Читаем подготовленные стихотворения и пытаемся разобраться в их поэтике.
— Какие явления современного искусства, культуры напоминают о футуризме?
Пример анализа стихотворения.
Учитель читает стихотворение В. Хлебникова:
Мне видны — Рак, Овен,
И мир лишь раковина,
В которой жемчужиной
То, чем недужен я.
В шорохов свисте шествует стук вроде «Ч».
И тогда мне казались волны и думы — родичи.
Млечными путями здесь и там возникают женщины.
Милой обыденщиной
Напоена мгла.
В эту ночь любить и могила могла...
И вечернее вино
И вечерние женщины
Сплетаются в единый венок,
Которого брат меньший я.
1908
Стихотворение, впервые опубликованное в «Изборнике стихов» 1914 г., было написано шестью годами раньше, когда Хлебников, прежде учившийся в Казанском университете, перебрался в Пете и поступил в столичный университет (сначала на естественное отделение, а потом на историко-филологический факультет). Главное, что влекло начинающего поэта в столицу, — литературные интересы: здесь он обращает на себя внимание маститых поэтов Вяч. Иванова и М. Кузмина, сближается с писателями, входившими в «Кружок молодых» (С. Городецким, А. Толстым, Н. Гумилевым). Для делающего первые шаги в серьезную литературу новичка было бы естественно примкнуть к той или иной влиятельной стилевой традиции, в данном случае символистской. Некоторые отголоски символистской образности в анализируемом стихотворении можно различить: в мифо-поэтическом собирательном образе «женщин», принадлежащих небу, можно увидеть отражение культа «Прекрасных Дам» русского символизма; «вечерне-ночной» колорит хлебниковского космического пейзажа вполне соответствует символистским устремлениям.
|
|
Однако уже на уровне первичного восприятия текста у читателя, знакомого с символистской поэзией, формируется ощущение принципиально новой по сравнению с художественным миром символизма поэтики.
— Каково основное отличие этого стихотворения от знакомой вам символистской поэтики?
(Главное отличие от символистских текстов — мажорный, жизнеутверждающий тон стихотворения, отсутствие типичного для предшественников Хлебникова конфликта мечты и действительности, стирание границы между лирическим «я» и мирозданием. Земля и небо, человек и космос не противопоставлены, но образуют единое поэтическое пространство, в котором лирический герой с его чувствами (высоким «недугом») — венец и сердцевина («жемчужина») творения. Ему внятны движения светил и шорохи космических пространств, но он не сторонится и «милой обыденщины» земных ощущений. Более того, признание в любви адресуется одновременно земле и небу, само это чувство обретает в сознании лирического героя характер универсальной космогонической силы, способной устранить власть времени, стереть границу между «здесь и там жизнью и смертью (даже «могила» способна «любить»).
— Какими же изобразительно-выразительными средствами передана идея «стирания граней», устранения одиночества, идея «братства» человека и мира?
(Ритмика стихотворения укладывается в общую тенденцию в стихосложении начала ХХ века: переход от «классической» силлабо-тоники к акцентному стиху. Характерной для поэзии Хлебникова чертой, проявившейся и в данном тексте, является микрополиметрия, т. е. очень частая (едва ли не в каждой строчке) перемена ритмического рисунка. От этого движение стихотворения становится непредсказуемым, каждая следующая строчка заставляет оглядываться на предыдущую.
|
|
Постоянные ритмические метаморфозы стиха повышают значимость рифмы, становящейся важнейшим фактором композиции. Хлебников явно неравнодушен к составным рифмам: почти всякий раз он соотносит в рифмуемой паре слово со словосочетанием. Ритмически выделенные в первой строке слова Рак, Овен (отсутствие союза между ними заставляет делать значительную паузу при чтении вслух) рифмуются со словом раковина. Это неожиданное фонетическое сближение обнаруживает между словами и смысловую связь (Рак и Овен — созвездия, а небесная сфера, на которой они размещены, уподобляется раковине), а главное — заставляет воспринимать как единицы смысла не только целые слова, но и их части — слоги и даже отдельные звуки. Действительно, в слове раковина» проступают не только слова Рак и Овен, но и иные семантизированные комбинации. Например, Ра — бог солнца у древних египтян, а также, что менее известно, второе название Волги, что для волжанина Хлебникова очень значимо. За вычетом слога «ра» — в сочетании Рак — Овен остается комбинация ковен, прочитываемая как анаграмма слова венок.
Венок (или его ассоциативный «двойник» — звездное ожерелье) — и важнейший образ-символ стихотворения, и его композиционная формула: текст сплетен из «звездной пыли» отдельных звуков и слогов. В то время как женщины плетут венки из цветов, поэт воспринимает небо как цветочное поле, а звезды — как живые растения. Вообще говоря, идея взаимопроникновения всего и вся в мироздании, идея братства людей, зверей, растений и звезд — самая главная «сердечная» идея Хлебникова.)
|
|
Продолжим семантико-фонетический анализ текста. Венок зарифмован в стихотворении с вином, это еще одна смысловая и звуковая «ниточка»; протянутая сквозь текст. Звуковой комплекс вин присутствовал уже в словах раковина и Овен (здесь гласный «и» редуцирован); еще чаще повторяется в тексте сочетание ин (в жемчужине и в соответствующей рифме недужен я; в дважды использованном слове женщины, а также в словах обыденщина и единый). Звук «и» повторяется в стихотворении 27 раз. Повторы этого высокотонального, «пронзительного» звука сродни световым лучам, испускаемым звездами. В этой связи уместно вспомнить, что сам поэт, размышляя о волшебной силе заговоров и заклинаний, сопоставлял подобные «звуковые очереди» с «рядом проносящихся перед сумерками нашей души истин». Отношение к звукам как к «летучим истинам» сопрягало в сознании Хлебникова с понятием «звездного языка» — чистого, глубинного смысла, выражаемого звуками.
«Слово особенно звучит, — писал Хлебников в «Досках Судьбы»,— когда через него просвечивает иной «второй смысл», когда оно стекло для смутной, закрываемой им тайны, спрятанной за ним, когда через слюду обыденного смысла светится второй, темной избой в окне слова... Это речь дважды разумная, двоякоумная = двуумная. Обыденный смысл лишь одежда для тайного».
«Кружеток» — этот хлебниковский неологизм (из стихотворения «Ах, если бы! если бы это!») лучше всего передает характер движения звуков в его стихотворении: свивая слоги и сплетая звуки, поэт выстраивает композиционную спираль, в которой образы наделяются вторичными смыслами. Эти новые (или, как их называют, окказиональные) значения связывают воедино «раковину мира» с «жемчужиной» человека, соотносят небесную сферу с космосом сознания: волны мирового эфира оказываются «родичами» человеческих дум. Кстати, это метафорическое уравнение («волны я думы — родичи») есть выражение излюбленной хлебниковской мысли о «волнообразном состоянии истины».
— Как вы себе представляете «шествие стука вроде «Ч»? Что хотел сказать автор?
(То, что происходит в «чаше человеческого черепа» становится в восприятии Хлебникова зеркальным отражением общепланетарных процессов. Вот почему так значим акустический образ «стука вроде «Ч» — прямое указание на «звездный язык»: впервые прозвучав в слове «жемчужина», а потом явившись как самостоятельная смысловая единица, этот звук проникает далее в слова «млечный» и «вечерние» укреплял тем самым связь между личным, интимным чувством человека и общим состоянием космоса. В свою очередь, сонорные звуки «м» и «л», соседствующие с «ч» в слове «млечный», также связывают карту звездного неба с миром человеческих эмоций, заставляя почувствовать семантическое родство таких разнородных (вне контекста этого стихотворения) слов, как «милый», «мгла», «могила». Единство человека и космоса, эта главная «идея» стихотворения, представлена в тексте не как риторическая формулировка, но как веер фонетических и образных соответствий», порождающих целую галактику мерцающих смыслов.
Конечно, это стихотворение может быть воспринято иначе: хлебниковский текст нацеливает на поиск все новых и новых семантических ассоциаций. Понять творчество Хлебникова — значит понять, целое мироздание, заключенное в его слове.)