Н.А. Метляева, А.Ю. Бушманов, В.И. Краснюк, О.В. Щербатых, М.В. Болотнов
Радиация и стресс. Обзор научных публикаций о реакции человека на воздействие ионизирующего излучения
Опубликовано в журнале Медицинская радиология и радиационная безопасность (https://www.medradiol.ru). 2016. № 5
Введение
Использование атомной энергии, даже в условиях жесткого соблюдения техники безопасности, иногда сопровождается риском облучения и переоблучения персонала и населения, особенно в неконтролируемых аварийных условиях. Поэтому в проблеме радиационной безопасности вопросы, связанные с психологической устойчивостью деятельности операторов АЭС и персонала атомной промышленности в штатных и аварийных условиях должны занимать одно из важных мест. Все это делает необходимым настойчивое изучение влияния ионизирующих излучений на функции ЦНС и особенно на значительно устойчивые высокомотивированные формы поведения, связанные с наличием функционально и структурно закрепленных путей реализации конкретных поведенческих актов.
Научные данные первой половины XX века о радиочувствительности центральной и периферической нервной системы, а также радиационные нейропсихиатрические наблюдения изобиловали противоречивостью. Зрелые нервные клетки, по G.W.Casarett (1980), являются фиксированными постмитотическими клетками и, поэтому, на основании радиобиологического закона Бергонье и Трибондо, должны быть радиорезистентными. Однако в известных монографиях конца 1950-х и 60-х гг. о действии ионизирующих излучений на нервную систему была показана высокая функциональная радиочувствительность нервной системы [23–29]. В итоге была выдвинута концепция о высокой радиочувствительности нервной системы при ее низкой радиопоражаемости. Эта концепция и сегодня вызывает противоречивое отношение своей парадоксальностью [30, 31].
Господствующее положение приобрела точка зрения о радиорезистентности нервной системы. Даже при действии очень высоких доз изменения в нервной системе рассматривали как вторичные в результате сосудистых нарушений. Несмотря на применение больших и очень больших доз ионизирующих излучений одни авторы вообще отрицали какие бы то ни было клинические проявления нарушений нервной системы, другие − описывали «невротические» состояния, развившиеся вслед за облучением, а третьи – указывали на расстройства, причинно связанные с воздействием ионизирующих излучений («рентгеношок», «рентгеновское похмелье») вплоть до радиационного органического поражения центральной нервной системы.
Значительный вклад в разработку проблемы ОЛБ человека внесли отечественные клиницисты (А.К. Гуськова, Г.Д. Байсоголов, И.С. Глазунов, В.В. Благовещенская, В.С. Лобзин, Р.К. Шамрей).
В 1971 г. вышла отечественная монография А.К. Гуськовой и Г.Д. Байсо голова «Лучевая болезнь человека». Монография посвящена описанию клиники, патогенеза и терапии лучевой болезни человека, в ней излагается патогенетическая классификация лучевой болезни и ее теоретические физические и радиобиологические основы. Анализируются этиологические факторы лучевой болезни и частота ее возникновения у лиц, подвергшихся облучению.
По материалам несчастных случаев и исходов ОЛБ описана патоморфологическая картина лучевой болезни человека [32]. А.Ф. Бибикова [33, 34] обнаруживала изменения у человека даже в необлученных участках мозга.
В мае 1973 г. на базе Военно‑медицинской академии им. С.М. Кирова был проведен симпозиум в СССР по вопросу «Действие ионизирующего излучения на нервную систему». 30–31 мая 1989 г. – Всесоюзная научная конференция «Изменение нервной системы человека при воздействии ионизирующей радиации».
