Глава 10. Даосские практики




{Adam Lambert - Outlaws Of Love (Full)}

Парижские апартаменты Алекса шикарны и унылы одновременно. Шикарны, потому что он не изменяет себе - даже временно снимая жильё, умудряется найти просторы стекла и металла. А унылые, потому что полностью серые: это светлый, приятный, успокаивающий оттенок, но всё же серый. Серые стены, серый с белыми вкраплениями деревянный пол, серые ковры, серое постельное бельё, серые шкафы и панели кухни, серая ванна, серый кафель, серое всё. Ни одного яркого или жизнерадостного пятна во всей квартире. Лишь разливающаяся по просторам серо-стеклянной студии красивая нежная музыка, не выключаемая даже на время отсутствия хозяина, немного исправляет ситуацию, добавляя в грустное настроение этого жилища немного радости и жизни.

Я замечаю, что постель не убрана, из чего следует, что прислуги здесь нет. Важнее другое, бельё смято только с одной стороны, с другой – идеально ровная простыня и никем не тронутая подушка. И снова это чувство щекочущего томления в животе: значит, в этой квартире он ни с кем не спит. Это так приятно, что слов нет!

С пришибленной улыбочкой принимаю душ. Предвкушаю секс с ним, и, чёрт возьми, я на грани. Боюсь, сегодня ему будет достаточно только коснуться меня там, и то, чего он так умело обычно добивается, произойдёт само собой. Я чувствую себя мартовской кошкой, но ничего не могу с этим поделать, а если откровенно, я прислушиваюсь к себе и удивляюсь тому, как цветёт во мне каждая моя клетка (клеточка, частичка?).

Я чувствую себя ЖЕНЩИНОЙ.

Выйдя из душа, не нахожу Алекса в спальне и укладываюсь на его подушку - от неё пахнет им, его кожей, волосами, и я, закрыв глаза, плыву в этом запахе, словно в спокойной реке. Я жду его, уговаривая своё вырвавшееся из подчинения тело не сходить с ума, зажимаю ноги, потому что там, между них, творится что-то невероятное. Подобного со мной никогда ещё не было: мне не то что не терпится, а до одури необходимо это, ведь желание мучает уже давно, начав свои издевательства ещё дома, но в аэропорту достигло своего апогея, недвусмысленно напомнило о себе в машине, и вот теперь я уже не в силах его сдерживать. C усилием снова сжимаю свои бёдра – Господи, что он там возится на этой своей кухне?!

Встаю, одеваюсь, иду к нему. Алекс уже переодет в футболку и выглядит до изнеможения сексуально из-за проступающих сквозь тонкую ткань очертаний мышц на спине, руках, из-за своих широких плеч, внушающих женщинам мысль о незаурядной силе и мужественности, из-за обтянутых джинсами идеальных в своих контурах и объёме ягодиц, от созерцания которых живот просто скручивает, из-за своих волос, которые слегка завитыми прядями уже полностью скрывают его шею, из-за босых ног, которые тоже сексуальны, и одна из ступней стоит вертикально, опёршись на другую.

Алекс, похоже, понятия не имеет, о том, что со мной происходит в эту секунду - старательно чистит и режет фрукты, укладывая их на плоское стеклянное блюдо, и одновременно что–то готовит. Присматриваюсь – это устрицы! Они уже политы каким-то соусом в чёрной пластиковой одноразовой кастрюле и разогреты в микроволновке. Это полуфабрикат, гениально придуманный для тех, кто любит лакомиться, но не умеет готовить. На большом стеклянном столе разложены пакеты с незнакомыми мне продуктами, французские багеты, сыры, круассаны в корзинке, картонные коробки с причудливыми пирожными. Похоже, к моему приезду Алекс готовился.

{Yoste – Haku}

Я подхожу тихо, обнимаю его со спины.

Да, обнимаю! Потому что моя гордость и холодность давно проиграли решающую партию моей сексуальности. С недавних пор она не только есть у меня, но и уверенно перенимает бразды правления в свои руки.

Алекс разворачивается и, улыбаясь, тоже обнимает меня, сладко, долго, не может отпустить, зарывается носом в мои ещё влажные волосы и говорит:

- Ты перестала пахнуть собой, так сладко было нюхать тебя в аэропорту, обязательно было мыться так сразу?

- Я думала, мы не будем откладывать наше основное занятие на потом, а как обычно займёмся им сразу. Но ты, я смотрю, увлёкся тут не на шутку!

Алекс смеётся, намеренно целует меня не в губы, а в щёку, говорит:

- Должен же я накормить тебя!

- А меня в самолёте накормили!

- Но если ты поешь ещё, тебе это только на пользу будет!

- Разве?

- Конечно! Смотри, какая худая!

