Пока Уэб стоял, размышляя, что делать, на склоне горы показался сам старый медведь. Он шел с опущенной головой, по временам останавливался и вырывал лапой дикую репу или сладкий корень.
Этот старый медведь был похож на громадное чудовище. Уэб сразу почувствовал опасность и пробрался между деревьями на выступавшую скалу. Здесь он стал наблюдать, что будет делать медведь.
Вот медведь увидел следы Уэба. Он злобно зарычал и пошел по следам к дереву. Здесь он поднялся на задние лапы и стал рвать копями кору с дерева. Он доставал гораздо выше, чем Уэб. Затем медведь оставил дерево и пошел по следу Уэба. Уэб сильно испугался и быстро побежал обратно в ущелье: так как там было мало корма, другой медведь туда не пойдет.
Приближалось лето, и каш Уэб начал линять. У него чесалась кожа, и он с большим удовольствием валялся в грязи и скреб себе спину о корни и камни. Лазить по деревьям он теперь уже не мог: у него отросли очень длинные когти. Передние лапы, хотя и были уже большие, не имели той гибкости, благодаря которой он раньше, как и все медвежата, так хорошо лазил. Теперь у Уэба выработалась новая медвежья привычка: почесываясь о дерево, он пытался как можно выше достать своим носом. Пожалуй, Уэб и сам еще не замечал того, что каждый раз, когда он приходил к одному и тому же дереву через неделю или две, он доставал все выше. Он теперь быстро рос и входил в силу.
Уэб бывал то в одной, то в другой части ущелья Мититсе и всюду чувствовал себя хозяином. Он чесался о разные деревья и всюду на деревьях оставлял отметины. Таким образом он сам обозначал границы своих владений.
Стояло уже позднее лето. Однажды Уэб увидел в своих владениях черного медведя с лоснящейся шерстью. Уэб очень рассердился. Черный медведь подошел ближе, и Уэб ясно рассмотрел его коричнево-красную морду, белое пятно на груди, разрез его ушей, услышал его запах. И запах этот был такой же, какой был когда-то у того черного медведя, который преследовал маленького Уэба. Но какой же теперь он стал маленький, этот черный медведь! Было время, когда черный медведь казался Уэбу великаном, а теперь Уэб чувствовал, что может раздавить его лапой. И Уэбу приятно было сознавать, что он может теперь отомстить этому красноносому медведю. Однако черный медведь вскочил, как белка, на невысокое дерево. Уэб хотел полезть за ним, но никак не мог вскарабкаться. Он оставил попытки взобраться на дерево и ушел, хотя черный медведь своим насмешливым кашлем заставлял его несколько раз возвращаться обратно. Немного позже в этот же самый день Уэб опять пришел к этому дереву, но красноносого уже нигде не было.
|
|
Лето подходило к концу. На высоких местах стало мало корма. Однажды ночью Уэб решился спуститься в поисках пищи к Нижней Мититсе. Ветер нес какой-то приятный запах, и по этому запаху наш медведь набрел на объедки быка. На некотором расстоянии от этих объедков сидело несколько шакалов. Они показались Уэбу совсем карликами по сравнению с теми шакалами, которых он видел когда-то. Один шакал стоял около самой падали. Он бессмысленно скакал на одном месте, и казалось, что он никак не может отсюда уйти. Уэб увидел его, и старая ненависть проснулась у него в сердце. Он бросился на шакала и одним ударом лапы превратил его в жалкий комок шерсти. Тут Уэб почуял ненавистный ему запах железа: убитый шакал бессмысленно топтался на месте потому, что был пойман в капкан.
|
|
Уэб сделал несколько шагов, как вдруг — щелк! — и его лапа попала в волчий капкан.
Уэб вспомнил, как он однажды освободился от капкана. Он наступил задними лапами на обе пружины, прижал их и освободил защемленную лапу.
