Для развития цивилизации до определенного достаточно высокого уровня необходима, скорее всего, некая “оптимальная суровость” условий.
Как показывает история и современное положение дел, есть зоны, где развитие цивилизации с опорой на собственные ресурсы представляется практически невозможным или крайне затруднительным.
Это зоны экстремально холодные, арктические и субарктические области. Это также области засушливые, удаленные от водных путей, высокогорные. Упоминавшиеся уже монголы, притом, что завоевали полмира, ни больших городов, ни дорог, ни сельского хозяйства, ни промышленности у себя так и не создали. Просто не могли этого сделать в условиях резко континентального климата с сильными зимними морозами, дефицита влаги и отсутствия водных путей.
Несомненно, для развития цивилизации необходима достаточно высокая концентрация ресурсов, прежде всего – человеческих. Это, в свою очередь, невозможно, если территория не способна прокормить достаточно большое количество людей.
Экономика, основанная на охоте и собирательстве, сделать этого не может. Следовательно, необходимо наличие условий для развития производящего хозяйства. А этих условий ни в Монголии, ни на Тибете, ни, тем более, на Чукотке, Таймыре или в Гренландии, просто нет. Иными словами, в этих землях отсутствуют некие критерии самодостаточности.
Кроме того, области с экстремальными природными условиями, как правило, также являются экологически крайне уязвимыми. Например, нарушение естественного растительного покрова в зоне вечной мерзлоты вызывает взрывное по скорости развитие термокарста – вытаивание вечной мерзлоты, провалы и образование озер.
А в Центральной Азии это ведет к пыльным бурям и интенсивной эрозии. Мы из собственного недавнего опыта знаем, сколько средств ушло на освоение целины в 50-е – 60-е годы. Успех же был весьма сомнителен. Наверно, казахи сами не распахали свои земли не потому, что глупее русских.
5. “Природа” или “дух”
Очень часто в качестве главного фактора технического и экономического развития представляется определенный дух, система ценностей людей.
Это может выражаться и очень примитивно, типа: “Европейцы живут так, а африканцы – этак, потому, что европейцы любят и умеют работать, а африканцы – нет”; может обосновываться и значительно сложнее.
Безусловно, у такого подхода есть свои основания, но не надо их преувеличивать.
Обозначенная выше закономерность развития и смещения цивилизаций существует, и тогда придется объяснять, почему вдруг таким образом “мигрирует” и система ценностей.
Опережающее развитие европейской цивилизации в последние столетия связывают то с христианством, то с протестантской этикой, то с гуманизмом и принципом свободы личности, то с индивидуализмом. Не спорю, что определенные основания для таких суждений есть. Но, во-первых, все они сделаны уже задним числом, а однозначно логически развитие из этого отнюдь не следует; во-вторых, они не объясняют, например, рывок вперед Восточной Азии – Китая, Японии и Кореи, стран с совсем иной системой ценностей.
Связать это с “импортом” европейских ценностей? Если он и был, то не больше, чем в других странах Третьего Мира. А вот что, безусловно, отличает Восточную Азию – так это как раз некая “оптимальная суровость” природных условий. В результате именно сейчас, на определенном уровне производительных сил, их время пришло.
В пользу “ценностного”, а не “природного” подхода говорит, казалось бы, и развитие анклавов европейской цивилизации в теплых краях – Австралии, ЮАР, США (значительная часть которых лежит в субтропиках). Последний “анклав” даже превзошел Европу в развитии.
Но, прошло всего 150-200 лет; для “природного” подхода этого мало. Но, в то же время, мы можем проследить некоторые тенденции развития этих анклавов.
Разумеется, мощный импульс развития этих анклавов был обусловлен тем, что колонисты – наиболее энергичная часть европейского общества (колонисты и иммигранты вообще – наиболее энергичная часть любого общества). Кроме того, колонисты начали как бы с чистого листа. Их развитию ничто не мешало – ни законы, ни традиции, ни геополитические сложности. Ну, и более мягкие природные условия – в более кратковременном плане они как раз работают в пользу развития.
А сейчас мы уже можем констатировать, что период опережающего развития этих анклавов закончился. Про Австралию и ЮАР нечего и говорить, – лидерами европейской цивилизации их не назовешь, а ЮАР и вовсе как европейская страна уже прекратила свое существование. Что же касается США, то и они, вполне возможно, уже “выдохлись”. Нелишне также заметить, что локомотивом технического развития США был именно север страны, хотя раньше был освоен юг (кстати, также как это было в последние столетия и в Китае, и в России, и в Европе). Т.е. данная закономерность действует не только в глобальном масштабе, но и в пределах великих стран или групп стран.
После Второй Мировой войны, на фоне локальных всплесков и падений, в целом соотношение сил между США и Европой меняется в сторону последней.
Кроме того, жизнь бросает Европе более серьезный вызов, чем США. Это и более сложное геополитическое положение, и более суровые природные условия, и более жесткая ситуация с обеспеченностью природными ресурсами. В то же время ресурсов у Европы, в принципе, достаточно, чтобы решать эти проблемы.
Более того, видно, какие разные задачи ставят перед собой американцы и европейцы. У европейцев – объединение, развитие взаимоотношений и перспективы интеграции с Россией, поиск новых источников ресурсов (в частности, разработка нефтяных и газовых месторождений на шельфе Норвежского и Северного морей). Задачи вполне конкретные и насущные. А что у американцев, кроме альтернативы купаться дальше в собственном благоденствии и приумножать его по мере сил или же реализовывать утопическую, заведомо неосуществимую и совершенно ненужную американскому народу идею мирового господства? У кого больше стимулов развития в долговременном плане?
Наверно, ответ очевиден. Более того, очевидно, что эти стимулы вытекают не из системы ценностей, а из определенной природной (или природно-геополитической) среды.