (цзи) об основном (бэнь), на чем строится все здание истории. Сам термин бэнь цзи не был впервые введен Сыма Цянем,- так назывались древнейшие исторические хроники до него, например ныне утраченные “Основные записи о деяниях Юя” 85. Однако Сыма Цянь вложил в этот термин новое содержание. Он писал: “[Я хотел] в деяниях царей уяснить причину начала и рассмотреть конец, увидеть расцвет и обозреть падение...” 86. Другими словами, Сыма Цянь пытался проследить в величии и падении династий общую линию развития истории. Бэнь цзи явились историческим фоном, раскрытию конкретного содержания которого должны были послужить последующие разделы “Исторических записок” 87.
“Истории наследственных домов” (Ши цзя) - второй биографический раздел “Исторических записок”. Термин ши цзя в значении “наследственное владение”, “дом” встречается в трактате Мэн-цзы, но как название одного из разделов [45] исторического сочинения ши цзя впервые появляется только у Сыма Цяня 88. В “Исторических записках” Ши цзя - это история царств эпохи Чжоу, или биографии крупнейших представителей наследственной знати. Сыма Цянь писал: “Подобно тому, как 28 созвездий вращаются вокруг Полярной звезды, а 30 спиц составляют вместе колесо, способное двигаться бесконечно, так и ближайшие помощники правителя занимают отведенное им место, своей преданностью и добродетелями служа императору, поэтому я и написал 30 Ши цзя” 89. Исключение из общего правила составляют лишь гл. 47 и 48 - жизнеописания Конфуция и Чэнь Шэ, не принадлежавших к знатным наследственным домам. Чем объяснить это отступление историка от первоначальной схемы? Сыма Цянь высоко ценил роль Конфуция в истории китайской культуры, как и роль Чэнь Шэ в политических судьбах Китая накануне воцарения ханьской династии. Конфуций оставил в наследство грядущим поколениям “шесть канонов”; Чэнь Шэ был первым, кто восстал против беззаконий циньской династии 90. Поэтому, по мысли Сыма Цяня, Конфуций и Чэнь Шэ были достойны помещения в разделе “Истории наследственных домов”.
“Жизнеописания” (Ле чжуань)- третий биографический раздел “Исторических записок”. Термин ле чжуань единодушно признается нововведением Сыма Цяня (до него чжуань назывались традиционные комментарии к классическим книгам- Цзо чжуань, Гулян чжуань и др.). Ле чжуань - [46] наиболее законченное выражение “биографической” системы изложения истории, вскрывающей общую картину прошлого через частное - жизнеописания исторических деятелей.
Однако принятый в западной литературе перевод этого термина - “биографии” не вполне точно и полно отражает его содержание, так как в раздел Ле чжуань Сыма Цянь включает описания многих сопредельных племен и государств: Кореи, Намвьет, сюнну, юго-западных и и т. д. 91.
В разделе Ле чжуань мы находим жизнеописания знаменитых философов (гл. 63, 74), ученых (гл. 67, 121), поэтов (гл. 84, 117), полководцев (гл. 64, 65, 73, 88, 109, 111), “дипломатов” (гл. 69, 70), государственных деятелей (гл. 68, 79, 85, 87, 96), чиновников (гл. 119, 122) и т. д. и т. п. Подавляющее большинство этих исторических деятелей принадлежало к средним и высшим слоям общества той эпохи. Но Сыма Цянь в своих Ле чжуань предоставляет место и простолюдинам. В гл. 105 мы встречаем лекарей, в гл. 129 - рыночных торговцев, в гл. 127 и 128 - гадателей и предсказателей судьбы, в гл. 124 - людей без определенных профессий, прославившихся своей готовностью помочь ближнему в трудную минуту, в гл. 126 - актеров и шутов. Историк поместил их биографии в свои “Записки” потому, что эти люди представляли различные социальные слои и их биографии могли дать широкое представление об обществе в целом.
