Эпосы Средней Азии и Кавказа 94 глава




Сам Ле Тхань Тонг написал ритмической прозой в сочетании с восьмистишиями «Сочинение на родном языке о всех бесприютных душах», отличавшееся тенденцией к должному, заранее заданному изображению обобщенных персонажей, представлявших разные сословия (при Ле Тхань Тонге был разработан кодекс норм поведения людей, принадлежащих к каждому социальному слою). Оно относится к жанру ритуальных сочинений (вантэ) и имеет аналогии с жанром христианских видений. Ле Тхань Тонг хвалит военачальника, школяра («Бумага — пашня, а кисть — это плуг...»), но высмеивает купца, который добром «весь дом свой забил», буддийское духовенство, геомантов и даосов.

Со времени упадка в XVI в. централизованной власти появляется оппозиционная по отношению к правящим кликам литература. Писателю Нгуен Зы принадлежит инвектива: «Хотя и не ступал собственной ногой на городские улицы, не бывал в государевом дворце, но слышал я, каков нынешний государь. Он лжив и фальшив, снедаем пороками, а силы народа тратит на то, чтобы построить терем «Золотая чайка», изводить казну, дабы расширить улицу Хоаняй [...] золото разбрасывает, словно сорную траву, деньги кидает, как грязь. Преступник в темнице может легко откупиться за взятку; за деньги можно купить любую должность; того, кто говорит правду, предают смерти, а льстецы получают награды. И вот в сердце народном смущение, на реке Дай был мятеж, пришлось уступить [Китаю] землю Колоу».

Видный мыслитель и поэт Нгуен Бинь Кхием (1491—1585) продолжал традиции Нгуен Чая. Высокопоставленный сановник, Нгуен Бинь Кхием, после того как был отвергнут его проект преобразований, вынужден был удалиться в деревню, где жил долгое время в доме, ставшем знаменитым как «Приют Белого Облака». О задумчивых четверостишиях и восьмистишиях из «Сборника стихов Белого Облака на родном языке» ученый начала XIX в. Фан Хюи Тю писал: «Стихи Нгуен Бинь Кхиема

677

незамысловаты, слова у него непринужденно слетают с губ и не нуждаются в отделке, они безыскусственны, но полны смысла, в их строгости — изящество». Оценку жизненных явлений Нгуен дает с моральной точки зрения:

Попробуем поставить на весы: здесь — человека, там — богатство,
И увидим: богатство перетянет.

Осуждение распрей, приносящих «горы костей, реки крови», нравоучительно и исполнено горькой иронии. Народные страдания Нгуен Бинь Кхием считал следствием ухудшения нравов. В его «Надписи на стеле у башни Чунг-тан» говорится: «При дворе друг у друга почести оспаривают, на рынке враждуют из-за прибыли; хвастают знатностью — в красных палатах, в алых покоях живут, похваляются богатством — в хоромах обитают, а видят на дороге умирающего от голода, боятся монету во спасение жизни подать, заметят в поле человека, стынущего в сыром тумане, не дадут и охапки соломы, чтобы укрыться. Смотрите, сколько людей утратило доброту сердца».

В XV в. и позднее во Вьетнаме велась большая работа по собиранию ксилографических книг и рукописей, составлению комментариев, подготовке публикаций. Она сочеталась с осмыслением литературных традиций и стремлением к обобщению опыта, что выразилось в составлении антологий.

Сноски

Сноски к стр. 675

* Ху — кочевые племена на северо-западных границах Древнего Китая. Здесь имеются в виду монголы.

 

Литературы Центральной Азии [XIII—XVI вв.]

 

678

ВВЕДЕНИЕ

Политическая ситуация в Центральной Азии XIII—XVI вв. характеризуется усилением феодальной раздробленности, а в Тибете она к тому же осложняется религиозными противоречиями. В XIII в. начинается распад империи Чингисхана, на территории которой появляется ряд государственных образований, слабо связанных между собой. Процесс децентрализации продолжается и в последующие века, причем попытки противостоять ему со стороны некоторых монгольских князей не имеют успеха. С судьбой монгольской империи связаны в культурно-историческом отношении и судьбы народов Южной Сибири, еще не достигших этапа государственной консолидации.

Литературное развитие региона происходит по двум основным направлениям: устное народное и книжное письменное творчество, между которыми устанавливаются разного рода взаимоотношения и взаимосвязи. Устное народное творчество представлено главным образом богатырскими поэмами, сохранившимися до нашего времени в различных фольклорных традициях — монгольских (бурятская, халхаская, восточно- и западномонгольская) и тюркских народов Сибири (якутская, хакасская, тувинская, шорская, алтайская). Они отмечены чертами значительного сходства, обусловленного единством истоков или же более поздними взаимовлияниями. Их сюжетной основой являются прежде всего коллизии «богатырской биографии»: свадебные приключения героя, столкновения с иноплеменниками, а также борьба с чудовищами, олицетворяющими силы хтонического хаоса. Эти произведения имеют стихотворную или смешанную (прозо-поэтическую) форму и весьма различный объем (от нескольких сот до нескольких тысяч строк). Более архаические формации героического эпоса засвидетельствованы у ряда малых народов Севера (тунгусо-маньчжурских, самодийских, палеоазиатских).

Особое положение в эпическом творчестве народов Центральной Азии занимает тибетское по своему происхождению сказание о Гэсэре, представляющее собой типологически более позднюю и сложную форму героического эпоса. Данное произведение существует в многочисленных устных и книжных разнонациональных редакциях (тибетских и монгольских), но соотношение между собой версий фольклорных и литературных остается неясным.

Литературное развитие региона в XIII—XVI вв. происходит исключительно в рамках средневековой культуры. В стадиально-типологическом отношении тибетская и монгольская словесности по ряду признаков вполне сопоставимы, скажем, с древнерусской литературой. Здесь господствуют «функциональные» жанры книжных сочинений, произведения зачастую носят архитектонически многосоставный («ансамблевый», по выражению Д. С. Лихачева) характер, сравнительно слабо проявляется индивидуально-авторское начало, изобразительные приемы и художественные средства носят трафаретный, во многом канонический характер, в них, безусловно, преобладает начало родовое над индивидуальным.

В отличие от народов Востока и Юго-Востока Азии (корейцев, японцев, вьетнамцев), литературы которых формировались под воздействием китайской культуры, литературное развитие народов Центральной Азии во многом связано с проникновением индийской культуры, распространявшейся вместе с буддизмом в Тибете и через посредство Тибета в Монголии. Особенно явственным, можно даже сказать определяющим, было это влияние в Тибете, литература которого носила главным образом духовный характер. Усвоение же буддийской культуры в Монголии было менее интенсивным и полным, к тому же оно началось позднее и протекало медленнее. В силу этого формирование монгольской литературы происходило почти в равной мере и под влиянием индийско-тибетской буддийской традиции, и под влиянием фольклора, сюжеты и поэтические средства которого, наряду с буддийскими образами и темами, дают о себе знать во многих письменных произведениях.

В целом, несмотря на тормозящее действие феодальной раздробленности и междоусобных войн, усиливающих разобщенность отдельных областей, литературный процесс у народов Центральной Азии с XIII по XVI в. все же протекал достаточно интенсивно. В это время продолжается развитие народной эпической культуры, рожденной среди древнейшего

679

населения Центральной Азии. Народный эпос оказывает сильное влияние и на формирование письменной литературы (в частности, у монголов), в которой постепенно совершенствуются прозаические и поэтические формы, развиваются разные литературные жанры (исторические, житийные, философские и т. д.). Наконец, оживление переводческой деятельности способствует усилению литературных связей в странах Центральной Азии, оказывает значительное влияние и на развитие самобытной литературы, расширяет ее тематику, систему стилистических средств и обогащает лексику.

 

682

МОНГОЛЬСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Древнемонгольские племена — таежные охотники и кочевники-скотоводы с давних пор обитали в Центральной Азии и Южной Сибири в тесном соседстве с тюркскими, тунгусскими и другими племенами, близкими к ним по общественно-экономическому укладу и культуре. Среди степных кочевников (хунну и дунху китайских летописей) складываются феодальные отношения, формируются племенные союзы и раннегосударственные объединения. Первой была держава хунну (III в. до н. э. — I в. н. э.), языковая принадлежность которых остается дискуссионной. Ей наследовали государства сяньби (II—III вв.) и жужаней

683

(IV—VI вв.), выделившихся из племенной группы дунху, вероятно древнемонгольской. Монголоязычными были и кидане, ответвление сяньби; империя киданей (X—XII вв.), возникшая после более чем трехвекового господства в Центральной Азии тюркских народов (тукю — VI—VIII вв., уйгуров — VIII—IX вв. и кыргызов — IX в.), просуществовала практически почти до выхода на историческую арену собственно монголов (или монголов Трехречья, в XII в. обитавших в бассейне Онона, Керулена и Толы).

Религия древнемонгольских племен была шаманского типа, ими почитались обожествленные небо и земля, духи предков, священные горы и животные (в прошлом — родовые тотемы). В государстве киданей получил ограниченное распространение буддизм, возможно знакомый центральноазиатским народам и раньше. По китайским источникам известны фрагменты песен, а также генеалогических и эгногонических преданий древнемонгольских кочевников. Кидани уже имели богатую литературную традицию, однако судить о ней трудно, так как их письменность пока остается нерасшифрованной (есть предположение, что руническое письмо существовало у центрально-азиатских кочевников еще с эпохи хунну).

В конце XII — начале XIII в. в ходе объединительных войн один из монгольских князей — Тэмучин (Тэмуджин) Чингисхан, подчинил своей власти все крупные кочевые племена Центральной Азии (тайчжутов, кэрэитов, мэркитов, найманов и др.), заложив таким образом основу Великой монгольской империи.

Появление первого письменного произведения — «Сокровенного сказания» («Нууц товчо»), или «Тайной истории монголов» — относится к 1240 г., по мнению некоторых исследователей, к 1264 г. До этого времени среди монгольских племен бытовали только устные произведения, передававшиеся из рода в род, из поколения в поколение. Проследить создание и развитие образцов устного народного творчества затруднительно, можно только утверждать, что они существовали уже достаточно длительное время, прежде чем появилось первое письменное произведение монгольской литературы.

Некоторые из устных преданий нашли отражение в «Сокровенном сказании». Его создание было обусловлено объединением племен в феодальное государство под властью Чингисхана, завоевательными походами, приведшими к покорению многих земель, и образованием огромной Монгольской империи.

Монголы, бывшие до того бесписьменным народом, заимствовали письменность у покоренных соседей. Уйгурская система письма, использованная монголами, восходит к сирийскому алфавиту эстрангело, распространенному в Средней Азии. Существует легенда о том, как захваченный в плен найманский грамотей, уйгур по происхождению, Тата Тонга показал Чингисхану государственную печать, объяснил значение записей актов в тетрадях и был назначен обучать грамоте царевичей.

При Хубилае (1260—1294) возникает новая монгольская письменность. Тибетским ученым Лодой Джалцаном, известным под именем Пагба-ламы (1239—1280), было создано квадратное письмо, названное так потому, что буквы имели вид четырехугольника. Квадратное письмо должно было стать династическим, служащим государственной надобности, годным для передачи звуков не только монгольского, но и языков народов юаньской империи. Но оно не получило широкого распространения. Одновременно применялось и уйгурское письмо, реформированное ученым и переводчиком Чойджи Одсэром.

Самым ранним образцом воспринятой монголами письменности считается надпись на так называемом Чингисовом камне, в которой прославляется искусная стрельба из лука Исункэ, племянника Чингиса. Надпись датируется по-разному: от 1219 до 1225 г. Вероятно, уже в то время уйгурское письмо использовалось для ведения генеалогических записей. Возможно, эта же система письма была применена и при создании «Сокровенного сказания», известного ныне только в фонетической записи китайскими иероглифами, сделанной через столетия после его создания.

Впервые этот памятник стал известен европейской науке в 1866 г., когда появился русский перевод его сокращенной китайской версии, выполненный одним из крупнейших восто коведов XIX в. о. Палладием (П. И. Кафаровым), обнаружившим в Пекине рукопись «Сокровенного сказания» в копии, сделанной вскоре после 1368 г.

В «Сокровенном сказании» рисуются бытовые картины кочевой жизни монголов и ярко описываются бурные исторические события. «Сокровенное сказание» является первым образцом своеобразного литературного жанра, каким следует считать монгольские исторические летописи. В них хроникальное повествование сочетается с различными формами фольклора, в ткань рассказа о происшедших событиях включаются легенды, стихи, эпические песни, пословицы.

«Сокровенное сказание» состоит из трех частей. В первой кратко излагается родословная Чингисхана. Вторая часть, занимающая три

684

четверти всего сказания, посвящена рассказу о жизни и деятельности Чингиса как создателя Монгольского государства. В третьей кратко рассказывается о правлении второго хана монголов — Угэдэя, сына Чингисхана.

В каждой из трех частей, кроме рассказа об исторических фактах, есть стихотворные вставки и предания, которыми подкрепляется истолкование событий. Главная идея повествования — объединение племен и создание феодального государства Чингисхана. Чингисхан предстает перед нами как умный и хитрый предводитель, уступающий там, где это выгодно, щедрый, когда надо наградить верных сподвижников, вероломный и жестокий там, где это сулит ему победу. Генеалогическая часть повествования уводит в глубь веков, она начинается со сведений о единых для всех монголов легендарных предках — Бортэ Чино (Серый волк) и Хоо Марал (Каурая лань), в которых следует видеть родовые тотемы. От них-то и произошел род Борджигитов — «Алтан уруг» («Золотой род») — монгольских ханов. Отмечая возникавшие межродовые распри, автор приводит рассказ о мудрой матери и пяти сыновьях, научить которых единению она пытается, предложив им сломать по прутику, а затем по связке из пяти прутьев.

В дальнейшем рассказе о юности Тэмучина — будущего Чингисхана — «Сокровенное сказание» также пользуется преданиями и легендами. Оставшись в детстве сиротой — ему было девять лет, когда враждебные татары отравили его отца Есугэй-багатура, — Тэмучин узнал, что значит быть брошенным вассалами, преследуемым мстительными мэркитами и тайчжутами, захватившими его в плен, надевшими ему на шею тяжелую деревянную колодку-кангу. О трудных временах юности Чингиса было сложено несколько эпических песен. Но особенно много было создано песен о борьбе молодого Чингиса за ханскую власть и объединение под своей властью монгольских племен. «Сокровенное сказание» писалось, когда после смерти Чингиса прошло почти полтора десятка лет. По-видимому, анонимным автором были использованы песенно-эпические произведения и устные предания о Чингисхане.

В XIII в. были уже выработаны основы монгольского стихосложения. Наиболее древняя форма стиха — строфа, состоящая из двух строк, связанных аллитерацией первого слога и определенным ритмом. Таково, например, изречение, несколько раз повторяющееся в «Сокровенном сказании». Впервые оно встречается в словах Оэлун-уджин, матери Чингиса, указывавшей ему на то, что один он бессилен:

нет друзей [у тебя], кроме тени своей,
нет хлыста [у тебя], кроме конского хвоста.

Более совершенные формы эпических песен состоят из нескольких строф, причем строфа имеет по 6—7 строк, объединенных аллитерацией и заканчивающихся своеобразной кодой (добавочным стихом), составляющей последнюю строку строфы и неизменно повторяющейся в конце каждой строфы. В стихах наблюдаются также смысловые и лексические параллелизмы.

Образцом древнего стиха является «Похвальное слово» (магтал), обращенное Чингисом к своей армии. В этой песне рассказывается о кочевой повседневной жизни ханской ставки. В оригинале первая шестистрочная строфа имеет общую сквозную аллитерацию в начале строк; две последние строки составляют коду, повторяющуюся и после остальных шести- и семистрочных строф, где, однако, не всегда соблюдена сквозная аллитерация.

В снежную бурю и мелкий дождь,
В тот, что пронизывает до дрожи,
В дождь проливной и просто в дождь
Вокруг юрты моей с решетками
Стояла, меня не тревожа,
Сердце мое успокаивая.

Крепкая ночная стража моя
На благодатный престол возвела меня.

Всего в этом похвальном слове семь строф, но вторая половина песни несколько отличается от первой по своему построению — кода из двух строк превратилась в однострочную, строфы стали короче. И если в первой части показано, как охраняет стража ханские юрты, то во второй, — как она их защищает.

В рассказе о том, как Чингиса нарекли ханом, отражены феодальные отношения. Три нойона объявляют Чингису о своем намерении поставить его ханом над монголами и обещают при этом:

Когда ты станешь ханом, то мы,
Отправясь в походы передовыми,
Приведем тебе девушек и женщин,
Дворцы и юрты чужих народов,
Прекраснощеких жен и девиц,
Добрых, отменных статей лошадей —

Все заберем и тебе отдадим!

Феодальный хан обладал правом получать львиную долю военной добычи, если не всю. Это право хана, отмеченное в фольклоре, упоминается еще не раз в «Сокровенном сказании», например в рассказе о гневе Чингиса на сыновей, когда он узнал, что они, захватив добычу в Ургенче, не выдали ему полагавшейся доли. Право хана забирать половину охотничьей добычи

685

во время облавных охот, имевших большое значение в жизни монголов и организации снабжения монгольских войск, также отражено в этой клятве вассалов.

В «Сокровенном сказании» сохранились также свидетельства исторического характера, почти документальные записи. К ним относится, например, рассказ об организации войска, о наборе воинов и о военных назначениях; или рассказ о раздаче наград и выделении уделов, где указано точное число юрт, полученных сыновьями Чингиса. Наконец, в «Сокровенном сказании» сохранились фрагменты из «Великой Ясы» (законы, указы) Чингисхана.

Кроме «Сокровенного сказания», другие летописи XIII в. до нас не дошли, хотя они и существовали. Так, персидский летописец Рашид ад-Дин упоминает о сочинении под названием «Алтан дэбтэр» («Золотая книга»), которое послужило ему одним из источников при составлении его «Сборника летописей». Вероятно, и составитель «Сокровенного сказания» знал и читал «Алтан дэбтэр». Французский востоковед Поль Пелльо высказал предположение, что «Алтан дэбтэр» сохранился, возможно, в китайском пересказе в сочинении «Шэн-у цинь-чжэн-лу», составленном, по-видимому, во второй половине XIII в.

Кроме исторических сочинений, в тот же период были созданы и некоторые произведения эпической литературы, дошедшие в более поздних списках, — «Повесть о двух скакунах Чингисхана» («Хоёр дзагалын туджи»), сборник «Поучения Чингисхана» («Чингис-ийн билэг»), «Похвальное слово Чингиса девяти орлюкам» (орлюк — витязь, герой), «Сказание об Аргасун-хурчи» («Аргасун-хурч-ийн домог»), «Повесть о мудрой беседе мальчика-сироты с девятью орлюками» («Чингис-ийн есун орлюктэй унчин хубуний сэцэлсэн шастар») и др. «Повесть о двух скакунах Чингисхана» связана с монгольским кочевым бытом. Конь — первый друг и верный слуга, для которого всегда находятся добрые слова, а в эпическом произведении ему дается красивое имя. Так, весьма характерен рассказ о том, как два скакуна, обиженные невниманием Чингиса, ушли из ханского табуна в дальние края, отдохнули и отъелись на хорошей траве и вкусной воде. Вернувшись, они отличились во время охоты. С ними разговаривал Чингис, он вознаградил их, повязав им шелковую ленту на шею. Некоторые части «Повести о двух скакунах» написаны ритмической прозой; красочны описания пастбищ, любопытен рассказ о пенье и щебете различных птиц.

«Похвальное слово Чингиса девяти орлюкам» состоит из девяти равномерно построенных частей. В основу его, вероятно, были положены девять похвальных слов (магталов), в которых говорилось о норме взаимоотношений между ханом и его вассалами. Потом магталы были дополнены. В них используется буддийская фразеология. Основа же произведения восходит к XIII в.

В «Повести о мудрой беседе мальчика-сироты...», имеющей сказочную основу, мальчик-арат порицает орлюков за пьянство и безрассудство.

К XIII в. восходит и сборник поучений, приписываемых по традиции Чингису, но по существу восходящих к малым жанрам дидактического фольклора. «Поучения Чингисхана» дошли в рукописи XVIII в. Часть сборника состоит из кратких дидактических рассказов, многие из которых изложены в стихотворной форме. Несомненно, что часть рассказов относится к XIII в., а в некоторых случаях — и к XII в., когда у монголов существовали еще патриархально-родовые отношения. Архаический язык, крайняя лаконичность характерны для этих рассказов-поучений. В «Поучениях...» говорится о родовых связях, а также проводится мысль о ханском единовластии и его влиянии на жизнь монголов.

Трудно поймать лисицу на красивой скале,
Трудно поймать зайца под хорошим кустарником,
Трудно украсть скотину с хорошими поводьями, —
Но сытно простолюдину при хорошем хане!

В «Поучениях...» говорится, что араты, т. е. народ, должны быть покорными и не выступать против хана, иначе им грозит жестокая расправа:

Если хан будет нрав свой срывать на подданных,
То лишится своего народа!
Если простолюдин будет плохо вести себя с ханом,
То лишится черной своей головы!

Ряд поучений посвящен темам охоты и войны. Среди дидактических рассказов есть и поучения о вреде войны, однако особенно много указаний, как вести войну, как преследовать врага. Они даются в иносказательных образах. Беседуя с четырьмя сыновьями, Чингис спрашивает: в чем состоит наивысшее наслаждение и какой праздник лучше всего? В ответах трех сыновей отражены представления кочевого феодала, для которого высшее наслаждение — иметь тучные стада скота, богатые табуны коней, а лучший праздник — скачки и веселый пир после них. Только Угэдэй, третий сын Чингиса, сказал, что высшее наслаждение для правителя — управлять хорошо налаженным государством. Та же тема звучит и в словах Чингиса. В некоторых речах Чингис выступает

686

как идеальный феодал-правитель. В других его словах звучат и несколько иные ноты. «Нет, — сказал Чингис, — высшее наслаждение человека заключается в том, чтобы победить врагов, гнать их перед собою, отняв у них все, чем они владели, видеть дорогих им людей в слезах, ездить на их конях, сжимать в своих объятиях их дочерей и жен». В народном творчестве передан противоречивый образ Чингиса — это то правитель, пекущийся о благе государства, то завоеватель, наслаждающийся унижением врага.

После смерти Чингисхана сочинялись в честь его плачи. Один из таких плачей приводится почти во всех монгольских летописях. Его записи дошли до нас в материалах XVII в., но восходит он к XIII в. «Плач о Чингисе», сочинение которого приписывается сунитскому Килугэтэй-багатуру, — характерное произведение монгольской поэзии подобного типа.

Обернувшись крылом парящего ястреба,

ты отлетел, государь мой!

Неужели ты грузом стал повозки грохочущей,

государь мой?

Империя Чингиса и его ближайших преемников к XIV в. начала распадаться, появились отдельные государства монголов: Юани — в Китае, Ильханы — в Персии, Золотая Орда — на западе, Белая Орда — в Средней Азии. Основной областью, в которой создавались литературные произведения и переводились на монгольский язык, было государство, где правила династия Юань (1271—1368). Монгольские ханы, став императорами, перенесли столицу Китая в Дайду, или Ханбалык (соврем. Пекин), прежняя же столица — город Кара-Корум, находившийся в монгольских степях, стал местопребыванием наместника.

XIV век можно назвать юаньским этапом истории монгольской литературы. В это время были сильны иноземные влияния. Завоеватели столкнулись в Китае с высокоразвитой литературой, особенно сильным было воздействие буддийской традиции, шедшей через уйгуров и из Тибета. Еще в XIII в. началось проникновение буддизма в среду монгольской аристократии, которая больше не довольствовалась шаманством и тяготела к более развитой религии. При Юанях буддийские ламы стали заметными фигурами в жизни монгольского общества, появились монгольские переводы буддийской литературы. События XIII в. дали материал для создания эпопей, сказаний и историко-литературных произведений, продолжавших традиции «Сокровенного сказания».

Экспедицией А. Лекока в пещерах Турфана были обнаружены фрагменты еще двенадцати хроник XIV в. Подобно «Сокровенному сказанию» они записаны китайскими иероглифами на монгольском языке. Они были созданы в разных частях монгольских степей; известны имена составителей. В Западной Монголии хронику составил некий Самандашири, в центральных районах — Нэхэй и Ширамун, в Южной Монголии — Торгочар, Нагачу и др. Обращает внимание имя Самандашири, явно санскритского происхождения, он, по всей вероятности, был буддистом.

Переводы буддийских сочинений с тибетского и китайского имели познавательное значение и стали важным явлением художественной культуры монголов. Еще в XIII в. были переведены «Калила и Димна» — иранский вариант «Панчатантры», фрагменты китайской летописи «Зерцало всеобщее в кратком изложении» Чжу Си (XII в.), а также отрывки из «Исторических записок» историка Сыма Цяня (II—I вв. до н. э.). Найденные отрывки «Романа об Александре» показывают, что и это произведение было знакомо монголам. Переводы больших индийских поэтических произведений, например поэм Шантидевы, «Субхашитаратнанидхи» Сакья-пандиты и др., особенно повлияли на стиль монгольской литературы. В монгольской поэзии, связанной с буддизмом, утвердилась четырехстрочная строфа, а названия для стихотворения — шулэг — и для строфы — бадаг — являются заимствованием из санскрита.

Переводы XIV в. дошли в большинстве случаев в обработке XVII в., однако есть образцы, восходящие непосредственно к XIV в., сохранившиеся в пещерах Турфана, например фрагмент перевода поэмы Шантидевы «Бодхичарьяватара» («Путь восхождения к свету»). В XI в. поэма была переведена на тибетский язык. Перевод с перевода, бывший обычным явлением и для буддийской литературы в Монголии, был выполнен Чойджи Одсэром (XIII—XIV вв.), уйгуром по происхождению. Ему принадлежит также грамматическое сочинение «Джирухэну толта» («Оправа сердца»), дошедшее в тщательной переработке XVII в. Перевод поэмы Шантидевы был обработан в XVII в., однако найденный фрагмент X главы в рукописи XIV в. позволяет судить о мастерстве самого Чойджи Одсэра. В этом фрагменте содержится 40 шлок (двустиший) и прозаический комментарий к ним. Тема поэмы — наставление, как вести себя по пути достижения состояния бодхисаттвы, как следует поступать, чтобы принести пользу всем живым существам и тем заслужить подобающее перерождение.

Из собственно монгольских произведений XIV в. дошло немного, например «Плач Тогон Тэмура» («Тогон Тэмур-ханы гэмшил»),

687

считающийся образцом лирического стихотворения. Оно приписывается Тогон Тэмуру (1328—1368), последнему императору династии Юань, о котором сохранились сведения как о книжнике и любителе поэзии. Стихотворение было создано, когда под напором народного восстания монголы были вынуждены покинуть Китай и оставить «прекрасный Дайду». Текст «Оплакивания своей судьбы», или «Плача Тогон Тэмура», содержится во всех пяти летописях XVII в. и в некоторых летописях XVIII в. в различных вариантах, наиболее совершенным по форме из которых следует считать содержащийся в летописи «Драгоценный свод» («Эрдэн-ийн тобчи», 1673) ордосского летописца Саган Сэцэна.

В «Плаче Тогон Тэмура» уже видна индивидуальность поэта, в поэзию входят новые образы, понятия, переживания. Так, в «Плаче о Чингисе» (XIII в.) скорбь выражена в образах, отражающих жизнь и представления кочевника-шаманиста.

В «Плаче Тогон Тэмура» поэт использует эпитеты и образы, которые могли у него возникнуть в результате знакомства с буддийской и китайской поэзией.

Впервые появляется пейзаж: «Если сверху посмотришь утром в тумане...» — это, очевидно, влияние китайской поэзии. Буддийские образы и понятия тоже заметны в стихотворении.

XV—XVI века — период феодальной раздробленности. Монголы были изгнаны из Китая восставшим народом, шли многочисленные войны между феодалами, между монголами и ойратами, ханский престол переходил из рук в руки, и в условиях кочевого быта и войн трудно было хранить рукописи. Монголы вернулись в свои кочевья. Городская жизнь пришла в упадок. Вероятно, и в эти времена сказители слагали улигеры, песни о героях и распевали их в юртах феодалов, но нет уверенности в том, что то или иное сказание было создано именно в бурные столетия междоусобиц, хотя существование подобного рода произведений доказывается появлением во второй половине XVI в. «Краткой истории Убаши-хунтайджи» («Убаши-хунтайдж-ийн туджи»), героической песни о стойкости и храбрости, чья принадлежность к XVI в. достоверна.

К подобным же произведениям принадлежит «Сказание о Мандухай Цэцэн-хатун» («Мандухай цэцэн хатны домог»), о ханше, жившей на рубеже XV—XVI вв., воевавшей с ойратами и положившей много трудов вместе с мужем своим Даян-ханом на объединение монгольских тумэнов (тумэн — 10 000 воинов-монголов). «Сказание о Мандухай» состоит из прозаического рассказа, перемежающегося стихами. Героиня перед священной юртой владыки произносит стихи, в которых обращается к прародительнице монгольских ханов Эши-хатун с просьбой защитить ее от посягательств князя Ноянболода, дает при этом клятву сохранить «Очаг монголов», т. е. монгольское государство. В сказании можно обнаружить шаманские традиции (обращение к Эши-хатун, упоминание о таком месте, где не видно ни черного, ни белого, где не различишь масти коня); влияние же буддийских представлений отсутствует.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-01-11 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: