Массовые репрессии и утверждение режима личной власти

РЕФЕРАТИВНАЯ РАБОТА

ПО ИСТОРИИ НА ТЕМУ:

«ДВОЙНАЯ ТРАГЕДИЯ»

Студентки

Гр. 1-36 ПВМ

Спивак М.

Г.

СОДЕРЖАНИЕ

1. 1937 год «Революция сверху».

2. 1941 год. Великая Отечественная.

3. Единый военный лагерь. Жертвы войны.

4. 1945 год. Победа. Итоги войны.

5. Новые репрессии.

6. Сталинизм в общественно-политической жизни страны.

Понятием сталинская «революция сверху» многие историки определяют из­менения в советском государственном и социально-экономическом строе, кото­рые произошли в годы трех довоенных пятилеток. Хотя по ряду параметров это определение можно оспорить, его широкое использование, конечно, не слу­чайно с одной стороны, ломка 30-х гг. действительно носила коренной револю­ционный характер. С другой – главной движущей силой этой революции была политика советского руководства и Сталина.

Исходным пунктом сталинской «революции сверху» были события конца 20-х гг., когда на волне кризиса хлебозаготовок, Политбюро под руководством Сталина приняло курс насильственного изъятия хлеба в деревне. В статье опубликованной в «Правде» 7 ноября 1929 г., к двенадцатой годовщине Ок­тябрьской революции, Сталин объявил истекший 1929 г. годом «великого пере­лома» - «решительного наступления социализма на капиталистические эле­менты города и деревни, он призвал продолжать эту политику, форсировать индустриализацию и коллективизацию. При помощи колхозов сталинское ру­ководство рассчитывало получить в деревне дешевый хлеб для нужд огромного индустриального строительства.

Летом 1930 г. начались аресты так называемых буржуазных социалистов из центральных хозяйственных ведомств – крупных ученых и экспертов, играв­ших заметную роль в годы НЭПа и в силу этого сочувствовавших группе Буха­рина. Вскоре усилиями ОГПУ, которые внимательно направлял Сталин, было подготовлено досье о целой сети связанных между собой «контрреволюцион­ных организаций». В сфальсифицированных материалах утверждалось, что «трудовая крестьянская партия» (ТПК), которую возглавляли известные ученый Н.Д. Кондратьев, А.В. Чаянов, Л.Н. Юровский и другие, опираясь на под­держку белоэмигрантских организаций, намеривалась захватить власть в ре­зультате вооруженного восстания, и что ТПК была связана с «союзом меньше­виков», которое якобы создали бывшие меньшевики под руководством В.Г. Громана, Н.Н. Суханова, В.А. Базарова, и с «промышленной партией», органи­зованной группой инженеров во главе с профессором Л.К. Рамзиным. Разраба­тывалась версия «договора» и в Красной Армии.

Одновременно в ОГПУ готовили дело о «вредителях рабочего снабжения». В сентябре 1930 г. в газетах было опубликовано сообщение о расстреле 48 «вре­дителей» - специалистов ведомств, занятых снабжением населения продуктами питания. Вокруг этого была развернута шумная пропагандистская кампания. Наученному продовольственными трудностями народу внушали, подлинные виновники выявлены и теперь дело пойдет на поправку. Такая же кампания была проведена в декабре во время процесса по делу «промпартии». Аресты в Мо­скве дали сигнал к массовым репрессиям, где также в большом количестве фальсифицировались дела о «контрреволюционных организациях».

Массовые репрессии и утверждение режима личной власти

Период с августа 1936 г. до конца 1938 г. во всех исторических исследова­ниях характеризуется как время массовых репрессий, «большой террор». На­чальной его точкой традиционно считается судебный процесс по делу так назы­ваемого антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра, проходивший в Москве 19-24 августа 1936 г. Всех 16 подсудимых – заслужен­ных старых большевиков, в том числе Г.Е. Зиновьева – приговорили к рас­стрелу за шпионаж, вредительство и террор, за причастность к убийству Кирова и подготовку ликвидации Сталина и его соратников. Все эти обвинения были сфабрикованы руководителями НКВД, действия которых, как показывают до­кументы, направлял лично Сталин.

После этого процесса репрессии обрушились на многих членов партии, кото­рые когда-либо примыкали к оппозиции или сочувствовали им. Сталин не до­верял этим людям и решил избавиться от них. Проводил эту чистку новый нар­ком внутренних дел Ежов, сменивший на этом посту Г.Г. Ягоду в сентябре 1936г.

Первые результаты репрессий подвел известный пленум ЦК ВКП (б), прохо­дивший в феврале - марте 1937 г. Накануне пленума покончил жизнь само­убийством (или, по некоторым версиям, был убит) Г.К. Орджоникидзе, кото­рый болезненно переживал, аресты в своем окружении и пытался убедить Ста­лина смягчить террор. На самом февральско-мартовском пленуме, как показы­вает опубликованная в последние годы стенограмма, никаких протестов против репрессивной политики не было. Одним из центральных пунктов пленума было обсуждение дела Н.Н. Бухарина и А.И. Рыкова, обвиненных в контрреволюци­онной, террористической деятельности. Фактически пленум санкционировал их арест. В выступлениях Сталина и других членов ЦК говорилось о необходимо­сти продолжать борьбу с не разоблаченными еще врагами.

11 июня 1937 г. были приговорены к расстрелу известные военачальники М.Н. Тухачевский, А.И. Корк, И.Э. Якир и другие – по обвинению в подготовке заговора. Проведенные затем массовые аресты и увольнения в Красной Армии лишили ее значительной части офицерского корпуса.

С определенного момента репрессивные акции приобрели массовых характер и обрушились не только преимущественно на правящие группы, но и широкие слои рядового населения. 2 июля 1937 г. Политбюро санкционировало отправку следующей телеграммы: «Замечено, что большая часть наших кулаков и уго­ловников, высланных одно время из разных областей в северные и сибирские районы, а потом, по истечении срока высылки, вернувшихся в свои области, - являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений… ЦК ВКП (б) предлагает всем секретарям областных и краевых организаций и всем областным, краевым и республиканским представителям НКВД взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и были расстреляны в порядке административного проведения их дел через «тройки», а остальные менее активные, но все же враждебные элементы были переписаны и высланы в районы по указанию НКВД…»

На основании этих указаний в НКВД был подготовлен оперативный приказ № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». Приказ предписывал начать операцию, с 5 по 15 августа и закончить в четырехмесячный срок. Все репрессируемые разби­вались на две категории: первая – подлежащие немедленному аресту и рас­стрелу, вторая – подлежащие заключению в лагеря или тюрьмы на срок от 8 до 10 лет. Всем областям, краям и республикам доводились лимиты по каждой из двух категорий. Всего было предписано арестовать 259 450 человек, из них 72 950 расстрелять. Эти цифры были заведомо неполными, так как в перечне от­сутствовал ряд регионов страны. Приказ дал местным руководителям право за­прашивать у Москвы дополнительные лимиты на репрессии. Кроме того, за­ключению в лагеря или высылке могли подвергаться семьи репрессируемых.

Частью «большого террора» стали многочисленные процессы над «вредите­лями» и «шпионами» в Москве и на местах. Осуществлялись массовые депор­тации «неблагонадежного элемента» из пограничных районов. Самой крупной была высылка корейского населения Дальневосточного края в Казахстан и Уз­бекистан. Все эти акции планировались в Москве, утверждались в Политбюро и осуществлялись на основе специальных тщательно разработанных приказов НКВД. Сохранились также многочисленные прямые документальные свиде­тельства того, что Сталин был не только главным вдохновителем террора, но постоянно непосредственно руководил этими акциями.

По поводу общей численности жертв «большого террора» в литературе до сих пор идут споры. Проблема заключается в том, что историки не располагают необходимыми статистическими данными и комплексными исследованиями наличных опубликованных и архивных материалов. В последнее время были обнародованы и используются подсчеты, сделанные еще в 50-60-е гг. для высшего руководства СССР. Согласно этим данным, за 1937-1938 гг. было арестовано более 1 млн. 370 тыс. человек, из них более 680 тыс. расстреляны (судя по всему, подсчеты касались осужденных по политическим статьям). Эти цифры, однако, нуждаются в критическом анализе. Неизвестно, каким образом и на основе, каких первичных данных они были получены. Очевидно, что в категорию арестованных не включались сотни тысяч депортированных и ссыльных, а в категорию расстрелянных не попадали многие тысячи арестованных, погибших от пыток во время следствия и т.д. В целом при любых подсчетах получается, что жертвами террора стали несколько миллионов человек. Численность расстрелянных и погибших в застенках НКВД приближается к одному миллиону.

17 ноября 1938 г. было принято постановление СНК СССР и ЦК ВКП (б), за­прещавшее проведение «массовых операций по арестам и выселению» и осуж­давшее «нарушения законности» 24 ноября от должности наркома внутренних дел был освобожден, а вскоре арестован и расстрелян Н.И. Ежов. Новым нар­комом назначен Л.П. Берия. Благодаря этим переменам смогла получить сво­боду небольшая часть жертв террора. Под руководством Берии была произве­дена новая чистка в органах НКВД, однако в самой основе эта карательная ма­шина осталась неприкосновенной.

Однако на самом деле массовые репрессии нанесли стране непоправимый урон, деформировав, а в ряде случаев и извратив, смысл и последствия даже объективных достижений страны в экономике, социальной трансформации, в сфере народного образования, науки и культуры. В последующие два предво­енных года пришлось лихорадочно наверстывать упущенное и восстанавливать разрушенное в период террора. Большинство специалистов считали, что по­следствия террора, особенно разрушение кадрового костяка армии, были одной из первостепенных причин тяжелых поражений в первые годы войны.

Массовые репрессии 1937-1938 гг. были завершающим этапом сталинской «революции сверху». Благодаря им окончательно укрепилась политическая система, которую называют режимом личной власти Сталина. В ходе репрессий была уничтожена большая группа высших руководителей страны. Оставшиеся в живых, включая даже самых близких соратников Сталина, потеряли своих со­трудников, родственников, сами находились под постоянной угрозой репрессий и утратили остатки былого политического понимания. Принятие принципиаль­ных политических решений окончательно перешло в руки Сталина.

Великая Отечественная. Перестройка власти.

На рассвете 22 июня фашистская Германия напала на Советский Союз. На­падение оказалось неожиданным для большинства частей и соединений Крас­ной Армии. Враг встретил в ряде случаев упорное сопротивление погранични­ков и красноармейцев, но оно не смогло остановить заранее подготовленные фашистские полчища.

Над нашим народом нависла смертельная опасность. Фашистские лидеры тщательно планировали будущую политику на оккупированной территории. Ее основу составляли: уничтожение государственности, физическое истребление политических руководителей и партийных активистов, экономическое ограбле­ние, ликвидация интеллигенции и национальной культуры, расистская поли­тика – от полного уничтожения одних народов до порабощения остальных.

В первые же дни советское руководство приняло ряд мер для организации отпора врагу. 22 июня в 12 часов 15 минут по радио с заявлением от имени пра­вительства выступил нарком иностранных дел СССР В.М. Молотов. В заявле­нии выражалась уверенность, что Красная Армия и весь народ «поведут побе­доносную отечественную войну за Родину, за честь, за свободу», что в этой войне весь наш народ должен быть сплочен и един как никогда». Заявление за­вершалось словами, ставшими историческими: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».

Война потребовала перестройки всей жизни страны. Слова лозунга: «Все для фронта, все для победы!» стали основным смыслом и содержанием этой пере­стройки.

Одной из важнейших задач было надлежащее функционирование военной экономики. Сверхцентрализация в чрезвычайных условиях поднялась до мак­симального уровня, что оказалось в целом эффективным. Ни в одной стране экономика не была до такой степени милитаризована. Фактически все остав­шиеся в тылу граждане СССР были мобилизованы на трудовой фронт. Сущест­венным элементом государственно-принудительной экономике был подневоль­ный труд заключенных (около 1,5 млн., треть из них – политические), ссыль­ных, перемещенных лиц, особенно из репрессивных народов, военнопленных, а также освобожденных из немецкого плена советских военнопленных. Они обычно использовались на самых тяжелых работах.

По одним только принудительно-административными мерами невозможно было решить проблему кадров, как, впрочем, и другие проблемы перестройки жизни на военный лад. Это показал провал попыток немецко-фашистских за­хватчиков создать на оккупированной территории эффективную экономику. Несмотря на жестокие меры принуждения и массовые репрессии, эти попытки провалились, по признанию самих немцев, вследствие массового саботажа на­селения, не желавшего работать на потребителей. В советском тылу трудя­щиеся в массе своей чувствовали себя такими же защитниками Родины, как и солдаты на фронте. Объективно обусловлено было осознание каждым, от нар­кома до рабочего, ответственности, личной заинтересованности в приближении победы над врагом, что являлось главным стимулом колоссального напряжения всех сил народа.

Перевод народного хозяйства на военные рельсы приходилось осуществлять в чрезвычайно сложных условиях. Мобилизации в армию изъяли из народного хозяйства наиболее трудоспособных мужчин и часть женщин. В результате ка­тастрофического хода войны была утрачена территория, на которой проживало 45 % населения, производилось две трети продукции тяжелой промышленно­сти, более половины продукции земледелия и животноводства. Эвакуация из угрожаемых районов оборудования, материальных и культурных ценностей, населения стала важнейшим звеном в перестройки экономики. Эвакуированные предприятия срочно восстанавливались на новых местах.

В середине 1942 г. перестройка экономики на военный лад завершилась, а в конце его Советский Союз превзошел Германию по выпуску военной продук­ции, и этот перевес непрерывно возрастал.

Первыми жертвами были евреи и военнопленные. Заранее спла­нированные массовые казни осуществлялись особыми командами, так называемыми Einsatzgruppen. Именно они обычно занимались истреблением евреев, кото­рые традиционно жили многочисленными группами в западных районах СССР. Все киевские евреи, например, как полагают, были уничтожены в скорбно зна­менитом овраге Бабий Яр. Аналогичные акции имели место в Керчи, Таллинне, Львове, Минске, Риге и многих других городах. Среди военнопленных в со­ответствии с приказом, отданным накануне вторжения, уничтоже­нию подле­жали «политические руководители и партийные функцио­неры». Практически же, как только пленных военнослужащих вы­страивали в пункте сбора, разда­валась команда: «Комиссары, ком­мунисты и евреи, шаг вперед!» Вышедших из строя тут же расстре­ливали. Чтобы попасть в их число, достаточно было просто иметь «интеллигентный вид», поскольку все зависело от произвола немец­ких офицеров.

Впрочем, участь остальных была не многим лучше. С ними обра­щались хуже, чем с бродячими собаками. Часовым было приказано стрелять по ним при малейшем подозрительном движении. Разме­щали их, где попало, зачастую под открытым небом, просто за ко­лючей проволокой, и нередко неделями не давали никакой еды. Ра­неным не оказывалось медицинской помощи. Из немец­кого докумен­та видно, что во многих случаях их преднамеренно старались умерт­вить голодом и холодом. Перевозившие пленных поезда приходили к месту назначения набитые трупами. Пленных травили ядом или убивали иными способами, потому что в них видели обузу, лишних едоков — и только. Зимой 1941/42 г. смертность в лагерях военно­пленных достигла масштабов настоящего массового истребления. Как свидетельствует тот же документ, они умирали «как мухи», сот­нями тысяч; смертность колебалась в пределах от 30 до 95 % в за­висимости от лагеря. Так продолжалось до тех пор, пока немцы по­лагали, что победа уже у них в кармане. Впоследствии они предпочли ис­пользовать военнопленных в качестве дешевой рабочей силы и да­же жалели задним числом, что дали погибнуть столь многим из них. Тем не менее, они продолжали обращаться с ними так же бесчело­вечно (был даже отдан приказ, выжигать у них на теле клеймо, но приказ этот как будто не был приведен в ис­полнение). Кормили военнопленных настолько плохо, а работа была столь тя­желой, что число жертв среди них продолжало оставаться очень большим. Чис­ленность военнопленных была очень высокой: 5 млн. человек, из которых 3,3 млн. человек, взятых в плен в первое лето*. В неволе по­гибло около трех с по­ловиной миллионов. Их смерти, рассматривается как самое тяжкое преступле­ние, совершенное немцами, но второй мировой войне, после истребления ев­реев.

Следующей задачей немцы ставили себе экономическое ограбле­ние оккупи­рованных территорий. Как только стало ясно, что война затягивается, эта за­дача сделалась главной. Не выполнением зани­мался обширный аппарат, в кото­ром согласованно действовали госу­дарственные ведомства и частные компа­нии. Возглавлявший всю эту деятельность Геринг без обиняков заявил: «Я хочу набить мешок, и намерен сделать это со всей основательностью». Два типа ре­сурсов в особенности влекли к себе немцев: продовольствие и нефть. Не брез­говали они и прочим: сырьем, лесом, углем, а там, где им удавалось пускать в ход заводы и фабрики, — также и промышленной продук­цией. Но особенно безотлагательным было их стремление заполу­чить продовольствие. Оккупаци­онная армия уже и так снабжалась на месте. Но немецкие планы были куда бо­лее обширными: в основе их лежала надежда, что еще до конца 1941 г. все воо­руженные силы Германии смогут перейти на продовольственное снабжение за счет России. «Единственная верная политика, — заявил нацистский гла­варь Борман, — это та, которая обеспечивает нам максимум снабже­ния». Это озна­чало: отобрать у крестьян все вплоть до последнего зернышка. Естественно, что исключения не было сделано и для укра­инской деревни, хотя в какой-то момент некоторые из нацистских руководителей лелеяли замыслы о предоставлении украинцам относи­тельно привилегированного положения, чтобы противопос­тавить их русским.

Таким образом, оккупанты не смогли создать даже видимости функциони­рующей экономики па захваченных советских территори­ях. У местного населе­ния, особенно в городах, были отняты даже самые элементарные потребитель­ские блага. Сопротивление жителей, саботаж, демонтаж оборудования перед отступлением — все это до­вершало картину. Меры выкачивания добра нем­цами становились все более беспощадными, но результаты так и не смогли удовлетво­рить оккупантов. Подсчитано, что за вычетом снабжения собственно оккупационных войск Германия смогла взять в захваченных областях лишь не­многим больше того, что она могла бы получить без войны, пользуясь обыч­ными каналами торговли. В отместку немцы в мо­мент отступления пытались вывезти все, что оставалось, и унич­тожить все то, что не могло быть вывезено.

Наконец, еще одна задача, которую поставили перед собой гит­леровцы, за­ключалась в депортации в Германию еще сохранившего трудоспособность со­ветского населения с целью использовать его как рабочую силу в своем хозяй­стве. Вначале они пробовали вербовать добровольцев и, особенно в Западной Украине, сумели обольстить немало людей обещаниями лучшей жизни. Не­много времени, однако, потребовалось для того, чтобы обманутые увидели, что уготованное им положение не слишком отличается от положения военноплен­ных. Никто больше не соглашался ехать в Германию, и немцы перешли к при­менению силы. Началась настоящая охота на людей, напоми­навшая, по свиде­тельству немецкого источника, «самые мрачные пе­риоды работорговли». Ис­кали преимущественно молодежь, но не ща­дили и пожилых, в том числе жен­щин; их зачастую насильно отры­вали от детей и принуждали делать аборты в случае беременности. Под дулами автоматов, подгоняя ударами бичей, их гнали по улицам городов, а потом набивали в железнодорожные составы. Де­ревням, которые не поставляли установленного числа людей, грозило сож­же­ние; и многие были сожжены. У тех, кто прятался, разрушали дом и конфиско­вывали жалкие остатки имущества. Перед отступ­лением оккупанты делали по­следнюю попытку угнать с собой всех трудоспособных мужчин. В Германии депортированные должны были ходить с особой отличительной нашивкой па одежде, жить в специ­ально отведенных для них лагерях и трудиться, как ка­торжные. По данным советских источников, численность их в общей сложно­сти превышала четыре миллиона (по немецким документам — около трех мил­лионов). Как и в случае с военнопленными, большинству из них суждено было погибнуть.

Суммируя вместе все эти обстоятельства, можно получить пред­ставление о том, как жилось людям на обширной территории, окку­пированной немцами. Недостает только последней детали. Гитлеров­ская политика вызывала у насе­ления все более сильное сопротивле­ние, размах и ожесточенность которого по­стоянно нарастали. Немцы пытались подавить его с той исключительной бес­пощадностью, кото­рая была заранее запланирована ими. Потом к этому стали прибав­ляться страх перед пребыванием во враждебной стране и ярость из-за невозможности совладать с подобным противодействием даже самыми жесто­кими мерами. Массовые казни становились все более частыми. В каждой из стран, оккупированных нацистами во время второй мировой войны, есть свои селения-мученики, где жители были уничтожены, а дома разрушены: Лидице — в Чехословакии, Орадур — во Франции, Мардзаботто — в Италии. В СССР они насчиты­вались сотнями: не было такого города или района, где не проис­ходило бы массовых убийств. Всем известны названия немецких ла­герей смерти: Освенцим, Маутхаузен, Дахау, Бухенвальд. Множество аналогичных лагерей было устроено на советской земле: под Ригой, Вильнюсом, Каунасом, Львовом, Минском — если ограничиться лишь самыми крупными лагерями. Подсчитано, что жертвами оккупации стали примерно 10 миллионов советских граждан. Существует, од­нако, другая, еще более впечатляющая советская оценка. До войны во всех областях, подвергнувшихся затем немецкой оккупа­ции, прожи­вало в общей сложности 88 млн. человек; к моменту освобождения в них оставалось 55 млн. человек, причем большая часть недостаю­щих была убита или депортирована (остальные были призваны в Красную Армию или эвакуированы на восток). В таком городе, как Орел, из 114 тыс. жителей, живших там до войны, оставалось 30 тыс. То же было и в других мес­тах. Эта леденящая кровь картина и открывалась взору советских солдат при наступлении.

Понятно, что поведение захватчиков в СССР не могло вызвать симпатий у местного населения, да немцы, впрочем, и не ставили перед собой такой задачи. Это не означает, однако, что оккупанты совсем исключали из своего военного арсенала политические сред­ства. Напротив, по мере того как война принимала затяжной харак­тер, они все усердней старались использовать любые проявле­ния противоречий и размежевания в рядах противника в надежде осла­бить его. Успехи их в этой области были скудными как из-за того, что подобная задача была слишком далека от истинных целей окку­пации и применявшихся для их достижения методов, так и из-за недооценки действительной силы советского строя.