- Ты хочешь, чтобы я ушла?
Я искренне люблю ночь и то, что она с собой приносит. Особенно – летом, когда с наступлением сумерек городишко заполняется пьяным умиротворением разгоряченных лиц и светом фонарей. Эта ночь была именно такой – между улиц щеголяло дневное тепло, еще не успевшее осесть росой, повсюду раздавался скрип автомобильных шин, а в голове было тихо, как перед грозой.
У ночи есть много преимуществ. Одно из них – всепоглощающая пустота, в которой можно было раствориться, и этого совсем не заметят, как бы сильно не старались. Мне хотелось исчезнуть, раз и навсегда. Прямо сейчас, когда передо мной стояла девушка и ждала ответа. Она жалобно оглядывалась по сторонам, и лишь дрожащий ветер легко касался ее локонов.
- Ты хочешь, чтобы я ушла? – повторила она.
- Вправе поступать так, как вздумается, - мои слова прозвучали несколько пафосно, но честно. Никакой душевной связи между нами я больше не чувствовал. Девушка вопросительно посмотрела на меня, после чего ее лицо скривилось в недоумении. Она сказала:
- Хорошо, если ты хочешь, то я уйду, прямо сейчас.
- Я не сказал тебе уходить. Я сказал, что ты можешь поступать так, как считаешь нужным.
- И все же…
- К черту! – перебил я. – Хочешь – вали отсюда. Мне наплевать.
Алина обиженно посмотрела на меня. Ее взгляд, тяжелый и будто бы померкший, лег на меня ржавым лезвием, которое вроде и не режет, но все же неприятно царапает поверхность кожи. Этим взглядом она прошлась по моей коже и голове, оставив несколько болезненных засечек. После чего она сорвалась с места и быстрыми шагами направилась прочь.
Этим вечером мы виделись еще раз, когда я возвращался домой и проходил мимо дома культуры, у крыльца которого обычно собиралась местная молодежь. Она, продирая своим взбудораженным от слез телом, двигалась ко мне навстречу так быстро, что будто бы собиралась покончить со мной раз и навсегда. Но когда девушка оказалась рядом, то я понял, что не заслуживаю даже скупой пощечины. Лишь сбивчивое дыхание и всхлипы содрагало ее понурое лицо.
- Отойдем на пару мгновений, - тихо сказала она и направилась в гущу декоративного кустарника. Я не воспротивился и последовал за ней. Девушка предстала передо мной изящно нарисованным силуэтом, который ярко выделялся среди ночи. Я слышал, как она обиженно шмыгает носом и робко, едва двигая губами, шепчет мне, словно хочет проститься:
- Кирилл. Ты можешь обнять меня, всего один раз?
Она дрожала от грусти, а я не знал куда деться. Где-то кричала молодежь, шелестел ветер, а возле нас воцарилась тишина, как душевная, так и физическая. Я немного подался вперед, и девушка плачущими руками вцепилась в мою спину, будто пытаясь оторвать для себя последний кусок. Мне стало совестно. Я не виноват перед миром, но в тоже время грусть всего одной девушки разрывала меня, как окровавленную марлевую ткань.
«Побыстрее бы эта ночь кончилась» - подумал я и прижал девушку к себе.
***
- Эй, что ты делаешь?! – Катя отскочила от меня, как ошпаренная. Я с удивлением посмотрел на нее, а затем на ее сверкающую бледнотой кожу.
- А что такого?
- Это как-то странно выглядит со стороны. А вдруг нас кто-нибудь увидит?
Я рассмеялся.
- Я всего лишь хотел тебя взять за руку, что такого? Мы же друзья.
- Тем более не нужно.
С того момента прошло чуть больше двух лет. Солнечный август, представший передо мной детской скромностью Кати, вновь наступил и принес с собой непоправимые корректировки – курс держался в сторону искренности, строгой и в некоторых местах довольно колючей. На девушке все так же прекрасно держалась бледность, и кожа сверкала чистым серебром; голос был мягок, а из глаз сочилась щенячья наивность – лишь в душе была пропасть, которую мне захотелось наполнить собой – попробовать все и сразу.
