Это было так давно, что, порой, кажется, будто это вчерашний день. Все встречи и расставания, все дни и ночи, все поцелуи и все ссоры – все завертелось с бешеной скоростью и разнеслось на миллионы мгновений друг от друга. Когда-то эти моменты шли друг за другом упорядоченным строем, но сейчас все иначе. Наверное, уже и не вспомню, в каком порядке было на самом деле. И нужно ли вообще мне это? Со временем все меньше и меньше.
Тогда мне было пятнадцать. Если посудить – совсем маленькая доля от всего жизненного пути. Учился в средней школе, в девятом выпускном классе. Учился не хорошо и не плохо – скорее, обычно, без всякого фанатизма и отождествления себя с примерами для подражания. Так сказать, скрывался в общей массе класса, но при этом не был объектом насмешек и подколок одноклассников. Эта роль у нас была отведена для других людей.
К тому моменту я уже окончательно осознал, что резко выделяюсь среди одноклассников. Это было понятно хотя бы по стандартному перечню наших интересов – если они в то время активно штудировали местные клубы, заволоченные алкогольной дымкой и сигаретами, то я с середины учебного года начал пробовать себя на поприще писательской деятельности, хоть раньше на дух не выносил литературу как предмет. Да и в русском был не силен, хоть и учился на твердую «четыре» - всему виной интуиция, которая делала всю грязную работу. Тем не менее, писал я с каким-то нечеловеческим пристрастием. Помню, что тогда я поймал сильное вдохновение, что и заставило меня заняться делом, к которому я никогда не притрагивался. Легкое волнение внутри перемешивалось со страхом и запредельным восторгом от открывшейся возможности создавать нечто прекрасное и доселе невиданное. Правда, первый рассказ все равно вышел откровенным бредом. И второй. Насчет третьего не помню.
В тот момент в жизни произошло еще одно ключевое событие – это знакомство. Знакомство не с человеком, а с чувством, которое раньше представлялось лишь отголоском прекрасных снов, записывать которые вошло в привычку. Это любовь. Самая первая и самая яркая. Прежде она представлялась весьма сумбурно и расплывчато – в нелепой, даже раздражающей привязанности, которую я никак не мог контролировать и которая, к счастью, заканчивалась за чертою немалого расстояния.
Любовь пришла без всякого предупреждения и объявления войны. Пришла в образе милой девушки, что училась в параллельном классе и никогда бы не обратила внимания на такого планктона, как я. К счастью, это было не так. Обратила и весьма эпатажно – вылетая, дверь пронеслась мимо меня, кажется, со сверхзвуковой скоростью, а по ту сторону стояла она – растерянная и хихикающая. Не знаю, что тогда было у нее в голове, но в моей голове было только одно – эта девушка больна.
Спустя несколько недель мы встретились в первый раз. Стояла ранняя весна. Речка, раскинувшаяся на сотни метров вперед, стыдливо посматривала из-под тоненькой корки льда, а ветер надрывисто свистел в железных опорах небольшого перекидного моста. Он был голубого цвета и постоянно дрожал. Могло показаться, что замерз он не меньше моего.
Я стоял около двадцати минут и в скором времени вошел с ним в резонанс. С этого моста я смотрел на другой мост, что был впереди – по размерам гораздо больший. Сверху шла автотрасса, снизу – река, протекающая в каменной арке.
Когда я повернулся и, облокотившись на перила, сонно прикрыл глаза, выглянуло солнце, которое хоть немного, но сглаживало несезонный холод. Оно стало заботливо греть лицо и поверхность легкой весенней куртки. Я стал думать о всякой ерунде. Например, о предстоящей прогулке. Она-то, конечно, не ерунда, но вот заранее продумывать свой диалог – это странно. Виной тому волнение, которое сидело где-то внутри и боязливо дрожало. Вместе с ним дрожали и мои органы, и я это чувствовал. Успокаивало одно – в мире я такой не один. Наверное, есть и другие парни, которые тоже стесняются и волнуются. Со временем это пройдет. Я наберусь опыта общения, наберусь смелости. А пока что придется устраивать встрепку той сущности, что сейчас устраивала рейв внутри моего тела.
Через несколько мгновений я почувствовал вибрацию – задрожал мост. Я насторожился, и с каждым приближающимся шагом сердцебиение учащалось ровно на один удар. Если бы мост был слишком длинным, меня бы постигла смерть от разрыва сердца. Когда я раскрыл глаза, мимо меня прошел мужчина в темно-синем спортивном костюме и седой проплешиной на голове. Рядом с собой он вез старый советский велосипед с большими колесами-штурвалами. Я облегченно выдохнул, но стоило мне только на минуту забыться – меня застигли врасплох, невинно и бескомпромиссно.