По своему характеру раздел Ле чжуань представляет собой огромное разнообразие форм и средств повествования. Здесь есть главы, посвященные одному лицу, и объединенные биографии нескольких лиц; жизнеописания двух равноценных героев и биографии, в которых один персонаж главный, а другой занимает второстепенное положение; в некоторых главах- два основных и несколько второстепенных героев, и т. д. В целом “монобиографий” в “Исторических записках” немного. В основе так называемых совместных биографий лежит сходство в характере деятельности или в личных качествах исторических деятелей. Особое место занимает первая [48] глава раздела Ле чжуань - “Жизнеописание Бо И”: в ней Сыма Цянь ставит вопрос об исторической судьбе личности и ее оценке; сама биография Бо И - лишь вставной эпизод, иллюстрация основной мысли автора. Таким образом, Ле чжуань превращается в гибкую форму исторического повествования, которая творчески используется историком.
Бэнь цзи, Ши цзя и Ле чжуань - три основных раздела “Исторических записок”, в основу которых положен биографический принцип. Но, введя в китайскую историографию жизнеописание как форму исторического повествования, Сыма Цянь не ограничился этим. Особенностью труда Сыма Цяня является сочетание различных способов изложения истории.
Так, “Основные записи” представляют собой соединение биографического и хронологического принципов изложения истории. “Хронологические таблицы” (Бяо) представляют собой попытку систематизации и унификации хронологии. В “Таблицах” Сыма Цянь нередко дает сравнительный анализ хронологических данных, имеющихся в различных исторических документах, с целью разрешения противоречий между ними. Сыма Цянь сообщает, что мысль о необходимости составить сводные хронологические таблицы появилась у него после завершения работы над первым разделом “Исторических записок”. “Когда я систематизировал их (т. е. “Основные записи”),- пишет историк,- я обнаружил, что при сопоставлении дат различных поколений возникают расхождения и неясности, поэтому я и составил десять таблиц” 92.
Сыма Цянь был первым китайским историком, приложившим к историческому труду хронологические таблицы, и, хотя ему не удалось избежать ряда ошибок и противоречий, этот раздел “Исторических записок” и в наше время незаменим при составлении хронологических таблиц по древней истории Китая 93.
“Трактаты” (Шу) посвящены различным отраслям [48] общественной жизни, культуры, науки. В отличие от предыдущих разделов главы “Трактатов” строятся не по биографическому или хронологическому, а по тематическому принципу. Сыма Цянь писал, что в “Трактатах” он рассматривает “преобразования в ритуалах и музыке, усовершенствования в календаре, военное искусство, жертвоприношения духам гор и рек, взаимоотношения Неба и человека, ошибки [вэкономической политике], унаследованные от прошлого, и всеобщие изменения [в жизни]” 94. Как попытка обобщения исторического процесса по отдельным областям жизни общества “Трактаты”, введенные Сыма Цянем в историческое сочинение, были смелым новаторством в мировой историографии (ничего подобного мы не находим ни у одного историка древности). Кроме того, этот раздел “Исторических записок” является ценнейшим источником сведений, получить которые из биографий было бы невозможно. В “Трактатах” во весь рост встает фигура историка-энциклопедиста: главы этого раздела охватывают экономическую историю и теорию (обмен, деньги, налоговая политика) - в “Трактате о балансе торговли” (гл. 30), ирригацию - в “Трактате о реках и каналах” (гл. 29), астрономию - в “Трактате о небесных светилах” (гл. 27), календарь - в “Трактате о календаре” (гл. 26), музыку - в “Трактате о музыке” (гл. 24), религию - в “Трактате о жертвоприношениях” (гл. 28) и т. д.
Такова структура “Исторических записок”. С современной точки зрения она, разумеется, не во всем совершенна. “Главный недостаток такой методы, очевидно, тот, что события не обозреваются в одном месте, но одна часть их является в жизнеописаниях императоров, другая по частям в биографиях различных лиц, принимавших в них участие”,- писал академик В. П. Васильев 95.
Однако если мы попытаемся оценить метод Сыма Цяня с точки зрения развития китайской историографии II-I вв. до н. э., то увидим, что Сыма Цянь отнюдь не разорвал [49] единую ткань истории на отдельные части хотя бы уже потому, что единой писаной истории тогда вообще еще не существовало. Историк не имел в своем распоряжении сводных трудов по истории Китая, их место занимали разрозненные исторические материалы, памятники, свидетельства и записи, лишенные всякой системы. Перед Сыма Цянем стояла задача обобщения и систематизации этих материалов. Ясно, что хронологический метод изложения, использовавшийся в исторических сочинениях до Сыма Цяня, не мог помочь в решении такой задачи. Крупнейший вклад Сыма Цяня в китайскую историографию состоит в том, что он создал и практически применил новый историографический метод, с помощью которого сумел привести в систему и изложить историю Китая от мифических времен до современного ему периода на основе обобщения большого количества исторических источников.