- Понимаю, ты хочешь сделать меня толстой…

- Вы женщины, похоже, мало что понимаете в своей же женственности! Прямо оголтелое одержимое? увлечение худобой, чрезмерной, я бы сказал!

- Специфическое у тебя мнение, замечу.

{Waves by Mattia Cupelli}

Но его тёплые руки уже у меня на талии под халатом, по бокам, а у меня это особенная зона, его прикосновения в этом месте всегда имеют последствия, он это чувствует и тут же их убирает, и я… я снова не понимаю, что происходит?! Нет сомнений, что он хочет меня - его темнеющий взгляд я уже не спутаю ни с чем, но видно же, что этот горячий мужчина, упорно себя сдерживает, так же, как когда-то в Испании, когда я выяснила, что секс и алкоголь в неумеренных количествах несовместимы в понимании Алекса. Но сегодня мы не пили, так в чём же дело?

Садимся за стол, едим, Алекс не сводит с меня своих тёмных глаз, улыбается, пытается шутить, но у него не слишком гениально это выходит, и я чувствую напряжение. Наконец, он приносит два изящных бокала и наполняет их белым вином, а я думаю: «Ну, давай, ещё и напои меня, а потом займёмся тем, что станем ждать, пока протрезвеем!»

Сам Алекс почти ничего не ест, а вино лишь пробует. Я пытаюсь повторять за ним и нарываюсь на замечание, что он старался, а я обижаю его своим плохим аппетитом, но моя незаурядная сообразительность как всегда находит, что ответить:

- В самолёте покормили очень сытно, и я пока ещё не голодна.

Не перестаю мысленно вопрошать к небесам, когда же эта пытка закончится? Я хочу его и очень сильно, так отчаянно, что скоро уже начну материться.

А ведь я никогда такой не была: он ЭТО сделал со мной, сотворил и теперь измывается. Как, как сказать ему, что у меня всё ноет внутри, стонет, нет, изнывает от желания слиться с ним? Как вообще женщина может признаться в таком и не опустить себя?

Поэтому я молчу.

Наконец, Алекс уходит в душ, предупредив, что убирать не нужно, он сделает это сам. Ага, как же! И я буду ждать, пока Их Сиятельство Чистоплотность наведёт порядок в своей кухне? Конечно, убираю всё сама. Жду.

Алекс выходит, его бёдра замотаны в полотенце, глаза темнее некуда, он серьёзен, а это уже говорит о неотвратимом приближении того, чего я так жажду. Нарочно кладу голову на его подушку, он ложится рядом, но не обнимает меня, а смотрит в глаза. Мой аналитический мозг в полнейшем недоумении: что он делает?

Но моя роль очень маленькая в этом спектакле, главная всегда принадлежит ему, и у меня нет ни малейшего желания что-либо менять: во-первых, в сравнении с ним, я знаю слишком мало о сексе, можно сказать почти ничего не знаю, я – младенец в этом вопросе, а Алекс не то что знаток, он эрудит, если бы за сексуальные умения учредили научную степень, этот парень получил бы её первым. Во-вторых, я до ужаса боюсь сделать что-нибудь не так, ведь Алекс однажды уже убрал мои руки со своей головы. Больше я к ней никогда не прикасалась, а так хочется! И ещё в постели у нас возможна любая поза кроме той, когда женщина сверху, и это под давлением его незаурядного мастерства в вопросах интима наталкивает на очень глубокие и тревожные мысли. Я почти ничего о нём не знаю, он никогда не рассказывает о себе много: может лишь поделиться обрывками отдельных событий, которые, по сути, маловажны. Замечая все эти особенности, соединяя их в единое целое, я ощущаю множество скрытых в нём тайн. Уверена, что Алекс прячет намного больше, не только истинную причину своей нелюбви к любованию его обнажённым телом.

{Bliss - Remember my name}

И вот он лежит рядом и дышит спокойно, но глаза уже даже не тёмные, а просто чёрные. Мы долго вот так смотрим друг на друга, ничего больше не делая, и я просто принимаю тот факт, что давно перестала его понимать – просто доверяюсь. Наконец, его рука ложится мне на талию, медленно ползёт к бёдрам и начинает ласкать. Глаза в глаза, и движения его руки – единственная переменная в пространстве этой комнаты. Я безучастно и неестественно спокойно созерцаю ручьи, растекающиеся по моему телу, сливающиеся в реки, образующие дельты, впадающие в моря, соединённые в океаны острого сексуального возбуждения.

Глаза мои открыты, но смотрят они уже не на Алекса, а в какое-то вновь открытое мною пространство, где энергия души больше не является явлением обособленным, но способным контактировать с энергией другой души, и не просто взаимодействовать, а сливаться с ней в единое целое. Это слияние наполняет сознание новым блаженством, медленно перевоплощающимся в необыкновенно глубокое физическое удовольствие.