Она стояла так близко, что я мог к ней прикоснуться, как к висящей на стене картине. Да и живописна она была тоже, как картина. Разве что написали ее с предельной осторожностью и кропотливой точностью; так, что можно было разглядеть каждую клеточку на ее коже. Она равномерно дышала и сверкала чистыми голубыми глазами. За мгновенье я успел разглядеть ее досконально, под взор попала каждая мелочь. Рассмотрел ее кремовую кожу, ее аккуратный нос и розовые губы, затем каждую ресничку и каждый пшеничный волосок. Некоторые из них приподнимались на ветру и медленно парили, подобно паутине.
- Привет.
- Привет, - робко сказал я, отводя взгляд немного в сторону. Тогда мне с трудом верилось в реальность этой девушки. В мгновенья, когда я собирался с мыслями и словами, она пускала в меня лучезарные, сверкающие на солнце улыбки.
Уже и не помню, о чем тогда мы точно говорили. Может, о моих рассказах, которые она читала накануне. Может, о ее подругах и о том роковом дне. Может, о звездах. Или обо всем сразу. Но я точно не забуду то, что в тот день, когда уже заметно стемнело и похолодало, она попросила приобнять ее, и я, на удивление самому себе, сделал это. Не как друг или брат, а как парень, имеющий чувства и эмоции, и она это тонко чувствовала. Я ощущал, как мое тело трепещет от радости и как трепещет ее тело, от холода.
Чуть позже я проводил ее до дома. Мы обменялись любящими взглядами и разошлись, обещая друг другу увидеться вновь.
В ту ночь я долго ворочался с бока на бок и не мог уснуть. Голова была забита не сном, а девушкой, которая в одночасье стала объектом моей любви, слепой и фанатичной. В тот момент я уже все для себя распланировал. В том числе и свое признание в любви.
Виделись мы с ней и в школе. Раз в день или два она попадалась мне, когда наши классы сонной гурьбой плелись в противоположных потоках на уроки. В те моменты, когда мы встречались растерянными взглядами, казалось, что в толпе спали все, кроме нас. Мы специально высыпались и только и ждали, когда вновь встретимся. Это были теплые взаимные взгляды, которые играли роль приветствия. По такому необычному взгляду можно было легко догадаться, что между нами не просто дружба, а нечто, более возвышенное и близкое.
Через какое-то время по классу и правда поползли слухи обо мне. Либо кто-то настойчиво высматривал то, как мы цепляемся взглядами, либо кто-то заметил нас во время очередного променада. Я не обращал внимания. Меня не затрагивали ни ехидные подколки одноклассниц, ни ободряющие похлопывания по спине от товарищей. Тогда я существовал в своем обособленном мире.
Мы стали созваниваться. Не так часто, чтобы надоесть друг другу и не так редко, чтобы краснеть от приветствий. Говорили обо всем: об учебе, о жизни, о чувствах. Поначалу было немного неловко, но со временем я привык к ее нежному голосу. Привык к тому, как он без разрешения разрезает мою извечную тоску, с которой я уже давно на «ты». Разрезает без жалости, на части.
Так прошел месяц – в лучах весеннего солнца и подступающих каникул, припорошенных специями нежности и первой любви. Наступила пора сдачи экзаменов – гулять мы стали немного реже, чем хотелось, но общаться, конечно же, не переставали. Чаще переписывались в сети, реже удавалось созваниваться. Помню, что однажды я пошел гулять один. Задержавшись на мосту, где мы обычно встречались, я позвонил ей и услышал обрадованный голос. Разговаривали мы долго, делились впечатлениями от экзаменов и просто смеялись. Она сказала мне, что безумно хочет встретиться. Было приятно слышать, что кто-то хочет увидеть меня.
Один раз мы встретились на экзамене. Это была физика, которую мы сдавали для того, чтобы поступить в технические колледжи. Она была одета в легкую белую блузку и черную юбку; с плеч свисала легкая серая накидка. Ее стройные ноги сверкали как цветные камни, и я не мог оторвать от них глаз. Пару раз мы встретились взглядами и обменялись скромными улыбками. Она стояла со своими подругами и о чем-то разговаривала, а я сидел возле своего товарища и не понимал, реально ли это. Экзамен, к слову, сдали хорошо и она, и я.
Конец весны оказался для меня слишком счастливым. В одно мгновенье из комнатного клопа я превратился в относительно живого человека, который не боялся посмотреть на свое отражение, не обругав себя при этом, и ловко вертел словечком-другим. Вечерами я сидел не дома, а бегал по ночным улочкам городка и ликовал от того, что смог победить своего главного врага – свою голову. Каждый раз, с каждым шагом она повержено вскрикивала и жалостливо просила пощадить ее, а я ликовал. Ликовал в компании сердца, печени, селезенки и всех тех, кого она долгое время вводила в ступор. Ну, конечно же, нигде я не бегал. Всего лишь ходил, обнимая девушку, которая заметила мою жизнь среди бесконечной толпы.