ИСТОЧНИКИ, ИСПОЛЬЗОВАННЫЕ СЫМА ЦЯНЕМ
Краткая характеристика источников, привлеченных Сыма Цянем при составлении “Исторических записок”, была впервые дана Бань Гу. “Сыма Цянь,- пишет он,- основывался на Цзо чжуань и Го юй, использовал Ши бэнь и Чжаньго цэ, изложил события, описанные в Чу Хань чунь-цю...” 96. Видимо, под влиянием этого перечня Бань Гу сунский историк Чжэн Цяо бросил Сыма Цяню несправедливый упрек: “Среди исторических сочинений трех тысячелетий он ограничился привлечением семи-восьми книг! Если и есть в чем укорить Сыма Цяня, так это в недостаточности его эрудиции” 97.
Бань Гу и Чжэн Цяо основывались н непосредственных указаниях Сыма Цяня в эпилогах глав обиспользовании им письменных исторических источников 98. При составлении [50] биографий философов, ученых, поэтов, государственных деятелей Сыма Цянь, как правило, предварительно изучал их труды и опирался на них. Однако письменные памятники такого рода в ряде случаев отнюдь не были основным, а тем более единственным источником Сыма Цяня. Он максимально использовал свое положение придворного историка, дававшее ему доступ к архивным материалам 99. Благодаря этому он, имел возможность “ознакомиться с архивами чжухоу ” 100, мог “читать указы о заслугах” 101. Эти источники дали Сыма Цяню обильный фактический материал, широко использованный им в “Исторических записках”.
Особенностью метода Сыма Цяня было то, что историк не ограничивался одними лишь письменными источниками, сколь бы обширны они ни были. Он постоянно стремился пополнить собранные им материалы за счет иных источников. Самые разнообразные исторические сведения получал Сыма Цянь во время своих путешествий по стране. Историк знакомился с легендами и преданиями, распространенными вразличных частях страны 102, он побывал на местах знаменитых битв, на развалинах разрушенных городов, где окрестные жители еще помнили их историю 103, познакомился с бытом инородческих племен Юго-Западного Китая 104.
Многочисленные сведения Сыма Цянь получил путем расспросов старожилов, осмотра жилищ, предметов обихода - некогда принадлежавших историческим деятелям прошлого 105. Все эти материалы он не смог бы почерпнуть из письменных источников. Подчеркивая значение путешествий Сыма Цяня в процессе создания его труда, сунский ученый и поэт Су Чэ писал: “Великий историограф объехал всю [51] Поднебесную, лично осматривал знаменитые горы и реки, общался с героями из княжеств Янь и Чжао. Поэтому он пишет так свободно и широко, так оригинально” 106.
Общение с известными современниками или с людьми, близко знавшими тех или иных деятелей, во многом облегчило Сыма Цяню задачу составления жизнеописаний. Сыма Цянь часто упоминает о том, что он встречался и беседовал с героями своих Ле чжуань или с их близкими родственниками и друзьями 107.
Сыма Цянь использовал любые дополнительные сведения, проливающие свет на события прошлого. Он, в частности, внимательно знакомился с картинами на исторические сюжеты и портретными изображениями исторических личностей. Э. Шаванн высказал мысль о том, что, например, гл. 86 (“Жизнеописания мстителей”) могла быть написана на основе изучения изображений, отражавших историю покушения Цзин Кэ на Цинь Ши-хуана. Эта точка зрения была поддержана Дьювендаком в более общей форме: если подобные изображения были известны Сыма Цяню, то их влияние на описание историком соответствующих событий вполне вероятно 108. Поскольку вопрос об авторстве гл. 86 остается спорным, то пример, приведенный Шаванном, может быть, не вполне убедителен. Однако использование Сыма Цянем такого рода данных не подлежит сомнению. В частности, в гл. 55 историк рассказывает об одном из соратников Гао-цзу, Чжан Ляне: “Судя по его личным качествам, я считал, что сам он должен быть рослым и мужественным на вид. Что же предстало моим глазам, когда я увидел его портрет?! По внешнему облику и чертам лица он был похож на очаровательную женщину!” 109. Излагая биографию Тянь Хэна, [52] Сыма Цянь с сожалением пишет о том, что не имел возможности увидеть, каким был Тянь Хэн в жизни. “Ведь есть же у нас прекрасные художники. Так почему никто не написал его портрета?” 110.
Наконец, некоторые главы “Исторических записок” написаны Сыма Цянем на основе сведений, приобретенных им в процессе собственной служебной деятельности. Помимо “Трактата о небесных светилах” и “Трактата о календаре” сюда относится “Трактат о реках и каналах”, написанный после того, как Сыма Цянь принял личное участие в ирригационных работах на реке Хуанхэ 111. Все эти главы не могли бы быть написаны человеком, не имевшим столь широких практических знаний, какими обладал Сыма Цянь.
Разнообразие привлеченных материалов говорит о несостоятельности точки зрения некоторых синологов, пытавшихся охарактеризовать “Исторические записки” как компиляцию. “Вся работа Сыма Цяня,- писал, например, Э. Шаванн,- заключалась лишь в подборе более ранних текстов и материалов в полной подлинной неприкосновенности их в виде общего целого, связанного хотя бы внешним образом” 112. Шаванн ссылается при этом на то, что “само название означает скорее компилятивную сводку: ”Записки историков”, чем ”Исторические записки”...”. Однако Шаванн упускает из виду тот факт, что не сам Сыма Цянь назвал так свой труд. В действительности, существующее название книги Сыма Цяня произошло от сокращения его первоначального наименования [Тай] ши [гун]-цзи и впервые зафиксировано в надписи [53] на стеле, датируемой 159 г. н. э. 113. Малоубедительна также и ссылка Шаванна на следующие слова Сыма Цяня: “То, что я называю ”изложением дел прошлого”, есть, лишь систематизация преданий [минувших] поколений. Это не то, что называют сочинением” 114. Конечно, историк собирал и использовал все материалы прошлого. Но он не просто компилировал их, а отбирал, перерабатывал, осваивал и обобщал. Так понимал, на наш взгляд, Сыма Цянь “изложение дел прошлого”. В его труде нет места вымыслу, он пишет только о том, что подтверждается надежными свидетельствами. Неизменное стремление Сыма Цяня к установлению степени достоверности используемых им исторических данных характеризует его как историка-ученого, а не как “трудолюбивого чиновника”, “летописца-компилятора”, каким представляют его некоторые исследователи 115
В процессе работы над “Историческими записками” Сыма Цяню постоянно приходилось встречаться с противоречиями в показаниях источников. Особенно много неясностей встречалось в материалах, относившихся к древнейшей эпохе. Так, “в Шан-шу,- замечает Сыма Цянь,-записаны лишь события, начиная с Яо, а в сочинениях философов, принадлежащих к ста школам, упоминается и о Хуан-ди” 116. Стремясь найти более достоверные данные путем сопоставления различных версий, Сыма Цянь упоминает о подходе, характерном для ученых-конфуцианцев его времени: “Сколь ни разнообразны сочинения и книги, ученые полагаются при отыскании истины на 6 канонов” 117. Полагают, что и Сыма Цянь пользовался тем же критерием, т. е. считал достоверными все свидетельства источников, которые совпадали с данными шести конфуцианских канонических книг [54] (Шан шу, Ши цзин, Ли цзи, Чунь-цю, И цзин, Юэ цзин) 118. Этот вывод, однако, нуждается в существенном уточнении. Дело в том, что официальный текст конфуцианских канонов, сожженных при Цинь Ши-хуане, был восстановлен в начале ханьской династии, записан почерком “лишу” и получил название “современного текста” 119. Однако, несмотря на указ Цинь Ши-хуана о запрещении изучать сочинения Конфуция, некоторые из его последователей сохранили книги, переписанные еще до реформы циньской письменности, т. е. так называемые “древние тексты”. Между двумя этими вариантами одного и того же сочинения имелись подчас значительные расхождения, приведшие позднее к возникновению двух враждебных школ в изучении классических книг. Во времена Сыма Цяня одним из наиболее видных ученых, преподававших “древние тексты”, был Кун Ань-го; Сыма Цянь, по свидетельству Бань Гу, был его учеником 120. Поэтому, используя в своем труде данные Шан шу, Ши цзина и других канонических сочинений, Сыма Цянь основывался, в противовес официальной конфуцианской школе, на древних текстах. Так, в “Основных записях Инь” он приводит цитаты из Шан шу, которые не совпадают с “современным текстом” этой книги: они, по-видимому, были заимствованы историком из “древнего текста”. В ряде глав Сыма Цянь прямо говорит об использовании им версий, отличавшихся от “современного текста” классиков.
Привлекая древние тексты “шести канонов” в качестве критерия достоверности исторических свидетельств, Сыма Цянь считал их “близкими к истине”, но решающим критерием истины для него оставалось широкое сопоставление различных версий. Так, он устанавливает ошибочность [55] утверждения, что столица Чжоу была перенесена в Лои во время похода против Инь, и “на основании обобщения фактов” 121 приходит к выводу, что У-ван лишь ненадолго останавливался в Лои, а затем снова вернулся на запад.
Путешествие Чжан Цяня на запад значительно расширило географические представления китайцев. Наблюдения Чжан Цяня позволили историку установить ошибочность сведений, сообщаемых “Основными записями Юя” и другими древними сочинениями. “Там,- пишет Сыма Цянь,- утверждается, что Хуанхэ берет свои истоки на горе Куньлунь; Куньлунь достигает более 2500 ли в высоту; солнце и луна, сменяя друг друга, постоянно освещают ее, не давая ей погрузиться во мрак; на ней есть источник Лицюань и озеро Яочи. Ныне, после того как Чжан Цянь побывал в Дася, он осматривал истоки Хуанхэ, но нигде не видел того, что в анналах называется горой Куньлунь. Поэтому если Шан шу в основном верно излагает расположение гор и рек девяти областей, то о чудесах, упоминаемых в Юй бэнь цзи и Шань хай цзине, я не решаюсь говорить” 122.
Подобных указаний на то, что Сыма Цянь отказывался от свидетельства, считая его ложным, в тексте “Исторических записок” в целом немного. Это объясняется тем, что основным принципом Сыма Цяня в использовании исторических данных было изложение фактов, которые он считал достоверными, и опущение всего, что он считал ложным. Это видно на примере работы Сыма Цяня над хронологической таблицей наследственных пожалований Гао-цзу (гл. 18): “Тщательно исследовал ход событий, включил в таблицу документы, и, хотя многое не может быть выяснено во всех деталях, я изложил достоверное и опустил сомнительное” 123. Поэтому установить материалы, известные историку, но отвергнутые им за их недостоверностью, можно сейчас главным образом по косвенным данным. [56]
ИСТОРИЧЕСКАЯ КРИТИКА
Сыма Цянь отдавал себе ясный отчет в том, каковы были цели его труда. Он писал историю не только для того, чтобы изложить события прошлого, но и для того, чтобы помочь людям сделать выводы из этого прошлого для их настоящей и будущей деятельности. Сам историк сравнивал себя с теми, кто “говорят о днях былых и думают о тех, что будут впредь еще”. Поэтому он утверждал: “Жить в настоящее время и писать о пути древних - это для того, чтобы увидеть в нем, как в зеркале, свои достоинства и недостатки, хотя отражение это и не будет вполне точным” 124.
Много веков спустя Сыма Гуан озаглавил свой исторический труд Цзы чжи тун-цзянь (“Зерцало всеобщее, управлению помогающее”). Это название отражает ту же самую идею и прямо перекликается с приведенным высказыванием Сыма Цяня. Такой подход к истории Сыма Цянь считал духовным наследием Конфуция. “В Чунъцю, - говорил он,- указывается на хорошее и порицается дурное, выдвигается добродетель трех династий и восхваляется Чжоу” 125. Основываясь на этом принципе, Сыма Цянь мечтал написать “вторую Чуньцю ”;свой долг он видел в том, чтобы “разрешить сомнения, отличить правду от лжи... назвать добро - добром, а зло - злом” 126. И действительно, в “Исторических записках” читатель увидит, с одной стороны, довольно резкую критику императоров и знати (наряду с возданием должного тем из них, кто, по мнению историка, заслуживал этого), с другой - высокую оценку тех личностей, которых называли во времена Сыма Цяня “бандитами”.
Именно поэтому суждения потомков о труде Сыма Цяня подчас прямо противоположны. Лю Сян и Ян Сюн называли историю Сыма Цяня “правдивыми записями”, отмечали его исторический талант, восхваляли смелость пера, никогда “не принижавшего прекрасное и не утаившего [57] дурное” 127. Бань Гу же считал, что у Сыма Цяня “суждения об истине и лжи извращают учение Конфуция” 128. Находились и такие, кто называл “Исторические записки” “клеветническим сочинением” 129, отрицая историческую объективность Сыма Цяня.
Правда, историк сам признавал, что он писал (или, во всяком случае, заканчивал) свой труд в “пылу гнева”. “Верить - и встречать недоверие, быть преданным - и оказаться оклеветанным, разве это может не вызвать ненависть?!” - говорил Сыма Цянь о Цюй Юане 130, но говорил с такой горечью потому, что его судьба была похожа на судьбу Цюй Юаня. Однако можно ли утверждать, что “гнев Сыма Цяня” и его историческая объективность взаимоисключают друг друга? Очевидно, нельзя. Об объективности Сыма Цяня свидетельствует его внимательное отношение к историческим памятникам, тщательность при сопоставлении данных, наконец, то, что многие материалы, приведенные в “Исторических записках”, находят подтверждение в археологических открытиях.
Критики ссылаются на ошибки Сыма Цяня в оценке отдельных исторических явлений, в хронологии и т. д. Между тем эти ошибки, возможные в любом труде, были неизбежны при тогдашнем уровне развития науки, в условиях, когда Сыма Цяню пришлось впервые осуществить систематизацию большого количества разнообразных и часто противоречивых источников. Эти ошибки не могут служить доказательством необъективного подхода историка к описываемым фактам. Перелом, происшедший в сознании Сыма Цяня после “дела Ли Лина”, его “гнев” лишь способствовали тому, что он смело и открыто говорил о вещах, о которых другой вряд ли осмелился бы говорить.
Отношение Сыма Цяня к изображаемой им исторической личности проявляется сразу уже в том, в какую из глав “Исторических записок” он помещает жизнеописание того или [58] иного человека 131. Изложив биографию Сян Юя в разделе Бэнь цзи, историк тем самым высоко оценивает роль Сян Юя в период междуцарствия Цинь - Хань. Признанием значения деятельности Конфуция и Чэнь Шэ был сам факт помещения их биографий в раздел Ши цзя. В Ле чжуань Сыма Цянь подчас помещает биографии некоторых лиц не туда, куда их, казалось бы, следовало поместить. Так, некоторых последователей Конфуция он относит к “стяжателям” (гл. 129), и в “Жизнеописаниях учеников Конфуция” (гл. 67) их биографий нет. Сами названия ряда глав в разделе Ле чжуань сразу дают героям обобщенную характеристику: “Жестокие чиновники” (гл. 122), “Стяжатели” (гл. 129), “Фавориты” (гл. 125) и т. д.
Одна из специфических форм исторической критики Сыма Цяня была правильно подмечена ученым XVII в. Гу Янь-у: “Некоторые из древних авторов при написании истории не высказывали непосредственно своего суждения, но их отношение к изображаемому становилось ясным из самого повествования. Великий историограф сумел достичь этого” 132. Гу Янь-у приводит примеры того, как отношение Сыма Цяня к событиям и людям выражено в тексте словами другого исторического лица: Бо Ши - в “Трактате о балансе торговли” 133, Лу Гоу-цзяня - в конце биографии Цзин Кэ 134, У-ди - в биографии Тянь Фэня 135, и т. д. Особенно отчетливо этот метод характеристики может быть прослежен в “Жизнеописании Шусунь Туна” (гл. 99). Сочетая в своем изложении факты и меткие замечания современников, Сыма Цянь рисует фигуру беспринципного приспособленца, с одинаковым успехом служившего сначала Эр Ши-хуану, а затем Гао-цзу. Автор не навязывает читателю своего мнения, и все же оно [59] убедительно выражается благодаря мастерски примененной форме изложения.
Если в тексте главы Сыма Цянь лишь излагает события и никогда не упоминает своего имени, то послесловие к каждой главе он начинает словами: “Я, Придворный историограф, скажу так...”. Избегая прерывать изложение выводами, сделанными от своего собственного имени, он сообщает их читателю после того, как написал всю главу в целом. В послесловии Сыма Цянь подводит итог всему изложенному, давая оценку герою биографии (если это биографическая глава) или приведенным историческим фактам (в трактатах и таблицах). Излюбленный прием Сыма Цяня - привести изречение философа древности, а подчас и меткую народную поговорку в подтверждение высказанного суждения и завершить резюме обращением непосредственно к читателю, которому он доказывает свою мысль. В целом “если окинуть взором все эти резюме, то можно увидеть, что любил Сыма Цянь и что он ненавидел, что ценил и что презирал, что считал истинным и что - ложным” 136.
В связи с вопросом о формах исторической критики в Ши цзи следует остановиться на характеристике метода Сыма Цяня, данной Су Сюнем. В своем трактате “Об истории” Су Сюнь (1009-1066) анализирует влияние идей Конфуция на Сыма Цяня и Бань Гу и приходит к выводу, что оно находит выражение в четырех особенностях Ши цзи и Хань шу. Поскольку четвертая особенность имеет отношение только к Хань шу, метод Сыма Цяня характеризуется, по Су Сюню, тремя чертами:
1. “Сокрытие и тем не менее показ”;
2. “Правдивость и вместе с тем великодушие”;
3. “Опущение и все же характеристика” 137.
Поясняя сущность первого из этих принципов, Су Сюнь говорит, что при составлении жизнеописания какого-либо [60] положительного деятеля прошлого Сыма Цянь отмечал лишь его заслуги; что же касается его недостатков или ошибок, то историк умалчивал о них в данной главе, но приводил их в биографии какого-нибудь другого лица. По мнению Су Сюня, Сыма Цянь поступал так потому, что “если упомянуть одну ошибку и тем самым умалить значение десяти заслуг, то простые смертные последующих поколений непременно скажут: ”Даже десять заслуг таких мудрых людей, как Лянь По, таких красноречивых, как Шэнь И-цзи, таких преданных, как Чжоу Бо, таких достойных, как Дун Чжун-шу,- и те не смогут окупить одну ошибку!” Они сочтут путь к совершенствованию слишком трудным и перестанут стремиться к нему” 138.
Второй принцип в трактовке Су Сюня заключается в том, что, давая характеристику отрицательной личности прошлого, Сыма Цянь обращал особое внимание на то, не было ли у его героя каких-либо положительных черт или поступков, и, если таковые находились, историк неизменно упоминал о них в биографии данной личности. Он поступал так потому, что “если указать на десять недостатков и умолчать об одном положительном качестве, то злодеи последующих поколений непременно скажут: ”Даже Су Цинь, Бэй-гун, Бо-цзы, Чжан Тан и жестокие чиновники сделали что-то хорошее, но историк не упомянул об этом! А на что уже надеяться нам!” Это закрыло бы им путь к искуплению их преступлений и укрепило бы их стремление ко злу” 139.
Третий выдвинутый им принцип Су Сюнь поясняет на примере гл. 14 “Исторических записок”. Хотя она носит название “Хронологической таблицы двенадцати чжухоу”, однако включает хронологию тринадцати царств эпохи Чжоу. По мнению Су Сюня, это объясняется тем, что хотя Сыма Цянь и включил в эту главу царство У, но не счел возможным отнести его к числу чжухоу, так как У и Юэ были “варварами”. “Если бы Сыма Цянь упомянул их в ряду чжухоу, то он должен был присоединить к ним также племена [61] западных жунов и сяньюнь. Поэтому он провел между ними грань и отбросил варваров, чтобы правители будущих поколений сказали: ”Даже такой достойный, как Гоу-цзянь, не избежит участи быть отброшенным историей, если он не знает китайского ритуала и музыки”” 140.
В целом, в этих рассуждениях Су Сюня, написанных в духе конфуцианства сунской эпохи, заметно стремление усмотреть между строк “Исторических записок” значительно больше, чем хотел сказать сам их автор. О концепции Су Сюня не было бы необходимости говорить столь подробно, если бы Б. Уотсон не вспомнил о Су Сюне в своей монографии, посвященной Сыма Цяню. Уотсон считает, что первые два принципа, сформулированные Су Сюнем, “должны быть учтены” при характеристике исторического метода Сыма Цяня. Разобрав приведенные Су Сюнем примеры, Уотсон пишет далее, что наиболее ярким примером систематизации материала в духе этих принципов являются биографии двух претендентов на власть после падения циньской династии: Сян Юя и Гао-цзу (гл. 7 и 8); “Недостатки каждого из них упоминаются лишь в главе, посвященной его сопернику, тогда как в его собственной главе он представлен в наиболее благоприятном свете” 141. На определении этого принципа вновь останавливается Ю. Л. Кроль 142.
Нам, однако, представляется, что при распределении материала по главам Сыма Цянь руководствовался иными критериями и что принцип “сокрытия и тем не менее показа” не характерен для метода Сыма Цяня.
Составляя биографии исторических деятелей, Сыма Цянь давал им ту или иную оценку с тем, чтобы “честные из их числа могли служить примером, а недостойные - предостережением” 143. Однако противопоставление добра и зла в [62] поступках людей, их положительных и отрицательных качеств, к которому столь часто прибегает Сыма Цянь в своей книге, было подчинено у него исторической правде. Су Сюнь, например, весьма произвольно толкует идею, выраженную в главе “Жизнеописание Су Циня”, относя последнего к числу людей, имевших “десять ошибок и одну заслугу”. Напротив, Сыма Цянь не соглашается с распространенной в его время отрицательной оценкой деятельности Су Циня и рисует его в “Исторических записках” в совершенно ином свете.
В послесловии к “Жизнеописанию Су Циня” историк специально оговаривает, что его герою часто приписываются поступки, совершенные разными лицами в разное время. “Поэтому, - пишет Сыма Цянь, - я изложил события его жизни, установив их последовательность во времени, чтобы о нем было известно не одно только дурное” 144.
Это замечание Сыма Цяня чрезвычайно важно. Оно свидетельствует о том, что, давая оценку историческим деятелям, он не пытался превратить живую личность в застывшую схему, абстрактное олицетворение добра или зла. Мастерство Сыма Цяня как раз и заключалось в том, что он изображал деятелей прошлого как реально существовавших людей с их достоинствами и недостатками, вскрывал подчас противоречивый характер их мировоззрения и деятельности. Историк гневно осуждает бесчеловечие “жестоких чиновников” ханьской эпохи, однако признает положительное значение некоторых сторон их деятельности 145.
В то же время Сыма Цянь отнюдь не стремился к идеализации тех личностей, которым он давал положительную оценку. Он высоко ценил Чэнь Шэ, сравнивая его роль в низвержении циньской династии с деяниями Чэн-тана и У-вана. Однако, составляя жизнеописание Чэнь Шэ, историк не скрыл от читателя ошибок этого народного вождя. Сыма Цянь нарисовал образ в развитии, показав, как постепенно Чэнь Шэ отрывался от родной почвы, от среды, из которой сам вышел. [63]
Достаточно вспомнить яркий эпизод, помещенный Сыма Цянем в конце биографии Чэнь Шэ. Во дворец к Чэнь Шэ, ставшему ваном, приходит его земляк, с которым они некогда вместе батрачили. Пораженный богатством палат вана, он вспоминает былое, что вызывает недовольство приближенных Чэнь Шэ. По их совету Чэнь Шэ велит казнить непрошеного гостя. По мнению Сыма Цяня, именно из-за подобных ошибок Чэнь Шэ потерпел в конце концов поражение.
В “Основных записях” Сян Юя и Гао-цзу (гл. 7 и 8) историк, хотя и говорит о многих положительных сторонах своих героев, не умалчивает и об их недостатках, не опускает тех деталей, которые противоречат идеализированному образу этих правителей.
Таким образом, многие примеры убеждают нас в том, что при распределении материала по различным главам “Исторических записок” Сыма Цянь не руководствовался принципами, впервые сформулированными Су Сюнем.
Однако почему в таком случае историк умалчивал в биографии одного лица о некоторых фактах, имеющих к нему отношение, и включал их в биографию кого-либо другого? Нам представляется, что убедительный ответ на этот вопрос дан Цзи Чжэнь-хуаем 146. Прежде всего придворный историограф отнюдь не стремился включать в биографию той или иной личности все известные ему свидетельства об этом человеке. Это явствует из следующих слов Сыма Цяня: “На досуге [Чжан Лян] обсуждал с императором многие дела Поднебесной, но эти беседы не оказали влияния на судьбы Поднебесной, поэтому я не привожу их” 147.
Далее, выбрав наиболее существенн