Это не оргазм, а нечто несравнимо большее, интенсивное, полное, захватывающее все уровни и подуровни сознания, заставляющее трепетать на уровне атомов. Это наслаждение осознания!

Подобные ощущения я испытываю впервые, но быстро догадываюсь, что это: тантрический секс - вот, что мы практикуем в данную секунду. Но самое удивительное то, что познавая его впервые, я ощущаю и ценю каждую миллисекунду этой растянутой, расплавленной во времени близости.

Ни один мой мускул не напряжён, ни одна клетка, ни одна мысль: всё, что происходит – естественное течение и перетекание энергий из одного состояния в другое.

«Тантрический секс не предполагает оргазма, а значит, разрядка не наступает ни для мужчины, ни для женщины», - вспоминаю.

Не выдерживаю и приближаюсь к его губам, мысленно прошу поцелуя, и Алекс слышит этот призыв: прижимается к моему рту, но не страстно - всё с той же медлительной нежностью ласкает мои губы своими, обхватывая их по отдельности и вместе небольшими, только дразнящими захватами. Его язык словно не нарочно касается моих губ, лишь едва задевает их, и со мной происходит нечто необъяснимое. Это оргазм. Самый настоящий и самый обыкновенный, никаких высоких уровней, затронуто только физическое воплощение меня, и произошло это от поцелуя. Возможно ли такое? Ещё как возможно, если Вы ждали секса с сексуальным гением в течение двух месяцев, если он красивый и влекущий своей наготой лежит рядом, лаская Ваши губы своими губами.

Я скрываю случившееся: не издаю ни звука, не меняю своего положения, не совершаю движений, не открываю глаза, продолжаю принимать ласки умелых губ и рук. И я не знаю что это, не знаю как и почему, но он знает о нём! Знает, потому что дальше нежно приподнимает моё бедро, и, не меняя нашей позиции, совершает свой первый толчок.

Никогда я ещё не была так благодарна Вселенной за то, что человеческие особи мужского пола наделены этим органом, и он именно такого размера, какой заставляет меня всем телом выгнуться навстречу, вымаливая, выпрашивая движений. Толчков. Мужской несдержанности, даже может быть грубости, немного, совсем чуть-чуть.

Но Алекс двигается медленно и осторожно, это не фрикции, нет, это нежнейшие ласки, даруемые мужским телом женскому.

Его карие радужки умоляют меня не отрывать взгляда, стремятся удержать, но то, что он в данную секунду творит внутри меня, делает это очень сложным. Я вижу его приоткрытые губы, и мне хочется кончиком своего языка повторить их красивый контур, потом захватить и сжать зубами так, чтобы ему было немножко больно. Безумно хочется, так сильно, что… спустя очень короткое время меня накрывает мощнейший оргазм. Долгий, интенсивный, разноцветный, как радуга.

Алекс улыбается, потому что ощущает мои внутренние сокращения, но не прекращает своих поцелуев, покрывая ими всё моё лицо. Он останавливается на короткое время, давая мне небольшую передышку, затем продолжает двигаться: мы двое, словно французский сыр, медленно плавимся в растянутом темпе нашего обоюдного, соединённого в одно движения. Никакой страсти, никакой спешки, никаких стонов, никаких криков «Алекс».

Наш необычный на грани изнеможения тантрический секс длится около двух часов. За это время я испытываю ещё семь оргазмов.

Алекс покидает меня, и я понимаю две вещи: он не разрядился ни разу, а мне, несмотря на многочисленные и достаточно сильные оргазмы, мало - страстно хочется его резких, интенсивных толчков, причём они так сильно мне нужны, что я начинаю рыдать. И это не слёзы огорчения или обиды, а какие-то безродные необъяснимые эмоции, которые я сама не могу ни с чем связать и объяснить.

Но Алекс моих рыданий не видит, он исчезает в своей квартире. Надолго. Такое случается впервые – раньше после секса он долго и томительно сжимал меня в своих объятиях, и я всегда понимала, что это нужно в большей степени ему, нежели мне.

Теперь вот не нужно.

{Coldplay - Midnight}

Успокоившись, включаю ноутбук и ввожу в поисковике «Тантрический секс зачем мужчине?». Ответ находится почти сразу: конечная цель - преобладание и давление сознания над телом, стремление научить физическое подчиняться разумному. Оно, в свою очередь, проконтролирует все физиологические процессы и в первую очередь - сексуальную энергию, которая будет трансформирована в другие виды энергий: созидания, мудрости, творчества. В основе учения (по Аюрведе) лежит легенда о том, что мужское семя – мощнейший источник энергии, теряемый при каждом естественно (или неестественно) завершаемом совокуплении. Отсюда вывод: каждый мужчина должен стремиться к сокращению потерь своей живительной энергии вплоть до приучения тела к полному отказу от секса, как абсолютного зла.

