Зачем я согласился так легко? Хрен его знает. Я никогда не являлся поклонником публичных домов, скорее, меня напрягало, что какой-то там мальчишка имеет доступ в некий клуб “только для элиты”, я же об этом месте даже не слышал. Конечно, существовала вероятность, что Влад просто пытался пустить мне пыль в глаза, подлизаться и притащить в элитный бордель, где у каждой бабенки справок от врачей больше чем у меня офшоров, и, все же, желание быть в курсе взяло верх.
Второй раз Соколовский подошел ко мне, когда я собирался уезжать от Добрыниных:
— Я заеду за тобой в шесть, — словно мы давние друзья выдал он и хлопнул меня по плечу.
— Я тебе что телка, за мной заезжать? — такое панибратство меня бесило. — Вышли адрес сообщением, у моего водителя прекрасный навигатор в машине.
От этой реплики Влад стушевался, но тут же нашелся:
— Я ведь говорил, что клуб только для элиты. Без своего человека тебя просто не пропустят на территорию.
Хмуро смерив мальчишку взглядом, я все же сделал финальный вывод — он идиот. Так оскорбить одной фразой того, кто сильнее тебя во всех смыслах, надо уметь. И, все же, глупость иногда бывает прощенной.
— Поедем на моей машине, с моими людьми и охраной, — произнес я, не исключая вероятности сценария, что меня так изощренно просто хотят грохнуть в лесу.
Влад примирительно вскинул руки в безоружном жесте, я же окончательно пожалел старшего Соколовского за сына-идиота, и, вообще, начинал раздумывать — ехать в какие-то сомнительные клубы. Дауну понятно, что бордель — место, явно, незаконное, хоть и не настолько, чтобы за его посещение заиметь крупные проблемы.
Влад отличился пунктуальностью, объявился в приемной моего офиса ровно в шесть. К этому моменту я уже полностью убедил себя никуда не ехать. Настроение было поганым, и снимать шлюху, которую можно будет отодрать во всех позах, даже завязав ей рот, не особо хотелось. С тем же успехом я мог бы вызвать секретаршу Карину и нагнуть ее прямо на столе, вот только не прельщало. Даже несмотря на то, что Кариночка была одной из немногих, чей голос почти не бесил.
Возможно, дело в музыкальном образовании? Когда-то секретарь, заваривающая мне теперь по утрам кофе, мечтала стать знаменитой певицей, но, приехав из села под Таганрогом, в большой город ее постигло много разочарований. И ей крайне повезло, что, когда моя предыдущая секретарша ушла в декрет, на собеседовании именно ее голос не вызвал раздражения. Хотя были кандидатки куда более опытные и не впадающие в транс от слова ксерокс. Впрочем, Карина оказалась смышленной и, пройдя скорые курсы, вполне справлялась со своими обязанностями, а ни о чем другом я и не просил. Хотя, ловя иногда ее взгляд, понимал — она не прочь пойти дальше рабочих отношений, и, если потребую, не откажет.
— Я передумал, — заявил Соколовскому, едва тот оказался в моем кабинете. — Слишком много дел.
Влад от моего категоричного отказа растерялся.
— Но, ведь… — он понизил голос. — Я уже договорился, будет неловко.
— Мне плевать.
Неужели он думал, что меня серьезно будет волновать, с кем он там договаривался?
— Руслан, ты не понимаешь, — Влад начал говорить так, будто куда-то спешил. — Это не просто публичный дом, это КЛУБ! О нем даже рассказывать нельзя!
Я откинулся на спинку кресла, смерил взглядом этого недоумка. Знавал я всякие клубы, и этот, наверняка, был одним из подобных. У меня была масса времени, чтобы навести кое-какие справки, пока полдня работал в офисе. Соколовский-младший любил жесткий секс. Все эти плети, порки, зажимы на сосках. Ну какой еще может быть клуб у такого как он? Однозначно, БДСМ! Мало ли извращенцев.
Меня же подобные развлечения могли тронуть только тем, что в них не участвовал. Мне хватало в жизни рабского преклонения, чтобы начать наслаждаться этим еще и в постели.
— Вряд ли в месте куда ты хочешь меня отвезти, будет что-то особенное, — с самым скучающим видом ответил я и кивнул на дверь. — Поверь, я многое перепробовал, чтобы сломя голову, бежать в какой-то закрытый клуб.
— Спорим, нет! — мальчишка неожиданно оживился и произнес это с вызовом, чего я абсолютно от него не ожидал. — Уверен, это тебя удивит. Такого ты не видел!
Я не азартный человек, абсолютно, но кто же упускает такой шанс?
— Спорим. На контрольный пакет акций. Проиграешь — отдаешь его по минимальной цене.
И этот идиот согласился, даже расписку подписал, взамен от меня попросив сущий пустяк: в случае проигрыша, я даю ему разрешение потусить с бабами несколько дней в своем доме на Итальянском берегу и на спортивной тачке покататься, с обещанием что не разобьет.
Мысленно я уже подсчитывал полученную прибыль, когда мы свернули с МКАДа на одну из трасс, долго ехали по прямой, а потом Влад объяснял водителю, куда двигаться дальше.
Дивиденды грозили быть колоссальными, а в перспективе вырисовывалась возможность поглотить еще несколько мелких контор, ходящих под Соколовскими.
Мой джип свернул на грунтовую дорогу, долго петлял между лесными насаждениями, пока не уткнулся в обнесенный каменным забором особняк. Ворота метра три высотой, КПП с охраной. Увиденное больше походило на военный объект, чем на бордель. Что ж, мне, действительно, стало любопытно, каких шлюшек тут так охраняют.
Пока Влад не вышел и не сказал о чем-то охраннику, нам не открыли, лишь проехав на территорию, я заметил множество дорогих машин, припаркованных во внутреннем дворе. А зайдя внутрь, разочаровался окончательно.
Да, тут было дорого. Роскошь витала в воздухе, богатство выглядывало из каждого угла и стучалось в витражные окна.
Да, красивые женщины. Практически, совершенные тигрицы в роскошных вечерних платьях, которые, как гейши в древние времена, скрашивали интеллектуальный досуг мужчин, чтобы после, по первому их желанию, раздвинуть ноги, продавая тело.
Влад вел меня все дальше, из зала в зал, и я понимал, что публичный дом и правда рассчитан на то, чтобы удовлетворить самого взыскательного клиента. Тут было много помещений с просто отличной звукоизоляцией. После подобия высшего общества мы попали в огромную комнату, отделанную в черно-красных тонах, где разукрашенные готичные девочки извивались у шестов под Мерлина Мэнсона.
Следующая комната была посвящена БДСМ тематике, и я с усмешкой заметил, как Влад начал дышать чаще и вытер потные ладони о свои дорогие брюки с идеальными стрелками. М-да, столько тысячелетий эволюции, а ты все такая же примитивная обезьяна, Соколовский. Тупая обезьяна.
Несколько удивил меня следующий зал, так как я никак не ожидал наткнуться на древнегреческую оргию. В помещении, стилизованном под грот трахались несколько десятков человек. Не люди, а огромный организм, ведомый похотью. Ближайшую ко мне девку драли трое мужиков, а она только стонала, содрогаясь от наслаждения и лихорадочно прыгала на члене толстяка, раскинувшегося на кушетке и выкручивающего девке соски. А на “Олимпе” вдалеке какой-то атлет в лавровом венке изображал из себя Зевса, имея какую-то не особо молодую бабу, а гибкая красотка, тем временем, облизывала ему яйца.
Как понимаю, все, кто тут молодые и красивые, — работнички этого замечательного местечка.
— Ты это мне хотел показать? — я перевел взгляд на Влада. — Безвкусную оргию?
Нет, зрелище, бесспорно, цепляло что-то в душе и, возможно, даже возбуждало, но все сходило на нет, стоило услышать противные чавкающие звуки, которые издавала шлюха, обрабатывая чужой член.
Такими темпами, я точно стану импотентом…
— Нет, это все полная ерунда. Игрушки, — Влад кивнул куда-то в сторону лестницы, ведущей в подвал здания. — Все самое интересное там.
— Да неужели? — мои слова просто источали сарказм. — “Золотой дождь” или изощренная зоофилия?
— Увидишь! — таинственно отозвался Соколовский и все так же уверенно двинулся вперед.
Подвальный коридор закручивался, складывалось впечатление, будто он огибает что-то в сердцевине дома, и я бы не удивился, выйди мы обратно к лестнице наверх, но Влад остановился, дернул одну из дверей и завел меня внутрь.
Комнатка была небольшой, буквально три на три метра, одна стена глухое стекло, остальные просто серые, и большое удобное кресло посередине. Даже с массажером.
— И что это? — обведя рукой пространство, спросил я.
— Терпение. Уверен, ты оценишь, — Влад просто лучился от собственной значимости в этот момент, будто готовился мне целый мир открыть. — Главное, помни, никто из присутствующих тебя не увидит, а голос будет изменен. В клубе соблюдают анонимность — это основное правило.
Он указал мне на кресло, а, заодно, небольшой микрофон вмонтированный в подлокотник.
— Как только все начнется, ты сразу поймешь! — с этими словами он вышел из комнаты, прикрывая за собой дверь.
На всякий случай, я убедился, что меня тут не заперли. Все начинало походить на идиотскую шутку или фильм “Пила”. Было бы совсем не удивительно, превратись стекло сейчас в огромный экран, на котором появится клоун.
Но этого не произошло. Минут десять спустя, когда я окончательно заскучал, яркая вспышка буквально ослепила меня.
В комнате за стеклом, кто-то включил свет.
И я очень быстро понял, что передо мной никакое не стекло, а зеркало, как любят показывать в американских фильмах, за которым тебя не видно, но очень удобно наблюдать за тем, кого будут допрашивать.
Посередине освещенной то ли арены, то ли сцены стоял пустой стул, а вокруг расположились еще с десятка три таких же зеркал. Теперь стало ясно вокруг чего именно закручивался коридор, и что за стенкой наверняка сидят такие же зрители, как и я, вот только какое зрелище нам собираются показывать?
— Дамы и господа, — ожили динамики в комнатушке, — напоминаю, наши правила. Лот у нас только один, победитель аукциона получает право полного распоряжения над лотом. Остальные, при согласии победителя, могут принять участие в пользовании, смотреть за представлением либо покинуть комнаты. Правила нашего клуба гарантируют вам полную анонимность в выполнении ваших желаний. Начальная ставка тысяча долларов.
Свет над ареной немного приглушили, единственная дверь открылась и двое полуодетых амбалов втолкнули вперед миниатюрную девчонку. Абсолютно голую. Она безвольно шла, куда направляли. Ее ноги подкашивались, а взгляд был мутным, как после трехдневной пьянки.
Незнакомку привязали к стулу, заведя руки за спинку, так что небольшая, но аккуратная грудь, приподнялась вверх, а вершинки сосков от холода стали острыми пиками. Лодыжки ей тоже привязали, но уже к ножкам стула, так что бедра оказались слегка разведены, обнажая узкую полоску аккуратно выбритой киски.
Один из амбалов, что вел девчонку ущипнул ее за сосок, и этот жест не укрылся от меня. Она дернулась, как от электрического тока. На мгновение в широко распахнувшихся глазах мелькнул ужас, она попыталась свести бедра, как-то прикрыться, но уже через секунду все опять сменилось мутной поволокой и безвольной апатией.
Девчонка была под наркотой, и мне почему-то было совершенно не жалко наркоманку-шлюшку, которая выступит таким сомнительным товаром.
— Девственница, — объявил ведущий, чем тут же заставил меня усомниться в своих выводах. — Все дырочки не тронуты и открыты для любых ваших капризов.
— Две тысячи баксов, и мы смотрим, как Борис дерет ее в жопу, — раздался незнакомых механический голос, озвучивая первую ставку.
Амбал, который щипал девчонку за сосок, как-то противно улыбнулся. Сразу стало понятно, кто здесь Борис.
— Три тысячи. Борис трахает ее рот, Анатолий вначале отлизывает, а потом двойное анальное.
Второй амбал выкатил к стулу с жертвой (а именно так я именовал сейчас девчонку) столик, похожий на те, что используют в ресторанах, и, сдернув белое покрывало, обнажив целый арсенал секс игрушек.
— Пять тысяч за большое дилдо, цепи и зажимы на соски и посмотрим на это прямо сейчас, — ошеломил меня динамик. — А потом по кругу со всеми участниками аукциона. Узнаем, сколько в нее войдет членов. Плачу сверху еще двадцатку, если после того, как мы обкончаем эту сучку, ее можно будет убить.
Я рывком поднялся с кресла.
Какого хуя я вообще тут делаю, и куда попал?
Мозг очень быстро сообразил, что нифига это не добровольная шлюшка. Девчонку, явно, откуда-то украли, накачали наркотой и выставили на потеху публике. Действительно, не поспоришь, развлечение на любой вкус.
Судя по тому, что ставки прекратились, собравшиеся были согласны с планом неизвестного покупателя.
Амбал, тот который Борис, потянулся к зажимам для сосков и не без удовольствия на собственном лице, направился к несчастной. Ведущий начал отсчет для объявления победителя аукциона.
— Двадцать пять тысяч раз…
Я поднялся…
— Двадцать пять тысяч два…
Уже хватался за ручку двери, чтобы свалить отсюда, когда раздался болезненный стон.
Хриплый, вырвавшийся из груди жертвы, протяжный и прошибающий насквозь. Душу словно в мясорубке провернуло от этого звука, а яйца болезненно сжались, потому что я хотел повторения этого звука.
Не отдавая себе отчет, я вернулся на кресло, и с мучительной ненавистью к самому себе уставился, как на девчонку нацепили второй зажим. Она выгнулась дугой от боли и застонала еще громче.
Никогда не думал, что могу кончить от звука, но сейчас был именно тот случай, потому что она стонала там, а я был готов начать дрочить здесь.
Анатолий развязывал путы на руках девчонки, и я уже знал сценарий, по которому пойдет эта пьеса. Ее отдерут во все дыры, кто захочет и как захочет, а потом реально грохнут.
— Двадцать пять тысяч…
Впрочем, меня это уже не устраивало.
— Тридцать тысяч, и она моя, — нажав кнопку микрофона озвучил я, с четким намерением забрать сладкоголосую сирену себе.
Глава 3. Ева Демина
/Демина Ева/
Я всегда знала, что такое счастье. Кажется, с самого рождения, ещё в колыбели, лежала в направлении мечты. Потом научилась ползти к ней, и, сделав первые шаги, уверенно направилась к старенькому бабушкиному фортепиано. Музыка меня очаровывала, а бабушкины колыбельные заставляли смолкать даже самые сильные истерики.
К пяти годам я пела постоянно, так что даже скептически настроенный отец — механик в пятом поколении — понял, противостояние бесполезно. Дальше была школа, где я выступала на всевозможных концертах, срывая овации у вскакивающих с мест зрителей.
Когда погибли родители, пение спасло меня от разрывающей на части тоски… Мы остались втроем — только я, бабушка и музыка. Денег на репетиторов не было, да и на еду не всегда хватало, но я продолжала смотреть в направлении мечты. В сторону Москвы…
Стоило закончить школу, как я рванула туда, к ярким огням столицы, забрав из дома последние сбережения. Бабушка не была против, она благословила и отпустила, прекрасно понимая, что не удержит.
Только город больших надежд оказался жесток, а приемная комиссия Гнесинки поразила в самое сердце, заявив, что спетую мною арию слышат в пятый раз, и до этого мальчик спел лучше.
Я была разбита, раздавлена, потеряна и сбита с толку, не представляя, как жить дальше.
Возвращаться в Челябинск и учиться на экономиста? Проживать чужую жизнь, наплевав на мечту? Наверное, так поступило бы абсолютное большинство здравомыслящих людей, но, увы, себя я к ним не относила. Устроившись официанткой в кафе, неподалеку от Гнесинского училища, я осталась жить в съемной комнатушке и действовать.
Ежедневно обивая пороги Российской академии музыки, бродила тенью под окнами, рассматривала поступивших и продолжала верить, что однажды и сама добьюсь поставленной цели. Иногда я примечала среди толп абитуриентов кого-нибудь не слишком заносчивого и подходила с расспросами, уточняя, у кого они брали уроки музыки или как тренировали голос.
Однажды за подобным занятием меня застал один из профессоров, подозвал к себе и строго спросил, чего я, собственно, добиваюсь, мозоля им здесь глаза?
— Как чего? — поразилась я. — Хочу знать, чем вас удивить в следующем году, когда снова приду поступать.
Он долго смотрел в мои глаза, светящиеся надеждой, потом покачал головой, усмехнулся и позвал за собой. В небольшой пустой аудитории было тихо и светло, а профессор, открыв крышку инструмента, указал рукой на клавиши:
— Ну, что же ты? Играй, удивляй. Только давай что-нибудь дорогое душе, а не то что на экзамен готовила?
Я на миг озадачилась, а потом села перед фортепиано, прикрыла глаза и вспомнила любимую песню мамы… “Старинные часы” Аллы Пугачевой.
Я заиграла, начала петь, забыв о том, где нахожусь и перед кем выступаю. Просто пропуская музыку через себя, жила ею, пока последние аккорды не стихли.
Наградой мне стали аплодисменты от скопившившихся в коридоре абитуриентов — последнего потока поступивщих. Сам же профессор стоял молча, задумчиво потирая бороду и глядя на меня с прищуром.
Тогда свершилось первое в моей жизни чудо — мне дали второй шанс на поступление и даже посодействовали. Так я оказалась на факультете музыкального искусства эстрады. Стоит ли говорить, что кафедра эстрадно-джазового пения стала мне вторым домом? Я просто боготворила профессоров, занималась с полной самоотдачей и даже не заметила, как пролетел первый год.
Побывав в Челябинске, с восторгом рассказывала умиленной бабушке, как пою, как меня хвалят, как прочат блестящую карьеру, если продолжу в том же духе… Та только крестилась и шептала: “Вот и славно, дай бог, наладится…”
Перед началом нового учебного года, я вернулась в Москву чуть раньше запланированного, снова сняла комнатку, так как общежитие еще было закрыто на ремонт, и принялась проходить обязательную медицинскую комиссию. Тогда то мир и перевернулся.
Стоя в очереди к окулисту, я изучала буклеты, развешанные всюду, и вдруг услышала свое имя.
— Ева Дёмина?
Удивленно обернувшись, взглянула на красивого молодого человека в белом халате.
— Да.
— Добрый день, пройдите, пожалуйста, со мной?
Мне даже в голову не пришло спросить куда и зачем? Городская больница с множеством пациентов вокруг внушала доверие, как и халат на теле незнакомца. Помню, мы долго шли по длинному коридору, минуя кабинеты и врачей, затем завернули несколько раз и вдруг парень обернулся, подошел и спросил:
— А документы у вас с собой?
— Конечно, — я показала ему зажатую в руке папку, и только тогда уточнила: — А что случилось?
— Все хорошо, — молодой человек посмотрел куда-то над моей головой и кивнул. Оглянуться туда же я не успела — нос и рот перекрыл платок, от запаха которого меня моментально повело. Пытаясь оттолкнуть сильные руки, я несколько раз дернулась и потеряла сознание, все еще не понимая, что случилась беда.
В себя приходила тяжело, тело онемело и болело от попытке двигаться. Голова раскалывалась от боли, а в глазах все плыло. Застонав, я попыталась перевернуться с боку на спину, но тут же была остановлена.
— Она просыпается, — обеспокоенно заявил мужчина, голос которого я слышала впервые. — Уколи ее сейчас, чего тянуть?
— Рано, — уверенно ответил кто-то еще, и ему не осмелились возражать.
Меня же пробрал озноб и ужас, сковав легкие и не давая дышать. Меня похитили! Чего бы не хотели эти люди — я не ждала добра, а тело начало судорожно трясти от безумного страха. Когда на нос и рот снова упал платок, я увернулась, ударившись головой о металл и закричала. Я мотала головой, визжала и царапала ногтями чье-то лицо, имевшее неосторожность склониться ближе.
— Сука! — выплюнул мужик, оглушая ударом в плечо.
— Не порть товар! — рявкнули позади.
И это страшное слово придало новых сил. “Товар”….
— Помоги-ите!!! — закричала, ринувшись вперед и буквально накидываясь на огромную тень впереди. — А-а!!! Нет! Не-ет! Не-е-е-т!!!
Я рыдала, скулила и голосила, как никогда. Все одновременно, с такой яростью, словно в меня бес вселился. Но никто не пришел на помощь.
— Довопилась, тварь. Ладно, выставим ее сегодня, — это было последним, что услышала перед тем, как упасть в руки одного из похитителей и забыться беспокойным неправильным сном. Там меня крутили на шесте вместо обруча, а затем подбросили вверх, к радуге. И я беззвучно хохотала, отчего по телу шли нервные волны, усыпляя, убаюкивая. А потом наступил штиль…
— Просыпаемся! — В мое сознание ворвалась боль. Кто-то ударил меня по щеке, потом тряхнул за плечи. — Эй, как тебя зовут, помнишь?
— Ева, — хриплый нечленораздельный шепот сорвался с губ. Приоткрыв глаза, я попыталась сфокусироваться на мужчине перед собой, но он все время двигался и меня затошнило.
— Миленькая Ева, — ко мне приблизились, подняли лицо за подбородок, покрутили влево-вправо и одобрительно хмыкнули: — Хороша-а. Эта что ли певица?
— Она.
Я узнала голос молодого доктора из городской больницы и встрепенулась, попыталась посмотреть на него, найти взглядом, чтобы спросить что-то важное… Только вот что — не могла вспомнить.
— Тише, малышка, — в нос ударил запах ментола, кончика носа коснулись шершавые губы. — Не надо печалиться…
— Кто вы? — спросила, на миг почувствовав липкий, почти болезненный страх, остро пронзивший тело от прикосновения этого типа.
Мне не ответили, только чужие пальцы скользнули по руке от моего запястья к груди, и я поняла, что раздета! Абсолютно раздета… Снова накатил страх и закружилась голова. Я всхлипнула, постаралась отшатнуться от незнакомца и открыла рот, чтобы позвать на помощь, но тут же ощутила горький привкус странного напитка, вливаемого в мой рот.
— Пей, пей, Ева… Ты принесешь нам много денег. Уж я такие вещи чувствую.
Голос то смазывался, становясь почти неразличимым, то замедлялся, то вдруг становился громче и отчетливей.
— Она готова? — пророкотало вдали. — Клиенты в сборе.
— Да. Наркота подействовала… Ева… сюда… дизиак… держи ее…
Кто-то говорил, голоса смешались в одно неразборчивое месиво, от которого меня вело в стороны и хотелось кричать, но рот меня больше не слушался. А еще внутри нарастала жажда чужих касаний, мне вдруг захотелось, чтобы меня трогали, и это было неправильно., Это чувство прогоняло страх, заставляя нервно облизываться и щуриться в свете больших ламп, освещающих меня со всех сторон. Я закрывала глаза и отворачивалась, но шла, куда велели… Меня куда-то посадили, и я вздрогнула от холода, одновременно чувствуя, как привязывают ноги и руки так, что я больше не могла ими шевелить, даже если очень старалась. Хотелось пить и уснуть, а еще почему-то смеяться… Но это состояние прошло моментально, когда острая сладкая боль пронзила правый сосок. Я распахнула глаза и вспомнила, что совсем раздета, на миг тело сковал ужас, а в горле застрял крик, но тут же его прогнала прочь волна наслаждения, а затем и апатии.
И тут:
— Девственница! — меня пробудил крик, он шел отовсюду, отдаваясь эхом в голове и продолжая пытать меня звуками: — … дырочки… ваших капризов…
Я безвольно уронила голову на грудь и наконец отдалась темноте. Жаль только ненадолго. Новая боль пронзила тело, током расползаясь от левой груди книзу, и рождая совершенно болезненное удовольствие.
Откинув голову назад, я застонала, еще немного расставив ноги в стороны и прогнувшись вперед. Горло свело судорогой, потолок растекался перед глазами, переливаясь десятком цветов, а звуки вокруг превратились в невообразимую какофонию. Кажется, мои руки превратились в крылья, потому что они вдруг обрели легкость, и я поняла, что вот-вот воспарю на небо. Радостно улыбаясь, услышала новый голос, выбивающийся из остальных. От него у меня мороз шел по коже…
— … она моя!
Мир качался перед глазами, расплываясь радужной дымкой и у меня никак не получалось ни на чём сосредоточиться. Сознание плыло где-то в темноте, которая периодически раскалывалась ослепительно яркими красками реального мира, а после они вновь блекли, уступая место мраку. Вроде бы меня сначала отвязали от твердого стула и куда-то понесли, а потом усадили на что-то мягкое и вновь выкрутились руки и ноги.
— Красотка, — чьи-то наглые пальцы прошлись по груди и животу. — Даже жаль, что грохнут. Смотри ладная какая.
— И чё? — лениво спросил второй голос. — Она первая, что ли? Ничего, после покупателя и самим выебать можно, так что потерпи до утра. Если она целая останется, конечно. Предыдущую по кускам в пакет складывали… психопат какой-то был.
Переговариваясь они ушли, а я вновь осталась в своей темноте. Обрывки разговора мужчин всплывали в создании, но я никак не могла сосредоточиться на чем-то определенном. Не получалось.
Спустя какое-то время дверь хлопнула и в комнате появился ещё один человек.
А после меня поглотило безвременье, в котором было лишь рожденное препаратами вожделение и мой жгучий стыд.
Мы были по отдельности. По разные стороны баррикад.
И, пока тело содрогалось от кайфа, сознание вопило от ужаса…
В себя приходила тяжело, тело онемело и болело от попытке двигаться. Голова раскалывалась от боли, а в глазах все плыло. Застонав, я попыталась перевернуться с боку на спину, но тут же была остановлена.
— Она просыпается, — обеспокоенно заявил мужчина, голос которого я слышала впервые. — Уколи ее сейчас, чего тянуть?
— Рано, — уверенно ответил кто-то еще, и ему не осмелились возражать.
Меня же пробрал озноб и ужас, сковав легкие и не давая дышать. Меня похитили! Чего бы не хотели эти люди — я не ждала добра, а тело начало судорожно трясти от безумного страха. Когда на нос и рот снова упал платок, я увернулась, ударившись головой о металл и закричала. Я мотала головой, визжала и царапала ногтями чье-то лицо, имевшее неосторожность склониться ближе.
— Сука! — выплюнул мужик, оглушая ударом в плечо.
— Не порть товар! — рявкнули позади.
И это страшное слово придало новых сил. “Товар”….
— Помоги-ите!!! — закричала, ринувшись вперед и буквально накидываясь на огромную тень впереди. — А-а!!! Нет! Не-ет! Не-е-е-т!!!
Я рыдала, скулила и голосила, как никогда. Все одновременно, с такой яростью, словно в меня бес вселился. Но никто не пришел на помощь.
— Довопилась, тварь. Ладно, выставим ее сегодня, — это было последним, что услышала перед тем, как упасть в руки одного из похитителей и забыться беспокойным неправильным сном. Там меня крутили на шесте вместо обруча, а затем подбросили вверх, к радуге. И я беззвучно хохотала, отчего по телу шли нервные волны, усыпляя, убаюкивая. А потом наступил штиль…
— Просыпаемся! — В мое сознание ворвалась боль. Кто-то ударил меня по щеке, потом тряхнул за плечи. — Эй, как тебя зовут, помнишь?
— Ева, — хриплый нечленораздельный шепот сорвался с губ. Приоткрыв глаза, я попыталась сфокусироваться на мужчине перед собой, но он все время двигался и меня затошнило.
— Миленькая Ева, — ко мне приблизились, подняли лицо за подбородок, покрутили влево-вправо и одобрительно хмыкнули: — Хороша-а. Эта что ли певица?
— Она.
Я узнала голос молодого доктора из городской больницы и встрепенулась, попыталась посмотреть на него, найти взглядом, чтобы спросить что-то важное… Только вот что — не могла вспомнить.
— Тише, малышка, — в нос ударил запах ментола, кончика носа коснулись шершавые губы. — Не надо печалиться…
— Кто вы? — спросила, на миг почувствовав липкий, почти болезненный страх, остро пронзивший тело от прикосновения этого типа.
Мне не ответили, только чужие пальцы скользнули по руке от моего запястья к груди, и я поняла, что раздета! Абсолютно раздета… Снова накатил страх и закружилась голова. Я всхлипнула, постаралась отшатнуться от незнакомца и открыла рот, чтобы позвать на помощь, но тут же ощутила горький привкус странного напитка, вливаемого в мой рот.
— Пей, пей, Ева… Ты принесешь нам много денег. Уж я такие вещи чувствую.
Голос то смазывался, становясь почти неразличимым, то замедлялся, то вдруг становился громче и отчетливей.
— Она готова? — пророкотало вдали. — Клиенты в сборе.
— Да. Наркота подействовала… Ева… сюда… дизиак… держи ее…
Кто-то говорил, голоса смешались в одно неразборчивое месиво, от которого меня вело в стороны и хотелось кричать, но рот меня больше не слушался. А еще внутри нарастала жажда чужих касаний, мне вдруг захотелось, чтобы меня трогали, и это было неправильно., Это чувство прогоняло страх, заставляя нервно облизываться и щуриться в свете больших ламп, освещающих меня со всех сторон. Я закрывала глаза и отворачивалась, но шла, куда велели… Меня куда-то посадили, и я вздрогнула от холода, одновременно чувствуя, как привязывают ноги и руки так, что я больше не могла ими шевелить, даже если очень старалась. Хотелось пить и уснуть, а еще почему-то смеяться… Но это состояние прошло моментально, когда острая сладкая боль пронзила правый сосок. Я распахнула глаза и вспомнила, что совсем раздета, на миг тело сковал ужас, а в горле застрял крик, но тут же его прогнала прочь волна наслаждения, а затем и апатии.
И тут:
— Девственница! — меня пробудил крик, он шел отовсюду, отдаваясь эхом в голове и продолжая пытать меня звуками: — … дырочки… ваших капризов…
Я безвольно уронила голову на грудь и наконец отдалась темноте. Жаль только ненадолго. Новая боль пронзила тело, током расползаясь от левой груди книзу, и рождая совершенно болезненное удовольствие.
Откинув голову назад, я застонала, еще немного расставив ноги в стороны и прогнувшись вперед. Горло свело судорогой, потолок растекался перед глазами, переливаясь десятком цветов, а звуки вокруг превратились в невообразимую какофонию. Кажется, мои руки превратились в крылья, потому что они вдруг обрели легкость, и я поняла, что вот-вот воспарю на небо. Радостно улыбаясь, услышала новый голос, выбивающийся из остальных. От него у меня мороз шел по коже…
— … она моя!
Мир качался перед глазами, расплываясь радужной дымкой и у меня никак не получалось ни на чём сосредоточиться. Сознание плыло где-то в темноте, которая периодически раскалывалась ослепительно яркими красками реального мира, а после они вновь блекли, уступая место мраку. Вроде бы меня сначала отвязали от твердого стула и куда-то понесли, а потом усадили на что-то мягкое и вновь выкрутились руки и ноги.
— Красотка, — чьи-то наглые пальцы прошлись по груди и животу. — Даже жаль, что грохнут. Смотри ладная какая.
— И чё? — лениво спросил второй голос. — Она первая, что ли? Ничего, после покупателя и самим выебать можно, так что потерпи до утра. Если она целая останется, конечно. Предыдущую по кускам в пакет складывали… психопат какой-то был.
Переговариваясь они ушли, а я вновь осталась в своей темноте. Обрывки разговора мужчин всплывали в создании, но я никак не могла сосредоточиться на чем-то определенном. Не получалось.
Спустя какое-то время дверь хлопнула и в комнате появился ещё один человек.
А после меня поглотило безвременье, в котором было лишь рожденное препаратами вожделение и мой жгучий стыд.
Мы были по отдельности. По разные стороны баррикад.
И, пока тело содрогалось от кайфа, сознание вопило от ужаса…
* * *
Глава 4
/Руслан/
— Тридцать тысяч, и она моя, — нажав кнопку микрофона озвучил я, с четким намерением забрать сладкоголосую сирену себе.
Чтобы трахнуть конечно же.
Да, я не до такой степени урод как все остальные здесь присутствующие, но это не помешает мне удовлетворить свои желания.
— Тридцать тысяч раз… — начал стандартную процедуру владелец аукциона. — Ну же джентльмены, разве это деньги за такой цветочек? Тридцать тысяч два… Тридцать тысяч три… продано!
На экране передо мной сменилась картинка и теперь тут было несколько строк о том, как можно рассчитаться за “покупку” и длинный текст договора, который я бегло изучил.
Дверь открылась, и на пороге появился самый натуральный классический лакей, который с поклоном предложил проследовать к моим апартаментам на сегодняшнюю ночь, где уже дожидается заказанное “блюдо”.
Ну что ж сладкая, попробуем тебя на вкус.
И на слух…
От одного воспоминания о ее стонах меня вновь прошило желанием, притом настолько сильным, что я едва не зашипел от болезненно дернувшегося члена.
Она и правда уже была в комнате. Сидела на роскошном кресле, руки заведены за голову и веревка уходила за спинку, от чего тонкое тело было красиво выгнуто и напряжено, как струна. Раздвинутые бедра, лодыжки привязаны к ножкам кресла…
Да, эти сволочи умели презентовать товар так, что вело от похоти, стоит кинуть один взгляд на девчонку.
В тот момент когда за мной со стуком захлопнулась дверь, она подняла голову, глядя на меня расфокусированным, бессмысленным взглядом. Попыталась пошевелиться, и тихо застонала от боли в затекших мышцах.
Ее стон прошил меня молнией, рассыпался искрами в теле и зажег пожар в паху. Она лишь застонала, а я практически готов.
Но рано… очень рано.
Неторопливо подошел ближе и впервые коснулся ее кожи, проведя кончиками пальцев по шее и плечу, после к вскинутым рукам.
— Больно? — провокационно осведомился я и разом пожалел, что вообще начал с ней разговаривать. Потому что она ответила. Низким, красивым голосом с едва заметной хрипотцой.
— Да-а-а…
Я потянул за кончик веревки и специальный узел легко распался, освобождая ее запястья из крепкой хватки. Как зачарованный уставился на красные следы на белой коже. Меня никогда не заводили отпечатки насилия, но сейчас хотелось взять ее руку и скользить языком по этим следам, перейти с них на нежную кожу на внутренней стороне локтя и…
Меня штырило как после первой дозы. Снимало все предохранители, срывало ветром похоти наносную шелуху цивилизованного человека. Мне хотелось прямо сейчас впиться поцелуем в ее губы, сжать маленькие груди и, расстегнув штаны, трахнуть без лишних прелюдий.
Но зачем так торопиться и лишать себя львиной доли кайфа?
Я присел рядом с креслом и отвязал сначала одну ногу, а после и вторую. Задержал в ладонях маленькую, изящную ступню и, не удержавшись, погладил кончиками пальцев багровые отметины.
Тихий вздох прошелся по телу словно мягкая пуховка, еще больше увеличивая градус возбуждения, хотя я и так был практически на самой крайней точке кипения.
Мягко поглаживая кожу, двинулся выше и, не удержавшись, прикоснулся губами к нежным коленкам. Девочка просто божественно пахла. И еще она тихо вздыхала. Едва слышно, очень нежно… но это срывало мою крышу надежнее, чем горловой минет. Она просто дышит, а я уже с ума схожу.
Руки смело скользили все выше и выше, но достигнув середины бедра, я сразу перешел на чуть вздрогнувший от прикосновения живот, и, вскинув голову, посмотрел на девушку. Она часто дышала, облизывала розовые губки и смотрела на меня ничего не понимающим взглядом. Как понимаю малышку еще и возбуждающими накачали? Очень похоже. А по хер. Я купил — я имею. Ей же лучше, что ни черта не соображает и не сопротивляется, потому что нет никакой гарантии того, что я смог бы отступить, если бы она была против.
Вернее как раз есть четкая уверенность, что не смог бы. Слишком… она во всем слишком. Красиво стонет, грациозно изгибается, сладко пахнет.
Мои ладони накрыли маленькие груди с тугими, острыми сосками, и она выгнулась навстречу, чуть слышно простонав, а меня как плетью протянули вдоль позвоночника, кидая к ней ближе.
Руки на теле, губы на ее шее, а там в горле под нежной кожей вибрация звука… и меня трясет, накрывает. Су-у-ука…
Она дышит… неглубоко и часто, а после кладет мне руки на плечи, словно в поисках опоры, и я одним движением подхватываю на руки, несу на огромную кровать, по которой буду валять всю ночь.
Положил на гладкое покрывало, а она вновь подняла ресницы и смотрит на меня бездонным карим взглядом, в котором отражается лишь дальний свет бра.
— Кто-о-о ты-ы-ы? — вновь на выдохе произносит она, и я закрываю ладонью ее глаза, чтобы не смотрела. Потому что слишком много оказалось. Потому что почему-то захотелось ласкать, а не просто поставить раком и трахать.
А сам жадно смотрю на этот округлый, розовый рот и член просто разрывает от потребности ощутить