Прагматический компонент в структуре лексического значения – необходимая составляющая, которая определяет прагматические параметры употребления языковых единиц, основные условия реализации именно прагматического компонента, его зависимость от сфер употребления прагматично маркированных единиц, формирует прагматическое значение.
Следуя за Ю. Д. Апресяном1, мы считаем, что почти все языковые средства осуществляют прагматическую коннотацию: значения слов, метафора, производные слова, фразеологические единицы, определенные синтаксические конструкции, стилистические средства.
Прагматическое значение может локализоваться как в денотативном так и в коннотативном компоненте значения слова. Денотативный прагматический компонент определяет сферы употребления языковой единицы, предусматривает набор возможных ситуаций общения. Коннотативный прагматический компонент отображает субъективное отношение к предметам и явлениям реальной действительности, определенный взгляд на них как объектов, которые существуют в сознании носителей языка. Актуализация коннотативного прагматического компонента ведет к появлению экспрессивной, эмоциональной, оценной и эмоционально-оценной окраске языковых единиц, которые наслаиваются на денотативный смысл.
Прагматика языкового знака как закрепленное в значении языковой единицы отношение говорящего к действительности, к содержанию сообщения и адресату. Функционально-стилистический компонент значения слова. Стилистическая маркированность языковых единиц как отражение стилистических правил употребления слова. Стилистические пометы в словаре (ср. посетить, навестить, побывать, нанести визит). Функционально-экспрессивная (оценочная) классификация лексики. Соотнесенность классификаций функционально-стилистической и функционально-экспрессивной. Характеристика и разновидности функционально-экспрессивной лексики (ср. помощник, соратник, единомышленник, приспешник, сообщник, соучастник).
Прагматическими функциями лексемы мы будем называть те речевые действия, которые говорящий может осуществлять с ее помощью. Ясно, что как и в случае с референтом (= актуальным денотатом) слова, о прагматической функции слова можно говорить только тогда, когда оно рассматривается в составе высказывания, употребленного в речи, т. е. как
словоупотребление, а не как единица лексической системы. В обычном случае спектр прагматических функций словоупотреблений лексемы выводится из ее лексического значения. Такие функции Ю. Д. Апресян предложил называть тривиальными. Так, тривиальными функциями лексем, относящихся к названиям лиц по их профессии, являются функция номинации, или функция введения в общее поле зрения говорящего и адресата класса лиц, являющегося денотатом данной лексемы, и функция обращения к лицу, входящему в этот класс; тривиальной прагматической функцией формы повелительного наклонения глагола является функция побуждения: говорящий побуждает адресата сделать так, чтобы начала иметь место ситуация, обозначенная глаголом; тривиальной прагматической функцией вводных слов, называемых показателями достоверности сообщения, является именно указание на степень достоверности сообщения, в составе которого они употреблены.
Кроме, того у лексем могут существовать нетривиальные прагматические функции, т. е. функции, не выводимые непосредственно из ее лексического значения, или индивидуальные ограничения на употребление в той или иной тривиальной функции. Поскольку такие отклонения от стандартного для лексем определенного класса спектра функций являются индивидуальным, идиосинкретическим свойством лексемы, они должны рассматриваться лексической семантикой как тип лексической информации прагматического характера.
Приведем некоторые примеры таких отклонений. Первый пример связан с прагматической функцией имен. В принципе, лексемы, обозначающие лиц по роду их занятий, могут (с разной степенью этикетности) быть употреблены в функции обращения к лицу, находящемуся при исполнении своих профессиональных обязанностей, а иногда и вне такого ситуативного контекста (ср. обращения в высказываниях Извините, профессор; Солдат, закурить не найдется?; Эй, кузнец-молодец, захромал мой жеребец, ты подкуй его опять!; Официант, принесите две порции мороженого и т.п.). Однако могут существовать пары совпадающих по значению лексем того же класса, одна из которых специализирована в функции обращения, а другая в ней употребляться не может. Так, из двух лексем — доктор и врач, вторая никогда не употребляется в функции обращения к человеку данной профессии при исполнении им своих обязанностей. Это ограничение на употребление нельзя объяснить исходя из лексического значения слова, оно представляет собой независимый элемент прагматической информации, связанной именно с данной лексемой.
