— Как много здесь бабочек! — Полина бегала, вспугивая с цветов лепестки шоколадниц и лимонниц.
Набегавшись, она задумалась.
— Хотела бы я знать, почему бабочки куда-то пропадают, когда начинаешь их ловить? Сперва одна, за ней другая — смотришь, а на лужайке и вовсе нет никаких бабочек.
Никто не нашелся, что ответить на это.
— Ага, наверное у них есть телефоны, — догадалась Полина, — и они сообщают друг другу об опасности.
Откровенно говоря, Бумажному все эти бабочки представлялись чем-то легкомысленным, чтобы всерьез думать о них.
— Тем более, что в газетах писать о бабочках не принято, — неожиданно выпалил он. — Что в них такого, подумаешь — насекомое!
— И превосходно! — Кот взял Полину за руку. — Я лично не способен представить бальное слово «бабочка», припечатанным газетными крючками и закорючками. Для этого больше подходят такие слова, как, например, погода, грипп, летающие тарелки.
Летающие тарелки? Бумажный посмотрел в небо, — не объявятся ли эти, как говорится, вездесущие, но непостижимым образом неуловимые явления природы? Он смотрел в небо с таким выражением, будто внушал им немедленно появиться. В конце концов можно читать о чем угодно, но не худо бы увидеть хоть что-нибудь из этого своими глазами.
Вдруг некоторое облако чем-то поразило его воображение. И Бумажный затараторил, забурлил:
— Скорее, смотрите туда, вон то облако, — это же летающая тарелка!
— Тарелка? — удивилась Полина. — А с чем она?
Все остановились и стали смотреть туда, куда указывал Бумажный.
— Неужели вы не видите? — сокрушался хлопотун. — Это же наши братья по разуму. Эй вы там, спускайтесь, спускайтесь!
— Братья по недоразумению! — буркнул Кот. — Если б это было блюдце с молоком, еще куда ни шло, — облизнулся он.
Но Бумажный, казалось, и без очков видел, как облако отделилось от небесной синевы и стало снижаться.
— Вот она, тарелка, тарелочка! — закатывался контактер.
Сильно рябило в глазах. Нельзя утверждать достоверно, но в воздухе висели какие-то существа. Потом они соединились в одно — с длинными руками и квадратными глазами.
Полина подумала, что началась забавная игра, когда квадратный голос спросил:
— Вы ро-бо-ты?
— Я ро-бот, мы ро-бо-ты. — Ответила Полина тоже квадратным голосом, механически двигая руками.
— А так ты умеешь? — спросило существо и повисло в воздухе чайником.
— Наш чайник так не умеет.
— А что он умеет? — настаивало проворное существо и превратилось в светящееся колесо.
Бумажный от возбуждения только охал. Именно о таком он читал и не раз.
Железный стряхнул с себя сонное оцепенение.
— Чего это мы застряли?
— Да тут какой-то фокусник-покусник задумал над нами покудесить, — зевнул Кот.
— Я не Ку-десять! — обиделось существо.
— Ку-ку, ку-ку! — вдруг донеслось откуда-то.
Бумажный вытаращил глаза.
— Обыкновенная кукушка, — пояснил Кот. — Прокуковала ровно десять.
— Чего?
— Часов! — отрезал Кот. — Тоже мне, прикинулся чайником. Кукуй здесь с тобой!
Хлопая глазами и ртом, Бумажный медленно приходил в себя.
— Как же так, — не сдавался он, — в газетах про это часто печатают. Это АЯ называется.
— ААЯ? — жмурился на солнце Кот. — А ты?
— АЯ — это аномальные явления. Только что читал — утром, нет, вечером.
— А нормальные явления в газетах отмечают?
Кто-то посочувствовал оплошавшему контактору с небесными тарелками:
— Наверно газета была несвежая.
— Ну конечно, свежую он бы с маслом съел.
Кот снял шляпу и, поймав пеструю стрекозу, поднес ее к глазам Бумажного. Бумажный отпрянул.
— Не бойся, не кусается! Между прочим, тоже явление природы и на небо лазить не надо.
Бумажный нерешительно потрогал явление природы пальцем.
Стрекоза невозмутимо сидела на дне шляпы. Покрутив своими выпуклыми телескопами, она состроит Бумажному нос.
Насмешнице было невдомек, что такого носа заслуживали в итоге все в этой нестройной компании, — все были чуть-чуть не в своей тарелке.
Кот пустился с Полиной наперегонки.
Железный и Бумажный, подзадоривая друг друга, затеяли мимическое представление, как они будут сгонять муху меланхолии с Того, кто отказался от себя.
Ледышка проглотил очередную льдинку и ждал, чтобы она растаяла в его животе. Пусть же это нелепое событие и завершит эту нелепую главу о необычайниках.
Глава седьмая
Бродячие тигры
Солнце светило ярко, припекало. На одном из поворотов дороги под деревом сделали небольшой привал.
— Это дуб, — сказала Полина, — разглядывая листья на солнечный свет.
— Мое любимое дерево.
Кот лениво потянулся:
— Почему любимое?
— Дуб — это мастер волшебства, говорит мой папа. Но у меня есть свой дуб, который исполняет мои желания. Мы с ним дружим. В его корнях всегда припрятана для меня бутылочка минералки.
— А под этим дубом — целый родник, — прислушиваясь, сказал Кот. — Похоже, Мастер волшебства снова исполнил твое желание, а заодно и наше.
Родник журчал бегущим ручейком. Путники напились вкуснейшей воды и вздохнули свободней.
Казалось бы, чего лучше — лежи себе, отдыхай. Но Кот внезапно насторожился. Как-никак он все-таки нес ответственность за своих подопечных. Ему почудилось подозрительное шуршание в кустах шиповника, росших вдаль дороги. Чтобы не вызывать паники, он неспеша взобрался на толстый сук дуба, будто бы для того, чтобы как следует обозреть окрестность. Когда он все разглядел хорошенько, он успокоился и хитро усмехнулся в усы. То, что он увидел, было явной несуразностью и к делу не относилось. Посмотрим же, к чему это относилось.
В кустах зашуршало еще сильней, и на дорогу выскочили три громадных тигра. Когда подобное происходит в цирке, зрители в восторге. Наши друзья восторга не обнаружили, и это понятно, — тигры приближались и дрессировщика с ними не было. О ужас! Их стеклянные глаза были пришиты намного выше бровей, отчего казались они еще свирепей.
— Мы — голодные Бродячие тигры! — зарычали они. — Берегитесь! Раз-терзать или два-терзать — нам все равно.
Ледышка заслонил собой Полину. Тигры потянули носом. К расстройству их несытых желудков он почудился им совсем замороженным. Тигры стали в тупик.
— А эти двое пахнут железом и бумагой! — справедливо возмущались они. — Надо бы попробовать, какие они внутри.
С Бумажного посыпались газетные строчки, с Железного — стародавняя ржавчина.
— Боже мой, я забыл ножницы! — отчаянно стиснул руки Тот, кто отказался от себя.
— Тише, не двигайтесь! — предостерегла своих друзей Полина. — Таких животных лучше не дразнить. Я, кажется, догадываюсь, что надо сделать. Да, вот что — нужно прямо сказать этим полосатым кошкам…
— Точнее, любителям посвирепствовать, — поправил с дерева Кот.
— Да, — утвердительно кивнула Полина, — надо объявить им, что они из другой сказки.
— Вы из другой сказки! — крикнули все разом.
Дальнее лесное эхо проснулось и по привычке своей не поленилось повторить эти слова.
Голодные Бродячие тигры изумленно переглянулись, попятились назад и бесследно испарились в пространстве.
— Я так и знал, что это приблудные! По плану их никак не полагалось. Кот придержал шляпу и спрыгнул на землю. — Это уж точно аномальное явление!
Глава восьмая
Вокруг колодца
В голове Бумажного все перепуталось. Тигры, летающие чайники… Он шел, машинально переставляя ноги.
От Ледышки валил пар.
— Таяние ледников грозит наводнением! — Кот похлопал Ледышку по плечу. — Одежка-то не по сезону.
Ледышка вытер потный лоб и снял меховую куртку.
— Тигровая? — съязвил Кот. — О витязь, если б не Полина, быть бы тебе в тигровой шкуре!
Ледышка взглянул на Кота и сказал голосом распаренной этикетки:
— Палочка-скакалочка!
Кот переменил тактику.
— Можно подумать, что приближаемся к Экватору. — Он сдвинул на ухо шляпу. — А вот, пожалуй, и подходящая загадка. Ну-ка, отвечайте, кто мастер по дереву?
Бумажный тупо посмотрел на него:
— Ты?
— Много чести!
— Тогда плотник, — запнулся Железный.
— Или дятел, — вставил Тот, кто отказался от себя.
— Этот скорее мастер по древесным болезням! — довольный Кот потирал лапы. — Итак, внимание! Считаю до трех — раз, два, три!
— Мастер по дереву — обезьяна!
— Обезьяна, обезьяна! — развеселилась компания, показывая друг другу смешные рожицы.
— Послушайте, — сказала раскрасневшаяся от хоть бы Полина, — я знаю песенку про моряка Джона.
— Про какого моряка?
— Про отважного! Ее придумал Пол Маккартни, он живет в Англии. Папа переделал ее для меня, чтоб было понятно.
— А нам будет понятно?
— Еще как! — И Полина, отбивая на ходу такт рукой, негромко запела:
В городе, где я рожден,
Жил моряк, отважный Джон.
Он пел о жизни прошлых дней
В Стране подводных кораблей:
«Мы за солнцем плыли вслед,
На зелень вод, на синий свет.
Под водою в зыбкой мгле,
На подводном корабле.
Все друзья мои со мной,
Вот они — подать рукой.
И оркестр играет вновь —
Мы живем на подводном корабле,
Желтом корабле, славном корабле.
Жили мы без суеты,
Исполнялись все мечты.
Даль синевы, листва морей —
В Стране подводных кораблей.
Мы живем на подводном корабле,
Желтом корабле, славном корабле».
Песня понравилась всем, особенно припев про подводный корабль, желтый и славный. Лишь Коту слова показались холодными, — море, вода — не кошачья стихия. Зато мелодию песни он еще долго мурлыкал себе под нос.
Между тем вокруг все неузнаваемо изменилось. Пока шли и пели, открылась унылая и однообразная картина. По обеим сторонам дороги простиралась пустыня. Желтый парус песка косо пересекал дорогу. Путники приуныли, остановились.
К ним подошел ослабевший от жажды олененок.
— Я отбился от мамы и хочу пить. — Прошептал он.
Беспорядочно раскинув крылья, ворон вышел на дорогу и сказал медленно и важно:
— Я знаю, где есть колодец. Но ведро упало на дно. Никто больше не наливает для нас воды. Колодец весьма глубок. Железный твердо выступил вперед и коротко спросил:
— Где колодец?
Ворон подобрал крылья и перелетел через песчаный бархан.
— Пойдем, олененок! — позвала Полина и ступила на слепящий песок.
Нелегко идти по горячему сыпучему песку. Тот, кто оказался от себя, взял Папину себе на плечи. — Пять лет — еще не шесть, — мысленно не согласился он с Лесовиком.
Идти пришлось недалеко.
У колодца лежали потерянные звери. На пустой колоде сидели понурые птицы.
Железный размотал на себе цепь. За время пути она утратила свою цепкость. Он привязал ее к вороту и спутался по ней в душную темноту сруба. Сорвавшийся камешек дал понять, что вода жива. Цепь уходила глубоко в воду. Железный добрался до дна и, найдя ведро, перевернул его, чтобы оно не черпало и быстро вернулось с ним наверх. Привязать ведро железным узлом и поднять воды было несложно. Любой путник без труда сделает то же самое.
Но что случилось с Железным? Он был насквозь мокрый и ничуть не железный. Мокрый железный рыцарь, вот это да! Выходит, что в нем железа не больше, чем в нас с вами?
— Все в порядке! — сказал он. — Когда-то я не задумываясь давал честное слово и не исполнял его. Я забывал, то честное слово — рыцарское слово и шутить с ним нельзя.
Он набрал еще воды и налил полную колоду.
Звери и птицы пили и расходились по своим делам.
Железный смотрел широко открытыми глазами.
Полина погладила олененка:
— Теперь тебе хватит сил дойти до своей мамы.
— А нам — до города! — подхватил неугомонный Кот.
Глава девятая
Свет погас
Нет никакой возможности объяснить, почему вдруг стало темно. Как в театре, кто-то взял и погасил свет. Не было смысла дожидаться, когда театральный электрик Бурундук со своим братом, тоже электриком, что-то там наладит.
Предстояло идти в темноте…
Кот понимал всю важность критической ситуации и удвоил бдительность.
— Держитесь ближе ко мне. — Сказал он. — Группируйтесь вокруг меня.
Кот надеялся на свое кошачье зрение, для которого ночь ясна как день. Но как ни вертел он головой, на сей раз кошачье зрение как будто изменило ему. Он протягивал лапы, хлопал ими у себя за спиной, над головой. Все напрасно — казалось, никого из его подопечных вокруг не было.
Он делал шаг в сторону, шаг назад, слегка подпрыгивал, но увы — цели не достигал. Это его озадачило.
Прекратив бесполезные скачки и махание лапами, он решил хотя бы при помощи наводящих вопросов определить, кто где находится, и держаться по возможности в центре.
— Непредвиденные неполадки с электричеством, как по-вашему? — Вкрадчиво начал он, настраивая уши, как антенны.
— По-нашему, неполадки всегда бывают непредвиденные, — услышал он в ответ.
Тот, кто отозвался, мог быть кем угодно, только не Железным. Но и не Бумажным. А Полина этого и вовсе не говорила. Голос был незнакомый. Но Коту лишь того и надо было, чтобы кто-нибудь откликнулся.
— Должно быть, лампочки перегорели. — Продолжал он. — Признаюсь, не дурной поворот в сюжете.
— Что такое сюжет?
Ну, это наверняка Полина спрашивает.
— Сюжет? Это такой предмет, например, для разговора.
— Ничего себе предмет! И какой еще поворот?
— Нет, — подумал Кот, это не Полина. — А, все равно — лишь бы не потерять друг друга.
Незнакомый голос продолжал бубнить недружелюбно:
— Это нарушение всяких правил! Шли-шли и вдруг — потемки; как в догазетные времена.
— Так вот это кто! — Догадался наконец Кот. — Это Бумажный.
— Слушай, Бумажный, — сказал он ему как можно мягче. — В догазетные времена тоже светило солнце.
— Еще бы! И на тополях апельсины созревали. Скажи лучше, куда идти, того и гляди нога себе переломаем.
Так! Это уже, кажется, Ледышка, — все больше запутывался Кот.
Чтобы как-то распутаться, он сказал самым своим твердым голосом:
— А ты не гляди! Я могу тебя и всех вас успокоить, что мы не на Луне, кратеров здесь не предвидится. За ваши ноги я ручаюсь.
— Ох, что это? — Охнул Кот, видимо, куда-то проваливаясь. То, что он куда-то провалился, было ясно, потому что в следующий момент его слабые охи донеслись словно из-под земли или со дна моря.
Вероятно, там, куда он провалился, было очень глубоко.
Полина замерла на месте. Она никак не могла взять в толк, что перегорели все лампочки сразу, их же было так много. А тут еще странное поведение Кота, — ни с того ни с сего, он вдруг начал мяукать. И отчего это ему вздумалось разговаривать вслух с самим собой? Хорошо, что проваливаясь, он сказал «Ох!» Это было и понятно и не по-кошачьи. Но нельзя же ему всегда проваливаться, чтобы говорить по-человечески. И все из-за этой темноты!
Выждав минуту-другую, Полина легла на живот и поползла по-пластунски в том направлении, откуда доносились охи и вздохи Кота.
Вперед или назад она ползла, Полина не знала, да и все равно ей было. Лишь бы не свалиться вслед за Котом.
Где находились остальные, Полина не могла и представить — уж не провалились ли они куда-нибудь тоже? Чего-чего, а рытвин и канав на дорогах всегда хватает.
Не простое это дело — очутиться в пять с небольшим лет в полной темноте, в одиночестве, и еще пытаться оказать пострадавшему помощь. Рассчитывать в таких случаях приходится только на себя. Полина упрямо ползла вперед. К несчастью, Кот не долго подавал признаки жизни. Голос его сделался тише и наконец совсем пропал, будто стертый ластиком темноты.
Бурундуки-электрики свет включать не спешили. Что же делать, не лежать же на месте до конца сказки!
И тогда Подина услышала голос госпожи Темноты. Это был густой, обволакивающий, беспросветный хрип, вроде рассыпаемой сажи. И этот чернильный голос пел свою черную песню:
Я — Темнота, я зовусь Темнотой.
Стой, подхвачу и тебя проглочу.
Но, пожалуй, не путай меня с пустотой.
А не то
Я тебя
Научу,
Проучу!
Пряником или обманом
Рассовать по карманам
Всех застигнутых мной,
Мне не стоит труда.
Повернуться спиной
Ты не сможешь ко мне никогда.
Это был тот голос, которого боятся все. Полине стало страшно от таких посулов. Быть засунутым в чей-то карман! Надо же такое выдумать! Ни за что!
— Я тебя не вижу. — Сказала она Темноте.
— Глупенькая, она меня не видит! — Хрипло рассмеялась, рассыпалась Темнота. — Разве ты не знаешь, что темнота — это сон с открытыми глазами? Умеешь ли ты спать с открытыми глазами? Умеешь ли ты угождать мне?
— Фу, до чего ты противная, Темнота! Из-за тебя ничего не видно! — Простодушно воскликнула девочка. — Ты хуже всех. Ты спрятала моих друзей в свои карманы, но у меня есть еще мама и папа. Они меня ждут, и я должна вернуться к ним. Не хочу я сидеть ни в каком кармане! И пряников твоих не хочу!
Заклокотала Темнота, захохотала Темнота — страшнее всякого привидения.
— Вот это мне нравится! Подумаешь, папа и мама. Они меня тоже боятся. Схвачу их, посажу в свой рукав, они и притихнут.
— Не притихнут! Злючка ты колючка!
Встряхнулась Темнота:
— Не серди меня, скверная девчонка! Иначе сидеть им в моем рукаве, да и ты узнаешь, что значит грубить мне. Ты будешь заперта в абсолютной темноте, абсолютно одна и абсолютно навсегда.
Угрозы Темноты были не шуточные, но что-то мешало ей тут же их исполнить. Значит, не все так просто и все неспроста. Нет, Темнота далеко не так всемогуща, как ей хотелось бы. Что-то упорно подсказывало Полине не поддаваться страху, и она переборола себя. И отступилась Темнота. Заглохла, хоть стреляй в нее. Немного позже послышалось бульканье. Это Темнота подкреплялась черными чернилами. Затем последовала тишина, и в этой тишине послышались звуки мирного храпа. Темнота спала своим чернильным сном.
— Спи, спи! — приговаривала Полина, — может быть, пока ты спишь, в небе успеют загореться звезды.
Глава десятая