Я уже успела понять, что Алекс – это мощнейший бесперебойный генератор сексуальной энергии: он разгорается от мелочей, и происходит это настолько быстро и неукротимо, что иногда диву даёшься, как он это делает, а главное, как он с этим живёт? Похоже, теперь мой друг решил научиться управлять своим незаурядным сексуальным аппетитом.

Иду к нему. Мой герой сидит на стуле, поджав ноги, полностью одетый, хотя выходил голым, ковыряет вилкой свой недоеденный зелёный салат, смотрит в окно размером во всю стену кухни, разглядывая виадуки с мелькающими авто, соединяющие башни и небоскрёбы этой суперсовременной части Парижа.

Сажусь рядом, и он поднимает на меня свой полный печали взгляд. Спрашиваю его?

- Ну и как, тантрический секс тебе понравился?

- А тебе?

- Я первая спросила.

- Ты делала это раньше?

- Нет, сегодня в первый раз.

- Я тоже.

Молчание.

- Не вижу, чтобы ты был доволен.

- Так и есть. Я не в восторге, - вновь смотрит на суетящийся под нами Париж.

- Зачем тогда делаешь это?

Некоторое время Алекс молчит - очевидно, формулирует ответ для доступного мне изложения:

- Хочу подружиться со своим телом.

- В плане?

- В плане я им управляю, а не оно мной.

- Звучит интригующе, но не похоже, чтобы вы оба были довольны! – мягко сообщаю свои соображения и при этом нежно ему улыбаюсь.

Чёрт, кажется, я неосознанно пытаюсь его соблазнить…

Не знаю почему, но мне вдруг становится совершенно очевидным, что Алекс не развлекался с француженками. То, как он отреагировал на поцелуй в аэропорту, как его тёмный взгляд почти не светлел за всё время с момента моего приезда, говорит лишь об одном – о длительном, очень длительном воздержании. Может не во все эти два месяца, но в последние две недели точно.

А дальше в серой стильной квартире ставится спектакль под названием «Я удовлетворён, больше ничего не хочу », и у этого спектакля есть только один зритель – я. Он спокойно восседает в кровати главного героя, случайно обнажив плечо и едва приоткрыв грудь, и делает вид (то есть тоже играет, но в своей собственной постановке), что усиленно что-то ищет в своём ноутбуке, а сам, конечно, наблюдает краешком своего хитрющего глаза за развитием событий на главной сцене. А там разворачивается драма: сильный и мудрый властитель своего тела бестолково слоняется по квартире и ищет, чем бы себя занять, ведь накопленную нерастраченную энергию мужского семени нужно теперь на что-нибудь потратить.

Я сгибаю ногу, и пола белоснежного махрового халата медленно сползает в сторону, обнажая всё глубже и глубже моё бедро, а бёдра у меня красивые, и я отлично об этом знаю. Наблюдаю за Алексом: его взгляд уже поймал моё представление и замер в созерцании. Какое-то время он тяжело дышит, потом нервно отводит глаза и как загнанный зверь сбегает на кухню - воля прежде всего.

Минут двадцать спустя, очевидно успокоившись за это время, Алекс возвращается и подходит к панорамной стене спальни, ни разу на меня не взглянув:

- Не хочешь прогуляться?

Интересное предложение. Значит, секса больше не будет. Даже тантрического.

- Почему бы и нет. К тому же мне нужно вывести в свет свою новую шубу… - вслух соображаю.

Алекс расплывается в улыбке и даже позволяет себе один короткий взгляд на меня, который почти мгновенно сползает на мою грудь и тут же, как ошпаренный возвращается к небоскрёбам Парижа.

Облачаюсь в платье с глубоким декольте, высокие сапоги на каблуках, ну и, конечно же, шубку.

{Garou – Burning}

И мы идём гулять по вечернему Парижу. Небо уже прояснилось, остатки севшего солнца заливают его романтичным розовым светом, перетекающим в золотой. Высоченные башни из стекла и металла соединены между собой запутанными лабиринтами площадок с мини садами, фонтанами, бассейнами, виадуками, соединёнными сложными петлями между уровнями.

Мы уверенно шагаем по запутанному маршруту, часто пользуемся лифтами, то вниз то вверх, и без Алекса, честное слово, я бы не нашла дорогу назад. Наконец выходим на открытое и свободное пространство - площадь Дефанс, у основания которой воздвигнуто потрясающее строение – гигантская четырёхугольная Арка в виде белоснежного квадрата, стоящего на одной из своих сторон – символ современности в искусстве и архитектуре. Место действительно красивое, особенно для меня, любителя hi-tech.

Площадь обрамлена высоченными суперсовременными небоскрёбами и заканчивается огромным замысловатым бассейном, выложенным мелкой яркой разноцветной плиткой. Он глубоко обрывается искусственным водопадом, ведущим в длинный модный сад, украшенный странноватыми скульптурами в новейшем стиле, и упирается в ещё один бассейн с большими цветными бусинами на тонких шпилях, воткнутых в плоский открытый резервуар с водой. Подобного я раньше не видела – казалось бы, нет ничего такого, чем стоило бы восхититься, но эти футуристические шары на длинных спицах на фоне старого города, открывающегося с этой площадки на возвышении – завораживают. Отсюда видна дорога, ведущая к Триумфальной арке, и даже виднеется Эйфелева башня.

Внезапно я получаю ещё одно предложение:

- Ты не проголодалась? Может, съездим в ресторан?

- Думаешь, это тебе поможет?- изо всех сил стараюсь не ехидничать.

- Почему не попробовать? – негромко спрашивает.

- Дома у тебя полно еды, однако ты не особенно хотел её есть. Считаешь, ресторанная кардинально лучше?

- Поглядим, - отвечает. – По крайней мере, сменяя обстановки – всяко лучше, чем дома сидеть.

- А ночью что будем делать? – подначивает(подтрунивает?) моя неугомонная вредность.

Алекс вздыхает и с выдохом протяжно сообщает:

- Спа-а-ать!

- В одной постели или в разных? – я совсем обнаглела, похоже.

- В одной, конечно! – смотрит испуганно.

- Ну-ну, - отвечаю.

{Celine Dion Et Garou – Sous Le Vent}

Мы возвращаемся теми же лабиринтами к дому, спускаемся в подземные гаражи, находим отремонтированный чёрный Porsche, едем в ресторан. Алекс всё это время серьёзен, молчалив и неспокоен.

В ресторане я снимаю шубку, отдаю швейцару, но моё глубокое декольте скрыто под бирюзовым шарфом. Нас провожают к столику. Алекс одет в голубой кашемировый джемпер - мой любимый. Он выглядит в нём не просто красиво, но ещё и трогательно, ведь baby blue – совершенно точно его оттенок, необычайно волнующе подходящий к его карим глазам и чёрным локонам.

В помещении занято около пяти столиков, и гостьи этого заведения одна за другой предсказуемо устремляют свои взоры на моего спутника. Эти взгляды защёлкиваются, как замки, или прилипают, как скотч – не отдерёшь. Меня забавляет этот неизменный эффект присутствия Алекса, где бы он ни был. Стягиваю со своих плеч бирюзовый шарф и понимаю: я – жестокая женщина. Это чёрное платье создано исключительно с целью соблазнения, ведь оно открывает плечи почти до середины, а грудь ровно настолько, сколько нужно мужскому воображению, чтобы не на шутку разгуляться.

Алекс в полнейшем потоплении(прострации?) - мне кажется, он уже готов сдать все свои бастионы. Бедный хранитель энергии мужского семени не справляется с задачей не смотреть, ведь мы сидим друг напротив друга и по замыслу ресторана должны общаться около часа, пока нам не принесут блюда. Эффектность декольте постепенно начинает проявлять себя настойчивыми, и даже упорными взглядами других гостей этого изысканного и явно дорогого места. И я уже сама жалею, что надела его.

Спрашиваю Алекса:

- Ну, и сколько ты уже тренируешь себя?

Он бросает быстрый вопросительный взгляд, но не отвечает – возвращается к своему бокалу с белым вином.

Я с улыбкой настаиваю:

- Как долго твоя воля не сдаётся?

- Мы можем об этом не говорить? – вскидывается, но даже резкость в его исполнении выглядит лаской, настолько это мягкий в общении человек.

- Хорошо, я не буду. Извини.

Делаю глоток белого вина - оно изысканно в своём аромате и вкусе, выгодно отличается от наших вин тем, что алкоголь практически не ощутим, поэтому его букет раскрывается ярче и глубже. Я получаю удовольствие от вина, немного прикрыв глаза и сложив губы трубочкой. Алекс смотрит на меня как парализованный, выглядит так, словно окончательно потерял с таким трудом удерживаемый контроль над своим самообладанием. Я помню - мои губы это то, что возбуждает его больше всего.

Моё сердце наполняется неподдельным состраданием, потому что выглядит мой Бог секса действительно жалостливо. А страдалец тем временем, не отрывая своего взгляда от моего рта, внезапно признаётся:

- Два месяца…

- Верится с трудом! - отвечаю я, а он мученически отворачивается.

Нам приносят еду: Алекс ковыряет вилкой улитку, набитую чем-то противно зелёным, но так и не прикасается к ней, делает глоток вина и спрашивает, долго ли я буду есть. А я отвечаю, что долго, ведь у меня огромный стейк в яблочном сиропе – невыносимо вкусное кулинарное произведение. Я медленно расчленяю его на кусочки и поглощаю их также неспешно, наслаждаясь вкусом и закатывая глаза.