Второй пример, связанный с прагматической функцией глагол он, рассматривается в работе [Апресян 1995: 149-150]. Глагол знать в конструкции с придаточным изъяснительным, вводимым союзом что, будучи употребленным в императиве, не имеет тривиальных прагматически* функций, свойственных этой форме глаголов — функций побудитель)ими типа (приказ, требование, просьба и т.п.), а приобретает функцию сообщения собственного знания, т. е., говоря Знай, что Р, Г имеет в виду следующее: «Я знаю, что Р; я считаю, что ты не знаешь, что Р; я считаю, что знание Р важно для тебя; я хочу, чтобы ты знал, что Р и поэтому говорю, что Р».
Третий пример нетривиальной прагматической функции связан с вводными словами. В работе [Баранов, Кобозева 1984] сделано наблюдение, что некоторые вводные слова — показатели достоверности сообщения могут независимо употребляться в функции ответа на общий, или да-нет вопрос (ср. Он устал? — Конечно (вероятно, пожалуй и некоторые др.)). Это свойственно далеко не всем лексемам этого класса (ср. Он устал? — *Верно (кажется, чего доброго и некоторые др.)), причем данное различие в функционировании лексем никак не мотивировано их сигнификативным значением, и следовательно также представляет собой независимый элемент прагматической лексической информации.
Большинство слов языка не содержат в своем значении информации об отношении говорящего к тому объекту или явлению, которые они обозначают. Ср. такие слова, как смотреть, лошадь, политик, проект, пахнуть, помощник. Но наряду с ними существуют слова, в значении которых при сопоставлении со значениями вышеприведенных слов выделяется компонент, отражающий эмоционально-оценочное отношение говорящего к обозначаемому объекту. Так, глагол таращиться обозначает то же действие, что и смотреть, но помимо этого в его значение входит информация о том, что говорящий считает, что обозначаемое действие (смотреть) неуместно, и что тот, кто смотрит, неприятен говорящему из-за этого. Аналогично этому, кляча — это та же лошадь, но лошадь, которая получает отрицательную оценку говорящего и по этой причине вызывает у него отрицательные эмоции; политикан. — политик, взгляды и способ действий которого говорящий осуждает, прожект — проект, который говорящий оценивает отрицательно, считая его исполнение нереальным, пособник — помощник в деле, которое говорящий оценивает отрицательно.
Слова, в которых эмоционально-оценочное отношение содержится в прагматическом компоненте лексического значения (и значит, это всегда отношение говорящего, а не кого-либо еще), следует отличать от других типов слов, лексическое значение которых иначе связано с эмоциональным и оценочным отношением. В этой связи прежде всего следует обратить внимание на слова, в которых эмоциональное отношение или оценка относятся к денотативному и / или сигнификативному слою их значения. Это, во-первых, слова типа любить, нравиться, ненавидеть, раздражаться и т. д. Слова такого типа ничего не сообщают об отношении говорящего к обозначаемому данным словом явлению. Так, употребляя предложение Петя любит Машу, говорящий никак не выражает своего отношения ни к Маше, ни к Пете, ни к чувству Пети к Маше. (Конечно, произнося это предложение, он может выразить свои чувства по поводу сообщаемого, но уже невербальными средствами: тембром голоса, тоном, мимикой и т. п.) Во-вторых, есть слова типа хороший, плохой и т. п., которые могут служить для прямого и непосредственного выражения говорящим соответствующей оценки некоторого объекта, как, например, в предложении Эта лошадь плохая. Данные слова отличаются от тех, в которых денотативный и / или сигнификативный слой заполнены объективной, т.е. не эмоциональной и не оценочной информацией, и эмоция либо оценка составляют содержание соседствующего с ними прагматического слоя. Вот почему последний часто называют «окраской» ими «фоном».
