Привезённый из Италии
На северной стороне Пушкинской улицы, недалеко от Соборного переулка, стоит небольшой особняк, фасадом обращенный к городскому саду. Историю его появления в нашем городе старожилы пересказывают по-разному. Во многом их рассказы сходятся, что заставляет поверить в событие, которое и сегодня кажется невероятным.
Утверждают, что в начале века этот особняк привезли в Ростов... из Италии. А совершилось это по желанию известного ростовского зернопромышленника И. А. Супрунова. Он, один из богатейших людей города (владелец мельницы, зерновых складов, конного завода, входных домов), мог позволить себе такую причуду. Впрочем, в чудачестве ростовские купцы себе не отказывали. Их характеры, прибавив к славянской загадочности южный темперамент, давали городской молве немало оснований для слухов и легенд. В Ростове рассказывали о подарке купеческой пассии особняка с концертным залом; о миллионном наследстве, оставленном бедному родственнику о полуночном купеческом загуле, во время которого наполняли шаманским фонтан, чтобы в нем искупалась прима кордебалета; о строительстве монастыря для дочери, удалившейся в священную обитель. В этом ряду случай с итальянским особняком выглядит вполне рядовым.
В начале века ростовский миллионер Иван Александрович Супрунов был в Италии по торговым делам. Однажды утром, прогуливаясь, по уютной улице (по одним сведениям — Неаполя, по другим — Генуи), он увидел особняк, который удивил и восхитил его. Здания в подобных оригинальных формах ему доводилось видеть и на родине. Но здесь поражала изысканная облицовка разноцветным мрамором и майоликой. Супрунов, имевший при основательном характере здоровую авантюрную жилку, тут же решил купить особняк и увезти в свой город. С предложением о покупке он обратился к владельцу дома. Однако немолодой хозяин, видно, встречавший подобные предложения не впервые, ответил спокойным вежливым отказом. Тогда русский покупатель назвал такую новую внушительную цену, что итальянец сраму согласился. Сделка была совершена в тот же день. Остается только гадать, как ростовский купец Супрунов и житель Средиземноморья, не говоривший по-русски, объяснялись друг с другом. Не иначе, как сам Меркурий, некогда почитавшийся на этой древней земле, покровительствовал этой сделке.
Судьба особняка была решена. Оставалось выбрать способ его перевозки. Колонны демонтировали, стены распилили на блоки, крышу разобрали по элементам — все погрузили на баржу и отправили на родину нового владельца. Рассказывают, что в Ростове Супрунов сам наблюдал за сборкой особняка. Затем по его указанию за домом в глубине квартала разбили сад, а перед фасадом устроили уютный палисадник. Вдоль улицы поднялась невысокая ограда из вычурной решетки на высоком каменном цоколе. За зеленым окружением дома в предреволюционные годы ухаживал опытный садовник. В официальных налоговых документах домовладение оценили в 17 тыс. руб. Узнав о такой оценке, что мог подумать человек, сумевший перевезти этот маленький «дворец» из средиземноморского города на берег Дона? Могла ли эта, хоть и значительная по тем временам сумма, соизмериться с азартом и радостью, которые ему доставила эта неожиданная одиссея?!
И. А. Супрунов поселился в особняке с семьей, не сомневаясь, что оставит этот дом наследникам. Но родовым домовладением особняку не суждено было стать...
Уже в двадцатые годы никого из родственников Супрунова в доме не осталось, здесь разместились детский приемник и детские ясли. В предвоенные годы его сменило медицинское учреждение.
Жители Пушкинской рассказывают, что тогда особняк сохранял необычную облицовку из цветного мрамора и майолики, центральный вход с мраморным порталом и небольшой террасой, высокие полуциркульные окна, а за домом в центре сада бассейн, облицованный голубой майоликой.
Во время войны основные разрушения пришлись именно на ту часть улицы, где стоял особняк. Во время второй оккупации Ростова дом горел. Пожаром были разрушены крыша, парапеты и мраморная облицовка фасада.
Восстановление началось только в пятидесятые годы. После реконструкции особняк уже полностью изменил свой облик и представал взору прохожих, одетым в популярные псевдоклассические формы. Тогда в нашей стране еще не началась борьба с архитектурными излишествами.
В ту пору мимо особняка еще ходил сутулый невысокий старик, тяжело опираясь на две палки, наверное, живущий неподалеку. И старушки, указывая на него, говорили, что это наследник того перестроенного супруновского дома. И вряд ли кто уже замечал уцелевшую на цоколе темно-мраморную облицовку — все, что осталось от богатого наряда заморского особняка.
Волошинова, Л. Ростовские байки и легендарные истории / Любовь Волошинова. – Ростов-на-Дону: Донской издательский дом, 2015. – С. 119-121.
Кошка по имени Сильва
Кошка с таким именем могла появиться только в Ростовском театре музыкальной комедии и только в послевоенное время.
Её сородичи и раньше забредали во двор здания былого Клуба приказчиков. Но они не позволяли себе здесь никаких вольностей. Эта же появилась не во дворе, не в вестибюле, не в подвальной декорационной мастерской, а на парадной лестнице, у знаменитого зеркала в полтора человеческих роста. Она медленно подошла к изящно изогнутому контуру рамы, грациозно села перед ним, устремила в бездонную зеркальную гладь свои большие внимательные глаза и задумалась, как будто разглядывала в ней минувшие отражения: пленительной Анастасии Вяльцевой, главаря поэтической братии Владимира Маяковского, королевы романса Изабеллы Юрьевой, мужественные лица лётчиков эскадрильи «Нормандия-Неман», незабвенного Аркадия Райкина... Так бы и сидела ещё неизвестно сколько, но уборщица перед спектаклем подметала парадную лестницу и её присутствие мешало кошачьим воспоминаниям. И усатая гостья удалилась искать более подходящее место для размышлений.
Прижилась она потом в гримёрной. Понравились ей шелест нарядных платьев и парадные костюмы героев-любовников. Возможно, это и призвало её на свой бенефис.
Во время очередного показа спектакля «Сильва» она вдруг явилась на святая святых — театральную сцену! В самый разгар действия, когда примадонна исполняла свою звёздную арию, она медленно вышла на край авансцены, уселась перед дирижёром и стала пытливо разглядывать публику. По залу прокатилось лёгкое волнение... От него кошачьи глаза заблестели, поза обрела ещё большую грациозность.
Как только закончилась ария, дирижёр, оторвав глаза от партитуры, устремил на нежданную гостью негодующий взгляд и палочкой, которой не мог дотянуться до неё, указал самозванке путь за кулисы.
Она же, ничуть не смутившись, сделала несколько шагов в сторону, вновь села и начала вылизывать свои передние лапы. И делала это так грациозно, пластично и царственно, что публика с большим вниманием следила за ней, чем за танцем кордебалета. Закончив обряд умывания, кошка ещё раз одарила зал своим незабываемым взглядом, потом медленно удалилась, к сожалению публики и облегчению актёров. После этого эпизода она и получила имя Сильва.
А на следующий день в театре собрался худсовет. На нём коллектив единодушно осудил самовольное поведение усатой гастролёрши. Решено было дружно изгонять её из всех помещений театра. Но она словно чувствовала это и какое-то время не показывалась никому на глаза, хотя все ощущали её присутствие в театральных стенах.
Но Сильва не просто затаилась, она решила произвести потомство. Как раз шёл весенний месяц март. Она отправилась на ритуальные гуляния на соседние крыши, откуда доносились звонкие кошачьи концерты. А когда вернулась через пару недель, выглядела очень усталой и похудевшей. Её тогда пригрели билетёрши на первом этаже. Волна общественного осуждения к тому времени улеглась, и опальная дебютантка вновь обрела милость служителей Талии, при грозном указании худрука: «Чтобы на втором этаже духу её не было!»
Но прошли положенные сроки, и Сильва радостным мяуканьем возвестила о появлении своих котят именно на втором этаже, на только что написанных театральных декорациях. Но и тут человеческое сострадание победило грозный запрет. Новоявленную родительницу отправили в гримёрную выкармливать новорожденных, а перепачканный фрагмент театрального задника срочно заменяли и переписывали. Поднять руку на рождённых под театральной сенью котят никто не решился. Через месяц их разобрали сердобольные примадонны, герои-любовники, билетёрши, награждая звонкими театральными именами.
А Сильва, вновь осознав своё гордое одиночество, явилась у незабвенного зерцала и долго сидела перед ним, словно прощалась с чужими воспоминаниями.
На следующий день в театре её уже не увидели.
Волошинова, Л. Ростовские легендарные истории: книга 2 / Любовь Волошинова. – Ростов-на-Дону: Донской издательский дом, 2021. – С. 173-175.