Алекс не смотрит на меня, он уставился снова в окно, за которым из-за темноты ничего не видно, кроме мелькающих белых и красных огней пролетающих мимо авто.

А моей опьяневшей голове теперь ещё и хочется поговорить о жизни:

- Знаешь, а я против вегетарианства. Ну вот, зачем нам, плотоядным, отказывать себе в удовольствиях? У нас ведь и так их не слишком много, а жизнь такая короткая!

И вот тут меня пронзает свирепо-похотливый взгляд. Я понимаю, что от бастионов уже ничего не осталось, глубокий ров пересох – я на подступах к цели.

Но воля Алекса железобетона: его взгляд зафиксирован на полном дорогого белого вина бокале, блюдо нетронуто и одиноко страдает от бесцельного ковыряния вилкой.

{Imagine Dragons Radioactive}

Думаю: надо развлечь бедолагу. Отрезаю кусок телятины покрупнее, обмакиваю его в яблочный соус и говорю:

- Не хочешь попробовать стейк? Уверена, он намного вкуснее твоих зелёных улиток!

Алекс поднимает глаза - в них мука. Я открываю свой рот и беспощадно соблазнительно отправляю в него кусок телятины. Человек-скала заворожено за этим наблюдает, уже даже не пытаясь отвлечься окном, а я медленно и грациозно поднимаюсь, подхожу к нему, беру за подбородок и передаю кусок мяса. Конечно, наши губы при этом соединяются плотнее некуда.

Мог ли он отказаться? Конечно, нет. С моей стороны это был нечестный и беспроигрышный ход, ведь всё, что касается моего рта – мощнейший стимулятор буйной сексуальной энергии моего неординарного любовника. А вот Даосские учения, скорее всего, об этом не знают, и Аюрведа не ведает.

Моя диверсия сражает Алекса окончательно: он вскакивает, бросает на стол деньги, хватает меня за руку и тащит к выходу. Мы буквально запрыгиваем в машину, припаркованную в относительно тёмном и безлюдном месте, причём от нетерпения трясёмся оба.

Спинки сидений одновременно плавно опускаются – у Алекса всегда дорогие машины. Его губы страстно, жадно, несдержанно терзают меня, мне даже кажется, он слегка укусил моё бедро - я совсем не почувствовала боли, а только распалилась ещё сильнее. Его руки лихорадочно стягивают моё платье и обнаруживают отсутствие белья – я слышу даже не стон, это глубинный мужской рык.

А я внутри себя торжествую! Все запущенные ракеты попали в цель: сдержать этого самца уже невозможно. Его руки на моей талии, мои ладони - на его могучей, горячей, сексуально разрисованной чёрными волосами груди. Он толкается в меня и делает это страстно, сильно, голодно, а я будто по глотку утоляю невыносимо мучавшую меня доселе? жажду.

Алекс не ищет моего взгляда, он вообще даже не смотрит – его глаза зажмурены (закрыты?, брови соединены треугольником, сморщен лоб. Вот он запрокидывает голову назад, закусив губу, и ускоряется. Ничего более сексуального я ещё не видела – настолько много искренности и полного поглощения мужчины близостью – он весь в ней, целиком, и телом, и мыслями, и каждой своей клеткой. Наконец его слегка припухшие губы рисуют страстное «О», но он запрещает звериному, подозреваю, рёву вырваться из себя - с силой закусывая нижнюю губу, но скрыться ему не удастся, ведь я уже чувствую длительную интенсивную пульсацию внутри себя. Всё накопленное за два месяца семя наполняет меня до отказа своей энергией и удовлетворением.

К чертям тантрический секс и даосские техники по сбережению мужского семени во имя просветления и мастерства управления телом при помощи сознания – нет ничего прекраснее задуманного природой совокупления мужского и женского с естественным завершением во имя продолжения рода человеческого. Ведь то, что следует далее, говорит само за себя: лицо мужчины светится, его пылкие губы сладко и медленно растягиваются в улыбке насыщения. Он с неповторимой нежностью ластится, целует свою женщину, покрывая её лицо, шею и плечи своими поцелуями счастья - ведь теперь именно его нужно куда-то девать!

Глаза Алекса, довольные и сытые, ласково смотрят в мои, а я закусываю губу, чтобы предательская улыбка не выдала меня. Ну и что, что я намеренно, вероломно разгромила его Даосскую крепость воздержания? Главное ведь, что он сейчас счастлив, и в эту секунду его рука держит мою, сердце готово выпрыгнуть из груди не от напряжения сдерживаемой сексуальной энергии, а от бесконечного потока излучаемой им радости.

Теперь это совсем другой человек. Он словно был серьёзно болен, страдал физически и духовно, а теперь излечился и переливается всеми цветами радуги.

Мы едем домой расслабленные и счастливые, Алекс не перестаёт улыбаться, глаза его горят, а я любуюсь им.

- Зачем ты ставишь над собой эти эксперименты? – спрашиваю.

- Зачем? А ты подумай! - улыбка моментально сходит с его лица.

- Я пыталась, даже в интернете глубоко просвещалась «по теме»! – сознаюсь.

Он некоторое время молчит, затем нервно выдаёт:

- Я вижу тебя в лучшем случае два дня из тридцати или даже реже. Что прикажешь мне делать в остальные двадцать восемь, если уже на пятый день мне хочется грызть стены?

Я в ужасе. Эта простая математика никогда не приходила мне в голову, как и то, что Алекс пытается быть верным. Не всегда, конечно, вряд ли он весь этот год терпел, ведь с его сексуальным темпераментом вытерпеть почти нереально. Внезапно осознаю, что своим глупым вопросом испортила нам обоим настроение и поставила сама себя в крайне неловкое положение. Он мужчина, причём горячий, а я отказываю ему в желании жить со мной, и вот он, похоже, пытается убедить меня в искренности своих намерений верностью. Никогда бы не подумала, что такое возвышенно-романтическое понятие как верность, может оказаться настолько чудовищно жестокой реальностью в плане мужской физиологии.

Я разозлилась. Сама на себя. Но с языка едва не слетела колкость, адресованная ему: «Мы ведь не клялись друг другу в верности до гробовой доски!» Вовремя прикусила язык, в прямом смысле прикусила, чтобы он и не думал больше болтать. Кажется, Алекс прав – чем меньше говоришь, тем лучше!

Мы входим в квартиру, Алекс недобро бросает:

- Готовься к продолжению, - с этими словами удаляется в душ, хотя он уже был там не так давно.

Я раздеваюсь и ложусь в постель, на этот раз уже со своей стороны, предвкушаю какое-нибудь изысканное сексуальное наказание. И, конечно же, как всегда, оказываюсь права.

{Shameless - The Weeknd (Sofia Karlberg cover)}

Алекс выходит из душа совершенно голым, его мокрые волосы зачёсаны назад, придавая ему немного дьявольский и одновременно просто умопомрачительный вид. Он смотрит на меня долго, таинственно, хищно. Затем начинает свои ласки, причём задействует все свои методы и приёмы, всё то, что действует на меня безотказно, как он теперь уже знает, и доводит меня просто до исступления. Я на грани, долго и изнурительно балансирую на самом краю, но мой опытный и, похоже, рассвирепевший любовник профессионально контролирует момент наступления оргазма, удерживая моё тело в точке пикового возбуждения и не давая разрядки.

- Ну как тебе? Нравится? А теперь представь, что это длится два месяца… - произносит, но его голос ломается, крошится. Я вижу, как сильно ему меня жаль и стыдно за свой поступок, но понимаю, что он пошёл на это с единственной целью – достучаться до меня.

- Просто приезжай чаще, - огрызаюсь.

И он снова становится злым, резким:

- Да? А может, ты просто напряжёшься однажды, подключишь весь свой умственный потенциал, толково раскидаешь всё по ячейкам своей аналитической матрицы и сделаешь, наконец, честные для себя самой и всех остальных выводы?

На мгновение мне кажется, что ему не двадцать семь лет, а тридцать семь или, может быть, даже сорок семь. Но в глазах его я определённо вижу нечто, совершенно несоответствующее возрасту, равному двадцати семи годам.

Его рука уверенно ложится между моих ног, я выдыхаю, предвкушая облегчение, но он ласкает меня невыносимо медленно, невозможно нежно, едва касается, не задевая ничего, что могло бы облегчить мою участь. Мне уже кажется, что степень возбуждения просто разорвёт меня, убьёт. В эту секунду, в это мгновение я являю собой один сплошной сгусток энергии, настолько плотный, что готовый, наверное, сравниться уже по своей мощи с силой чёрной дыры, но выпустить мне её не позволяют, а настойчиво делают всё, чтобы она продолжала накапливаться.

Его карие глаза глубоко и пристально глядят в мои, и вдруг я слышу:

- Я помогу тебе, только скажи «Да»!

Я уже ненавижу его, а он продолжает меня ласкать в самом возбуждённом месте, никогда в своей жизни не бывавшим настолько скользким:

- Одно слово, только скажи «Да»!

- Что? О чём ты?

- Да, я согласна стать твоей женой… - проговаривает медленно и, кажется, уже занимается со мной сексом глазами.

Удовольствие смешивается с мучением, плавно перетекая в пытку: ни просьбы, ни уговоры мне не помогают, я эмоционально взвинчена и расшатана, почти уничтожена, впервые столкнувшись с жестокостью в самом мягком, справедливом и добром человеке из всех, кого встречала в своей жизни.