Следует также особо остановиться на словах типа скупой или храбрость, которые называют свойства или явления, за которыми в обществе закреплена определенная оценка. Быть скупым или трусливым, но общему мнению носителей русской культуры, плохо, а быть хра-(4>ым или гостеприимным — хорошо. Однако эти слова не заключают и себе информации об отношении говорящего к данным свойствам или пилениям, поскольку, вообще говоря, возможна индивидуальная, противоречащая общепринятой точка зрения на данные явления. Взять хотя >ы скупость. Одна из русских пословиц гласит: «Скупость не глупость»; т е. в принципе не исключено, что человек, характеризующий кого-либо инк скупого, не выражает при этом собственного отрицательного отношения к его превышающему норму стремлению сохранять в своем владении принадлежащие ему материальные ценности. В отличие от этого, если используется для описания того же самого свойства слово скупердяй, ю никаких сомнений в отрицательном отношении говорящего к этому свойству не возникает. Следовательно, отрицательная оценка соответствующей черты характера человека говорящим входит в значение слова скупердяй, но не слова скупой, а в денотативно-сигнификативном аспекте пни совпадают.
1.4 Лексико-семантическая парадигматика
Обратимся к вопросу о том, как соотносятся между собой значения разных слов в этой системе или, иначе говоря, в какие парадигматические семантические отношения вступают между собой лексемы. Как известно, наличие отношений между элементами некоторого множества и есть то, что делает это множество системой, а не простым набором объектов. Рассмотрение парадигматических семантических отношений между словами тесно связано с основной проблемой лексической семантики — проблемой описания лексических значений. Мысль о том, что нельзя правильно описать значение отдельного слова вне сопоставления его со значениями других слов в языке, утвердилась в языкознании с приходом структурных методов анализа, хотя и ранее некоторые семасиологи сознавали важность учета взаимоотношений между значениями слов.
Значимость слова.
В наиболее четкой форме обусловленность значения знака теми отношениями, в которых данный знак находится с другими знаками в системе, была сформулирована Ф. де Соссюром. Он ввел термин значимость (valeur) специально для обозначения места знака в системе — места, которое определяется чисто дифференциально, на основе противопоставленности знака другим знакам. Он подчеркивал, что значение и значимость — не синонимы. Значение определяется позитивно — это та информация, которая образует внутреннюю сторону знака. Значимость же определяется негативно — через отношение знака к другим знакам. «Для определения значимости слова недостаточно констатировать, что оно может быть сопоставлено с тем или иным понятием...; его надо, кроме того, сравнить... с другими словами, которые можно ему противопоставить» [Соссюр 1977: 144].
Главная мысль Соссюра состоит в том, что содержание слова (его значение, означаемое) «определяется как следует лишь при поддержке того, что существует вне его» [там же: 148], т. е. невозможно правильно описать значение слова, не зная его значимости. В этом смысле он говорит, что значимость есть элемент значения. В подтверждение этому Соссюр приводит разнообразные примеры. Французское слово mouton и русское баран, на первый взгляд, соотносятся с одним и тем же классом объектов и с одним понятием, но значимость этих слов различна по многим основаниям, в частности и потому, что говоря о мясе данного животного, француз употребит то же самое слово, а русский — другое: баранина. Различие в значимости между французским mouton и русским баран связано с тем, что в русском, наряду с баран, есть другое слово, как бы «отбирающее» у него часть в принципе возможного для него (как показывает французский язык) содержания (пользуясь терминологией, введенной в 1.3.2, можно было бы сказать: в принципе возможного для слова баран узуального значения, ср. возможность в том же русском языке для многих слов, обозначающих недомашних животных и птиц, употребляемых в пищу, типа сайгак шт. рябчик, обозначать также их мясо). Внутри одного языка слова, выражающие близкие понятия, ограничивают значения друг друга. Так, близкие по значению слова твердый и жесткий соотносятся с одной и той же подобластью понятийной области физических свойств, членя ее между собой; если бы не существовало, например, слова жесткий, то его содержание перешло бы к его конкуренту. И мы видим, что в ряде языков содержание обоих русских прилагательных действительно передается с помощью одного слова, например, dur во французском или hart в немецком (см. [Щерба 1974: 74-75]). И наоборот, как подметил Соссюр, бывают слова, значение которых обогащается от соотношения с другими словами, например, новый элемент, привходящий в значение слова decrepit (un viel-lard decrepit «дряхлый старик»), появляется в силу наличия наряду с этим словом омофона, т. е. произносимого точно так же слова decrepi (ип тиг decrepi «облупившаяся стена»). Итак, значение любого слова определяется всем тем, что с ним связано. Даже значение слов типа солнце невозможно установить непосредственно, без обращения ко всем связям этого слова с другими словами в данном языке: есть языки, в которых немыслимо, например, выражение, аналогичное русскому сидеть на солнце.
То, что Соссюр назвал значимостью, в литературе по семантике называют также структурным значением. Структурное значение — то же, что отношение знаков к другим знакам.
Отношения знака к другим знакам в речи, или синтагматические отношения, мы выше назвали синтаксическим значением знака. Важную часть этих отношений составляют семантические (синтагматические) отношения, или семантические реляции. Примером лексико-семан-тической реляции может служить отношение между элементами английского сочетания stone wall, буквально «камень стена», которое означает «каменная стена». Реляция, связывающая второй, синтаксически и семантически главный компонент этого словосочетания, с первым — это отношение, которое можно выразить как «быть сделанным, состоять из того, что обозначено первым компонентом» [Городецкий 1969: 187]. Планом выражения для данной реляции служит соответствующая синтаксическая конструкция.
Семантические парадигматические отношения знака к другим значениям, называемое иногда «дифференциальным значением», мы будем называть семантической корреляцией1'. Примером семантических корреляций могут служить отношения между словами в парах сидеть — сажать, Щют — сестра, смотреть — глазеть, купить — продать и др.
Итак, мы установили, что невозможно описать лексическое значение слова без учета корреляций, связывающих это слово с другими словами в языке. В этом смысле выявление корреляций, в которые вступает данное слово, можно рассматривать как вспомогательное средство для постижения конечной цели — дать адекватное описание значения этого слова. Но выявление корреляций, свойственных данному слову, можно рассматривать и как задачу, представляющую самостоятельный интерес.
Так, в монографии Б. Ю. Городецкого [Городецкий 1969] вводится понятие не семантико-корреляционной характеристики семантической единицы, определяемой как совокупность семантических корреляций, в которые выступает эта единица. Высказывается мнение, что полная характеристика семантической единицы включает помимо описания ее содержания и ее семантико-корреляционную характеристику. В Интегральном толковом словаре, создаваемом под руководством Ю. Д. Апресяна, в семантическую зону словарной статьи предлагается включать перечень единиц, связанных с данной единицей парадигматическими семантическими отношениями [Апресян 1986].
Первая трудность, с которой мы сталкиваемся при изучении отношений данного слова к другим словам в системе языка, связана с тем, что слов в языке слишком много для того, чтобы сопоставление их всех между собой было возможным. В этом смысле гораздо проще обстоит дело, когда мы изучаем отношения между элементами фонологической или грамматической системы языка, количество которых ограничено. Но сопоставление всех слов со всеми не только невозможно, но и бессмысленно. Действительно, что интересного мы узнаем, если нам вздумается противопоставить по значению слова, например, мерцать и друг или вчера и благодаря.
Вообще, для того, чтобы говорить о противопоставленности одной сущности другой, необходимо, чтобы эти две сущности имели между собой что-то общее, что можно было бы считать основанием для сравнения. Это хорошо известно из фонологии. Вспомним, что писал И. С. Трубецкой об оппозициях: «Противопоставление (оппозиция) предполагает не только признаки, которыми отличаются друг от друга члены оппозиции, но и признаки, которые являются общими для обоих членов оппозиции». Признаки, являющиеся общими для коррелирующих слов, называют интегральными, а признаки, которыми они различаются, — дифференциальными семантическими признаками. Очевидно, что имеет смысл исследовать отношения между словами в рамках отдельных относительно замкнутых групп, выделяемых на основе общности значений составляющих их элементов.
Замкнутые группы слов, значения которых связаны между собой по определенному числу однозначных противопоставлений, в лексической семантике называют лексико-семантической парадигмой. Классическим примером лексико-семантической парадигмы служат термины родства. Однако под понятие парадигмы, накладывающее строгие ограничения на характер связей между словами, подводится лишь небольшая часть группировок слов, объединямых на основе общности их значений. В связи с этим необходимо иное понятие, применимое к более широкому кругу парадигматических отношений. Так возникает понятие семантического поля.