***
- Прости, но я не умею, - тихо сказала девушка, смущенно посмотрела на меня и как бы невзначай отвернулась. Но я-то прекрасно знал, что внутри нее бушевали чувства. Меньше минуты назад, пригревшись летним вечером и горчичным светом фонаря, я сделал легкий выпад вперед, вытянул шею и практически достал до губ девушки, но та ловко извернулась и засмеялась. Позже посмотрела на меня, как на обиженного ребенка, извинилась и легко поцеловала в лоб. Я даже обидеться не смог, а лишь продолжил смотреть на скомканную водную гладь.
Иногда мне казалось, что все это – лишь чья-то хорошо спланированная и продуманная авантюра, направленная специально на меня. Оно и не удивительно, особенно, когда на протяжении долгих лет живешь на одной лестничной клетке с неуверенностью, паранойей и тоской. Иногда эти ребята сходят с ума, вламываются в квартиру и устраивают дикую тусовку. Веселятся, громят столы и стулья, опрокидывают шкаф, съедают всю еду. Под утро уходят, а разбирать весь хлам мне. Разве справедливо? Думаю, нет, но меня никто не спрашивает. Сначала ты пытаешься с этим бороться, а затем принимаешь как нечто неизбежное и просто боишься - каждого шороха, каждого скрипа, каждого дуновения сквозняка. Жаль, что девушка никогда не была в моей квартире. Тогда быть может и не обиделась.
С начала лета я устроился на работу – помогал развозить воду. Работа не сложная, но на первых порах требовала определенной сноровки в укладывание бутылок с водой в фургон и, конечно же, физической силы. После первого дня мышцы были готовы взорваться, а пот перекрасил мою бледную от природы кожу в древесный цвет. Несмотря на это после рабочего дня я успел забежать в спортзал, затем домой, чтобы привести себя в порядок и после этого отправился гулять с девушкой. Встречу с ней отменить было невозможно.
- Устал? – спросила она, нежно копошась своими острыми пальчиками у меня в голове.
- Немного.
- Может, стоило сегодня остаться дома и отдохнуть?
- Я и с тобой прекрасно отдыхаю, - сказал я и улыбнулся. Она приблизила ко мне свое лицо и тоже улыбнулась.
Мы сидели в парке. Точнее, сидела только она, а я лежал рядом, положив голову на ее ноги, и был самым счастливым человеком на свете. Над нами тихо шептались липы, которые высоко-высоко поднялись к небу. Если посмотреть на них пристальным взглядом, то можно разглядеть мохнатые гнезда, похожие на черные дыры в голубом небе. Возле них галдели птицы, различные и совсем неизвестные для меня. Может, галки или вороны. Я не особо хорошо разбираюсь в птицах. Солнце все это время откуда-то ехидно таращилось и не слабо припекало.
Я смотрел на нее снизу, словно стоял у подножья горы. Смотрел за тем, как из ее небесных задумчивых глаз спускаются лавины снега; смотрел, как ее равномерное дыхание пускает снежинки, которые я незаметно ловил и сжигал взглядом; смотрел за ее волосами, которые замерзшими реками раскинулись возле меня. Я запустил руку под ее футболку и приложил ладонь к животу, пытаясь нащупать отголоски зимы, но не почувствовал ничего, кроме женского тепла и небольшого толчка. Она вздрогнула.
- Напугал.
- Прости. У тебя такая мягкая кожа. Прямо бархатная.
- Спасибо, - она вновь прильнула ко мне и укусила за ухо. Я вскочил и начал ее щекотать. Она не сдавалась.
В июне состоялся выпускной. Тогда она была в коротком едко-лимонном платье, из-за чего ее ноги казались стройнее, а лицо – изящнее. Легкий макияж придавал милого румянца и делал девушку похожей на куклу. Я был одет в белую рубашку и черные брюки, хоть до ужаса и не любил классический стиль. Всегда казалось, что он стесняет не только движения, но и речь с мыслями.
Виделись мы с нею пару раз, хотя казалось, будто она всегда рядом, где-то за плечом, настойчиво и непрерывно следует за мной. Первый раз я увидел ее на сцене, во всей ее грации – она получила свой аттестат, скромно улыбнулась и сразу же удалилась со сцены. Второй раз мы встретились на улице и практически не разговаривали – лишь слушали наших родственников, держась за руки, и улыбались, как два идиота или ребенка. Тогда и слов-то было не подобрать – оба пребывали в шоке. Чуть позже мы сфотографировались, попрощались и провели остатки пасмурного дня порознь друг от друга – она в компании скучающих подруг, я в компании не скучающих товарищей, которые не отпускали меня домой вплоть до утра. Когда я возвращался, то ног не чувствовал.
Видеться мы стали реже. И связано это с тем, что на лето я переехал в деревню. Иногда раз в неделю, иногда – в две недели я приезжал к ней, и мы гуляли, обычно до поздней ночи. Встречались на голубом мосту, а прощались возле ее дома, застыв в объятиях на бесчисленные часы. И всегда я говорил ей одно – «мы скоро встретимся», не зная, что с каждым «скоро» я причиняю ей немыслимую боль.
***
На мосту кто-то стоял, и я прекрасно знал, что это была она – в предвкушении очередной встречи. Она стояла и, скорее всего, уже забеспокоилась. Смотрела по сторонам, а ее волосы нервно метались, как маятник у часов. Туда-сюда.
С каждой секундой мост отдалялся все дальше и дальше, пока и вовсе не скрылся в зелени деревьев, что росли неподалеку от речки. Я прижался взглядом к стеклу автомобиля так сильно, что оно было готово разорваться на тысячу сверкающих кусочков, в каждом из которых было отражение стыда, что комом воссел на гортани. Хотелось выпрыгнуть из машины, всплеском разбиться о водную гладь и вынырнуть у нее прямо под ногами. Но, к сожалению, этого я не сделал. Вернувшись домой, я первым делом побежал к телефону и обнаружил миллион ожидаемых пропущенных вызовов. Тогда она простояла на мосту без малого два часа.
Тем же вечером в полном смятении я уехал на целые сутки по работе. Предстояло небольшое путешествие. И тем же вечером мы помирились.
Оставшиеся дни лета вспоминаются небольшим экшен-фильмом, который переполнен событиями. Помню бутылочку апельсинового сока с мякотью, которая полетела на крышу чьего-то дома, и приторно-зеленые кусты на фоне печально-серого неба. Они были такими насыщенными, словно сошли с чьего-то пейзажа. Помню школьное крыльцо и раскаты грома вдали, где паутиной била молния. Она сидела возле меня, прижавшись к руке, и не хотела идти домой. Помню, что иногда на работе, когда мы возвращались со склада, в ясные дни в открытом окне машины я ощущал порывы ветра, которые несли частички девушки. Это был запах ее волос, который я не мог спутать с чем-то еще. Этот запах устремлялся куда-то вверх, к розовым облакам. Где-то внизу сидели мы, на старенькой синей лавочке и как всегда дурачились – я дергал ее за колени, а она пыталась щекотать меня. Или заставляла меня греться, чтобы я окончательно не замерз под гробовым светом луны. Было так холодно, что я хотел зарыться внутрь ее. Остаться бы там навсегда.
Мне всегда казалось, что вперед мы двигаемся немного врозь - она впереди, а я отстаю на каких-то полшага. Мы крепко держались за руки, но это не помогало мне не сбиваться с привычного для нас обоих ритма – появлялись бессмысленные сомнения, на которые я постоянно отвлекался. За лето полшага превратились в полноценную стопу. Отвлекаться на сомнения вошло в привычку, рассеяность всегда шла по пятам и больно кусала за пятки. И как сильно бы я не старался, догонять у меня не получалось. Мы стали ссориться. Из-за различных пустяков, а может из-за моей рассеяности, сейчас уже и не вспомню. Да и нужно ли мне вообще сейчас это? Со временем все меньше и меньше.
***
Осень раскинула нас по разным углам. Я оказался наедине с небольшим городом и подавленностью, вызванной сменой места жительства.
Я поступил учиться в довольно престижный техникум, на техническую специальность и сделал этот выбор явно не осознанно. В первый же день, когда я оказался в группе незнакомых мне людей, захотелось сорваться и убежать куда-то, где никогда бы не увидел их вновь. Все эти незнакомые голоса, их взгляды и разговоры – мне казалось, что все настроено против меня. Люди казались мне врагами, которые при первой возможности сделают все, чтобы уничтожить меня. Позже я понял, что это не так.
В первый же день ко мне подсел один чудоковатый паренёк, с которым я условно познакомился за день до этого в общежитие. Если описать его кратко, то выйдет идеальный пример радикального интроверта – раскрепощенная обособленность граничащая с замкнутостью и излишней молчаливостью. Все свободное время он проводил либо уставившись куда-то в сторону, явно проклиная окружение, либо торча в мобильнике. Что он там все это время делал, я так и не понял. На различные вопросы он отвечал тихо и односложно, будто боясь кого-то потревожить. Тем не менее, в скором времени мы с ним поладили и начали кое-как общаться.
Само общежитие представляло собой обычное четырехэтажное здание, по кирпичным бокам обрисованное различными глупыми надписями. На вид оно было серым и невзрачным, в какой-то степени грязным. Пожив там один семестр, я понял, что его начинка полностью оправдывает внешний вид. Я жил на третьем этаже, в довольно уютной комнате с видом на другие дома. Внизу была размашистая дорога, поэтому на слуху был постоянный звук проезжающих машин.
Дни пролетали невзрачными пятнами – тяжелый подъем, сопровождающийся беготней по коридору и криками жильцов; холодное утро, сжимающее тело до размера горошины; группа чужих, незнакомых людей, что-то замышляющих за спиной. Тяжело было привыкать к другому уровню обучению, еще тяжелее – выучить маршрут от техникума до общежития. Несколько дней подряд ходил хвостом, затем приноровился и пытался сам. И, как ни странно, всегда добирался. А вот с учебой задалось не сразу – хотел несколько раз уходить. Не ушел.
По приходу в общежитие – обед и обязательный сон, чтобы хоть как-то отойти от стресса. Сон тоже не избежал проблем – иногда за ночь я просыпался по 5-6 раз, боясь опоздать на учебу. Иногда я вскакивал поздно вечером и думал, что проспал весь день, пропустив учебу. Закончилось это только к концу первого курса.
Делая по вечерам уроки, я думал о прежней жизни. Уезжая из дома сюда, я всеми силами надеялся отыскать душевной покой, но не нашел ничего, кроме депрессии и рутины, которая поглотила меня с ног до головы. Я оказался в огромном колесе, связанным по рукам и ногам, которое с каждым днем набирало обороты и катилось все быстрее и быстрее. Счет пошел на недели, дни утопали в море себе подобных сюжетов. Сценарий был примерно одинаковым, изредка менялись некоторые составляющие. Общество смутных знакомых лиц и едкий, пожирающий изнутри город.
Можно подумать, что человеку вообще нельзя жить в спокойствие. Точнее, это невозможно. Если есть какие-то проблемы – мы их решаем, если их нет – начинаем искать. Как дрессированные животные, которым нужен стимул, чтобы что-то делать. Стимул нашей жизнь – проблемы. Мы хотим не иметь проблем, но при этом не можем без них жить. И это парадокс.
Раз в месяц я возвращался домой. Всего на пару дней, но тогда я в полной мере ощутил ценность этих моментов, когда спустя несколько недель, проведенных в отчуждении, ты возвращаешься туда, откуда все началось. Иногда совпадало так, что в эти дни приезжала и моя возлюбленная – Юля. Конечно, мы были ужасно рады видеть друг друга. Рассказывали об учебе, о городах, о людях. Шутили, обнимались, дурачились. Но постепенно я начал понимать, что и она немного меняется. Это было заметно в мелочах – в случайно проскользнувшем слове или оттенку голоса; взгляде или телодвижении. Я думал, что и ее начинает потихоньку поглощать рутина, но как оказалось потом, дело было вовсе не в ней.
Осенью, примерно в ноябре, когда улицы нашего небольшого городка были припорошены мягким снегом, мы впервые поцеловались. Это было совсем не неожиданно – мы прекрасно знали, что это случится именно сегодня, и это должно было случиться. Стоя на школьном крыльце и укрывая друг друга от холода, мы сделались еще ближе. Тот поцелуй, пошлый и чуть влажный, был огромным куском метеорита, который свалился на наши головы с ночного неба, ясного и усыпанного гроздями звезд. Мы целовались жадно, будто последний раз в своей жизни, закусывая губы в кровь, а в голове лишь одно – «наконец-то, наконец-то, наконец-то»
Проходили дни. Пролетали недели. Я ездил домой и возвращался назад, чтобы продолжать нести свое унылое бремя. Ходил на учебу, возвращался с учебы, много спал, общался с Юлей. Рассказывал ей про свою любовь к ней, а она мне про подругу и ее парня, которые встречаются уже три года. Три года – это большой срок. Нам стоило лишь порадоваться на них и чему-то поучиться. Например, терпению.
Какими счастливыми мы не были и каким бы большим не было наше счастье, оно не смогло сократить между нами расстояния: как физического, так и душевного. Она менялась, и я ничего не мог поделать. Я был в сотне километров от ее души.
***
Под конец года, кое-как закрыв сессию, я вернулся домой; Юля же должна была приехать спустя день. Вечером следующего дня я отправился на зимний бал в школу, где учился прежде. Позже я пожалел об этом. Отправляясь туда, я надеялся встретить людей, некогда считавшихся моими одноклассниками, но не встретил никого, кроме чужаков, которых видел в первый день в техникуме. Кучка людей, которые сверкают недобрыми взглядами и что-то шепчут, прикрыв рот ладошкой. Немного пообщавшись с единственным другом, который в тот вечер был за диджейским пультом, я ушел домой.
Этим же вечером, когда я собирался на встречу, ко мне подошла мама и задала неожиданный для меня вопрос:
- Может, конфеты для Ксюши оставишь?
- В смысле? – не понял я и удивленно посмотрел на нее. Такого я и правда не ожидал.
- Она ведь постоянно тебе что-то дарит. В школе рисунки рисовала, да и так подарками не обделяет.
Ксюша. И правда – никогда ни чем не обделяла. Кроме одного.
***
- Не думал я, что восьмой класс будет таким сложным.
- Да ладно, это еще фигня. Чем дальше, тем хуже, - бодро сказал я, ровными шагами отмеряя лужи. Дождь моросил не сильно, не навязчиво, будто бы пытаясь войти в ритм с пульсом тела.
- Сказал как отрезал. Слушай, я вот хотел спросить – а как у тебя с девушками? – вдруг спросил Мишаня.
- Да никак. Нравится одна девушка, но отношений нет. А что?
- Да посоветоваться хотел. Нравиться мне одна, - он неловко засмущался и широко улыбнулся, отчего дождь начал лить ему прямо в рот. – Не знаю, как и что делать.
Я рассмеялся и посмотрел на небо. Осенняя сырость перемешалась с теплыми струями дождя и вечерними сумерками. Все это создавало композицию душевного умиротворения.
- Да что я тебе могу посоветовать - общайся, сразу не лезь на рожон, делай все постепенно. Вот и весь совет. Странно вообще спрашивать у человека, который никогда не имел серьезных отношений.
- Ну ты же вроде там мутишь-крутишь с Молявиной.
Я снова рассмеялся. Не слышал ничего глупее.
Странно, что в тот вечер я испытал необходимость в той девушке, о которой меня спрашивал друг, гораздо больше, чем он.
- П-привет, - неуверенно сказал я и попытался улыбнуться. Наверное, вышло плохо, но девушка посмотрела на меня и тоже скромно улыбнулась.
Ее зовут Ксюшей. Она – моя одноклассница. Самая загадочная и самая красивая. И теперь я сижу с ней, за одной партой.
- Похоже, теперь будем сидеть вместе.
- Ага, - коротко отрезала Ксюша, даже не посмотрев в мою сторону.
- А у тебя ручка есть?
- Есть, - она судорожно нашла ручку в пенале и передала мне. Я ее принял, убирая свою новенькую ручку в рюкзак. Она могла сорвать наш диалог.
Чаще всего мы вообще не разговаривали, если только не требовалось что-то попросить друг у друга. Она что-то постоянно писала, а я исподтишка посматривал на нее, осторожно, каждый раз находя что-то новое. У нее были красивые темно-каштановые волосы, которые постоянно затягивались в тугой хвост, похожий на кисточку. Интересно, она когда-нибудь рисовала ей?
С приятно смуглого лица виднелась вселенская печаль. Казалось, что вся скорбь мира сосредоточилась в ее темных глазах, которые она постоянно стыдливо опускала.
Ксюша представлялась мне высокой башней, вымощенной из миллиона гранитных кубиков, в окружении тысячи стен и рвов, которые заботливо служили ей. Чтобы попасть на самый верх, нужно иметь неслыханную смекалку и, вероятно, ловкость, ведь одно неверное слово или движение – и ты лежишь на дне рва, проткнутый острыми пиками. Наверное, было бы разумнее вообще не забираться сюда, а пойти в другое место, более дружелюбное и спокойное. Я этого не сделал.
Однажды я увидел, как ее тонкая рука изящно виляет по тетрадному листу. Присмотревшись, я понял, что она что-то рисовала. Сначала несколько линий, затем они начали сплетаться между собой, преобразовываясь в четкую картинку.
- Ты красиво рисуешь, - честно сказал я.
Ксюша смущенно улыбнулась и ответила:
- Это всего лишь каракульки.
- Нет, что ты. Это очень красиво, правда.
- Не смеши, - с сарказмом ответила она. - Я ужасно криворукая, - после этих слов она сложила листок вдвое и спрятала в тетрадь.
Я, немного подумав, спросил:
- Слушай… А ты могла бы нарисовать что-то для меня?
Та удивленно посмотрела на меня, после чего коротко ответила:
- Ладно.
Я бережно достал рисунок и повесил его на стену, прямо над письменным столом. Рядом с ним находились еще два, таких же красочных и таинственных, под стать своей хозяйке. Я прикоснулся кончиками пальцев к новому рисунку и ощутил, как они приклеились к жирной гуаши. Когда-то ей рисовала Ксюша.
Из распахнутого окна повеяло весной. До приторности свежий воздух переполнил легкие, от чего голова пошла кругом. Я сидел прямо под окном и жадно вдыхал весну. Рядом со мной сидела Ксюша и что-то рисовала. Она была одета в строгие темно-синие брюки и такого же цвета кардиган, которые отлично сидели на ее фигуре. Сочные каштановые волосы как всегда были заделаны в тугой хвост. В отличие от остальных, она старалась соблюдать дресс-код школы. Я же все время ходил как попало – если и одевался во что-то строгое, то носил это на «отстаньте» - пиджак был постоянно расстегнут, ворот рубашки был открыт.
- Тебе идет строгий стиль.
- С-спасибо, - тихо сказала она, продолжая рисовать.
Все наши диалоги были до безумия короткими и простыми, представляя собой элементарную схему «вопрос-ответ». Обычно я что-то у нее спрашивал, она отвечала. Реже что-то спрашивала она и это было сродни празднику. Тогда появлялись маленькие надежды на то, что Ксюша хоть как-то заинтересована в нашем диалоге. Иногда происходили и вовсе чудеса – наш разговор ветвился, как дерево, и мог затянуться на целую перемену. В те моменты мы разговаривали про компьютерные игры. Как оказалось, эта скромная девочка была заядлым игроманом и отлично разбиралась в мире видеоигр. Тогда она вовсе забывала о своей привычной скромности и с неподдельной страстью делилась своими историями.
Немного времени спустя мы решились на совместную прогулку. Всего пару часов, но эта встреча оставила после себя послевкусие магической недосказанности, будто девушка дала мне кусочек истории, продолжение которой я должен был додумать сам. Променад и два скромных дуэлянта, что неумело стрелялись друг в друга робкими словечками, пронизанными легкой симпатией и тревогой. И как завершение акта – близкие и теплые объятия в знак дружеского перемирия.
***
Автобус мирно бежал по дороге, изредка подпрыгивая на кочках. Где-то сзади весело пели одиннадцатиклассники, различные шлягеры и попсу. Пели, правда, не дурно. Мы же сидели с учителями впереди и лишь усмехались над ними. Остановить эту ватагу было невозможно.
То там, то тут слышались уставшие зевки. Кто-то торчал в телефонах, свет которых разлетался по всему салону, кто-то доедал запасы провианта, кто-то спал. Я же, несмотря на уже позднее время, спать совсем не хотел, слушал музыку и смотрел в замершее окно. Рядом со мной сидела Ксюша и тоже слушала музыку. Скоро я почувствовал несильный толчок. Сняв наушники, к моему уху приблизилась Ксюша и скромно спросила:
- Можно я… посплю на твоем плече?
Я не отказал. Девушка улыбнулась краешком рта и, немного поворочавшись, осторожно положила свою голову на плечо. Такая скромная, невинная близость вызвала во мне бурю эмоций, начиная от банальной нежности и заканчивая страхом того, что скоро это может закончиться. Скоро это закончилось.
Я с яростью разорвал небольшую стопку красочных рисунков, после чего поджег их и выбросил в вонючий мусорный бак, что скромно ютился и вонял на окраине городишка. Я специально выбрался подальше, чтобы сделать запланированное.
Была поздняя весна, когда меня захлестнула злоба. Злоба на девушку, с которой я общался почти два года, но тем не менее наши сердца оставались далеки так же, как и в первый день. Как бы я не пытался, но та башня, что возвышалась средь остальных, так и осталась за толщей каменных стен и окопов. Сколько бы я не бежал к ней, с каждым моим шагом она отдалялась все больше и больше, пока и вовсе не скрылась за туманным горизонтом.
Я снял со стены все ее рисунки, запихнул в рюкзак и умчался на окраину городка. Там я нашел старый мусорный бак, где и произвел ужасный ритуал отмщения. Густые краски, чудно переплетенные между собой, моментально сгорали, улетая миллионами крошечных пепелинок куда-то вдаль, возможно, к своей хозяйке. Тогда я поджег стопку с другой стороны и выбросил в мусорный бак. Я не хотел смотреть на то, как умирают прекрасные создания. Мне было стыдно, а голове было лишь одно – «Надеюсь, ей так же больно, как и мне».
***
Зимний вечер выдался теплым. Выпавший накануне снег ровным слоем покрыл поверхность земли. В некоторых местах виднелись маленькие следы птичьих лапок. Ветер затих и где-то затаился. Я, выдохнув с облегчением, поправил шарф и выдвинулся навстречу.
Мы встретились около детского сада, рядом с которым стоял одинокий фонарный столб. Несмотря на отсутствие коллег, светил он очень даже хорошо. Я пришел первым и начал ходить возле него, как часовой, думая при этом о том, как оригинально вручить букет девушке. В итоге ничего не придумал и плюнул на эту затею. Вскоре показалась и девушка – как только она увидела меня, сразу же побежала и набросилась, как на добычу. Крепко обнявшись, мы влажно поцеловались и обменялись новогодними подарками. Я подарил ей мягкую игрушку и пять белых розочек, а она мне футболку с принтом. Футболка мне понравилась. После чего мы отправились гулять.
Никто не знал, что этот вечер закончится на печальной ноте. Спустя час или чуть больше мы поссорились из-за какой-то мелочи и разошлись по домам, словно и не виделись. Это был канун нового года, который мы хотели встретить вместе.
***
Наступил Новый, 2016 год, который не принес в мою жизнь абсолютно ничего. Не зря говорят – как Новый год встретишь, так и проведешь. Встретил я его в полном одиночестве, сидя перед монитором ухающего компьютера и играя в онлайн-игру.
В самом конце каникул мне неожиданно написала Ксюша и попросила встретиться. Это было очень странно, ведь до этого мы почти и не общались. И, тем не менее, я не отказал ей и уже через десять минут шел на встречу. Тем вечером ударил не слабый мороз, от чего лицо раскраснелось и начало болеть, будто миллионы иголочек впились в мою кожу одновременно. Позже я встретил ее, скромно улыбающуюся и тоже раскрасневшуюся. Мы крепко обнялись и простояли так несколько минут, не сказав при этом и слова. Она умиротворенно дышала мне в шею, от чего мое тело охватила легкая дрожь, а я уткнулся в ее волосы, которые пахли свежестью и вишней. Я не знал, что буду так рад видеть человека, которого последний раз хотел уничтожить.
- Ну привет, - тихо сказал я.
- Привет. Я соскучилась по тебе.
Именно те слова, которые скользнули по моей шее острой стороной кинжала.
***
- Не учеба, а какой-то кошмар. Представляешь – не спать ночами на протяжении нескольких недель!
- Почему? – удивился я.
- В смысле почему? Столько всего задают, что уши вянут! Различные идиотские правила, указания, вроде комендантского часа – отбой в десять часов. Какие к черту десять часов, если нам задают столько, что и за ночь-то не сделаешь? И ведь знаешь, они еще ходят и контролируют. Вот лингвистам повезло – на этаже нормальная воспиталка, не то, что у нас.
- А что у вас?
- У нас ведьма на ступе. Летает по этажу каждые несколько минут и заглядывает в комнаты. И если что-то не по ее – поднимает дикий скандал. Вот как тут жить, а?
- Наверное, никак, - растерянно ответил я. Ксюша бессильно взмахнула руками, выдохнула и замолчала. – Сдохну скоро от такой учебы.
- Да ну нет, - запротестовал я, - никаких «сдохну». Рано тебе еще, слишком молодая.
- Да? А кому я нужна такая чокнутая?
- Мне нужна, - честно ответил я, но она мне не поверила – лишь рассмеялась и замолчала на несколько минут. В тот вечер она говорила много и о многом. Рассказывала про новое место учебы, а я рассказывал ей про свое. И если у нас в техникуме к учебе лишь подталкивали, то их, мягко говоря, принуждали, тыкая носом в различные произведения и дифференциалы.
Мы сделали огромный круг вокруг нашего городишка. Шли медленно, обдумывая каждый шаг и разговаривая. В это время нам на пути почти никто не встречался. Разве что редкая собака пробегала возле нас, останавливалась, заинтересованно обнюхивала, после чего бежала дальше.
Когда мы пришли к голубому мосту, я остановился на середине и вспомнил один день перед летом.
- Эй, оставь в покое этот рисунок! – запротестовала Юля, когда я попытался его сжечь, и выхватила, оставив в моей руке лишь маленький клочок. – Кто тебе его нарисовал?
- Да так, уже никто.
- Почему уже? – взволнованно спросила она, рассматривая слегка побитую пламенем девушку на рисунке. – Что-то случилось?
- Неважно.
- Неважно? Что неважно? – удивленно спросила Ксюша, подходя ближе.
- Знаешь, это место очень дорого для меня, - задумчиво сказал я, проводя взглядом по замерзшей реке. Мне виделось лето. Вспомнилось, как долго я мог стоять здесь и наблюдать за течением, которое то останавливалось, то бежало дальше. Чаще всего я ломал палочки и кидал их, как снаряды. Или ходил взад-вперед до тех пор, пока не придет Юля. А приходил я всегда раньше ее, как минимум на двадцать минут, чтобы побыть наедине с мостом и рекой. Я всегда любил это место, а теперь его наличие отдавалось болью в виске, будто там сидел дятел и монотонно стучал.
- Как думаешь, мы могли бы быть вместе?
- Не знаю, - тихо сказала она и пошла дальше. Мост немно