В эту секунду мне невыносимо сильно хочется произнести эти два звука, которые он так требует, но вместо них вспоминаю:

- Ты же обещал!

В тот момент, когда слёзы, невзирая на попытки сдержать их, затапливают мои глаза, Алекс останавливается. Я вижу, что он уже сожалеет о том, что делал. Его губы плотно, почти добела, сжаты, а в глазах мука и обида.

Через мгновение он уже между моих ног, раздвинув их шире руками, приподнимает меня, удерживая за поясницу, и аккуратно входит. Всего несколько его движений дают мне желаемое. Но облегчение не наступает: едва успевает затихнуть одна волна внутренних конвульсий, как меня накрывает следующая – ещё более мощная. А за ней ещё и ещё, снова и снова.

Вот так я узнала, что такое множественный оргазм, и произошло это тогда, в тот жестокий в своей поучительности раз, в тот долгий и странный день моих каникул в Париже.

Я обиделась. Очень сильно. После секса развернулась к нему спиной, всхлипывая, однако, не от обиды, а вследствие остроты только что пережитых ощущений. Моё сознание во второй раз в жизни постыдно отключилось во время оргазма – первый случился во второе наше свидание в душе.

Алекс просил прощения, и в его словах, в тембре его голоса, полного сожалений, действительно была бездна сожалений (можно свести фразу до использования одного слова). Он обнимал меня со спины, до боли вжимая ладонь в мой живот, и клялся в затылок, что больше никогда со мной так не поступит.

Однако его клятвы не были мне нужны. Что обижаться, ведь, по сути, я творила с ним всё то же самое только женскими методами. Он мучается, имея более чем скромную интимную жизнь, противоречащую его природе и возможностям.

В ту ночь мы впервые в жизни были обижены друг на друга, но это не помешало нам заняться любовью ещё дважды. В последний, третий раз, Алекс любил меня стоя, и пока я извивалась под действием сладострастной силы его толчков, он тихо и нежно прошептал мне на ухо:

- Ты такая красивая, такая желанная, такая сладкая… Я изнываю от желания любить тебя каждый день и по многу раз… Скажи, что мне делать? Как быть с этим? Как мне жить?

Но вместо ответа, которого у меня нет, из моего рта вырывается стон очередного стирающего границы оргазма.

Глава 11. Игра

{Jetta – Take It Easy (MatstubsRemix)}

Утром я просыпаюсь от пристального взгляда. Самый первый образ, отправленный в тот день моему мозгу на обработку, был как никогда прекрасен: большие карие радужки, окружающие тёмные зрачки, и чёрные немного загнутые кверху ресницы – глубокие умные глаза Алекса. Они явно чего-то хотят от меня, эти глаза.

Голова моего горячего любовника покоится на его согнутой руке, а сам он неотрывно смотрит на моё лицо. Как долго? Не знаю.

- Давно ты смотришь на меня?

- Давно.

- Увидел что-нибудь новое?

- Я не искал нового.

- А что же ты делал?

- Посылал тебе правильные мысли.

В тот день мы пересмотрели все основные достопримечательности Парижа: Лувр, Триумфальную Арку, Эйфелеву башню, Нотр-Дам, Собор Сакре-Кёр на Монмартре. Но, сказать по правде, я не была впечатлена настолько, насколько ожидала. Не знаю, может всё дело в холодном феврале, в котором мне довелось попасть в город мечты? Из всего перечисленного в списке запомнилась лишь одиноко висящая на гигантском деревянном стенде сама по себе неожиданно небольших размеров Джоконда, спрятанная под стеклом и огороженная синей лентой, недоступная во многих смыслах и, главным образом, по причине переполненности довольно большой залы туристами. Но мне всё же удалось протиснуться, чтобы хотя бы на расстоянии пяти метров взглянуть на неё, и ничего, ровным счётом ничего, не увидеть. Ну, может быть, если достать её из стеклянного кокона, водрузить на стенд прямо перед своим носом, выключить свет, а само полотно подсветить специальными фонарями, то тогда, вероятнее всего, её знаменитая улыбка может и обнаружится, но зачем? Зачем, если я могу увидеть гораздо более восхитительную в своей выразительности и переменчивости улыбку, повернув лишь голову назад, где за моей спиной стоит высокий молодой мужчина с длинными чёрными слегка вьющимися волосами и карими умными глазами?

Из всего увиденного впечатлил меня только Нотр-Дам - своей католической грандиозностью, историчностью, струящейся из высоченных сводов, резных канделябров, сложных витражей, завораживающих своей красотой нас, потомков на много сотен лет вперёд. Собор Парижской Богоматери неотразим в своём великолепии и красоте, неподражаем в изяществе, умиротворении, созидании, в мудрости людей, создавших его и ушедших из жизни чуть менее десяти веков назад, оставив нам в наследство и в назидание это ш



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-07-29 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: