Теперь мы перейдем к этим альтернативам, как называется современная социология знания. Они заключаются прежде всего в двух доминирующих ответвлениях, выросших за семидесятые – восьмидесятые годы. Это так называемая "Сильная программа" и этнометодологическая социология знания. Следует отметить, что к современной социологии знания относятся также исследования научной политики, социальных аспектов технологического развития и применения технологий, роли научной экспертизы и т.д., которые, однако, здесь не описываются из соображений экономии места.
Сильная программа.
При Отделении Изучения Науки в Эдинбурге объединилась группа исследователей по различным дисциплинам (Барнс, Блор, Эдж, Маккензи, Шейпин и др.) и разработала исследовательскую программу, получившую название "Сильной программы" (СП). Проект существовал еще с 1974 г., но как программа он оформился лишь в 1976 г. в книге Дэвида Блора "Знание и социальные представления". Общими исходными пунктами программы является взгляд на науку как специфическую форму культуры, которую можно анализировать эмпирически и при помощи социологии знания, кроме того, у СП натуралистический взгляд на знания и идеи, что означает, что их можно объяснить точно так же, как объясняют "природные" явления. Поскольку СП не считает вескими демаркационные критерии традиционной теории науки, она в противовес им формулирует собственную программу, при этом в качестве образца объяснений научного знания выдвигаются следующие пункты:
Оно должно быть каузальным, то есть направленным на те обстоятельства и условия, которые дали начало представлениям или знаниям. Естественно, не только социальные, но и другие причины могут воздействовать на получение знаний.
Оно должно быть беспристрастным в вопросе истины и ложности, рациональности и иррациональности, успеха и неудачи. И истинное, и ложное, и рациональное, и иррациональное знание и т.д. требуют объяснения.
Объяснительная модель его должна быть симметрична, одни и те же причины должны объяснять, как "истинные", так и "ложные" представления.
Оно должно быть рефлексивным, то есть объяснительная модель должна быть в принципе приложимой и к социологии, иначе она становится внутренне противоречивой (ср. с вышеприведенным познавательно-социологическим парадоксом).
Сами сторонники СП не считают это чем-то новым, а лишь монтажом ранее проявлявшихся тенденций, почерпнутых, в частности, у Дюркгейма и Маннгейма. Еще одно свидетельство желания Эдинбургской группы привязать ее к прежней социологии знания – то, что свою работу они называют "социологией научного знания".
Выраженное в менее программной форме, это означает, что СП рекомендует по отношению к феномену знания применять ту же установку, что естествоиспытатели занимают относительно своего объекта познания - природы. Имеются определенные причины того, почему знания и наука имеют именно такой вид, как сейчас, и интересны как сами эти причины, так и эффект их воздействия. Такие причинные связи можно анализировать без того, чтобы социология как-то занималась этими эффектами, то есть независимо от того, истинно ли знание или ложно и т.д., что делается в нормативной модели, за которую выступает традиционная теория науки. Затем, ничто не может исключаться из анализа априори. Независимо от того, истинны или ложны представления и знания, можно применять каузальную объяснительную модель одного и того же типа. Наконец, в свою очередь и социология знания и науки тоже, разумеется, порождены какими-то причинами, и потому их можно анализировать при тех же условиях.
Сильный уклон СП в сторону эмпирики результировал впоследствии в ряде исследований. Наряду с общефилософскими дискуссионными моментами, в программе присутствует критика именно того типа каузальных объяснений, какие используются при исследовании именно этих случаев. Это объясняется тем, что они в высокой степени привязаны к понятию "социального интереса", которое призвано объяснить содержание знаний.
У Барнса эта важная мысль выражена так: все развитие познания в первую очередь – инструмент контроля за окружающим, независимо от того, социально оно или естественно. Знания представляют собой источник как упорядочивания действительности, так и контроля над ней, что, в частности, выражается в способности владения коммуникациями и т.д. Но знания – это также культурный источник, определяемый обществом, в котором оно произросло, и они применяются также в соответствии с интересами, существующими в этом обществе. Все знания добываются людьми на основе существующих культурных ресурсов. Старые знания - это часть того сырья, которое применяется для добычи нового. Поэтому, невзирая на то, какие интересы управляют генерацией знаний, в процесс всегда замешаны социально поддерживаемое согласие и модификация существующего понятийного содержания.
Это означает, что понимание того, что такое знание и наука, социально определено, и потому вовсе не обязательно построено на рациональном основании. Это означает также, что наука может быть применена какой-либо социальной группой как, например, обоснование доминирования или контроля за другими социальными группами, и что содержание знании оценивается по социально институционализованным меркам, что также свидетельствует о контроле, конкретные примеры этого приводятся в сборнике исследований, посвященных отдельным таким случаям, под названием "Естественный порядок", где, в частности, френология (анализ формы черепа) начала XIX века и ее притязания на знание (и споры вокруг этого) ставятся в связь с тем познавательным интересом, который нарождающаяся буржуазия проявляла к соединению духовных качеств с социальной средой и к поиску научных оснований для иерархии, отличавшейся бы от прежней, но все же отражавшей бы мир так, как его видел новый средний класс. Другой пример – это объяснение развития статистики и содержания знаний интересами, выразившимися, в частности, в использовании их как оснований для аргументации в пользу или против евгеники (расовой чистоты).
СП работает в двух направлениях, или, иначе говоря, имеет два профиля. Вдохновителем их остается Хабермас, но социологический профиль в значительной мере примыкает также к попыткам дальнейшего развития социальной теории познания Дюркгейма. На СП сильно повлияли многочисленные работы социоантрополога Мэри Дуглас на эту тему. Она была одной из немногих, работавших над общей проблемой "как поддерживается социальный порядок?". Дуглас, проявившая себя как функционалистки ориентированная, строго, но заметно вносящая новое дюркгеймианка, исследует, как различные социальные группы развивают свои космологии (картины мира) и какие познавательные интересы этим управляют. Таким образом, все представления в данной культуре должны объясняться на основе того, как они используются и какие интересы они выражают. Разумеется, Дуглас включает в свой анализ и научное знание.
И в более общем плане она работает с тем, что следовало бы назвать проблемой ограничения, и из сделанного ею наибольшее внимание среди прочего привлекла так называемая модель "групповой сетки", которую как растр можно наложить на любую культуру. Размеры "сетки" соотносимы с иерархией в группе и ее статусом, а размеры "группы" зависят от степени ее сплоченности. Вместе эти понятия представляют собой способ соотнесения индивида с группой и группы с ее окружением. Таблица из четырех полей, которую можно построить на этих понятиях, дает возможность проводить различие между различными космологиями. Дуглас описывает социальную силу космологий следующим образом, что также наглядно показывает динамическую направленность, содержащуюся в дюркгеймианской традиции.
Ошибочно рассматривать людей в отрыве от их космологий или подчиненными им. В определенной мере они сами (или мы сами) ощущают, что находятся под контролем внешнего, фиксированного идейного окружения. Но это ощущение - иллюзия. Люди живут в своей космологии, погруженные в нее, они энергично манипулируют ею, отходят от нее, если вызванные ею сложности сказываются на их жизни, но пользуются ею для борьбы друг с другом и принуждения друг друга согласиться с чем-либо, что у них на уме.
Таковы социологические корни СП, в то время как ее второе направление настроено более философски. Частью речь идет об общей критике традиционной философии науки, но следует также указать на его связь с работами Мэри Хесс по теории науки. Хесс изучает, как индукция, то есть обобщение отдельных наблюдений, связана с сетью понятий, являющихся обыденными и потому самоочевидными (и, что не менее важно, передаваемыми в рамках одной культуры). Но чтобы применять их социально приемлемым образом, требуется процесс обучения, при котором сторонами могут выступать, к примеру, взрослый – ребенок или учитель – ученик. В самом объекте нет ничего (имеющего отношение к понятийной сети), что определяло бы, что является правильным. Модель сети Хесс была упрощена Барнсом, и ее применимость в рамках СП состоит в том, что она охватывает и научное знание тоже. Понятийные сетки (теории) очень легко могут оказаться в конфликте друг с другом, особенно явно это видно в науке. Поскольку нет объективных критериев того, какая теория верна – выявление этого является результатом социального процесса – необходим социологический анализ. Этот анализ должен включать в себя не только изучение хода процесса, но также объяснение того, почему теории имеют именно такой вид, то есть он должен прояснить, какие системы классификации действуют на самом деле, а вместе с тем – каковы социальные реальности.
Эмпирическую социологию науки, за которую ратует СП, критиковали с многих различных точек зрениям и лишь немногие будут затронуты здесь, критика может быть направлена не только на объяснительную модель на основе "социальных интересов", но и на силу каузальных объяснений. Здесь вопрос стоит так, удалось ли СП в действительности выяснить больше, чем это уже было сделано раньше, а именно установить общие связи между содержанием науки и развитием общества вообще. Хесс, в основном положительно относящаяся к СП, указывает, что в действительности эта программа более слабая, чем может показаться на первый взгляд. Иного типа критика, также интересная, поскольку высказана лицом, представляющим соперничающую с СП в этой области этнометодологическую социологию науки, представлена Стивеном Уолгаром. Уолгар полностью приемлет фокусирование СП на содержании науки, а не на ее внешних формах. Он, напротив, очень критически относится к понятию "социального интереса" как объяснению. Он полагает, что оно объясняет сразу все и ничто. По мнению Уолгара, в исследованиях СП есть нечто социальное, стоящее в какой-то связи с наукой – и это социальный интерес, понятие, которое, по его мнению, расплывчато, и слишком поспешно было применено. Кроме того, Уолгар полагает, что натурализм, за который выступает СП, фактически ведет к той асимметрии, которой хотят избежать.
Уолгар делит деятельность СП на две области. В одной ставятся вопросы относительно того, "как" конституируется научное знание, а в другой ставится вопрос "почему". Он полагает, что эти две области исследуются не симметрично:
Первая часть одной из точек зрения (СП) означает, что мы пытаемся выяснить, каковы действующие лица в познании и в отношении познания вторая - что это всего лишь средство достижения цели. Другая и более всеохватная аналитическая цель - понять, почему действующие лица делают то, что делают, так, как они это делают. Еще раз становится очевидной основополагающая асимметрия плана. Объект в сфере "как" (репрезентации/представления, аргументы, знания) должен рассматриваться натуралистически, в том смысле, что он должен считаться активно конструирующим: в противоположность этому объекты в сфере "почему" должны рассматриваться как заранее заданные, и использоваться как источник своего рода каузальных объяснений, при этом без проблематизации их сконструированного характера.
Иными словами, Уолгар полагает, что анализу науки по СП не достает последовательности. Слишком многое здесь принимается как данность в вопросе о том, что такое общество, каковы отношения между человеком и обществом, а также знаниями. Взгляд на науку как социальную конструкцию не идет достаточно глубоко. Причина того, что Уолгар столь критически к этому относится – это, как ранее уже говорилось, его принадлежность к этнометодологическому направлению, доводящему конструктивизм до его крайнего проявления.