Были изучены и некоторые стороны функционального состояния нервной системы в острый и отдаленный периоды лучевой болезни человека (А.К. Гуськова, С.В. Левинский, В.И. Кирюшкин, О.С. Вергилесова). К ним относятся работы по электроэнцефалографиическому и реоэнцефалографическому (В.А. Иванов, Г.Г. Брыжахин, И.С. Глазунов, Ф.С. Торубаров) обследованию, исследованию функции вестибулярного (В.Я. Неретин, Р.Н. Ходанова, В.Г. Баранова), вкусового, обонятельного, зрительного, кожного (В.В. Благовещенская) и двигательного (З.А. Ганцева, И.К. Зюзин, Н.Я. Терещенко, Л.П. Ларичева) анализаторов.
В начале 1970‑х гг. и в зарубежной печати появились отдельные сообщения (Эндрюс, Шипман, Мате) с описанием клиники неврологических и морфологических нарушений у лиц, подвергшихся острому лучевому воздействию; в 1980 г. была опубликована монография Н.А. Жильберта и А.К. Кагана «радиационные поражения нервной системы».
Таким образом, в научной дискуссии о реакции человека на воздействие ионизирующего излучения, о радиочувствительности центральной нервной системы (ЦНС) существуют разные мнения. ряд авторов [26, 27, 34–37] высказывались о высокой радиочувствительности ЦНС, но при этом «грешили типичными заблуждениями с переоценкой роли радиационного фактора и первичности поражения мозга в любых клинических неврологических проявлениях» [38–40]. У других – преобладала точка зрения о морфологической радиорезистентности зрелой ЦНС [41–43].
В отдаленном периоде ОЛБ при дозах 3–5 Гр описан радиационный демиелинизирующий энцефаломиелез [44]. Характеризуя возможные отдаленные последствия ОЛБ при значительном уровне доз, А.К. Гуськова и Г.Д. Байсоголов [41] выделили:
1. Неврологические синдромы рассеянного микроорганического процесса с преимущественным изменением проводниковых структур (миелина).
2. Синдромы недостаточности регионального, преимущественно внутримозгового кровообращения, более реальные при значительной неравномерности распределения доз в объеме тела (облучение в значительной дозе области головы, синокаротидной зоны шеи и т.д.).
3. Многообразные функциональные расстройства, протекающие с преобладанием черт вегетативно‑сосудистой дисфункции или общей астенизации.
Причем, по мнению авторов, проявления функциональных расстройств в исходе ОЛБ не имеют в себе ничего специфического и являются по своему происхождению синдромами, несомненно, полиэтиологическими, что не позволяет рассматривать их патогенез только исходя из радиационного воздействия. Эти расстройства, очевидно, связаны с неполноценной функциональной компенсацией центральной нервной системы, обусловленной биохимическими и гистохимическими изменениями нейронов, которая определяется И.С. Глазуновым и соавт. [44] как дизадаптационный синдром. Данная неврологическая картина не является специфичной только для реакции на облучение. Она весьма сходна с психоневрологическими синдромами при других тяжелых общесоматических заболеваниях со сходными вторичными нервно‑сосудистыми осложнениями. Клинические проявления структурного повреждения центральной нервной системы встречаются в этот период крайне редко, лишь у больных, перенесших ОЛБ тяжелой и крайне тяжелой степени. Они представлены признаками пирамидной недостаточности, легкими статооординаторными расстройствами, нистагмом и другими симптомами, более всего напоминающими (типа энцефаломиелеза) мягко протекающие формы рассеянного демиелинизирующего процесса [45].
В числе отдаленных последствий ОЛБ наблюдали также негрубые интеллектуально‑мнестические нарушения, гипоталамо‑гипофизарную дисфункцию, реже – прогрессирующую миелопатию, некроз мозга [45, 46].
Влияние атомных взрывов
При анализе данных по последствиям атомных взрывов следует иметь в виду множество воздействующих физических и психогенных факторов. Американские исследователи пошли по пути психологизации эффектов применения ядерного оружия. Первый американский психиатр R.J. Lifton, изучавший психиатрические последствия атомной бомбардировки в Хиросиме, в работе «Смерть в жизни: выжившие в Хиросиме» [47] сделал вывод о том, что катастрофы вызывают длительные психические нарушения. такого рода состояния были квалифицированы как «синдром выживших» (survivor syndrome). Психическое состояние больных в этих случаях варьирует от «зомбиподобного психического оцепенения» (zombie‑like psychic numbing) и резких изменений личности в целом до реакций, соответствующих психической адаптации практически здоровых лиц при достаточной социальной активности. R.J. Lifton [48], основываясь на своем опыте психиатрических исследований в Хиросиме, предложил новую парадигму человеческого поведения: процесс «психического оцепенения» как следствие современного технологического насилия и абсурдной смерти. По мнению автора, психоаналитическая теория должна быть пересмотрена в контексте текущих исторических событий. фрейдистская парадигма подавления сексуальности противопоставляется неограниченному техническому насилию и абсурдной смерти, с которыми сталкивается современный человек. Этот, выделенный автором, «процесс оцепенения» поражает функции символизации и формирования образа, а в конечном счете приводит к психическим расстройствам. В дальнейшем R.J. Lifton [49] изложил психоаналитическую концепцию посттравматического стрессового расстройства.
В работе «Психологические раны вследствие атомной бомбы» [50] отмечено, что разрушения, вызванные атомными бомбардировками Хиросимы и Нагасаки, обусловили продолжающиеся психологические проблемы для их жертв. Некоторые из них потеряли кров, не могут устроиться на работу, страдают от ночных кошмаров, депрессии или гнева. Эти проблемы существуют, по убеждению автора, потому, что разрушения случились одномоментно и стерли с лица земли все социальные структуры – семью, рабочие места, школы, учреждения, больницы и дома. Более 40 % популяции умерло на протяжении первых трех месяцев. Бомбардировки вызвали всеобщее психическое оцепене‑ ние. Автор выделила три уровня реакций у пострадавших: вытеснение из памяти; чувство, что они всегда будут никем иными как пережившими бомбардировки; трансцендентальность.
28–30 сентября 1992 г. на научной конференции стран содружества с международным участием «Социально‑психологические и психоневрологические аспекты последствий аварии на Чернобыльской АЭС» в Киеве сотрудники RERF (Хиросима) S. Kusumi, M. Yamada, K. Kodama, F. Wong и S. Nakamura (Хиросимский университет) представили доклад, посвященный изучению психологических последствий атомных бомбардировок. По их мнению, основанном как на собственном исследовании, так и на обобщении результатов долговременных проектов, частота дисциркуляторных и периферических сосудистых нарушений, а также психоневрологических симптомов была максимальной у лиц, наиболее близко находившихся к эпицентру атомных взрывов и имевших острые лучевые симптомы. В то же время не было выявлено связи частоты самоубийств с дозой облучения, а суициды у хибакуси имели те же тенденции, что и во всей японской популяции.
Kusumi S., Yamada M., Kodama K., Wong F.L., Nakamura S. в работе [51] отмечали, что термины «болезнь атомной бомбы» и «невроз атомной бомбы», которые широко употреблялись как врачами, так и пострадавшими, представляют интерес, так как ими описывались физические и психологические симптомы, вызванные взрывами атомных бомб. термин «болезнь атомной бомбы» относился не только к воздействию ионизирующих излучений, которое было в начальном периоде, но и к лейкозам и раку, которые появились несколько позже, а также и к неспецифическим жалобам пострадавших на усталость, потерю веса летом, симптомы, аналогичные простуде, гастроэнтерологические симптомы и т.д.
Проведенные исследования привели к заключению, что многие пострадавшие после взрывов страдали неврозоподобными расстройствами. В обсуждении результатов исследований M. Yamada и соавт. [52] и S. Kusumi и соавт. [51] высказали предположение, что большая частота симптомов у тех пострадавших, которые находились ближе к эпицентру взрывов, наряду с физикальными нарушениями объясняется большей психологической нагрузкой, а также социально‑экономическим воздействием взрывов. Авторы согласны с мнением R.J. Lifton [47, 53], первого американского психиатра, который проводил психиатрические исследования среди хибакуси, о том, что «…невроз атомной бомбы можно охарактеризовать как неустойчивый внутренний баланс между необходимостью иметь симптомы и беспокоящей связью этих симптомов со смертью и умиранием…».
G.W. Beeb [54] отмечал, что атомные бомбардировки привели к общественной дезинтеграции, психологическому и духовному стрессу. Японские исследователи считают, что облучение, вызванное взрывом атомных бомб, является фактором долгосрочного психологического воздействия. В то же время M. Yamada и соавт. [52] и S. Kusumi и соавт. [51] вынуждены признать, что исследования последних лет подтвердили результаты N. Okumura и H. Hikida [55], M.Konuma и соавт. [56, 57], S. Tsuiki и соавт. [58], T. Nishikawa и S. Tsuiki [59] о неврозоподобных и вегетативных нарушениях у хибакуси в отдаленном периоде после атомных бомбардировок, которые тем больше, чем ближе к эпицентру взрывов находился пострадавший и чем выраженнее у него были симптомы острого лучевого поражения.
По поводу возможного влияния «болезни атомной бомбы» на частоту суицидов M. Yamada и соавт. [52] и S. Kusumi и соавт. [51], не исключая в ряде случаев такой взаимосвязи, утверждают, что эпидемиологические исследования не подтвердили предположения о том, что увеличение количества самоубийств вызвано облучением и последующим беспокойством.
M. Mine и соавт. [60, 61] показали, что у 70‑летних пострадавших от атомных бомбардировок субъективное восприятие качества своего здоровья ниже, чем в контроле. Однако удовлетворенность жизнью и социальное благополучие у хибакуси оказалось выше, чем в контроле. Установлено отсутствие различий в показателях смертности пострадавших и контрольной группы в возрасте до 55 лет. В то же время уровень смертности лиц старше 60 лет оказался у переживших атомные бомбардировки ниже, чем в контроле. Смертность от цереброваскулярных заболеваний у пострадавших также ниже, чем в контроле, что, по мнению авторов, может быть обусловлено ранней диагностикой, постоянным контролем артериального давления и эффективной работой служб охраны здоровья при регулярных медицинских осмотрах. Не вызывает сомнений, что это обусловлено продуманной государственной политикой в отношении социальной защиты и оказания медицинской помощи пострадавшим от атомных бомбардировок, которых на 31 марта 1995 г. в Японии насчитывалось 328.629 человек.
В то же время, M. Mine и соавт. [60] отмечали, что хотя выживаемость пострадавших, облученных в дозах от 0,01 до 1,99 Гр практически не отличима от контроля, те хибакуси, которые были облучены в дозах от 2 до 5,99 Гр, имели достоверно более низкую выживаемость. Авторы предположили, что облучение в дозах более 2 Гр уменьшает продолжительность жизни.
В 1992 г. в Японии на Международной конференции «Влияние радиации в результате атомных бомбардировок на человека» было отмечено, что до настоящего времени влияние ионизирующих излучений на психическое здоровье и психологические последствия атомных бомбардировок остаются не ясными.
L.A. Vasconcelos [62] при изучении проблемы реадаптации переживших атомную бомбардировку в Хиросиме обратил внимание на комплекс, состоящий из взаимосвязанных гериатрических проблем, последствий войны и воздействия атомной бомбы.
24–28 мая 1995 г. в Киеве на Международной конференции «Актуальные и прогнозируемые нарушения психического здоровья после ядерной катастрофы в Чернобыле» были представлены последние работы японских авторов по нейропсихиатрическим последствиям атомных бомбардировок. K. Neriishi, M. Yamada, K. Kodama, I. Shigematsu выполнили ряд эпидемиологических исследований психологических нарушений среди переживших атомные бомбардировки в рамках программы RERF «Изучение здоровья взрослых» по данным проводимым раз в два года осмотров.
K. Neriishi и соавт. [63] заключили, что облученные на расстоянии менее 2 км от эпицентра с острыми симптомами лучевого поражения имели повышенные показатели результатов опроса лишь относительно оценки своего физического состояния и удовлетворенности жизнью в целом. В то же время авторы отметили, что расстояние от эпицентра при атомной бомбардировке и симптомы острого лучевого поражения являются предопределяющими факторами психологического состояния жертв даже спустя 50 лет.
По данным I. Shigematsu [64] и Y. Hasigava, представленным на пятом координационном совещании сотрудничающих центров ВОЗ, Париж, 5–8 декабря 1994 г., у переживших атомную бомбардировку (за исключением выживших после облучения in utero) сильная связь с облучением в результате атомного взрыва установлена, в частности, с задержкой роста и развития в молодом возрасте; слабая – со смертностью от сердечнососудистой патологии и общей смертностью при дозах выше 1,5 Гр, а также злокачественными опухолями нервной системы; отсутствие связи – с преждевременным старением. Иные нейропсихические эффекты не были рассмотрены вовсе.
В 1992 г. Хиросимским международным советом по медицинскому обеспечению последствий была опубликована капитальная монография «Последствия облучения человека в результате атомной бомбардировки» (Effects of A‑Bomb Radiation on the Human Body) при участии 39 авторов [65]. Авторы монографии, в частности, пришли к заключению, что радиационно‑индуцированная смертность наблюдалась в группе 40–49 летних через 15–20 лет после взрыва, а в группе 10–19 летних на момент взрыва – через 30 лет после него. В группе детей моложе 10 лет за этот период наблюдения учащения злокачественных новообразований не было. Отмечено учащение гипотиреоидизма с дозой в диапазоне 0,01–2 Гр, а также увеличение частоты гиперпаратиреоидизма среди лиц, подвергшихся облучению в дозе H1 Гр. Установлена нерадиационная природа наблюдаемого феномена увеличения заболевания диабетом. радиационно‑индуцированная катаракта не отличалась от возрастной, но как частота, так и степень поражения увеличивались в четкой зависимости от дозы облучения. Установлены редкие радиационные эффекты внутриутробного повреждения головного мозга. Статистически значимых радиационно‑генетических эффектов обнаружено не было (по соотношению полов, мертворождениям, неонатальной смертности и ранней (до 9 месяцев) детской смертности, а также врожденных уродств среди новорожденных или младенцев в первые девять месяцев жизни). радиационно‑индуцированного сокращения продолжительности жизни от нераковых заболеваний в последние годы не наблюдали. Однако, в популяции лиц, облученных в молодом возрасте и в существенных дозах (>2 Гр), отмечается сокращение продолжительности жизни одновременно с учащением болезней, свойственных пожилому возрасту, таких как сердечно‑сосудистая патология. Отмечен слабо выраженный эффект увеличения вероятности смертей, вызванных ишемической болезнью сердца и цереброваскулярным синдромом у лиц, подвергшихся облучению в значительных дозах (>3 Гр).
Однако в Японии существует и принципиально иная точка зрения, не совпадающая с официальным оптимистическим мнением RERF и ряда других международных организаций о состоянии здоровья жертв атомных бомбардировок. так, на Постоянном народном трибунале (Вена) 12–15 апреля 1996 г. был сделан доклад K. Furitsu, где было подчеркнуто, что японское правительство, а также RERF недооценивают и игнорируют радиационные поражения у переживших атомные бомбардировки, а в настоящее время стремятся отрицать и игнорировать поражения у пострадавших в результате Чернобыльской катастрофы во имя целей ядерной политики. Согласно данным Исследовательского комитета жертв атомных бомбардировок госпиталя Hannan Chuo (Осака, Япония), частота расстройств общего здоровья (включая гипертензию) у переживших атомные бомбардировки в 6–13 раз выше, чем в контроле [66]. По мнению K. Furitsu [67], этот факт свидетельствует о том, что расстройства общего здоровья также следует относить к радиационным эффектам, причем RERF признал, что хибакуси, которые были моложе 40 лет на момент атомной бомбардировки, имеют повышенный риск развития кардиоваскулярных заболеваний (включая инсульты) и заболеваний пищеварительной системы (особенно цирроза печени) [68].
Эти симптомы, по мнению K. Furitsu и соавт. [69], не могут быть объяснены одним лишь «стрессом», хотя некоторые расстройства нейроэндокринной и вегетативной нервной системы, обусловленные психологическим стрессом, могут быть одной из причин вышеуказанных симптомов.
K. Furitsu [67] отметил, что ряд психосоматических симптомов у пострадавших в результате Чернобыльской катастрофы, которые, по мнению МАГАТЭ, обусловлены лишь психологическим стрессом и социально‑экономическими проблемами, очень сходны с «хронической болезнью атомной бомбы», для которой установлены корреляции с радиационным воздействием. Причем K. Furitsu [67] обратил внимание на сходство нарушений здоровья у переживших атомные бомбардировки в Хиросиме и Нагасаки, пострадавших в результате Чернобыльской катастрофы, работников ядерной энергетики и урановых рудников, а также лиц, проживающих вблизи ядерных испытательных полигонов и различных ядерных объектов.
Таким образом, несмотря на более чем 50‑летние международные усилия в изучении последствий атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки, мнения о генезе нейропсихиатрических эффектов атомных бомбардировок до сих пор противоречивы.
Реакции нервной системы на облучение
Радиационные повреждения нервной системы относят к нестохастическим эффектам облучения – «эффектам, тяжесть которых меняется пропорционально дозе и для которых, следовательно, имеет место порог». Наряду с величиной суммарной дозы облучения существенное значение в реализации эффектов поражения нервной системы имеют ее временное и пространственное распределение, а также степень зрелости мозга к моменту облучения. Выделены основные формы реакции центральной нервной системы на радиационное воздействие: функциональный или рефлекторный ответ в виде неспецифической ориентировочной реакции на облучение, как раздражитель, и прямое повреждение тканей нервной системы при воздействии высоких доз ионизирующих излучений [45]. Причем считается, что в проявлении ранних соматических эффектов характерна четкая зависимость от дозы облучения, удовлетворительно описываемая сигмоидной кривой с наличием некой минимальной дозы, обозначаемой как пороговая [3].
Однако, казалось бы, общепринятые, устоявшиеся положения вызывают возражения некоторых авторов. так, А.И. Нягу и К.Н. Логановский считают, что нельзя согласиться с мнением, что лучевые поражения нервной системы являются исключительно нестохастическими эффектами облучения: существуют и стохастические (опухолевые формы отдаленных последствий облучения и, возможно, генетические эффекты) [70]. Кроме того, нельзя согласиться и с мнением, что «несмотря на способность к функциональным реакциям при малых дозах облучения, нервная система традиционно считается радиорезистентной» [45], то есть нервная система высоко радиочувствительна (в смысле «функциональных» изменений в ответ на радиационное воздействие), но в то же время и радиорезистентна (в отношении «органического» поражения). Данные суждения основываются на научно не обоснованном мнении о возможности существования «функциональных болезней» и «чисто функциональных изменений, еще не сопровождающихся органическими, структурными изменениями» [71].
Нельзя согласиться также и с отождествлением «функциональной патологии» с обратимостью изменений органов и тканей. Как справедливо отмечает Д.С. Саркисов [71], обратимые изменения всегда сопровождаются и соответствующими морфологическими изменениями и поэтому являются не функциональными, а структурно‑функциональными, а кроме того, известно, что даже грубые изменения (цирроз печени, выраженная гипертрофия печени и др.) при условии устранения вызвавшей их причины могут подвергнуться полному или почти полному обратимому развитию.
