Вашим детям
Устные свидетельства и документы собрал и пересказал Хосров Парвиз
Вашим детям Хосров Парвиз
Пролог
Идея написать книгу пришла в голову моим детям. Дедушка по материнской линии часто рассказывал им семейные истории или эпизоды из своего участия в Сопротивлении, но, по причине своей скромности, он все время отказывался написать мемуары, хотя именно так обычно поступают те, кто принял участие в знаковых событиях.
Однажды дедушка по отцовской линии рассказал им, как путешествовал в автобусе с перегородками из решеток, «зарешеченном грузовике» под крышей, которая должна была защищать людей и животных, путешествующих вместе, как это было тогда принято.
Любопытно было не только детям. Но и мне, так как я до того момента ничего не знал о причинах, по которым моя иранская семья переехала в Стамбул. До пяти-шести лет, когда меня спрашивали, где я родился, я неизменно отвечал: «В Стамбуле!» И это была неправда.
Я родился в Урмии. Название Урмия означает – «город римлян», Восточная Римская Империя начиналась в нескольких километрах оттуда. Когда родители спрашивали меня, почему я говорю, что родился в Стамбуле, я говорил: «Ну а как же еще? Папа родился там, мама тоже, а я - почему нет?».
Чтобы начать историю нашей семьи, первое, что надо сделать, это использовать воспоминания моего отца. 14 июля 1985 года он согласился с радостью. Я помню точно эту дату, так как я тогда ездил к нему в Мюнхен, где отец проходил лечение. Он пообещал мне написать свою историю. К несчастью, он в скорости умер и не успел закончить этот труд. Но он рассказывал о многом. И я смогу дополнить его воспоминания.
Вашим детям
Записки моего отца
Я буду переводить эту рукопись и сокращать ее немного, потому что в ней рассказывается о событиях, которые могли бы быть интересными для людей, проживающих в Иране, но моим детям они не нужны. И наоборот, я добавлю некоторые сохраненные моим отцом документы, которые мне кажутся ценными в наше время для изучения истории, географии, геополитики.
Вот перевод текста:
Во Имя Господа Создателя
Я родился в воскресенье утром 5 азара 1285 года или 26 ноября 1906 на берегах Босфора, в Чубуклу, где хедив Египта (2) Аббас Хельми Паша велел построить себе дворец. По слухам, у моей худенькой и слабой матери было мало молока. В то время новорожденных кормили только материнским молоком, и у меня были две кормилицы. Одна из них, Анна Хамон, была женой моего дяди.
В год моего рождения Мозафереддин-шах подписал первую иранскую конституцию, и это было важно, так как моя страна стала первой на Востоке, у которой появилась ассамблея и которая встала на демократический путь.
Мой отец был «конституционалистом» и считал, что я появился на свет в хорошее время. Надо напомнить, что наш народ много страдал при правлении династии Каджаров. Большая часть жителей Азербайджана, особенно из городов, эмигрировала в Россию или в Османскую Империю. Мой дед, Масхади Абул Хасан уехал в Стамбул.
В 1320 году хиджры (3) в возрасте 22-х лет мой отец женился на моей матери Наргас, которой было 18 лет. Она была умной и воспитанной женщиной, умела читать и писать. Ее отцом был Али, проповедник и религиозный глава иранцев в Стамбуле. У моего отца была табачная лавка в Махмуд-Паше (4).
Я родился в год землетрясения в Сан-Франциско. Это что-нибудь да значит?! Еще в тот же год индусы открыли способ борьбы без насилия Махатмы Ганди.
(2) правитель Египта
(3) Хиджра – побег Магомета в Медину. Первая дата мусульманской хронологии. Существует два летоисчисления от хиджры. Арабы считают лунные года, иранцы – солнечные. Сейчас у нас 1379 год по иранскому летоисчислению и 1421 по арабскому.
(4) Квартал в Стамбуле
Семья моих родителей
Мой отец родился и жил в предместье Сельмаса, Араване, в одном из древнейших регионов, населенном азербайджанцами, курдами, армянами и ассирийцами. Ассирийцев на Западе чаще знают под именем несториан, это одни из первых христиан. Ассирийцы пришли из Ашшура, центра Ассирии в Месопотамии, недалеко от турецкой границы. Я могу назвать имена нескольких поколений моей семьи. Я – Хасан, сын Мохаммеда Ханифы, сына Масхади-Абуд-Хасана, Мохаммеда Хасана, сына Мирзы. (Мирза в то время – это имя или члена королевской семьи, или имя ученого). Поскольку мы знаем, что принцем наш Мирза не был, то можем думать, что он был интеллектуалом! Если кто-то называл сына Мирзой, то, в некотором роде, обязывался дать ему образование. В Иране и сейчас все писатели носят имя Мирза. Неграмотный ни в коем случае не может носить это имя. Исключение возможно, если Мирза собирается научиться читать и писать!
В 1246 или 1831 году мой дед пережил большую эпидемию чумы. В это же время Джахангир Мирза, сын Наследного Принца Аббаса Мирзы, установил в Иране порядки, при которых постоянно приходилось давать взятки. Часть жителей предместий Сельмаса отказались платить. 300 человек были обезглавлены, их жен отдали солдатам. Эта ужасная несправедливость вынудила многие семьи, и мою тоже, уехать из страны. Массовая эмиграция началась в 1800 году. Большая часть выбрала своим пристанищем Стамбул. Им удавалось зарабатывать на жизнь и делиться с деньгами с родственниками, оставшимися в Иране. Часто получалось, что члены одной и той же семьи попеременно жили полгода в Турции, полгода в Иране, по очереди выполняя одну работу.
Именно так и жили мой отец и его младший брат Садех. Она работали вместе. С началом Первой мировой войны такие постоянные переезды стали невозможны, и мы оставались в Стамбуле с 1914 по 1918 год. В семье было три сына: Мохаммед Ханифе, Вали, Садех, и две дочери: Дельбар и Несса. Моя прабабушка Гульсум, мать мой бабушки со стороны отца, Ганбари, была жива до тех пор, пока я не достиг четырехлетнего возраста.
(Бабушка моего отца была курдкой. Я узнал об этом, когда был маленьким и обожал сырой лук. И однажды, дед сказал мне: «Ты точно происходишь от моей бабушки. Ты прямо как курды, все ешь и ешь сырой лук!» (5)
Семья моей матери состояла из ее отца, Али, матери, Сары, и брата, Абдуллы Моамара, который. Будучи очень молодым, уехал в Ашхабад, столицу Туркменистана. Наверное, мне было около трех лет, когда мой отец привез нас в Иран в первый раз. Мы ехали до Аравана через Батум и Тифлис в Грузии, через Джульфу в Армении. Еще у меня есть дядя, брат матери, и пять или шесть двоюродных дедушек, которых я не знаю. Только брат матери был с нами еще несколько лет. Детьми мы играли вместе, мы были ровесниками. Сейчас мне 81 год. Со стороны отца остался мой двоюродный брат Кенан и его сестра Форуза. Со стороны матери не осталось никого.
После того, как мы прибыли в Араван, Отец решил совершить паломничество в Мекку. Он один вернулся в Стамбул. Потом отправился в Мекку по дороге на Дамаск. Мне было примерно пять, когда он вернулся. Его путешествие лилось шесть месяцев. Сейчас на такую поездку уйдет около шести часов!
Араван или Аранджан (арабское название)
Араван – богатое село вблизи Сельмаса, на берегу реки Зола, которая берет свое начало в горах на границе Турции и Ирана. В трех километрах находится город Дилман, арабское название Дилмахан. Когда произошло наступление Ислама, иранцы вынуждены были, чтобы не оказаться полностью подчиненными, выучить арабский язык и изменить по его подобию иранские названия.
(Иранцы были зороастрийцами. Зороастр, или Заратустра, - это их пророк. Тех из них, кто эмигрировал в Индию, сейчас называют «парси». Дирижер Зубин Мета – один из них. Это одна из первых монотеистических религий. В ней создатель всего вышел из энергии и света, как и боги индийский религий. Этого бога зовут Ахура Мазда (Мазда значит «свет»), и он, соответственно, бог света. Тьма угрожает свету, и надо с ней сражаться, используя священные стихии: воздух, землю, огонь и воду. Мертвых не хоронят, не кремируют, их помещают в башни на корм птицам.
В течение многих лет я пытался определить происхождение названия Араван. Я думал про слово «ван» - на старом персидском и на армянском это значит «город», про слово «ахарс» («город арабов»). Но около десяти лет назад я нашел книгу о зороастризме, которую составили профессора Каджбарр, Асмусен и доктор Мери Бойс. В ней три главы были посвящены этой теме (Я приведу сейчас текст, который цитирует мой отец):
«Люди в зависимости от их верований и образа жизни делятся на три группы: первые (ГАССАНИГ ЯГАТИ) состоят в родстве с богами; вторые (ХАДЕГ МАНСЕРИГ) – храбрецы. На языке пехлеви это будет АРАВАН, а на авестийском языке АСАВАН. Третья группа ДАТИГ – верующие, кто соблюдают канон ДАТ- это иранцы (ЭРАН=АРЬЕН). Они отличаются от не-иранцев (АНЕРАН=не-АРЬЕН). Увы, эти объяснения не были продолжены в книге, но они все же позволили мне считать, что АРАВАН – это «земля храбрых».
В Дилмане, самом близком городе к Аравану, жил правитель. Дилман, а также поселения Кохнехшахр и Мьянджок составляли Сельмас. У моего отца было три дома, деревня, земли, фруктовые сады, мельница, семнадцать овец, буйволы и лошади. Я все еще очень хорошо помню вечер, когда у одной из овец появился ягненок, и моя мать бесконечно долго выясняла, у какой именно овцы.
В деревне были мечеть, хамам (турецкая баня – прим. перев.) и начальная школа. Главным в деревне (по-ирански это будет «богом деревни») был Захария-Хаджи (хаджи – это человек совершивший паломничество в Мекку). Он был противником Конституции.
Мне было пять лет, когда мой отец переселил дядю Садеха в Стамул.
Перед отъездом мои родители решили устроить свадьбу дяди Садеха. Церемония состоялась в нашем доме. Мне не удавалось заснуть, и меня прямо через окно передали на руки матери посреди праздника. Как я был счастлив! Накануне невеста, ее звали Султан, приехала верхом в наш дом. Это была юная девушка 15 лет, лоб ее был украшен блестками. И 70 лет спустя я не забыл ту свадьбу!
Мое детство в Араване
До десяти лет я жил в Араване, мать холила и лелеяла меня, и я ее очень любил. Я думаю, что обязан ей всем хорошим, что есть во мне. Она умерла молодой. С тех пор прошло семьдесят лет, и не было ни одного дня, когда бы я не думал о ней.
Родственница моей бабушки руководила школой Корана. Ее звали Махи Ханум. С шести лет я ходил в ее школу. Мы сидела на полу на маленьких подушках. А учительница стукала нас по головам длинной палкой, если мы болтали или отвлекались.
Когда мне было семь лет, началась Первая Мировая война. Дороги перекрыли, и мы не могли больше свободно переезжать из Аравана в Стамбул. В это самое время улицы в Дилмане начали мостить булыжником. Отец поставлял для этого материалы. Я забавлялся, играя на кучах булыжника в карьере и на улицах. Двоюродный брат отца, Джахар Аранджани, помогал ему.
Во время войны Азербайджан был захвачен русскими. В Дилмане они заняли казарму у Араванских ворот. Это было очень большое здание. Я помню, как однажды проезжал мимо на лошади моего отца, и тот момент караульные подняли оружие. Я был ужасно напуган, думал, что они собираются стрелять в меня. Потом только я узнал, что они так приветствовали русского офицера, который ехал прямо за нами!
До 1917 года, во время русской оккупации, можно сказать, что серьезных проблем у нас не было. А потом ситуация стала тяжелее. Город много раз переходил из рук русских в руки турок и обратно. Половина жителей Аравана имела связи со Стамбулом, они собирались вместе, читали газеты и обсуждали войну.
В 1916 году в Дилмане открылась современная начальная школа. Директором стал один из преподавателей иранской школы в Стамбуле. Поэтому-то мой отец и решил меня в нее отдать. Мне нужно было каждый день идти пешком три километра или ехать на лошади. К сожалению, это длилось недолго. Когда русские отступили перед немецкой армией, и началась революция, многие проблемы коснулись Сельмаса и его окрестностей. И мои лучшие годы, когда я мог бы учиться чему-нибудь серьезному, прошли во время массовых убийств в Урмии и Сельмасе. Об этом темном периоде можно прочитать в книге Касрави «Восемнадцать лет истории Азербайджана».
Я расскажу о том, что пережил в этот год.
В конце 1917 года русские отступили перед немцами, и турки решили избавиться от жившего у них христианского меньшинства. Часть этого меньшинства, ассирийцы и армяне, спасаясь от убийств, уехали на запад Азербайджана, в Урмию и Сельмас. Русские покидали Иран, а англичанам удалось вооружить ассирийцев и армян, чтобы те могли сопротивляться туркам. К сожалению, патриарх и лидер ассирийцев Бенджамен Маршимон совершил большую политическую ошибку и предложил лидеру курдов Исмаилу Симитко объединить свои земли и провозгласить независимость. Симитко принял предложение Маршимона в Конешаре (предместье Сельмаса – прим. перев.) где и был убит.
С этого убийства началось массовое истребление. Мы жили совсем рядом, и нам пришлось укрыться у Джафара и Али Аранджани в Дилмане. Город был окружен стеной и хорошо защищался. Тут же начались огромные конфликты между всеми общинами: иранской, курдской, армянской, ассирийской, мусульманской и христианской. К счастью, христианская американская миссия служила в Дилмане убежищем многим людям, мусульманам и христианам. Два раза мама отводила туда меня и мою сестру Рохсару.
Христиане подожгли базар в Дилмане, и разногласия между христианами и мусульманами стали неразрешимыми. Ворота города закрыли, на башнях вооруженные люди пытались отбить нападения из христианских окрестных деревень.
В феврале и марте мой отец и Джафар Аранджани были назначены эмиссарами в Хой для ведения переговоров. Они оба хотели воспользоваться представившейся возможностью и спасти свои семьи. И мы поехали в Хой под охраной христиан. Наш караван состоял из Джафара и Али Аранджани, моих родителей, жен моих двух дядей, моей сестры и меня. После прибытия в Муган Джуг мы поехали по другой дороге. Вместо того, чтобы пройти через перевал Гара-Тапа, мы повернули на дорогу на Мафи-Канди. Это было счастливым совпадением. После мы узнали, что враги после нашего отъезда рассказали христианам о нашем маршруте. И они последовали за нами, но нам удалось уйти.
Ночь мы провели в Мафи-Канди, а потом воссоединились с семьей моей матери, уроженцев Хоя, где жили в доме рядом с кладбищем. Семья Аранджани осталась жить в этом городе.
Через месяц после нашего отъезда окруженный Дилман пал, христиане сожгли его, а многих жителей убили, как и пять тысяч жителей окрестностей Сельмаса. Среди жертв были и моя тетя Насса и ее муж. Моя двоюродная сестра Согра была ранена в руку. Ранение было легким. Но годы спустя, именно с этой руки начался рак, который и погубил Согру.
Вот текст, который написал мой отец, я хотел бы перевести и другие разрозненные записи.
Есть среди них и такая страницы, где отец рассказывает об эмиграции из его местности в Турцию в 19-20 веке.
В Стамбуле у жителей каждого города была своя особая профессия. Жители Тебриза торговали коврами. Люди из Аравана и Дилмана держали табачные лавки. Чай и кофе продавали люди из Шабестара, а книги – из Канаму. Почти всегда они вели свои дела вместе с братьями или партнерами. Каждый из них по очереди проводил полгода в своем городе, полгода – в Стамбуле.
В Стамбуле мой отец нашел идеальное место для своей торговли табаком. Это был первый магазин, который встречался при спуске с Галатского моста по направлению к старому городу. Сейчас там тоже табачная лавка, но продают также и игры, лотерейные билеты государственной лотереи. Перед магазином проходит невероятное число людей! По-другому пройти невозможно, так как он совсем рядом с мостом, который соединяет две части города.
Мой отец и дядя были оптовыми торговцами, но после войны стали продавать и в розницу, чем хорошо зарабатывали себя на жизнь. Отец смог купить еще собственность в Урмии.
Это конец записок моего отца. Я хочу рассказать сейчас о смерти бабушки, которая случилась при возвращении из Хоя в Араван. Бабушка болела туберкулезом, чувствовала себя плохо. Когда проходили перевал Гора-Тапа, она умерла. Везти тело дальше было невозможно, и решили похоронить ее у дороги. Отец много раз возвращался в эти места, искал могилу, но напрасно. Место ее захоронения так и не нашли.
После войны отец быстро закончил начальную школу, потом учился в квартале Галата у отцов лазаристов, которые преподавали по-французски. Он хотел учиться дальше, но дедушка был категорически против и заставил отца вернуться в Иран. Друг, преподававший в иранской школе, посоветовал ему поступить в Политехническую школу Дар-Ол-Фонум в Тегеране.
Чтобы вернуться в Араван, сначала надо было плыть до Батума в Грузии, потом на поезде до Тифлиса, там пересесть до Джульфы, армянского города на границе с Азербайджаном, потом пешком или на лошади до Хоя, а оттуда до Урмии или Аравана.
Мой отец взял у деда деньги на путешествие, и вместо того, чтобы доехать до Тифлиса, доехал на поезде до Баку в русском Азербайджане. Ему нужно было сесть на корабль и переплыть Каспий до Энзели в Иране. А оттуда уже ехать на том самом грузовике с решетками, о котором я рассказывал вначале, на котором моя семья приехала в Тегеран. Сейчас на этот путь потребуется четыре или пять часов, а тогда на него уходило три дня и несколько ночей, проведенных в караван-сараях. (7)
(7) Квадратное или прямоугольное здание, полностью закрытое снаружи. Вечером в нем запирали ворота. Они открывались из небольшой башни, которая должна была быть освещенной всю ночь и указывать путь повозкам и караванам. Внутри находился просторный двор, а вокруг него – административные здания, ресторан, хамам, мечеть и спальные комнаты. Первый этаж предназначался для животных. На втором были комнаты для путешественников.
Семья моей матери
А теперь я хочу рассказать о семье моей матери. Она происходила из Тебриза. Это столица южного Азербайджана. (8)
Во время правления династии Каджаров Тебриз был городом наследника престола. По всем признакам семья моей матери был благородных кровей.
Я не могу назвать их фамилию, потому что в то время фамилий еще не было. Я знаю, что в 1906 году, когда иранская конституция позволила стране иметь избранный парламент на основе всеобщего избирательного права (на Востоке это было только в Иране), семья матери была среди сторонников конституции. То есть придерживалась довольно современных взглядов. Это важно, потому что два года спустя, во время свержения короля Мохаммеда Али Шаха, они жил в квартале, населенном приближенными ко Двору, и мой дед, Али Акбар, военный и убежденный сторонник конституции, был окружен роялистами.
(8) Северный Азербайджан был Республикой Азербайджан. Южный (иранский) Азербайджан состоит из трех провинций: Восточный Азербайджан (столица Ардебиль), Центральный Азербайджан (столица Тебриз) и Западный Азербайджан (столица Урмия)
У таких семей был огромная собственность, такой не было ни у кого на Востоке. Это были не поместья, не замки, а очень, очень большие дома, окруженные садами и постройками. У каждого ребенка был свой дом.
Бабушку звали Фатима Султан. В 13 лет она вышла замуж за Али Акбара, которому было всего лишь 16. Их первый ребенок не прожил и дня. Я не знаю, были ли это преждевременные роды, родился ли ребенок мертвым или умер потом. Через два года родился мальчик Мехди. Во время контрреволюции прадед узнал о репрессиях при дворе и сказал деду скрываться как можно скорее. Он отправил сыну на помощь несколько солдат, и те помогли собрать вещи. Бабушка с дедушкой и их сын заняли место в карете, и охраняемые всадниками, направились в русский Азербайджан, в Баку. Когда они приехали в Хой, у них там были какие-то проблемы. И они решили ехать в Турцию, то есть в Оттоманскую империю. Так они и прибыли в Стамбул.
Забавно, что за ними была погоня, прямо как в вестернах. Их хотели арестовать. К счастью, они поехали по другой дороге и ушли от преследователей.
От их друзей-ровесников я узнал, что бабушка был настоящей красавицей.
Когда семья прибыла в Стамбул, к ним приходило много людей поздравить их с прибытием, но на самом деле они хотели увидеть бабушку. Мой дядя Мехди рассказал мне такую историю. В Тебризе он жил с тремя сестрами и братом бабушки. Сестры были моложе матери Мехди. Они должны были быть красивее! Летом в Иране очень жарко, и люди спят на террасах или в садах. По вечерам Мехди переходил от кровати к кровати, и каждая из теток рассказывала ему историю, чтоб он заснул. Каждое утро он просыпался вместе то с одной, то с другой. Никогда потом не довелось ему бывать в таком раю! Может поэтому он так и остался холостым?
Брат бабушки был, судя по всему, распутником, и не придерживался добрых нравов. Каждый раз, когда я спрашивал о нем, мне давали уклончивые ответы, о нем никто не хотел говорить. Я видел несколько его фотографий. Он был красивым мужчиной.
Из семьи матери я был хорошо знаком с кузеном, его звали Аури. Наши отношения продолжились в Иране. У него было трое детей. Два мальчиков и девочка. Старшего звали Хосров, он не так давно умер. Второго зовут Манучехр. А его сестру – Симин. Манучехр – инженер в Нью-Дели, а Симин – преподаватель в Тегеране. Другая сестра моей бабушки вышла замуж за человека по имени Рааджи, сын которого, профессор Рааджи был известным кардиологом в Иране. Один из его сыновей долгое время был нашим соседом в Тегеране. Вот и все, что я знаю о семье матери.
Вернемся в Стамбул, где мой дед с момента приезда искал работу. Сторонники конституции выиграли выборы в Иране и пришли к власти, поэтому он был назначен секретарем в посольство в Стамбуле. У него была дочь, Маха Султан, моя мать, и второй сын, Парвиз. В Азербайджане женские имена часто заканчиваются на «Султан», что означает «королева». То есть, тут нет ничего общего с султаном из Оттоманской Империи. Фатима Султан значит «королева Фатима», а Маха Султан – «королева Луны». У моей матери были с ее именем проблемы, когда она пошла учиться в турецкую школу. И. чтобы упростить ей жизнь, ее стали называть Махан. Это имя прижилось и в семье. Оно все-таки менее претенциозное, чем Маха Султан! Бабушку тоже никто не называл Фатима Султан, ее звали Абаджи, это уменьшительное от Агабаджи, «старшая сестра». Все сестры ее так называли, а также мой дядя Мехди и другие дети, я тоже повторял «Абаджи», как моя мама, не понимая, что это значит.
Дядя Мехди поступил в военный лицей в Стамбуле. Как раз в это время началась война 1914-1918 годов. Дядя был сорвиголова и пошел на войну. Иранцы воевали против англичан. Оттоманская империя тоже, дядя всеми правдами и неправдами стремился в армию. Ему было 16 лет, но он ухитрился выдать себя за восемнадцатилетнего. Он ушел, и на семью обрушилось несчастье. Его отец умер от сердечного приступа, сам он попал в плен к англичанам при Басре в самом конце войны и пробыл там два года, до тех пор, пока проблемы пленных не были урегулированы международными договорами. Когда он вернулся, то узнал, что более политически надежные граждане разграбили имущество его семьи, и ему пришлось искать работу и заниматься своими близкими. Он справился с проблемами, уволился из армии. Впрочем, он и не мог там больше оставаться, не поменяв гражданство. Он ведь был иранцем, а армия турецкая! Он отправил детей в школы. Очень хорошие школы, кстати говоря, потому что моя мать заканчивала сое обучение в американском колледже в Стамбуле. Колледж называется Роберт и существует по сей день. Мой дядя Парвиз закончил обучение без энтузиазма и пошел работать в мастерскую кожаных изделий высшего класса, которой владел его брат. Он стал специалистом по позолоте, и до самой смерти был лучшим «позолотных дел мастером» в Турции. Когда его дочь узнала, что моя жена занимается переплетным делом и позолотой, она прислала ей агат в золотой оправе работы своего отца. Парвиз принял турецкое гражданство и изменил имя, стал Недждетом Сомьяком. Он женился на молодой турчанке из Салоников, и у них было трое детей: дочка Эмель, сын Бюлент. И еще один сын, который умер вскоре после рождения. Эмель вышла замуж за турецкого журналиста, Четина Мете. Они живут в Стамбуле, и у них две дочери: Зейнаб и Бахар. Бюлент эмигрировал в Нью-Йорк. Его сына зовут Бурат.
Я никогда точно не знал, как мой отец познакомился с матерью. Знаю только, что он ходил к моему дяде просить руки его сестры. Дяде это понравилось. Он решил, что это так современно, что молодой человек пришел прямо к нему, представился, рассказал о себе, о своих чувствах и планах на будущее. Среди прочего он сказал, что собирается вернуться на родину.
Результатом этого визита стала свадьба моих родителей 25 января 1932 года. Через несколько дней после медового месяца они упаковали вещи и вернулись в Азербайджан на пароходе до Батума, потом на поезде до Тебриза. На Кавказе было неспокойно в то время. Мать рассказывала мне, что их было четверо в купе, и каждый вечер они закрывали на задвижку дверь и окно, чтобы никто не смог войти в купе. От Тебриза они поехали по дороге на Хой до Резайе. Они остановились у моего дедушки, у которого, как я говорил выше, был огромный дом с разными постройками. В одном из этих флигелей они и поселились. Они жили независимо, но их брак очень не одобрялся семьей. Наверное, они хотели, чтобы отец вступил в другой брак. Отец ведь не посоветовался со своим отцом перед тем, как жениться, это было слишком дерзко для того времени. Поэтому семья не была рада появление моей матери. Она была красива, ей завидовали и соперничали с ней. Тем не менее, жизнь шла своим чередом. Скоро появился на свет я, это было 15 января, через год после свадьбы! Мать рассказывала, что мое рождение было не очень легким, но это было и к лучшему. Обычно женщины рожали дома, а ее, из-за осложнений, повезли в американский госпиталь в Резайе. Ее там научили ухаживать за ребенком на современный лад. Это было разумнее, а главное, более гигиенично, чем было принято у местных.
Отец нашел место преподавателя истории и географии в лицее в Резайе. Он там работал, был доволен, но понимал, что ради сохранения равновесия в семье, ему нужно жить подальше от отцовского дома. В лицее он занимался со скаутами, и по случаю большого сбора скаутов он поехал с ними в Тегеран. Он встретил там своего друга из Стамбула, который работал в скандинавской фирме «Консорциум Кампсакс», которая была аукционистом части иранских железных дорог, а именно Трансиранской железной дороги, соединяющий Персидский залив и Каспийское море. Благодаря другу, отец получил работу в этой фирме. Ему предстояла самостоятельно работать в северном регионе, в филиале в Вереске, провинция Мазендеран. Вереск – это даже не деревня, а просто название места, известного, правда, благодаря расположенному там железнодорожному мосту высотой 210 метров. Как только отец принял решение, он вернулся в Резайе, уволился, но не сказал своему отцу о своих планах. Он снова уехал, не знаю, под каким предлогом, обустроился в доме, который ему выделила фирма, и отправил телеграмму отцу с просьбой помочь перевезти жену и сына в Вереск. Дед был не согласен. Но все же поехал сопровождать невестку и внука. В то время в семьях ничего не решали без разрешения отца. Чтобы подтвердить эти слова я могу привести в пример семью Аранджани. Мне было 25 лет, а они все так и жили все вместе в отцовском доме. Мой отец был современным, жил в Стамбуле и не придерживался традиций. Отец уже однажды заставил его отказаться от намерения изучать медицину, я думаю, и от каких-то еще планов тоже. Я не уверен, что у деда были какие-то точные намерения по отношению к моему отцу, скорее просто, хотел, чтобы отец занимался определенными видами деятельности. Но отец не питал к ним интереса.
Некоторые мои воспоминания
Из своего раннего детства я помню мало. Помню темное жаркое помещение, где я был голым, а кто-то меня сушил и одевал. Спустя годы я разговаривал об этом с матерью, и она была удивлена, что я это помнил. У моего деда в каждом из флигелей был двор с бассейном, а через дом протекал ручей, из его воды делали маленькие пруды для распределения воды. Похоже, что однажды я упал в такой пруд. Человек, который следил за мной, вытащил меня из воды, и меня посадили на печь для хлеба, это было единственно жаркое место, где можно было меня высушить и поменять одежду. Вот что мне помогли вспомнить. А второе воспоминание – это огромный сад с фруктовыми деревьями, плоды которых падают мне на голову, пока я бегу. Я нашел лестницу и смог подняться на высоту, с которой можно было смотреть вокруг. Я увидел, как за мной бежит перепуганная мать. Позже я узнал, что это был персиковый сад моего деда. Я забрался в то место, куда складывали фрукты, ожидающие покупателей. Туда забирались по приставной лестнице, которую потом убирали, чтобы никто не мог проникнуться в сад и воровать урожай. Вот два воспоминания о городе, где я родился.
Из нашего приезда в Тегеран я помню, что впервые увидел мощеный улицы и фонари.
Мне было три года, когда мы приехали в Вереск ночью и, к огромной радости моей матери, дед не увидел пруда и упал в него!!! Вот так. Через несколько дней он уехал в Резайе. Мы жили в Вереске около года. Потом отца перевели в офис компании в Тегеране, где мы и поселились. Отец работал в бухгалтерии фирмы, а потом перешел в иранскую железнодорожную компанию. Там он работал главным бухгалтером до 1943 года. Он предпринял поездку в Турцию, и она прошла плохо. Англичане арестовали немца, подозревали, что он шпион Рейха. В его записной книжке нашли, среди прочих, имя моего отца. Это было возможно, потому что свекор одной из кузин отца был немцем и был знаком с арестованным, и мог взять адрес отца, как это было принято в семьях. Моего отца арестовали в поезде на турко-сирийской границе и держали в плену у англичан около полугода. За это время ему так и не смогли предъявить обвинений, и он был освобожден.
Из-за этого начались проблемы, так как отец потерял работу. Вместе с двоюродным братом Аранджани он открыл маклерскую фирму. Аранджани был начальником конвоя Союзников. Он сопровождал военную помощь Союзников русским через всю территорию Ирана, от Залива до границы СССР. Во время войны мы не страдали от лишений, потому что конвой проходил в 20 километрах от Резайе. Когда они возвращались, Аранджани брал пустой грузовик, заезжал к деду и привозил нам всяческих припасов. Так он снабжал нас каждые две недели. Поэтому мы не голодали, в отличие от других людей. Я видел даже, как люди лежат на улицах. Мой гувернер, молодой парень, не разрешал мне к ним приближаться. Я позже узнал, что это был умершие от голода.
Во время Второй мировой войны Иран соблюдал нейтралитет, как и Турция, но немцы дошли до Сталинграда. Если бы Сталинград пал, то пал бы и весь Кавказ, а оттуда можно было бы войти в Иран и дальше, вплоть до Индии. С другой стороны, иранские железные дороги, идущие от Персидского залива до Каспийского моря, были идеальны для американцев, чтобы перевозить по ним военную помощь русским. Завоевание Ирана было очень лицемерным. Англичане попросили у иранского флота разрешить им проход до Басры. Иранцы ответили, что путь пролегает в нейтральных водах, и никакое разрешение не требуется. Англичане истолковали это как «неразрешение» и начали бомбардировку Ирана, у которого было только несколько катеров. Русские тоже не замедлили войти в Иран, используя для предлога русско-иранское соглашение, по которому они имели право вступить в Иран для его защиты в случае нападения иностранной армии на Иран. Вот так Иран оказался завоеванным русскими с Севера и Союзниками с Юга. В Тегеране всё смешалось: русские, союзники, и даже поляки, индусы и американцы.
Мой отец потихоньку пережил последний период войны. Потом, после 1945 в семье был дискуссия. Иран был разрушен, как и многие страны после войны. Мы хоть и не участвовали в конфликте, но страна была в полном беспорядке. Я только что закончил начальную школу, и мои родители решили, что дальше учиться я буду за границей. Так было принято в семьях, у которых были средства. Родители выбрали Швейцарию. Я думал о Лозанне, у нас там были родственники, и вообще это такой шикарный город! Сначала нам надо было поехать в Стамбул. А там дяди помогли бы нам подготовиться к дальнейшей поездке.
Я не знаю, как моей матери удалось этого добиться, но мы сели в военный английский самолет из Тегерана в Багдад. Бабушка жила в Иране с момента рождения моей сестры, и не видела своего сына около 7 лет. Было решено, что мы уедем вчетвером: мать, бабушка, сестра и я. В самолете забавно размещались сиденья: сзади было несколько кресел, в которых расположились моя мать, бабушка, два британских офицера и две женщины. Были еще и скамейки вдоль стен салона, где сидели мы с сестрой и другие пассажиры, прямо как парашютисты в каком-нибудь фильме!
В Багдад мы прибыли в августе 1945, потом сели на поезд до Стамбула, на «Торос Экспресс». У нас было два купе в спальном вагоне. Поезд отправился и остановился через несколько часов. Котел взорвался! Больше суток мы простояли в пустыне в августе. Я помню, как трудно было достать бутылку с водой. Нас отвезли обратно на вокзал, заменили локомотив, и мы снова отправились в путь. Не знаю, сколько времени понадобилось нам, чтобы добраться до Стамбула, но думаю, не преувеличу, если скажу, что неделя! Когда мы прибыли на вокзал Хайдарпаша, была ночь. Я тогда в первый раз увидел море. Чтобы доехать до дома дяди, мы сели на небольшой кораблик и пересекли Босфор. Это мне не очень понравилось: когда я приблизился к борту. Было темно, вода тоже была темная, кругом пена. Это было немного грустно. Моя реакция была не очень сильной: вода и вода!
Мы остановились у дяди Мехди. Он был холостяк, и дом его не был подготовлен, чтобы принят у себя целую семью! Мы там были в жуткой тесноте, но знали, что это временно.
Мне купили билет в Швейцарию. Я должен был плыть на корабле до Генуи, а потом на поезде от Генуи до Лозанны. Это было сразу после войны, железные дороги не работали. И Восточный Экспресс еще не ходил.
Сестра родилась, когда мы вернулись из Вереска в Тегеран, 28 августа 1938 года, когда мне было 5 с половиной лет. Ее звали Маха Табан. Что значит «Сияющая Луна». Мы ее звали Табан, покороче. Она приехала с нами в Стамбул.
Бабушка решила остаться в Стамбуле вместе с сыном. Мы с сестрой были уже большие, и мама не так нуждалась в ее помощи. То есть, мать и сестра должны были одни остаться в Тегеране после моего отъезда.
Как-то вечером, мы узнали, что два пассажирских судна подорвались на минах в Средиземном море, и одно из них затонуло.
Моя мама пришла в ужас, и решила, что я никуда не поеду. Добраться до Генуи можно было только морем, воздушных линий тогда еще не было. Наступила середина сентября, и школы заполнялись новыми учениками. Матери удалось дозвониться отцу в Тегеран, что было совсем не так просто, как теперь: надо было дозвониться до почты и назначить время разговора. Отец советовал обратиться в консульство Ирана в Стамбуле и попросить помощи, консул был его другом. И он сказал, что лучше мне учиться в Турции, где нет войны, в отличие от Ирана, в котором все разрушено и школы еще не работают. И он посоветовал записаться во французский лицей «Сен-Жозеф». Это была двуязычная школа, франко-турецкая. Я мог там, среди прочего, учить французский и снова попытаться уехать в Швейцарию, когда дороги станут более безопасными. Всем идея очень понравилась, и я пошел в «Сен-Жозеф» к «четвероруким братьям» (я до сих пор не знаю, почему их так называют) в квартале Кадыкёй в Стамбуле. Другие ученики были из турецких школ. Первый год был подготовительным. Мы на всех предметах учили французский. Я жил на пансионе. Классного руководителя звали брат Жереми, я помню до сих пор! У него была небольшая бородка и усы как у австрийского императора Франца-Иосифа, по крайней мере, как его показывают в кино.
Я не знаю, что произошло между отцом и матерью, но были какие-то проблемы в это время. Мой отец был немного ветреным! Короче, мать осталась в Стамбуле.
Сестру записали в турецкую школу в том квартале, где дядя снял квартиру побольше, потому что семья решила остаться. Я жил на пансионе в «Сен-Жозефе» и переписывался с отцом.
Я блестяще закончил подготовительный класс. И было решено, что я пе