Всего за три дня вечерних променадов, мы сблизились так, как не сближались ранее. Она то нежно касалась меня откровенным воспоминанием, что имело место быть всего мгновенье назад, то извинялась за свое тривиальное поведение, будто бы чувствовала вес в моих глазах. И для меня это было сущим кошмаром – меня застиг врасплох человек, от которого я совсем не ждал удара. Такая честность сразила наповал, хлестнула по лицу наотмашь, заставила прийти в себя.
Затем последовал поцелуй. Шелковое прикосновение маленьких розоватых губ, похожих на мармелад. Такой неуместный и необдуманный шаг с моей стороны, думал я, но продолжал скромно целовать девушку то в губы, то в шею. А девушка была совсем не против и специально ее выгибала, не страшась переломить как ветку.
Сердце ударило в груди так сильно, что меня начало подташнивать от собственной несдержанности. Неужели этой маленькой особе удалось разбудить во мне нечто, что мерзло во внутренних ледниках столетиями?
***
Я медленно сполз по кирпичной стене, обрюзгший от усталости, и почувствовал, как банан, валявшийся в рюкзаке, сминается от стыда. Мне было крайне неудобно за приступ инфантильности вчерашним вечером. Девушка, как и я сам, пребывала в недоумении и нависла надо мной совестью; я пытался провалиться сквозь землю и судорожно думал, то закрывая, то раскрывая перед ночью свое наглое лицо.
- Ну и как мы поступим в этой ситуации? – монотонно спросила она. Я ответил, что не знаю, ведь я и правда не знал, чем можно оправдать свой поступок. Разве что каким-нибудь психическим заболеванием, в перечень симптомов которого входит неспособность сдерживать свои желания.
- Так мы ничего не решим, Кирилл.
Она сказала это взволнованно, будто боялась дальнейшего диалога. Я и сам боялся, поэтому откладывал и тянул время, как жвачку. Но как бы мне не хотелось, она порвалась, и из подруги Катя превратилась в любовную пассию.
***
- Расскажешь?
- Ну… Ладно, - девушка сдалась, а я победно вскинул над собой руки, испачканные штукатуркой. – Как ты уже знаешь, недавно я вернулась из Тольятти, куда ездила к Ульяне. Думаю, кто такая Ульяна, рассказывать не нужно – я у нее на новогодних каникулах гостила. Жили мы одни на ее квартире, родителей не было, они свалили на дачу. Ну и соответственно следить за нами было некому. Каждый день на квартире собирались ее друзья, страдали всякой ерундой. Ну и, собственно, без этого никак не обошлось, решила попробовать.
- А повод? – спросил я и кончиком пальца провел по носику Кати. На нем остался маленький белый отпечаток.
- Как будто повод нужен. Они чуть ли не каждый день кутили, а мне и одного раза хватило. На следующий день так голова болела после этого.
- Что-то даже и не верится. Это что, и правда ты?
- Мы еще и курили.
- Обалдеть. Та самая миленькая маленькая девочка уже выросла, да? – улыбнулся я и провел пальцем по щеке. На ней осталась белая полоска, девушка недовольно запротестовала.
- Что, теперь я уже «не та», да? – поинтересовалась она. Я безразлично посмотрел в ее сторону, после чего ответил на ее вопрос:
- Да нет, почему. Наверное, это вполне нормально, ведь ты не ребенок и осознаешь последствия за свои поступки. Кто я такой, чтобы тебе указывать как правильно жить? Никто. Поэтому и поступай так, как велит сердце. А для меня ты всегда будешь той самой лучезарной и жизнерадостной девочкой из августа. Этот образ непоколебим, знаешь ли, - я снова улыбнулся, но скорее из-за солидарности, чтобы скрыть внутреннее разочарование.
- Раз ты так считаешь, то все нормально. Ты точно не расстроился?
- Нет, - ответил я и отвернулся.
***
Когда я возвращался домой, всегда было темно и пусто. Проводив девушку, я приходил к родному подъезду, садился на старую скамейку, за много лет пропитанную сплетнями, и дышал тишиной. Удивительно, но в это время всегда было тихо, будто бы нарочно кто-то давал команду на траурное молчание, длившееся, порой, часами. И иногда мне удавалась немного поплакать - то ли от радости, то ли от пустоты. Мне было страшно. Страшно, как человеку, что столетиями томился в темноте, и, наконец, увидел свет.
***
Я протянул ей руку, но не получил взаимности. Руки девушки надежно хранились в карманах толстовки:
- Не нужно, вдруг нас кто-нибудь увидит. Не хочу потом с бабушкой лишних разговоров иметь.
- А что в этом такого? Мы же с тобой пара, разве нет?!
- Я тебе уже объясняла.
Я промолчал и посмотрел вперед, где расстилалась огнями августовская ночь.
***
Солнце покрыло землю горчичным налетом. Ребята шли впереди, мы с Катей медленно плелись позади них – она попросила меня помедлить. Когда мы отстали на добрых десять метров, она развернула меня к себе и как-то странно посмотрела. В ее глазах читалась пошлая заинтересованность. Я сразу догадался, чего она хочет.
- Ну, действуй.
Девушка быстро приблизилась ко мне и нежно поцеловала в губы. А затем и я ее.
***
От любви к Кате мне было страшно. Меня не била дрожь, но я трясся изнутри, всеми органами сразу, будто бы впервые за несколько лет они начали работать на полную мощность. От радости сводило живот, от легкости билось сердце, как отбойный молоток. Душу обуяла гордость. Я мог чувствовать любовь и чувствовал ее как живой человек.
Я снова вспомнил весну и кусочек лета 2015 года. Такие похожие чувства. Девушка в нежных лучах беспечного солнца. Не фальшивая любовь. Желание защищать и заботиться.
Собственное отражение по ту сторону мира, где гранью служило зеркало. Подгоняемый жарой, я в последний раз смотрю на свою фигуру и замечаю, как за спиной болтается охотничье ружье, которое мне -придется отложить в дальний угол, до лучших времен, если вдруг понадобиться. Я высыпаю патроны на потертый ковер, и порох простирается серой тропинкой до самой двери, прогоняя меня на улицу, к любимой девушки. Великая охота подходит к концу.
***
- Любишь меня?
- Люблю, как никогда раньше.
- И когда не бросишь?
- Уверяю в этом.
Самая наглая ложь в моей жизни.
Я приехал в последний раз где-то в начале декабря. Улицы замело стылой тоской, перед глазами нависала пелена беспокойства. Плутая между серыми высотками, я думал обо все подряд и неуверенной поступью двигался в сторону школы, где училась Катя. Равномерно отсчитывая каждый шаг, я хрустел снегом, и с каждым хрустом в голове появлялось все больше и больше вопросов.
Главный вопрос – люблю ли я ее? Конечно, люблю, поэтому и приехал, чтобы бросить. Жертва во имя блага, создание хаоса ради порядка в единственном человеке. Благороднее поступка и выдумать было невозможно. Других вариантов в голове не находилось, как бы старательно я не напрягал мозги.
Неужели нет другого выбора? А как она отреагирует на это? Все ли будет в порядке? Поймет ли она меня? Вопросы все появлялись и появлялись, а ответ я мог насобирать с трудом на один.
Вскоре показалась школа. Самая обычная, выложенная серым советским кирпичом, вблизи которой есть спортплощадка и курящие старшеклассники. Школу окружили исполинских размеров многоэтажки, которые пытались придать значимости дню. В рюкзаке лежала запакованная книга. Моя первая изданная книга, в единственном экземпляре, куда вошли работы за три года. Думаю, это прекрасный подарок, после которого я уйду, возможно, навсегда.
Ровно в 13:00 девушка выбежала из школы и радужно встретила меня. Катя пригласила меня к себе, но я отказался. Ее квартира вдохнет в меня еще один глоток ложной надежды и изменит решение, поэтому туда мне нужно было идти в последнюю очередь. Я предложил ей совершить небольшую прогулку. Она не отказалась, и мы отправились штудировать заснеженные улицы города.
Разговор тянулся медленно, тянулся красной нитью, которая огибала озябшие дома постсоветского пространства и с каждым кварталом тускнела все больше и больше, будто я выпивал из нее последние капли жизни. Когда мы оказались на остановке, я увидел под ногами маленький клубок спутавшихся между собой ниток. Они были испачканы сыростью ранней зимы и подошвами случайных прохожих, которые безвольно сновали мимо меня и девушки. Наверное, глупо искать оправдание в ком-то из них – город беспощадно съедал каждого и вряд ли я уже найду того, кто прошел здесь несколько минут назад. Причина лежала где-то в другом месте, может, за десятки километров отсюда, а может все это время сидела во мне.
Скорее всего, так и было.
- Хотел с тобой поговорить. Точнее, даже кое-что сообщить.
- Что-то серьезное? – девушка насторожилась и пронзительно посмотрела на меня, пытаясь в чем-то уличить. Я не придал виду и хотел продолжить, но в это время к пустеющей остановке подъехал автобус. Катя спокойно сказала:
- На нем уедем, а то слишком далеко идти обратно, - после этих слов она направилась к автобусу, но я схватил ее за руку и сказал:
- Выслушай меня, прошу.
***
В детстве я часто фантазировал о том, что являюсь главным героем компьютерной игры, которых мне очень не хватало. Есть вереница уровней различной степени сложности, которые нужно преодолеть, а вся судьба расписана строгими единицами программного кода. Окружающие люди и события – всего лишь декорации, нужные для развлечения глаз, ведь основное действие происходит со мной, протагонистом, и если что-то шло не так, я думал, что это временные неудачи, ведь все главные герои книг, фильмов или игр проходят через это. Должен же когда-нибудь наступить и мой звездный час, думал я и продолжал представлять, как люди вертятся возле моих ног, а события предначертаны с рождения. Ожидание награды за очередной уровень в виде внимания девушек или нового гаджета сделало из меня прилежную жертву собственных амбиций – зачастую, я сидел с открытым ртом и смотрел на других. Я ждал. Думал, что если сейчас ничего не происходит, то когда-нибудь обязательно что-то, да произойдет, ведь все девушки думают только обо мне, а вселенная вертится под боком, держа за меня кулаки.
Синдром зайца. Режим убегающего зверька, который, поджав хвост, прячется и ждет. Таким я и был – жалким, замкнутым, но до безумия самовлюбленным интровертом. Ведь ничего так и не пришло на раскрытые ладони – ни хороших отношений со сверстниками, ни юношеского флирта с девушками, абсолютный ноль. Лишь сухость во рту, да ветер в голове, когда требуют серьезности.
Период юношеского максимализма завершился в день знакомства с Юлей – моим первым серьезным испытанием в личностных отношениях. Тогда я впервые прочувствовал, что значит ответственность: ответственность за каждое слово, за каждый поступок, за каждое действие. Не было событий, что крутятся вокруг меня по заранее заданной программе – есть лишь человек и ничего больше. Оно не приходило само – необходимо было своевременно действовать, подстраиваться под условия, а если вдруг настигало поражение – идти дальше.
Вместе с этим взрослел и я – становился старше и, конечно, немного умнее. Какие-то препятствия преодолевались с завидной легкостью, над некоторыми я бился в истерике. Одно из таких – расставание с девушкой, свалившееся на голову, как кусок льда. Я получил сильнейший удар под дых, нож в спину от родного человека. Дни, проведенные с разбитыми о стены кулаками, врезались в память ржавыми копьями подлого предательства. Еще никогда прежде мне не было так обидно. Только-только я поверил в собственные силы, как первый успешно выстроенный мост оглушительно треснул и развалился. Мне было необходимо оправиться после громкого провала, и я предпочел смену ролей. Я выбрал нишу охотника; человека, что вершит чужими судьбами на свое усмотрение и сделал это отнюдь не сознательно. Скорее, как оправдание, чтобы заглушить боль после расставания с девушкой.
Я искал себя, чтобы успокоиться и начать все сначала, не понимая того, что чем дальше я захожу, тем сложнее и, возможно, больнее будет выбираться оттуда. Во всех этих многочисленных лицах я пытался найти отголоски былой нежности, что давала мне уверенности жить и сражаться, осколки потерянного смысла жить. Поиск очертания одного прекрасного создания, что однажды проложил мне путь в другой мир; в мир, где все лежит в моих руках, затянулся тугим узлом. Мне необходимо остановиться.
То, что погибло однажды, вряд ли можно встретить вновь.
***
Девушка уехала одна, оставив меня наедине с прошлым. Город сгустился объятием сумерек, дороги почернели и на них кляксами отражался свет светофора. Дома поднялись к небу, а в окнах загорелся мягкий свет. Меня окружили люди, которые ждали автобус. Я тоже ждал. Но вот желания куда-то ехать не было. Мне хотелось раствориться прямо здесь, словно вся эта история – дешевый фарс или порыв чьей-то безвкусицы. Так было бы гораздо проще, ведь любая дешевая драма рано или поздно закончится. А вот кончится ли моя жизненная драма – я не знаю.
Я осознал лишь одно – хоронить себя на протяжении жизни гораздо легче, чем вытаскивать.
Глава 10. …время
- Нарвался на танец с дьяволом, - присвистнул я и озадаченно посмотрел на парня. Он задумчиво смотрел в сторону проносящейся за окном жизни, сменяющейся то заснеженными равнинами, то пустыми и похожими друг на друга лесами. Изредка поверхности стекла что-то касалось, что-то белое, с запахом бриллиантовой пыли и похожее на прошлое. В эти моменты спутник с дрожью в сердце замирал, а его глаза страшно сверкали. Как хорошо, что это были всего лишь очертания заснеженных деревьев.
- Вы сами напросились.
- Я не думал, что история затянется настолько круто, - честно признался я. – Даже и верится с трудом в твой рассказ.
- Дело-то ваше, - безразлично сказал он и начал раскладывать постель, - правда все равно за мной.
- Это безусловно так.
Я посмотрел на часы. Время близилось к трем утра. Когда парень лег спать и пожелал мне спокойной ночи, я лишь спросил:
- Получается, ты охотник, раз постоянно находился меж огней…
- Я живодер, - твердо сказал он и отвернулся к стенке. Все оставшиеся вопросы исчезли под колесами несущегося поезда, а я остался наедине с собой и историей, до приторности киношной, но до ужаса трагичной и печальной. Так или иначе, в ту ночь я в полной мере ощутил груз, возложенный на плечи загадочного спутника.
Ночью мне снился заснеженный лес. На протяжении долгих часов или минут я отчаянно петлял меж деревьев, что упирались кронами в небосвод, пытаясь запутать преследователя. Я чувствовал, как с каждым прыжком лапы леденеют, а очередной вздох ошпаривает грудь жутким холодом. Дрожа, я продолжал бежать все дальше и дальше, пока не угодил лапой в ржавый капкан. Истекая кровью, я пролежал там до тех пор, пока снег подо мной не растаял, а затем я провалился в бездну.
Тусклый дневной свет еле-еле продирался сквозь плотные занавески. Я проснулся в пустом купе и не понимал, был ли вчерашний рассказ сном или явью. Вокруг не было никого, кроме упавшей книги, и стоявшего на столе стакана с крепким чаем. Отыскав зашуганную проводницу, я узнал, что мой спутник сошел рано утром, когда поезд делал очередную остановку. Он остался ждать встречного поезда, идущего по маршруту в его родной город. Укутавшись в армейский бушлат, он скромно сел на скамеечку и принялся ждать.
А я спал и продолжал быть зайцем, как он и говорил.
Посвящается неизвестной девушке.
15.03.2018