Феноменологическая константа

Как бы разнообразны ни были усилия больного, направленные на борьбу с болезнью, как бы часто ни менялись врачи, клиники, методы лечения, лекарства и пр., есть некая константа, которая собирает все это многообразие действий и целей в одну деятельность – это ее смысл, в данном случае «здоровье». Смысл является феноменологической константой деятельности, то есть чем-то в пределах данной деятельности самоочевидным, не требующим оправданий, принимаемым за аксиому, по отношению к которой все остальное в этой деятельности как раз нуждается в обоснованиях.

Наличие смысла – не просто желательное условие успешности деятельности, а необходимое условие самого ее существования как отдельной формы. Чтобы деятельность вообще могла состояться как самобытный процесс, у нее должна быть единая смысловая точка отсчета. Без нее деятельность теряет свою самотождественность, перестает быть самою собой.

Действия и операции, реализующие деятельность, обязаны быть гибкими, изменчивыми и подвижными, чтобы быть в

– 10 –

ладах с меняющейся реальностью, но под влиянием центробежных сил они распались бы на многочисленные, не связанные между собой осколки, если бы у всей системы, которую образует отдельная человеческая деятельность, не было бы одного солнца, одного постоянного центра – ее смысла. В какой бы форме ни был дан сознанию человека этот смысл – как внутренняя ценность, ясная цель, смутное желание – он должен быть; стоит ему измениться – изменяется вся система, стоит ему исчезнуть – она распадается, хотя бы все составляющие ее элементы были в полной сохранности.

В переживании феноменологической константой являются наличные обстоятельства, неподвластные сознанию и воле, а смысл как раз оказывается «феноменологической переменной», предметом работы переживания, стремящейся его изменить, преобразовать, обрести. «Объективный факт» феноменологически есть то, что вошло в мою жизнь, действует на меня, и что я не могу отменить или изменить. Переживание не изменяет мир, оно плетет свои кружева вокруг фактов мира, стремясь вплести их в ткань жизни, врастить в сознание, ассимилировать, то есть превратить чуждое, что несет в себе факт, в личный опыт. Утрату, например, как свершившееся событие нельзя ни отменить, ни изменить, ее можно только пережить. В этом смысле «обстоятельства» и являются феноменологической константой переживания.

Для молитвы такой константой является трансцендентное. Речь в данном случае идет об общем необходимом феноменологическом условии возможности молитвенного опыта, а не о конкретных формах представленности в сознании интуиции существования инобытия и Абсолюта, не о конкретных формах веры. Тем более – не о положительном религиозном содержании и не о силе веры, не о переживаемых верующим благодатных состояниях, не о тех минутах, когда сердце его горит, душа ликует и философского вопроса о существовании Бога просто не возникает, как не возникает вопроса о существовании воды у жаждущего, припавшего к роднику. В самом

– 11 –

деле, ведь и противоположные состояния богооставленности или оскудения веры вовсе не препятствия для молитвы, – Иисус взывал на кресте: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мк 15:34), а отец одержимого отрока молил: «Верую, Господи! помоги моему неверию» (Мк 9:24). Молитва возможна на всем диапазоне состояний от остро переживаемой оставленности, от притупления и онемения веры («ока-мененного нечувствия») до явного ощущения Божьего присутствия, хотя всякий раз это будет совсем другая по своему типу молитва. Однако речь, повторю, не о категориях «присутствие – отсутствие», «явное – неявное», «смутное – ясное», но о категории трансцендентного: интуиция внемирного, выходящего за пределы чувственного опыта, является необходимым феноменологическим условием, без которого невозможна молитва как личное обращение к Богу ⁵. Это условие не является достаточным – даже полная очевидность существования Бога не обязательно порождает молитву, – но является необходимым. Интуиция трансцендентного необходимо присутствует внутри молитвы; когда человек лишается ее, он «выпадает» из молитвы. Неважно, насколько эта интуиция философски проработана человеком, насколько она представляется вероятной или невероятной его рассудку, на каком опыте она основана, – важен сам факт ее присутствия в душе, именно он есть тот стержень, на котором держится молитва, та ось, вокруг которой вращается вся вселенная молитвы.

__________

⁵ Это феноменологическое условие может быть осуществлено не обязательно в модальности действительности, но и в модальности долженствования («Ты же должен быть, помоги!»), и в модальности возможности («Если Ты есть, Господи, почему так несправедлив этот мир?!»). Эти модальности – своего рода ступени, поднявшись на которые, сознание может «дотянуться» до открытости опыту встречи с «Ты» не как с условной диалогической фигурой, а как с Живой Личностью. После этого все предварительные модальности – «если», «должен» и пр. – упраздняются как строительные леса, ненужные уже, когда воздвигнут сам дом.

– 12 –

Если добавить к трем названным параметрам сравнения еще один, описывающий то, что подлежит преобразованиям и изменениям в рассматриваемых типах активности (названный «феноменологической переменной»), получим следующую таблицу:

Таблица 1

Сравнительные характеристики категорий деятельности, переживания и молитвы

Эти характеристики не претендуют на ясное и исчерпывающее различение категорий внутри категориальной триады деятельность – переживание – молитва. Такая ясность и полнота и не могут быть предпосланы всему исследованию, будучи одним из искомых его итогов. Однако и достигнутой степени дифференцированности категорий достаточно, чтобы поставить уже не методологическую, а предметную психологическую задачу исследования взаимовлияния и взаимодействия деятельности, переживания и молитвы в реальном жизненном процессе.

Анализируя исходный пример человеческого реагирования на ситуацию беды, мы обращали внимание преимущественно на то, что отличает деятельность, переживание и молитву как

– 13 –

разные формы активности, но эта же ситуация показала, как тесно они между собой связаны. Когда деятельностный, направленный на мир поток жизни остановлен препятствием, в нем сохраняется мощная инерция «горизонтального» устремления к цели, пусть даже препятствие объективно непреодолимо. Это создает в «экзистенциальном теле» столь сильное напряжение, что в нем открываются какие-то поры, через которые жизненная энергия начинает пробиваться в направлениях, ортогональных целенаправленной предметной деятельности, и устремляться по руслам переживания и молитвы. И потому в самом начале, в истоке переживание и молитва мало отличаются друг от друга, а часто и от несмирившейся еще со своей остановкой деятельности. Молитва здесь порой напоминает несовершенные формы переживания и в то же время примитивные формы деятельности – она, подобно такого рода деятельности, прямолинейно стремится одной силою, насилием над ситуацией достичь предметной цели, которой не смогла достичь деятельность, а подобно такого рода переживанию – совладать с ситуацией не объективным смысловым преобразованием, а лишь субъективным перетолкованием ее. Молитва и сама на этой стадии примитивна и носит черты магического действия. Это дало Ж.-П. Сартру повод истолковать эмоциональное переживание как магическое действие (1984).

В изначальной недифференцированности переживания, деятельности и молитвы содержится возможность их психологической взаимозаменимости, взаимоопосредованности, взаимовлияний вплоть до сращивания в единые «функциональные органы», внутри которых они обмениваются энергиями, формами и средствами.

Эти соображения позволяют сформулировать теоретическое представление, согласно которому деятельность, переживание и молитва образуют триаду фундаментальных общепсихологических категорий и задают не сводимые друг к другу, но и нераздельные формы человеческой активности. Внимательный анализ выявит в любом человеческом акте кроме «физики»

– 14 –

деятельности – «лирику» переживания и «метафизику» молитвы: даже в самом прагматичном и приземленном действии существенное участие принимают хотя бы зачаточные или рудиментарные бессознательные формы переживания и молитвы. Равным образом, в каждом переживании содержится компонент деятельностный и молитвенный, и нет молитвы, не содержащей в своем составе моментов переживания и деятельности.

Для систематического общепсихологического освоения генетических, функциональных и динамических отношений в триаде «деятельность – переживание – молитва» необходимо осуществить анализ всех парных категориальных сочетаний – деятельности и переживания, деятельности и молитвы, молитвы и переживания. Предметом исследования в данной работе является последняя пара категорий. Но и она будет рассмотрена не полностью, а только с одной стороны. Полное рассмотрение отношений между переживанием и молитвой предполагает два встречных теоретических движения – «от молитвы к переживанию» и «от переживания к молитве». Первое из них, остающееся за пределами книги, выбирает в качестве основного исследовательского поля мир молитвы и затем пытается определить, какое место в этом мире занимает переживание, как оно живет в мире молитвы, какие функции выполняет и как влияет на молитвенные акты. Второе теоретическое движение, напротив, сосредоточивается на изучении места и роли молитвы в мире переживания. Это и есть непосредственный предмет данной работы.

– 15 –