Выступая накануне выборов 1946 г. перед своими избирателями Сталин упомянул о неких, не названных им победителях, которые считают, что находятся вне критики, контроля, а тем более суда. «Победителей можно и нужно судить. Это полезно не только дела, но и для самих победителей: меньше будет зазнайства, больше будет скромности», — наставительно произнес он под смех и аплодисменты. Судя по его дальнейшим словам, имелись в виду вроде бы предстоящие выборы, суд избирателей над правящей партией. Однако последовавшие вскоре события показали, что это был не столько демагогический прием, сколько прямая угроза в адрес причастных к победе и пока что ему одному известных лиц.
Сталин собрал Военный совет, на котором были зачитаны эти показания, после чего Жукова освободили от его обязанностей и послали командовать Одесским военным округом. На этом его заключения не кончились. За «непартийные разговоры» и «отсутствие партийной скромности», выразившиеся в том, что он «переоценил свою роль в Отечественной войне», его выводят из числа кандидатов в члены ЦК. Затем объявляют выговор за незаконное награждение 27 артистов. Следует еще одно, «последнее» предупреждение, а за ним предписание выехать в Свердловск и принять там командование тыловым Уральским военным округом. «За присвоение и вывоз из Германии трофейного имущества» (4 автомобиля, 132 картины известных живописцев, более 30 старинных ковров и т.п.) арестованы певица Лидия Русланова и ее муж-генерал. Но с первого допроса стали интересоваться у них не только тем, что из этого было подарено Жукову, но и его «провокационными» высказываниями, «враждебными партии и государству».
Советская интеллигенция в целом разделяла общественные иллюзии, характерные для сталинского времени. Деятели культуры более или менее единодушно славили партию, государство, вождя. Вот как характеризовал свое отношение к Сталину после возвращения с фронта будущий писатель и диссидент Виктор Некрасов: «Он, конечно же, понял теперь всю силу народа, поверившего в его гений, понял, что к потокам крови прошлого, не военного, а довоенного, возврата нет. И мы, интеллигентные мальчики, поверили в этот миф и с чистой душой и открытым сердцем вступили в партию Ленина—Сталина».
Гнев вождя был страшен. Еще более распалили его выдержки из зафиксированных чекистами «нездоровых», а порой и прямо «враждебных» высказываний Зощенко и поэтессы Анны Ахматовой. В постановлении имелось прямое указание исключить их из Союза советских писателей и лишить права печататься. Так началось послевоенное идеологическое наступление на общество, наведение страха на творческую интеллигенцию.
«ЛЕНИНГРАДСКОЕ ДЕЛО» И НОВЫЕ РЕПРЕССИИ
Операция, подобная по своим масштабам той, которая будет описана, могла бы стать возможной, если бы она не сопровождалась всеобщей атмосферой страха. Органы репрессивного аппарата, политическая полиция и специальные войска Министерства внутренних дел никогда не уступали своих господствующих позиций среди всех государственных учреждений и своей исключительной власти, которую они приобрели в 30-е гг. Война не ограниченных прерогатив, не отменила их права на верховный надзор над армией, над Вооруженными Силами, административным аппаратом, т.е. как над каждым отдельным гражданином. Глава этих органов получил звание маршала. Воспоминания о 1936—1938 гг. еще свежи. Обширная сеть лагерей и тюремных колоний продолжала действовать. В годы войны освобождение людей из тюрьмы прекратилось. После победы начали освобождать небольшими партиями политических заключенных, которые отбыли свои сроки. За этим следовала обычно ссылка или принудительное поселение с запретом проживать в крупных городах (или же просто проживать в центральной части СССР). Начиная с 1948 г. многие из тех, кто остался на свободе, пусть и при этих ограничениях, вновь были призваны на основе простого административного распоряжения без предъявления обвинения в каком-либо новом нарушении закона. Их ссылали в еще более удаленные и трудные для жизни места, где население по большей части состояло из депортированных. Но этого момента об освобождении из заключения не могло быть и речи, разве лишь в редчайших случаях: действие многих приказов было продлено административным решением. В этих условиях даже временная отмена смертной казни, провозглашенная в мае 1947 г. (восстановлена она была в начале 1950 г.), не производила на людей сильного впечатления.
Повторный арест бывших политических осужденных совпал с общим ужесточением репрессий, которые, хотя и не достигали прежних массовых масштабов 30-х гг., были достаточно широкими и порождали психоз страха. Публичных показательных, театрализованных процессов не проводилось. По какому-то странному правилу тех, кто с наибольшей яростью поносили на страницах печати, как, например Зощенко и Ахматову, не трогали, даже если они подвергались общему остракизму. Аресты производились в абсолютном безмолвии. Время от времени ударам подвергались наиболее видные социальные группы: интеллигенция, военные, те люди, которые имели какие-то контакты с иностранцами.
АНТИСЕМИТСКАЯ КАМПАНИЯ
Наиболее ярким проявлением сталинского шовинизма в послевоенные годы стал антисемитизм. До этого в советской действительности не было ничего подобного. Революция и большевистская власть энергично боролись с антисемитскими тенденциями, которые на протяжении длительного времени в прошлом насаждались среди народов империи политикой царизма. Хотя еврейский вопрос имел свою специфику, он рассматривался в СССР как часть более общей проблемы| совместной жизни и развития в рамках единого Союза множество различных национальностей. За евреями признавалось право жить как самостоятельной нации, со своим языком и своими собственными культурными институтами. В 20-е гг. обсуждалась даже возможность предоставить им территорию, в своем роде советскую Палестину, сначала на Украине и в Крыму, а затем на Дальнем Востоке (в районе Биробиджана). Эти проекты, по своей сути весьма искусственные, полностью провалились.
В годы войны участь советских евреев на оккупированных территориях их была столь же ужасной, как и во всех европейских странах попавших под власть нацистов. В других районах страны евреи продемонстрировали не меньшую, чем русские, приверженность к делу Сопротивления и победы, будь то участие в боях в рядах Вооруженных Сил или труд в тылу.