– Здравия желаю, товарищ подполковник, – без энтузиазма ответил Ветров, подумав: «За что на этот раз отымеют?»
– Я предлагаю вам убыть в Республику Таджикистан…
У Андрея все оборвалось.
– У меня есть какие‑нибудь варианты ответа? – упавшим голосом ответил он. – Например, как насчет не хочу?
– Я ж не сказал – прошу, – голос в трубке начал сердиться. – Я сказал: предлагаю.
– Вы считаете, что это большая разница? – Андрей понимал, что по военным меркам страшно дерзил. За такую манеру разговора его, кстати, многие и недолюбливали в штабе. «А чего с ним церемониться, он уже почти мне не начальник», – шепнул расстроенный внутренний голос.
– Да, это большая разница, – голос взял на полтона выше. – Я напоминаю вам о долге офицера, о четырех сотнях тысяч русских, которых надо защищать в Таджикистане. Вы давали присягу.
– Тогда: есть! Что тут можно еще сказать. – Ветров вздохнул и подумал: «Мать вашу, как же не вовремя».
Хотя умирать – всегда не вовремя.
В детстве он действительно мечтал попасть на войну. А в тяжелые моменты юной жизни даже хотел отдать жизнь за Родину каким‑нибудь особо геройским способом.
Когда из Афганистана выводили войска, Ветров – совсем молодой курсант военного училища – переживал: как же так, войны на мой век не досталось!
После выпуска из училища возможность попасть на войну стала вполне реальной. Однако его пыл вдруг поугас. Неожиданно ему стала нравиться жизнь. И он уже не горел желанием отдавать ее вот так вот, за здорово живешь…
Нет, Андрей по‑прежнему был готов совершить какой‑нибудь подвиг. Легко мог бы вызвать огонь на себя, поднять роту в атаку и даже был не прочь получить тяжелую рану. Но – не опасную.
|
|
Если бы кто‑то дал ему гарантию, что он не погибнет, что вернется домой – грудь в крестах, будет обнимать девушек и наслаждаться славой Героя. Да он первым бы поехал в Таджикистан! Пренебрег бы болью, грязью, трудностями. Только дайте пожить еще хоть чуть‑чуть!
Но беда в том, что никто не мог дать такой гарантии. А раз так, то спасибо большое, но лично ему и здесь неплохо.
К сожалению, на этот раз выбора не было. Надо быть осторожней с мечтами – иногда они сбываются!
Ветров вышел на улицу. Вдохнул полной грудью пьянящий весенний воздух. «Мать твою, красота‑то какая!» – подумал он, оглядываясь вокруг. И вот тогда‑то ощущения избавились от коросты взрослого восприятия. В оголенную душу ворвались сочные цвета: белый снег, чернеющие проталины с синими подснежниками, красный трактор без гусениц, брошенный у ворот заставы. И все вокруг сияло, пело, журчало!
Что ж он, дурак, раньше не замечал эту красоту! Почему не впитывал ее в себя каждой клеточкой тела? Полгода уже здесь, а только прочувствовал – до дрожи в груди – красоту этого затерянного в лесу уголка нашей планеты!
Но было поздно.
Через несколько дней Ветров улетел в Таджикистан. Попал служить в Пянджский пограничный отряд. Там встретил множество однокурсников по училищу. Сразу полегчало.
Андрей служил в комендантской роте. Проверял караулы, проводил занятия с солдатами, ремонтировал закрепленные объекты. Все то же самое, что пришлось бы делать в любом другом пограничном отряде в невоюющих округах.
Рутина заедала!
– Как же так, – плакался ему один контрактник, здоровенный детина, прошедший Афган. – Я ехал на войну. Думал: дадут автомат, укажут позицию и скажут: чтобы ни один гад здесь не прополз. И я бы держал! А меня заставляют по плацу маршировать и заборы красить! Дурдом!
|
|
Ветрову тоже жутко хотелось сменить обстановку. Он уже согласен был даже съездить на боевые. Отсюда, из Таджикистана, они уже не казались такими страшными.
Но его послали в обратную от границы сторону: в Душанбе.
Как он не хотел ехать в эту командировку!
Пришлось.
Направили в учебный центр «Ляур», в тридцати километрах от столицы Таджикистана. Место гиблое: два барака, привозная вода, консервы (килька в томате, ее называли красной рыбой). А вокруг – выжженная суховеями земля.
Здесь готовили минометчиков и проводили сборы контрактников. Андрея временно назначили замполитом (так называлась должность по старому стилю) учебного центра.
Первые учебные стрельбы запомнились на всю жизнь, потому что выбивались из всех канонов!
Это в России стрельбище огораживают, оцепляют. Следят за мерами безопасности. Не пускают на полигон лишних.
Здесь ничего этого не было. Просто поставили миномет на холм и стали стрелять по полю, что было внизу.
Поле пересекала дорога, по которой ехал на ишаке дехканин.
– Сколько до него? – спросил высокий широкий майор с усами а‑ля Сталин.
– Метров семьсот, – доложил командир расчета, измерив расстояние каким‑то хитрым прибором.
– Разлет осколков мины?
– Двести метров! – доложил сержант.
– Правильно, – сказал майор, глядя на дехканина в бинокль. – Ставь дальность четыреста метров. До осла не достанет.
|
|
Мина взлетела высоко‑высоко. А потом опустилась… рядом с дехканином.
Ба‑бах!
Взрыв шарахнул в считанных метрах от наездника. Дехканин, которого спасло какое‑то чудо (его даже не ранило), вцепился в уши ишака. А тот поскакал с такой скоростью, что – какие там арабские скакуны – «харлеи дэвидсоны» могли отдыхать.
– Считать надо лучше, пля, – прикрикнул на сержанта майор. – Что ты в таблицу как баран смотришь? Сейчас посажу на ишака, будешь как тот мудак по полю ездить. Мигом научишься производить вычисления!
А вскоре учебный центр блокировала банда.
Ее никто не видел. Но все о ней слышали.
В Таджикистане проводились выборы. И к Душанбе стекались отряды оппозиции. Может, хотели выполнить свой гражданский долг – проголосовать. А может, как обычно, устроить резню. В общем, было очень неспокойно.
Водовозки начали приезжать через день, а потом через два. «На дороге бандиты дежурят, – объяснили водители. – Тут в окрестностях банда ходит, вы разве не знаете?»
За сутки полигон оброс оборонительным валом. Позиции были оборудованы по всем законам военного искусства. Занятия были заброшены. Ночью две трети личного состава сидели в окопах, в готовности ко всему.
Как‑то Андрей был дежурным по центру. Прикорнул в своей комнате. Проснулся от выстрелов. Выглянул в окно и увидел трассеры, взлетавшие в небо. Схватив автомат, две «мухи» («Не мало ли? – испуганно спросил внутренний голос. – Возьми эргэдэшки!»), рассовал эргэдэшки (ручные гранаты) по карманам и побежал на позиции.
Голова слегка кружилась. Все воспринималось, будто в кино.
Вскоре затрещала выстрелами вся круговая оборона. Ухали гранатометы, строчили пулеметы, взлетали вверх мины.
Несколько часов пограничники сдерживали натиск врага.
Правда, лично Ветров врага не видел. Но яростно палил в зловещую темноту, которая, судя по всему, кишела кровожадными моджахедами.
Трассирующие патроны подожгли траву на подножии холма, и теперь огонь бежал на оборонявшихся. Хуже того – он нес дым, который заполнял окопы. Дышать стало невозможно.
Но бойцы все равно, задыхаясь, просидели в окопах до рассвета, ожидая новой атаки. Утром стали разбираться, что же случилось. Пересчитались: потерь не было. Раненых – тоже. В общем, обошлось. Правда, угрохали уйму боеприпасов. Так ведь война!
А что же противник?
– Я лично видел троих, – пламенно рассказывал младший лейтенант, командир взвода. – Смотрю в ночник (прибор ночного видения): вон на том холме трое устанавливают миномет. Я дал очередь из пулемета. Один схватился за грудь и упал.
Офицер показал, как картинно рухнул убитый боевик.
– А я гранатометом уничтожил пулеметную точку, их позиция была там, – сообщил сержант‑контрактник.
«Какие же счастливчики, – по‑доброму завидовал им Ветров. – А я вот ни хрена не видел. Слепошарый».
Таким образом насчитали примерно семь убитых (плюс‑минус, так как было темно и плохо видно) и немерено раненых. Собрав воедино показания очевидцев, командиры начертили схему нападения. Оказалось: атаковали и обстреливали учебный центр с трех сторон.
Так и доложили в штаб.
Правда, осмотрев окрестности, пограничники не обнаружили никаких следов нападения. Ладно, трупов не было (их всегда уносят с собой), но даже гильзы не валялись.
Странно, как боевики умудрились в горячке боя так тщательно убрать за собой?
Но все равно, все считали, что это была славная победа российского оружия! О «Ляуре» даже по телевизору рассказали: диктор в программе «Время» обмолвился парой добрых слов.
По всем правилам надо было узнать, кто нападал. Однако в учебном отряде, которому принадлежал центр, не было штатного разведотдела (а зачем?). Поэтому приехал особист – капитан Опарин (тогда он еще был капитаном).
Контрразведчик взял в переводчики лейтенанта Джамшеда Жураева (выпускника Московского погранучилища, таджика). Они куда‑то уехали на уазике, у которого на дверях были нарисованы эмблемы российских погранвойск.
Через неделю Опарин и Жураев вернулись. Синие. Испитые. Под глазами мешки.
– Не нашел никакой банды, – сообщил особист.
Джамшед рассказал, как проходила оперативная работа.
Они поехали по окрестным кишлакам. В каждом заходили в гости к какому‑нибудь дехканину (Опарин сам указывал – к кому, может, были агенты, может, просто знакомые, черт его знает). Хозяин радушно встречал гостей. Резал барана. Накрывал дастархан – угощение на полу. И начиналось!
Плов. Шашлыки. Вино.
Задушевные беседы.
– А что за банда на пограничников напала? – спрашивал Опарин, улучив минутку.
– Вах, какая банда‑ванда? – всплескивал руками хозяин. – Шашлык‑машлык кушай. Плов‑млов угощайся. Нет тут банды. Друзья есть.
И так целую неделю.
Везде одно и то же.
На оперативном задании непьющий Джамшед посадил печень, набрал лишнего веса. Конечно, для пользы дела никакого здоровья не жалко. Но ведь тут все было зря.
Больше на «Ляур» никто не нападал. Водовозы стали приезжать каждый день. А через пару месяцев этот мерзкий Опарин (никто не любит особистов!) докопался своим длинным носом до истины. Оказывается, в один из соседних кишлаков приехал в отпуск контрактник из двести первой дивизии. Он был из местных. Ночью взял старенькое ружьишко отца и пошел поохотиться на дикобразов (дикобразы в округе были замечательные, пограничники их тоже ели!).
Он же не знал, что рядом тревожно всматривается в темноту несколько учебных пограничных застав, состоящих из перепуганных, необстрелянных бойцов.
Контрактник поймал в прицел невинную зверюшку и спустил курок…
И ночь взорвалась!!!
Испуганный солдат бросил отцовское ружье и убежал со всех ног.
По крайней мере, одно полезное дело пограничники сделали: отбили у местных жителей всякое желание охотиться. Чем, вполне возможно, сохранили ценную популяцию дикобразов в этом районе.
Когда срок командировки истек, Ветров на несколько недель завис в Душанбе. Ждал попутного борта в Пяндж. От нечего делать взялся за перо.
Написал письмо маме. А потом взял да и настрочил заметку «Выстрелы в ночи», о боевых подвигах.
Развязку он дипломатично опустил. Написал: «Учебные сборы неожиданно превратились в боевые. Вооруженные боевики решили проверить на прочность «зеленые фуражки». Они рассчитывали легко сломить дух молодых солдат и захватить склады оружия и боеприпасов в учебном центре. Но не учли одного: пограничники – это люди из особого сплава. Их не так‑то просто сломать. Плечом к плечу рядовые новобранцы и умудренные опытом офицеры держали оборону. Так крепла их боевая дружба».
Написал он и про семь погибших боевиков, в конце концов, это же официальные цифры, они прошли во всех сводках. А контрактник… Что контрактник? Так ли уж это существенно?
Волнуясь, Ветров переступил порог «Боевого дозора». Но редактору заметка понравилась. Он поставил ее в номер, а лейтенанту сказал, что в редакции есть вакансия…
Ветров был на седьмом небе!
Он всегда мечтал стать военным журналистом!
А в профильное военно‑политическое училище не пошел лишь потому, что туда, как сказали в военкомате, было невозможно поступить без блата!
«Иногда окольная дорожка оказывается ближней», – сказал военком. Как в воду глядел!
Андрей таки стал военным журналистом! И несколько месяцев был абсолютно счастлив. А потом вдруг захотел большего…
– Прилетели! – прокричал ему в ухо оператор, отрывая от воспоминаний.
Мысли так увлекли Андрея, что потребовалось несколько мгновений, прежде чем он сообразил, где находится.
В кабине вертолета между тем возникло оживление. Юрий Кушер (который тоже в последний момент решил слетать) бросился к открытой двери и стал устанавливать пулемет на аппарели.
– Заставу обстреливают из миномета, – криком объяснил оператор. – Сейчас будут бомбить!
– Что? – Андрей не расслышал, но оператор уже встал. Так неожиданно Андрей оказался в вертолете не у дел. Все были заняты: летчики вели машину, Юрий начал строчить из пулемета, оператор снимал, а он, Ветров, путался у всех под ногами.
Вдруг в открытую дверь ворвалась струя воздуха. Вертолет резко приподнялся. Все, кто был в салоне, повалились на тускло‑зеленые ящики с боеприпасами. Попытка встать закончилась неудачей. Борт вновь тряхнуло. Вертолет стрелял реактивными снарядами. С воем красные хвостатые ракеты уносились к земле.
Израсходовав боекомплект, вертолет ушел в сторону. Приземляться здесь летчики не собирались. Андрей попытался выяснить, что все‑таки происходит, но авиаторы лишь отмахнулись.
А Юрий продолжал стрелять. Ветров встал рядом с ним, посмотрел на землю, по которой плыла тень от вертолета. Внизу были домики, какие‑то кустики, огороженные поля. «А куда Юра стреляет? – спросил внутренний голос. – Лично я ни хрена не вижу». И опять Андрей стал корить себя за невнимательность. Когда все вокруг видят, что происходит, и действуют, только он хлопает глазами и ничего не понимает…
Вскоре вертолет, подняв клуб пыли, завис над небольшой площадкой. Несколько подбежавших солдат схватились за ящики.
Вертолет разгружался недолго. Сбросив груз, он взлетел и исчез за горами. Солдаты проводили его глазами и принялись изучать содержимое ящиков.
– Лучше бы пожрать привезли, – донеслось до журналистов. После нескольких трехэтажных ругательств один из бойцов обратился к прилетевшим.
– Вы бы так не стояли, мужики, – произнес он, – с той стороны снайпер работает.
В животе у Ветрова похолодело.
– А что с едой у вас? – спросил Юрий. – Проблемы?
Оказалось, что своего склада на этом посту не было. Продукты получали на заставе, что была в десяти километрах. Но уже несколько дней она была блокирована и добраться до нее было невозможно. На дороге между постом Хумраги, куда прилетели журналисты, и Ванчем стоял мраморный завод. Там боевики сделали свою базу.
Но продсклад на заставе все равно был разгромлен. Так что даже если бы удалось на нее пробиться, легче бы не стало. Оставалось только ложки сосать.
А в штабе этот вопрос прошляпили. Боеприпасы подкидывали регулярно, так что боекомплекта накопилось раз в десять больше положенного, зато о еде для людей начальники как‑то не подумали.
– Хоть бы какая сука догадалась ящик консервов в вертолет бросить вместо этой хрени. – Солдат пнул ногой ящик с реактивными снарядами.
Пост Хумраги – это несколько землянок на плешке достаточно солидной высоты. Кольцо окопов. Вокруг на почтительном расстоянии нависают горы. Далеко внизу шумит Пяндж.
Граница!
С одной стороны Афганистан. С другой – ущелье, по которому бежит речка. Там, за горой, как объяснили Ветрову, и стояла застава.
Осторожно, стараясь не дразнить снайпера, Андрей приподнялся и вместе с оператором перебежками добрался до ближайшей землянки. Там его ждал сюрприз. В полумраке на жестких нарах собственной персоной сидел Джамшед Жураев!
Увидев гостей, Джамшед обрадовался и вскочил. Выяснилось, что он служил на заставе Ванч. За несколько дней до начала боев уехал в отпуск. Но, узнав про войну, вернулся. Вертолетом прилетел на Хумраги. А теперь пытался как‑то пробраться на заставу.
Оператор попросил помочь организовать ему съемку. Джамшед живо откликнулся. Они вышли на свежий воздух. Там Юрий уже о чем‑то допрашивал солдат.
– Ты молодец, – сказал ему Ветров. – Лично я ни хрена не видел с вертолета. А ты не растерялся: дал жару.
– Так и я ничего не видел, – спокойно ответил Кушер.
– А куда же стрелял?
– Обработал подозрительные места квадратно‑гнездовым способом, – объяснил Юрий. – В бою девяносто процентов людей не видят, куда лупят. Но лупить куда‑то надо, иначе какой же это бой? Ладно, не мешай работать. После поговорим.
А Джамшед тем временем организовал бойцов. Те разошлись по позициям и с удовольствием начали лупить куда‑то вдаль из автоматов и пулеметов. Выглядело все натурально, как в настоящем бою. Потом выкатили АГС (автоматический гранатомет станковый) и всадили по каким‑то кустам.
– А минометы можно организовать, мужики? – спросил оператор.
– Запросто, – ответил Джамшед.
Кадры получались действительно боевые: сосредоточенные лица солдат, стрельба, взрывы. Не хватало только настоящего противника.
Неожиданно с соседнего холма раздались пулеметные очереди.
– Что такое? – спросил Ветров.
– Блин, таджики, – сказал Джамшед.
Оказалось, что там стоял пост таджикской армии. По большому счету, они должны были помогать пограничникам (или пограничники им, это как посмотреть, страна‑то ихняя). Вот союзнички и начали лупить куда ни попадя, услышав стрельбу. Решили: бой идет.
– Надо им как‑то сказать, чтобы не потели зря, – сказал Андрей. – А то все патроны расстреляют.
– Да как им сказать? Рации у них нет, – сказал Джамшед. – Только бы они не начали из миномета стрелять.
– Почему?
– Да они стрелять не умеют. Недавно целились в Афганистан, а мину положили рядом с нашими позициями.
Словно в подтверждение его слов, над высотой взмыла и понеслась вниз черная точка, похожа на быстрого сокола.
– Начали, – спокойно сказал Джамшед. – Но вроде ничего, бьют пока мимо.
– У них еще агээс есть, – сказал невысокий майор, подошедший к ним, – надо все‑таки кого‑то к ним послать от греха подальше. Кто у нас сильно провинился?
Майор повернул голову к старлею, стоявшему за его спиной.
– Ануфриенко, – ответил старлей.
– Вот и пошли его.
– А может, ракетницей воспользоваться? – предложил Ветров.
– Так ведь сигналы не обговорили, – ответил майор. – Кстати, правда… – Майор вновь посмотрел на старлея и произнес:
– Придумай какие‑нибудь сигналы взаимодействия, запиши, пусть Ануфриенко оттаранит их таджикам…
Бойцу дали высокий шест, на который прикрепили разорванную простыню. С этим импровизированным белым флагом солдат побежал к союзникам.
Увидев его, таджикские воины прекратили стрельбу.
– Поняли, – удовлетворенно констатировал майор, – а боец, даст Бог, к вечеру вернется. Это только кажется, что близко. На самом деле там до хрена бежать.
Вскоре выяснилось, что пора улетать. Над постом зависла пара зеленых бортов. Оператор, пригнувшись, добежал до ближайшего и прыгнул в открытую дверь. За ним побежал Юрий. Ветров хотел последовать их примеру, но Джамшед удержал его.
– Останься до утра, – прокричал он, – завтра они опять прилетят!
Андрей остался, не раздумывая. И лишь когда вертолеты исчезли за перевалом, почувствовал легкий холодок. Он впервые приблизился к настоящей, не игрушечной войне. Это как подойти к огнедышащему дракону. Если он сыт, то может и не тронуть тебя. Лишь припугнуть незлым рыком или вообще проводить печальным взглядом. Но далее при этом размеры добродушно настроенного дракона и его грозный вид будут нагонять ужас.
А если же у него время обеда…
То даже дергаться бесполезно… Судьба‑с…
– Как, журналист, не устал? – спросил майор, начальник воркутинской ММГ. – Не хочешь отдохнуть?
При слове «отдохнуть» в голове Ветрова возникла картинка: дымящиеся шашлыки, журчащий фонтанчик, раскованные девицы. «Так, значит, и здесь возможна жизнь!» – радостно подумал он и спросил:
– А что? Есть варианты?
– Конечно, – майор пожал плечами, – зайди в землянку, поспи на нарах.
Андрей не успел сказать все, что думал о таком виде отдыха. Из‑за гор показались три пятнистых вертолета. Выругавшись, Джамшед побежал на позиции.
Торопливыми движениями расчет зенитной установки развернул стволы в сторону воздушных гостей и сделал несколько залпов. Горящие трассеры пронеслись на почтительном расстоянии от винтокрылых машин. Но на летчиков это произвело впечатление. Они развернулись и исчезли там, откуда Появились.
– Кто это был? – спросил Андрей у Джамшеда.
– Миротворцы, – он сплюнул на землю. – Большие друзья боевиков.
Ветров был поражен. Миротворцы и пограничники, конечно, недолюбливали друг друга, но до сих пор дальше драк в ресторанах дело не заходило. Стрелять по своим – это был перебор.
– Почему вы их обстреляли? – спросил он.
– Они плохие ребята, – ответил Джамшед. – За три дня застава почти полностью израсходовала боекомплект, а боевики продолжают непрерывно долбить. Не могут их запасы быть больше, чем наши. Значит, кто‑то их подкармливает.
– Но почему обязательно миротворцы?
– Больше некому.
Андрей отказывался верить. Нет, конечно, Джамшед – хороший парень. Но он наверняка ошибался. Не могут миротворцы помогать боевикам. Как могли пограничники поверить в такую глупость, а тем более открыть огонь? Боже, да они с ума здесь посходили!
– Не бери в голову, старина. – Джамшед дружески дернул товарища за рукав.
Неожиданно наблюдатель крикнул, что по дороге со стороны заставы катит машина. Уазик. Возле оптической трубы в окопе собралась группа офицеров. Они стали обсуждать: стрелять по машине или нет. Если свои, то как они проехали мимо базы боевиков? Если чужие, то почему так смело едут по дороге, рискуя попасть под обстрел?
Сидевший рядом связист пытался докричаться до заставы. По рации.
– Свои, – наконец доложил он.
Машина взобралась на пост. Из нее выскочили вооруженные пограничники. Знаков различия на них не было. Они сразу же разбрелись по посту. Один из приехавших подошел к начальнику поста и о чем‑то заговорил. «Старший», – догадался Ветров.
Пора было проявлять журналистскую сноровку. Он подошел к старшему и представился.
– A‑а, корреспондент, давно пора, – ответил офицер. – Хочешь увидеть настоящее дело?
– Да.
– Будет, – утвердительно произнес собеседник.
– Как вы смогли проехать мимо мраморного завода? – спросил майор.
– Очень просто, – ответил офицер.
– А боевики?
– Мы вместе с десантниками их выбили оттуда пару часов назад. Боевики бежали, даже плов в казане горячим оставили.
Майор с приехавшим офицером куда‑то удалились.
– Кто это? – спросил Андрей у Джамшеда.
– Капитан из разведки, – ответил тот.
Выбрав момент, Ветров вновь подошел к капитану‑разведчику, и тот пригласил на заставу – он двумя машинами выезжал через пятнадцать минут.
Отступать было некуда, и Андрей потратил оставшееся время на поиск оружия. При помощи Джамшеда отыскал в офицерском блиндаже автомат, несколько магазинов и хозяина, согласного все это ему одолжить.
По совету Джамшеда он сел на бронетранспортер. Место рядом занял разведчик.
– Мы сейчас хотим посмотреть мраморный завод, – произнес он, – пойдешь?
Журналисту было уже все равно. Приключения так приключения!
Машины тронулись.
Неожиданно дурное предчувствие неприятно защекотало нервы. Ветров постарался заглушить его какой‑нибудь приятной мыслью, но не получилось.
Бэтээр буквально летел по дороге. А горы стояли с двух сторон. За каждым поворотом – прекрасное место для засады. Вдруг Андрей понял, что шутки кончились. Теперь все было по‑настоящему. Как у взрослых. В любой момент можно было попасть в такую переделку, что мало не покажется. От этой мысли он весь сжался и только крепче вцепился в автомат.
У полуразрушенного забора машины остановились. Капитан соскочил с брони. Ветров за ним. Еще несколько солдат спешилось следом. Разведчик коротко проинструктировал их и разбил на группы. Бойцы разошлись.
– Нам надо найти схроны, где боевики прятали оружие, – объяснил журналисту разведчик, – или какие‑нибудь документы. Кстати, здесь могут быть мины.
От этих слов ноги Ветрова потяжелели. Желание куда‑то идти пропало. Но разворачиваться было поздно.
Андрей шел медленно. Взгляд его скользил по траве, стараясь заметить растяжку. А капитан уверенно двигался вперед. Казалось, ему было все равно.
Они обошли вокруг производственного корпуса. Заглянули в разбитые вагончики, пнули пустой казан, валявшийся на земле, и зашли в цех. Внутри цеха разделились.
Капитан пошел в сторону канцелярии, а Ветров остановился возле груды обработанного мрамора. Впечатления захлестнули его. Казалось, что все происходило с кем‑то другим, а он это лишь созерцал.
* * *
«Как это мне знакомо », – сквозь сон (или бред?) заметил Неизвестный.
* * *
Здесь был совсем другой мир, далекий от повседневной суеты, переполненных улиц, автомобильного шума. Здесь все было по‑другому. Хорошо и в то же время страшно.
Жуткий грохот заставил Андрея упасть. Откуда‑то сверху посыпались камни, штукатурка, кусочки мрамора. Он не успел даже испугаться, лишь крепче прижался к земле. Где‑то рядом раздался стон. Истекающий кровью капитан‑разведчик лежал в другом конце цеха. Двое солдат появились в дверях и, увидев раненого, бросились к нему.
Ветрову стало жутко. Рядом, в каких‑то десяти метрах, лежал человек, который пять минут назад разговаривал с ним. А теперь на него нельзя было смотреть без содрогания.
– Товарищ лейтенант, – обратился к Андрею один из солдат, – он зовет вас.
– Что? – Журналист сглотнул слюну.
– Он зовет вас. Подойдите, пожалуйста.
Андрей был человеком, в принципе, впечатлительным. Всегда старался отворачиваться от подобных зрелищ. Но сейчас отказаться было невозможно. Он усилием воли заставил себя подойти к умирающему. Взрывом противопехотной мины тому оторвало ногу, осколками распороло живот.
– Черт… по‑глупому попал… – прошептал капитан. – Наклонись.
Андрей с трудом, но выполнил его просьбу.
– Сними с меня сумку, – произнес разведчик.
Солдат, державший раненого, услышал слова и взял в руки залитый кровью офицерский планшет. Затем, перекинув ремни через голову умиравшего, снял его. Ветров весь дрожал, когда принимал из рук солдата сумку.
– В сумке важные документы, – прошептал капитан, судорожно хватая ртом воздух. – Обязательно… передай их подполковнику… Захарчонку… в разведотделе… в Душанбе…
– Хорошо, все будет в порядке, – пообещал Андрей.
В цех забежало несколько солдат. На плече у одного из них висела рация. Не дожидаясь команды, он связался с заставой.
Другие воины начали оказывать посильную помощь капитану. Распоряжался всем рослый сержант‑контрактник.
В целом мире теперь никто не мог ничем помочь разведчику. На пост Хумраги отвезли мертвое тело.
Глава 9
Ветров вернулся в Душанбе на следующее утро. На работу не пошел. Не было сил. Проспал часов пятнадцать кряду. Ему снились выстрелы и взрывы. Он куда‑то убегал, но пули постоянно свистели рядом. Андрей просыпался от страха, потом опять засыпал.
В середине ночи сон пропал. Пришли свежесть и бодрость. Только что с ними делать в три часа ночи?
Чтобы чем‑то себя занять, Андрей сел за письменный стол, настрочил репортаж. Перечитал. Перечеркал. Вновь что‑то написал. Но и это его не устроило. «Полное говно», – подумал он, пробегая глазами написанное. Однако рвать не стал. Решил: передам, а там будь что будет.
До рассвета оставалось еще несколько часов.
Сумка разведчика лежала в прихожей на полке и постоянно притягивала взгляды. Ветров, конечно, не любил рыться в чужих вещах. Попросили передать – значит передаст из рук в руки. Что там внутри, его не касалось.
Но время тянулось как резина.
А любопытство распирало.
«В конце концов, я же журналист!» – сказал Андрей сам себе и полез‑таки в сумку разведчика.
Внутри лежали: видеокассета, фотографии, какие‑то документы. Ветров включил видеомагнитофон и вставил кассету.
Сначала трое бородатых мужчин насиловали девочку. Надругавшись над ней, они отрезали ей голову. Затем отрезали голову какому‑то солдату (много позже Андрей узнал, что это была казнь Родиона Ильина).
Жестокие сцены закончились.
Теперь телевизор показывал людей, сидевших на полу на расстеленном ковре. По всей видимости, это была большая комната памирского дома (Андрей бывал в таких).
Камера прошлась по угощению: плов, вареное мясо, шашлык. На одном из почетных мест – во главе стола – сидел генерал Толочко. Рядом с ним – бородатый боевик с широкими плечами. Генерал был в форме. Боевик – в спортивном адидасовском костюме. Разговаривали только они. Остальные почтительно молчали.