Исходя из изложенного выше становится очевидной [72] несостоятельность положения о «функциональной радиочувствительности» и в то же время «органической радиорезистентности» нервной системы. Любые изменения функций нервной системы, вызванные действием ионизирующих излучений, в своей основе имеют органические (биохимические, ультраструктурные и др.) изменения нейронов, то есть по сути своей являются структурно‑функциональными симптомами. Психологически понятно стремление радиологов считать нервную систему радиорезистентной (или, по крайней мере, «морфологически радиорезистентной») ибо в противном случае не соблюдался бы основной догмат радиобиологии – закон Бергонье и Трибондо, из которого следует, что радиочувствительными являются только делящиеся клетки. Однако, все возрастающее число экспериментальных и клинических данных свидетельствуют об ограниченности данного закона.
А.И. Нягу и К.Н. Логановский считают, что результаты их исследований подтверждают положение о высокой радиочувствительности нервной системы и ставят под сомнение обоснованность разделения понятий «радиочувствительность» и «радиопоражаемость» применительно к нервной системе. Неврологические симптомы, ранее считавшиеся чисто функциональными, (например, радиационная вегетативно‑сосудистая дистония), на самом деле являются структурно‑функциональными, в основе которых лежат ультраструктурные органические изменения нервной ткани, причем недопустимой является их клиническая недооценка в прогностическом отношении. Именно психовегетативный синдром (радиационная вегетативно‑сосудистая дистония /или радиационная астения) является наиболее ранним и стержневым у пациентов, перенесших ОЛБ, который закономерно на протяжении 3–5 лет после перенесенной лучевой болезни развивается в психоорганический. Авторы подчеркивают, что сознательно используют глагол «развивается» вместо широко применяемого, в том числе и ими ранее, «трансформируется» для того, чтобы подчеркнуть единство патологического процесса в континууме «радиационная вегетативно‑сосудистая дистония – пострадиационная энцефалопатия».
Церебральной основой радиационной вегетативно‑сосудистой дистонии и радиационной астении, а в дальнейшем – пострадиационной энцефалопатии, являются структурно‑функциональные изменения диэнцефало‑лимбико‑ретикулярного комплекса и коры ассоциативных лобных и теменных областей, преимущественно доминирующего левого полушария. Последние клинически проявляются преимущественно психовегетативными и психопатологическими симптомами при отсутствии грубой очаговой неврологической симптоматики, что и приводит в ряде случаев к ошибочной их трактовке как «функциональных».
Психическое состояние и трудоспособность больных в период восстановления и ближайших последствий ОЛБ были охарактеризованы Ф.С. Торубаровым и О.В. Чинкиной [73]. Авторы пришли к заключению, что в ранние сроки периода восстановления ОЛБ, через 4–6 мес. после облучения, особенности психического состояния и умственная работоспособность пострадавших, структура и глубина имеющихся нарушений находятся в тесной связи как со степенью тяжести перенесенной ОЛБ, так и преморбидными личностными особенностями, степенью информированности и адекватности ориентировочной основы деятельности и поведения, разрешенностью социальных вопросов. В более поздние сроки периода восстановления, спустя 12–18 мес. после аварии, ведущую роль в формировании психических расстройств, ограничении работоспособности и социальной дезадаптации, по мнению Ф.С. Торубарова и О.В. Чинкиной [73], приобретали профессиональная принадлежность, рациональное трудоустройство и особенности личности пострадавших. В период ближайших последствий, спустя 2,5–3 года после облучения, авторы отметили, что психические расстройства с выраженной истощаемостью встречались чаще у больных, перенесших ОЛБ в более тяжелой форме и у лиц более старших возрастов. И в этом периоде, по мнению авторов, важную роль в полноте восстановления сохраняет рациональное трудоустройство пострадавших.
Психологические исследования пострадавших, перенесших ОЛБ I–III степени тяжести в отдаленном периоде, свидетельствовали о тяжелой тревоге, депрессии, снижении умственной работоспособности, а также специфических изменениях в семантической структуре личности [74–75].
В дальнейших работах Ф.С. Торубаров и О.В. Чинкина [76] представили результаты комплексного клинико‑психологического обследования 75 участников ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС, перенесших ОЛБ I–III степени тяжести на протяжении 9 лет наблюдения. Авторы показали, что психологические нарушения наибольшую распространенность приобретали в период восстановления – до 1,5 лет и ближайших последствий ОЛБ – 1,5–5 лет с момента переоблучения. На всех этапах наблюдения отмечена зависимость результативности различных видов деятельности (преимущественно предъявляющих высокие требования к основным свойствам внимания и оперативной памяти), устойчивости протекания психических процессов, а также частоты и выраженности неблагоприятных психических состояний от степени тяжести ОЛБ. Выявленные изменения памяти, внимания, различных видов сенсомоторной деятельности представляют собой, по мнению авторов, проявление одного феномена: чрезмерно быстро наступающей истощаемости. Прогрессирование истощаемости в сочетании с низкой самооценкой самочувствия и активности во всех случаях (более интенсивное у пациентов с более тяжелым поражением) отражает не только уменьшение резервных возможностей больных вследствие переоблучения. Содружественное нарастание сниженного фона настроения с частотой выраженной тревожности как устойчивого состояния, готовности реагировать высокой тревогой на любые, реальные ожидаемые неблагоприятные для личности события, сопровождаемые изменениями регуляции в эмоциональной сфере, свидетельствует о развитии тревожно‑депрессивных расстройств. Авторами также отмечено увеличение частоты пси‑ хологических признаков невротического развития личности. У всех больных, перенесших ОЛБ, ф.С. Торубаров и О.В. Чинкина [76] наблюдали тенденцию к улучшению показателей функциональных возможностей спустя 3 года после облучения, однако спустя 5–6 лет негативная тенденция возобновилась.
Нарушения симпатико‑адреналовой системы у лиц, перенесших ОЛБ, обнаружили Л.П. Имшинецкая и И.И. Горпинченко [77]. Установлено снижение активности как гормонального, так и медиаторного звеньев симпато‑адреналовой системы по сравнению со здоровыми необлученными людьми. Изменен обмен катехоламинов. Обнаружено значительное снижение ДОфА – основного биохимического предшественника адреналина, норадреналина и дофамина. Авторы пришли к заключению, что снижение активности симпато‑адреналовой системы есть результат вовлечения в патологический процесс гипоталамических структур, в том числе половых, и указывают на резкий спад общей резистентности мужского организма, подвергнутого воздействию ионизирующих излучений.
D. Belyi, O. Gergel и A. Kovalenko [78] показали прогрессирующий рост на протяжении 1987–1994 гг. сердечно‑сосудистой патологии у лиц, перенесших ОЛБ. Число пациентов с патологическими изменениями электрокардиограммы увеличилось от 4,8 % в 1987г. до 11,3 % в 1994 г., а с миокардиальной гипертрофией – от 1,2 % до 22,6 %. Число пациентов с ишемической болезнью сердца увеличилось на 17,2 % и с эссенциальной гипертензией – на 15,5 %. физическая работоспособность уменьшилась на 50–60 % от уровня здоровых людей. Два пациента перенесли острый инфаркт миокарда. тринадцать пациентов умерли между 1987 и 1995 г. Из них четверо умерли в результате острой сердечной недостаточности. Однако развитие этой патологии не обнаруживало связи с дозой облучения, что находило подтверждение в том, что у лиц с ОЛБ II–III ст. сердечно‑сосудистые заболевания встречались реже, чем после ОЛБ I ст. Авторы предложили три фактора патогенеза данной патологии: 1) изменения нейрогуморальной регуляции после ОЛБ, проявлявшиеся вегето‑сосудистой дистонией, которая в дальнейшем трансформировалась в ишемическую болезнь сердца или гипертоническую болезнь; 2) радиационные поражения эндотелия сосудов; 3) высокая частота дислипопротеинемии атерогенного характера.