Всюду в этих местах был противный Уэбу запах человека. Он пошел вниз по течению реки, но запах доносился и сюда. Тогда он повернул обратно, к своим кедровым лесам.
Наступало третье лето жизни нашего героя. Теперь Уэб уже достиг роста взрослого медведя, но у него еще не было настоящей медвежьей дородности и силы. Шерсть его очень посветлела. Тогда-то охотник, индеец Спават с Шошонских гор, не раз охотившийся за ним, прозвал его "Уэб — светлая шкура".
Спават был хороший охотник. Однажды он увидел у верховьев реки Мититсе дерево, о которое чесался Уэб. Он сразу сообразил, что это большой медведь и что он должен находиться где-нибудь поблизости. Много дней он ходил по долине, пока наконец ему удалось выстрелить в медведя, но на этот раз он только ранил Уэба в плечо. Уэб страшно заревел от боли, но желания сразиться с врагом у него не было. Он стал карабкаться вверх, перебрался через предгорья, нашел спокойное местечко и лег. Инстинкт подсказал ему, как нужно лечиться. Он стал лизать свою рану и старался лежать не шевелясь. Лучшего лечения нельзя было и придумать. Вылизав рану, он удалил с нее всю грязь, а шерсть его слиплась от слюны, и на ране образовалось нечто вроде повязки. Она предохраняла рану от воздуха, пыли и микробов.
|
|
Но Спават шел по следам медведя. Уэб в своем убежище почувствовал запах приближающегося врага и спрятался в другом месте, повыше, на горе. Но скоро Уэб и здесь услышал запах охотника — опять пришлось уходить. Долго отступал он перед врагом, пока наконец второй выстрел Спавата не нанес ему новую рану. Тут уже Уэб пришел в бешенство. С тех пор как была убита его мать, он ничего так не боялся, как запаха человека, железа и ружья, но теперь у него прошел всякий страх. Пересиливая боль, Уэб поднялся выше на гору, прошел под огромным уступом, обогнул его, поднялся еще выше, потом повернул обратно к этому уступу и, растянувшись, притаился на нем.
Спават подвигался быстро вперед по, следам медведя. Вооруженный ружьем и ножом, он ловко отыскивал следы Уэба; с большой радостью смотрел он на кровавые отпечатки, оставленные раненым зверем. Он весело поднимался по склону горы, покрытому острыми камнями. А наверху, на выступе, едва сдерживая боль и бешенство, подстерегал его Уэб. Упрямый охотник подходил все ближе и ближе. Все его внимание было занято кровавыми следами медведя. Он ни разу не посмотрел на вершину уступа.
Уэб прекрасно видел приближавшегося индейца, который нес ему смерть, слышал противный человеческий запах. Он собрал все силы, оперся на израненную дрожащую лапу и приподнялся. Он выжидал. Дождавшись, он здоровой лапой так ударил индейца, что тот без звука упал. В этом ударе соединилась вся непомерная природная сила Уэба с отчаянной ненавистью к охотнику. Тогда Уэб встал и пошел разыскивать новое, спокойное местечко, чтобы полечить свои раны. С тех пор он ни разу не видел более индейца Спавата и мог спокойно поправляться.
Так узнал наш Уэб, что если хочешь мира и спокойствия, нужно сражаться и бороться.
Проходили по-прежнему годы. Каждую новую зиму Уэб спал не так уже крепко, каждую новую весну просыпался все раньше. Он превратился в огромного медведя, и все меньше оставалось врагов, решавшихся встречаться с ним один на один. Через шесть лет он был уже громадным, сильным, угрюмым медведем. Он не знал в своей жизни ни любви, ни дружбы с тех самых пор, как потерял мать и братьев.
Пора любви медведей наступала и проходила год за годом, но никто никогда не видел и не слыхал ни о какой подруге Уэба. Уэб в расцвете своих сил был так же одинок, как и в дни юности. Медведю нехорошо оставаться одному. Его угрюмость вырастала вместе с его силой. Теперь всякий, кто имел бы несчастье встретится с ним, назвал бы его опасным медведем.
Попав когда-то в долину Мититсе, Уэб так и продолжал там жить. Характер его сложился под влиянием множества приключений с капканами и столкновений с другими дикими зверями. Правда, теперь уже никто из диких зверей ему не был страшен. Капканы также не были страшны, потому что он научился прекрасно распознавать острый запах железа и человека. Особенно хорошим уроком послужило для него то, что ему пришлось пережить на шестом году жизни.
Однажды он почуял, что в лесу лежит падаль, пошел на запах и увидел великолепную тушу мертвого лося.
Самое лучшее место этой туши было уже растерзано. Ужасный запах человека и железа еле-еле ощущался здесь, а лакомство было так заманчиво для нашего Уэба... Он обошел вокруг туши, поднялся на задние лапы, осмотрел ее с высоты своего восьмифутового роста и осторожно пошел вперед. Вдруг он взревел от боли и стал бешено бить во все стороны: его правую переднюю лапу защемил громадный медвежий капкан. Это уже были не прежние бобровые капканы, из которых так хорошо умел освобождаться Уэб, — это был тяжелый медвежий капкан.
Уэб принялся яростно грызть капкан, изо рта у него била пена от бешенства. Он пробовал применить свой старый прием: опершись обеими задними лапами на обе пружины, он давил на них всей своей тяжестью, но этого было мало. Тогда Уэб вытянул кол и, гремя капканом, потащил его за собой на гору. Всеми силами он старался освободить свою лапу, но все было напрасно. Случайно ему попалось на глаза толстое поваленное дерево, которое лежало поперек дороги. Уэбу пришла в голову счастливая мысль. Подойдя к лежащему дереву, он надавил опять задними лапами на пружины капкана, а сам уперся могучими плечами в ствол дерева и собрал все свои гигантские силы. На этот раз капкан не выдержал, челюсти его раскрылись, и Уэб вытащил лапу. Лапа была свободна, но оторванный большой палец так и остался в капкане.
Бедному Уэбу опять пришлось залечивать болезненную рану. Кроме того, он стал на некоторое время левшой. Так, например, когда ему нужно было перевернуть камень, он становился на правую переднюю лапу и работал левой лапой. Наш Уэб лишен был возможности есть те вкусные вещи, которые можно находить под камнями и пнями.
Наконец рана зажила. Однако этого случая Уэб уже никогда не забывал. С этих пор запах человека и железа приводил его в бешенство.
Частый опыт научил его, что если чуешь или слышишь охотника издалека, лучше бежать. Если человек уже близко, надо начинать отчаянный бой.
Вскоре все пастухи узнали, что в верховьях реки Мититсе живет медведь, которого лучше не трогать.
Как-то раз Уэб зашел в самую дальнюю область своих владений. Он там не был долгое время и теперь с большим удивлением увидел какую-то деревянную берлогу, в которой жили люди. Уэб обошел кругом, стал лицом к ветру и тотчас услышал запах человека и ружья, приводивший его в бешеную ярость. Тотчас же раздалось громкое "паф!" — и Уэб почувствовал сильную боль в той самой левой задней лапе, которая уже давно была искалечена. Уэб обернулся и увидел человека, который бежал к построенной хижине. Если бы Уэба ранили в плечо, он был бы бессилен, но его ранили только в лапу.
Могучие лапы Уэба могли швырять сосновые бревна, как палочки; один удар этих лап мог уложить самого большого горного быка; когти его могли отрывать огромные куски камня от скалы, — что же значило для него даже смертоносное ружье?
Вечером вернулся в хижину товарищ человека, стрелявшего в Уэба. На залитом кровью полу хижины он нашел мертвое тело товарища. По кровавым следам возле дома и по записке, написанной дрожащей рукой на обороте газеты, он узнал обо всем.
В записке говорилось:
"Меня растерзал Уэб. Я увидел его у воды и выстрелил. Я хотел убежать в дом, но он догнал меня. Как мне больно! Джек."
Прочтя записку, Миллер, товарищ Джека, поклялся убить этого медведя. Он отправился по следам Уэба в ущелье и охотился там целыми днями. Он раскидывал приманки, ставил капканы, но ему не удалось даже увидеть Уэба.
Наконец как-то раз Миллер услышал треск, стук, глухие удары, а затем увидел, как громадный камень скатился по склону горы в лес, по дороге спугнув двух оленей, которые умчались, как стрела.
Сначала Миллер подумал, что случился обвал. Однако вскоре он понял, что камень поднял Уэб, чтобы достать из-под него муравьев.
Ветер дул от Уэба к человеку, и Миллеру удалось как следует разглядеть медведя, оставаясь незамеченным.
Громадный Уэб бродил, разыскивая пищу, прихрамывая на правую ногу, и глухо рычал, когда неосторожное движение вызывало боль.
Миллер притаился и подумал: "Или я его сейчас уложу, или промахнусь".
Он оглушительно свистнул.
Медведь остановился как вкопанный, насторожив уши, и Миллер выстрелил ему в голову. Но пуля только поцарапала громадную косматую голову. Дым указал Уэбу место, где был человек, и в страшной ярости он галопом помчался туда и бросился на врага.
Миллер бросил ружье и легко взобрался на единственное высокое дерево, находящееся вблизи. Напрасно Уэб бушевал около дерева, рвал кору зубами и когтями: до того места, где сидел охотник, он не мог дотянуться.
Четыре часа подряд караулил охотника Уэб, затем медленно ушел в кусты и скрылся там. Миллер сидел еще целый час на дереве, чтобы удостовериться, что Уэб действительно ушел. Затем он слез с дерева, взял свое ружье и направился домой. Однако Уэб был достаточно хитер: он только нарочно ушел от дерева, а сам вскоре вернулся и стал опять караулить. И как только Миллер отошел от дерева настолько, что не мог успеть опять добежать до него, медведь бросился его догонять. Несмотря на свои раны, он двигался быстрее Миллера и через четверть мили сделал с человеком как раз то, что собирался сделать человек с медведем.
Лишь много времени спустя товарищи нашли ружье Миллера и догадались, как было дело.
Хижина в долине Мититсе развалилась. Новых жильцов она не дождалась: никому не хотелось селиться в этой мало привлекательной местности, где царствовал такой ужасный медведь.
Однажды в верховьях реки Мититсе нашли золото. Появились тотчас же золотоискатели. Они блуждали среди горных вершин, копали землю и портили ручейки. Большей частью это были пожилые люди, начинающие седеть. Они жили постоянно в горах и походили на медведей. Подобно медведям, они копали и рылись везде, но не ради вкусных, питательных кореньев, а ради блестящего желтого песка, который нельзя есть. И, подобно медведям, они очень хотели, чтобы их оставили в покое и не мешали им рыться в земле.
Казалось, они понимали и нашего Уэба. Когда Уэб встретил их в первый раз, он поднялся на задние лапы, и в глазах его загорелись злые огоньки. Старший из золотоискателей сказал своему другу:
— Не трогай его — и он нас не тронет.
— Но ты посмотри, что за громадина! — взволнованно ответил друг.
Уэб уже собрался броситься на них, но почему-то остановился. Он, конечно, не понял, о чем говорили люди между собой, но почувствовал в них что-то иное, чем всегда. Он чувствовал и здесь запах человека и железа, но запах не был таким острым и потому не приводил его в такую ярость.
Люди продолжали стоять неподвижно. Тогда Уэб, глухо рыча, опустился на четвереньки и ушел.
В конце этого года наш Уэб опять встретил красноносого медведя, но какой он был теперь маленький! Одним ударом Уэб мог бы перебросить его через реку.
Увидя Уэба, черный медведь поспешно влез на дерево. Это был толстый, жирный медведь, он пыхтел от усилий. Уэб подошел к дереву, приподнялся и достал лапой на девять футов от земли. Затем Уэб сорвал когтями всю кору с дерева. От каждого удара его когтей тряслось все дерево, трясся и черный медведь и вскрикивал от страха.
При виде этого черного медведя Уэб вспомнил о родной реке и о тамошних лесах, богатых всякой едой. Уэб оставил дрожащего медведя на дереве и отправился к родной реке. Вскоре он пришел в знакомую лесную чащу, богатую ягодами и муравейниками.
Какие это были чудесные места! К тому же там не было никаких признаков пребывания хотя бы одного серого медведя. Владели этими местами черные медведи, но на них можно было не обращать никакого внимания.
Уэб был очень доволен. Он прежде всего выкупался в грязи. Затем подошел к дереву, которое стояло как раз у слияния двух рек. Он прислонился спиной к стволу и сделал метку, как можно выше.
В следующие дни Уэб шел все дальше и дальше по новым местам, между скалистыми отрогами Шошонских гор. Во время пути он завладевал местностью: если ему встречались сухие деревья с отметками черных медведей, он ударял их своей громадной лапой, и деревья с треском валились на землю; если же отметки черных медведей были на зеленых деревьях, он ставил на этих же самых деревьях гораздо выше свои собственные метки, закрепляя их глубокими царапинами своих железных когтей.
В этих местах долго хозяйничали черные медведи. Они истребляли беличьи запасы в дуплах деревьев, и белки стали устраивать теперь свои склады в углублениях под большими плоскими камнями. Черные медведи не могли перевернуть эти камни. Но для Уэба, который переворачивал их с легкостью, здесь было приготовлено множество пищи. Под каждым четвертым или пятым камнем в лесу он находил беличьи запасы, а иногда там же была и маленькая хозяйка склада. Уэб бесцеремонно прихлопывал и ее своей лапой и съедал как приправу к ее же запасам.
Всюду, где шел Уэб, он ставил свои надписи:
"Нарушители границ, берегитесь!"
Эти надписи помещались на деревьях так высоко, что только он один мог достать их. Всякий, кто подходил к этим отметкам на деревьях, по запаху и по шерсти, оставляемой Уэбом, догадывался, что в этой местности поселился громадный серый медведь.
Если бы у Уэба была жива мать и если бы она его воспитывала, она научила бы его, что там, где хорошо весной, очень плохо летом. А Уэбу пришлось собственным опытом узнавать, что в каждое время года нужно менять свое местожительство.
Ранней весной хорошо пировать в местах, где пасется скот и водятся лоси. Здесь много бывает трупов погибших зимой животных. Ранним летом лучше всего добывать пищу на пригретых солнцем склонах холмов. Там можно найти разные вкусные коренья и дикую репу. В конце лета поспевает много ягод на кустах в низинах вдоль рек. Осенью же в сосновых лесах есть много пищи, и там можно запастись жиром на зиму.
С каждым годом, переходя с места на место, Уэб расширял свои владения.
Он очистил от черных медведей бассейны рек Пайни и Мититсе и убил того самого черного медведя, который когда-то прогнал его отсюда.
Уэб умел не только завоевывать новые места, но и отстаивать их.
Как-то раз во владениях Уэба, по среднему течению реки Мититсе, поселились лагерем люди, искавшие места для постройки фермы. Уэб разогнал лошадей и разгромил весь лагерь.
Теперь все животные и люди хорошо узнали, что вся местность от Франкова пика до отрогов Шошонских гор принадлежит властелину, которого зовут Уэб с Мититсе и который умеет защищать свои владения от всяких посягательств.
Уэб был необыкновенно силен, и открыто на него никто напасть не решался. Враги пытались победить его хитростью, но он никогда не забывал своих приключений с капканами в дни юности. У него выработалось строгое правило — никогда не подходить близко к месту, где пахнет железом и человеком, и потому он больше уже не попадался.
Итак, одинокая жизнь Уэба проходила в скитаниях по горам в поисках пищи, он разбрасывал громадные валуны, словно камешки, и огромные стволы деревьев, словно спички. Теперь уже все животные в горах и на равнинах знали Уэба и в ужасе бежали от этого чудовища, которое когда-то было несчастным, всеми гонимым медвежонком.
Много черных медведей убил Уэб, как бы мстя за то, что когда-то сделал Уэбу один из них. Дикие кошки, завидя его, спешили скрыться на деревьях, но если дерево было сухое, Уэб валил его на землю и превращал в мелкие кусочки вместе с кошкой. Даже гордый жеребец, предводитель табуна мустангов, и тот при встрече с Уэбом предпочитал уступать ему дорогу. При появлении Уэба уходили прочь и оставляли свежеубитую добычу большие серые волки. Испуганные антилопы стремительно уносились от него, когда он пробирался по заросшей шалфеем равнине. Если же Уэбу случалось встретиться с каким-нибудь горным козлом, слишком большим, чтобы испугаться, и слишком неблагоразумным по молодости, он одним ударом громадной лапы разбивал козлу череп. Много всяких лишений и бедствий пришлось перенести Уэбу в молодости, но от этого он стал только выносливее, опытнее и умнее.
Так и проходила год за годом жизнь Уэба, без подруги, без товарищей. Всегда угрюмый, ничего не боящийся, всегда готовый к бою, он больше всего хотел только одного — чтобы его оставили в покое; Он знал только одно острое удовольствие — постоянное наслаждение своей гигантской силой, легкую радостную дрожь в ту минуту, когда падал побитый и изуродованный враг или когда он пробовал свою гигантскую силу на камнях, осколки которых летели кверху.
Для тех, у кого хорошо развито обоняние, каждая вещь имеет свой запах. Всю свою жизнь Уэб изучал разные запахи. Теперь он уже прекрасно знал значение большинства тех запахов, которые встречаются в горах. Каждый предмет рассказывал о себе Уэбу своим запахом. И каждая вещь как бы говорила Уэбу: "Вот я кто!"
Все ягоды можжевельника, шиповника, земляники нежным, мягким голосом пели: "Вот мы, ягоды, ягоды!"
Громко пели громадные хвойные леса: "Вот мы, сосны, кедры!"
А когда Уэб подходил ближе к этим лесам, он слышал нежное: "Вот мы, кедровые орешки!"
Из зарослей кустов со сладкими корнями доносился целый хор: "Сладкие коренья, сладкие коренья!"
И когда Уэб входил в эти заросли, он слышал каждый отдельный голос.
Каждый корень произносил свою собственную маленькую речь, например: "Вот я, крупный корень, спелый и вкусный!" или же резким, тонким голосом: "Вот я, никуда не годный, жесткий корешок!"
Громко звали осенью широкие, сочные грузди: "Вот я, жирный, питательный гриб!"
Ядовитый гриб поганка кричал: "Я — поганка, не тронь меня, ты заболеешь!"
Цветы также имели свои голоса. По склонам ущелий слышна была песня колокольчиков, тонкая, как их стебельки, и нежная, как голубой цвет лепестков. Но голоса цветов не интересовали Уэба, он их даже не замечал.
И так всякое живое существо, каждый цветок, каждая скала, каждый камень рассказывали о себе носу нашего Уэба. Днем и ночью, в туманную и ясную погоду большой влажный нос медведя говорил ему о многих вещах, которые нужно было знать. Но этот же нос равнодушно проходил мимо тех вещей, которые медведю безразличны. С течением времени Уэб стал полагаться на нос все больше и больше. Случалось, что глаза и уши вместе говорили ему о чем-нибудь, но он не верил им до тех пор, пока нос не подтверждал: "Да, это верно!"
Уэб знал сотни приятных запахов. Тысячи запахов были ему безразличны, многие неприятны, но некоторые приводили его в сильную ярость.
Когда Уэб попадал в верхнюю часть ущелья Пайни, он слышал там, если ветер дул с запада, какой-то странный запах. Временами Уэб не обращал на этот запах никакого внимания, временами этот запах был ему противен. Все-таки Уэб остерегался ходить далеко в направлении этого запаха.
Однажды северный ветер донес до его носа какой-то новый, ужаснейший запах, совершенно ни на что не похожий. Это был запах, от которого хотелось скорее убежать.
Уэб был уже далеко не молод. Его задняя лапа, в которую его столько раз ранили, начинала у него болеть. В сырую погоду или после холодной ночи он еле мог ступить на нее. Однажды, когда у него болела нога и он хромал, западный ветер опять принес ему этот странный запах.
Уэб не понимал, что говорит ему этот запах, но какой-то внутренний голос, казалось, звал его к этому запаху, шептал: "Иди!"
Сытому зверю противен запах пищи, но когда зверь голоден, запах пищи манит его. Обычно странный запах, приносимый западным ветром, вызывал отвращение Уэба. Теперь он манил его к себе, и Уэб ковылял вверх по тропинке, на гору, ворчал себе под нос и яростно отмахивался от веток, которые иногда били его по морде.
А странный запах все усиливался и манил. Наконец Уэб пришел в такое место, где раньше никогда не бывал. Это был склон горы, покрытый светлым песком. Со склона текла какая-то странная вода, а из ямы выходил странный пар. Нос Уэба подозрительно насторожился — какой диковинный запах! Уэб побрел вниз по склону. Извиваясь, ползла по песку змея. Уэб так прихлопнул ее, что деревья кругом задрожали, а свисавший камень сорвался и полетел вниз. При этом Уэб так зарычал, что вой его пронесся по долине, как гром. Уэб подошел к покрытой паром яме. Яма была полна воды, которая слегка дымилась и волновалась. Уэб попробовал лапой воду. Она была теплая и вызывала приятное ощущение. Тогда Уэб влез в яму обеими задними лапами. Затем он весь стал погружаться в воду, и вода хлынула из ямы через край. В конце концов он весь растянулся в этом почти горячем источнике. Он грелся в зеленоватой воде. Ветер крутил пары над его головой.
Хотя в Скалистых горах и много таких серных источников, но во владениях Уэба этот источник был единственным. Более часа Уэб лежал в воде. Затем он вылез на уступ. У него совершенно прошла ломота в задней лапе, и вообще он стал чувствовать себя хорошо и легко.
Уэб стряхнул воду со своей косматой шубы и отправился к выступу, который был залит солнцем. Там он лег, чтобы обсохнуть. Потом прислонился спиной к дереву возле источника и здесь оставил свою метку. Около этого источника можно было, правда, найти много признаков пребывания и других животных, лечивших здесь свои недуги, но Уэб с этим не считался.
Теперь около этого источника была надпись, которая благодаря своему запаху, грязи и шерсти ясно говорила всем живым существам:
"Моя ванна. Не подходить! Уэб".
Уэб лежал на выступе и грел спину до тех пор, пока она не высохла. Потом он лег на спину и стал греть живот, тяжело переворачиваясь с боку на бок, пока весь не обсох. Он окончательно убедился, что чувствует себя после ванны очень хорошо. Конечно, он не мог сказать себе: "Я страдаю неприятной болезнью — ревматизмом, и мне хорошо помогают серные ванны", но он ясно понимал: "Мне было ужасно больно и стало лучше, когда я вывалялся в этой вонючей яме".
И с тех пор каждый раз, когда у него начинались боли, он приходил к источнику и каждый раз возвращался поправившимся.
Годы все шли и шли. Уэб уже больше не рос, но делался все светлее, все злее и все опаснее. Владения его стали действительно громадными. Каждую весну он проходил по всем своим землям и поправлял надписи, стертые зимними вьюгами. Собственно говоря, ходить весной по своим владениям вынуждал Уэба недостаток пищи. К тому же весной бывало всюду много ям с глиной. Уэб испытывал сильный зуд во всей коже, потому что его зимняя шуба линяла, и ему было приятно прикосновение холодной влажной глины, после которого почесыванье о дерево вызывало такое болезненно острое удовольствие, которое ни с чем нельзя было сравнить. Эти чесанья о деревья также способствовали тому, что метки Уэба возобновлялись каждую весну.
Но вот в низовьях реки Малой Пайни основалась ферма Палетт-Рэнч. Обитатели ее вскоре познакомились со "старым страшилищем". Клеймовщики скота увидели его и сразу решили, что в этой местности искать других медведей нечего, а этому медведю лучше не попадаться на пути и оставить его в покое. Часто встречать Уэба им не приходилось, но следы и метки его были везде. Хозяин фермы, страстный охотник, очень заинтересовался Уэбом. Кое-что из истории старого медведя он узнал от Пикетта, но и сам догадался об очень многом из жизни Уэба. Он узнал, что в медвежьих капканах Уэб понимает больше, чем звероловы: он или обходит капканы, или вытаскивает приманку, не трогая капкана. Иногда ему даже удается захлопнуть капкан каким-нибудь колом.
И еще узнал хозяин фермы, что каждый год Уэб уходит из этих мест во время сильной летней жары и во время зимней спячки.
Много лет назад правительство решило превратить область, расположенную у верховьев Йеллоустона, в заповедник. Здесь, в этой великой стране чудес, никто не должен был испытывать страха, потому что никому нельзя было причинять вред. И зверь и птица здесь не знали насилия; девственные леса не знали топора, заводы и копи не мутили потоков. Здесь все сохранилось в таком виде, каким было до появления белого человека.
Об этом заповедном парке скоро узнали дикие животные. Они быстро усвоили себе границы этого не огражденного ничем парка и прекрасно зажили здесь, причем и характер их совершенно изменился: здесь, в парке, они без всякого страха встречаются с человеком, не боятся его и сами на человека никогда не нападают. Даже друг к другу в этой стране безопасности животные относятся более терпимо.
Помимо спокойствия, дикие животные находили в Йеллоустонском парке множество пищи, и потому они собирались здесь в таком количестве, как нигде.
Там, в самом центре Йеллоустонского парка, построили гостиницу. Около этой гостиницы жило особенно много медведей. В четверти мили от нее в лесу находилась ровная поляна, куда служители каждый день сносили отбросы и остатки пищи для медвежьей трапезы. И с каждым годом все больше медведей принимало участие в этой трапезе. Очень часто там можно было увидеть сразу чуть ли не дюжину медведей различных пород: черных, бурых, коричневых, серых, серебристых, больших и маленьких. Здесь были и целые семьи и бродячие одиночки. Все они прекрасно понимали, что в этом парке нельзя производить насилия, и самые свирепые из них вели себя здесь очень тихо. Десятки медведей бродили вокруг этой гостиницы, но никогда ни один медведь не напал на человека.
Из года в год медведи приходили сюда и уходили, и живущие в гостинице часто видели их.
Служащие гостиницы уже хорошо знали многих медведей. Медведи появлялись во время летнего сезона, когда гостиница бывала открыта, и уходили, когда гостиница закрывалась. Никто не знал, откуда они приходили и куда уходили.
Однажды в Йеллоустонский парк попал и владелец фермы Палетт-Рэнч. Он остановился в гостинице и отправился на поляну посмотреть медвежью трапезу. Там кормилось несколько черных медведей. К вечеру они быстро удалились, так как к ним приближался громадный серебристый медведь. Указывая на него, проводник сказал владельцу Палетт-Рэнча: