Мы беседуем с начальником отдела Гакановым А. В., приехавшим в редакцию.

- Наши основные требования таковы. Во - первых, немедленно решить вопрос об увеличении штатной численности отдела и его техническом обеспечении. Во - вторых, восстановить необоснованно отстраненного от занимаемой должности нашего товарища.

Мы вынуждены были прибегнуть к такой мере, поскольку все наши обращения к руководству УВД ожидаемого результата не принесли.

Интервью взял И. Рувинский (Корр. «ВВ»).

В качестве ещё одного «страховочного фала» я использовал депутатскую группу Верховного Совета СССР, которая, по счастливой случайности, в этот день проводила своё заседание в здании ОК КПСС. Передал текст протеста через депутатов Пылина и Лукашёва, а для того, чтобы об этом узнал Дергачёв, рассказал «по секрету» одному из сотрудников УКГБ, и не ошибся - через 30 минут, после нашего разговора, об этом знали в УВД.

В воздухе повисла пауза, которая мною не была «просчитана». Я ожидал всего: от ареста до уступок со стороны Дергачёва, но то, что мои действия приведут его в замешательство и растерянность - этого не ожидал никто. Кроме этого, предполагалось, что если начальник УВД начнёт устраивать нам разгон - это только сплотит коллектив вокруг меня, но его молчание наводило на мысль, что он будет нас «разваливать» потихоньку, без «разборок»: одному пообещав повышение по службе, другому - улучшение бытовых условий и т.п. Но я ошибался. Два моих хода: интервью по телефону, который уже давно находился под контролем на прослушивании, и обращение к депутатам - оказались достаточно сильными. Они - то и привели к панике в дергачевском лагере.

В 16. 30. позвонили депутаты - пригласили на своё заседание и, поскольку Дергачёв продолжал молчать, я позвонил ответственному дежурному по УВД, спросил у него, который час, а после ответа поставил его в известность о приглашении меня на заседание депутатской группы Верховного Совета СССР.

Хотел позвонить домой, предупредить, что задержусь, но опоздал - все телефоны в моём кабинете уже были отключены.

Всё - внешний мир от меня отрезали. Я мог позвонить из другого кабинета, с другого телефона, но ко мне дозвониться уже было невозможно.

В сопровождении «наружки» (мы её сразу «срисовали», устроив контрнаблюдение) и всех сотрудников 6 отдела, я отправился к депутатам. Ждать не пришлось. Пригласили сразу.

Зная о политическом кризисе в области, да и в стране в целом («война» демократов с коммунистической верхушкой), общение с демократически настроенными народными избранниками, большого труда не составило.

Разговор был долгим и обстоятельным. Я, понимая, что даю хороший козырь в руки демократам, против прокоммунистически настроенного Дергачёва, попросил их не использовать ситуацию в 6 отделе в политической борьбе. И, хотя получил такие заверения, ничего поделать уже было нельзя - волгоградский 6 отдел был уже в политике, что называется «по уши». Буквально на следующий день мне стали поступать предложения от различных партий и движений о присоединении к ним. Но я, и это была моя ошибка, отказался ото всех, даже самых заманчивых и перспективных.

Дергачёв, прислушившись к молчанию собственной храбрости, решил пока не вмешиваться, а события наворачивались, как снежный ком.

На следующий день на митинге демократов о свержении первого секретаря обкома КПСС Калашникова, ситуация в 6 отделе и моя фамилия звучали из уст практически всех ораторов (уже было опубликовано интервью). Общественность была на моей стороне - это плюс, но я невольно попал в политику, где был полным дилетантом - это минус. Министерство внутренних дел СССР, в лице начальника 6 управления Гурова, за меня - это плюс, но только что сформированное министерство внутренних дел Российской Федерации, в лице многочисленных и влиятельных друзей Дергачёва, против меня - это минус. Здесь я попадал между двумя непримиримыми сторонами: МВД, умирающего СССР и набирающим силу новорожденным МВД РФ.

Вывод напрашивался сам собой: при любом исходе для 6 отдела, я, как руководитель этого подразделения проиграю, если не примкну к тем, кто победит в политической борьбе. Но до августовского путча 1991 года было ещё далеко, и спрогнозировать ситуацию было просто невозможно. Я встал на сторону СССР. Кроме того, мне была обещана поддержка председателя КГБ СССР Крючкова, но кто бы мог предположить, что с провалом путча, он с позором уйдёт с политической арены, а министр внутренних дел СССР Пуго - пустит себе пулю в лоб.

Но это всё впереди, только будет. А я, свято верив в коммунистическую идею (ведь на тот период времени был бессменным неосвобождённым секретарём партийной организации управления уголовного розыска области в течение 5 - ти лет) не мог изменить своим принципам и в одночасье переметнуться в лагерь «демократов».

Как и обещал Александр Иванович Гуров, мне в поддержку, но с целью проверить мою правоту, в Волгоград выехал полковник Алиев Владимир Магомедович. Как альтернатива МВД СССР, с целью поддержать Дергачёва и опровергнуть позицию Гаканова, в тот же день в Волгоград выехал представитель МВД РФ полковник Урядов Анатолий Иосифович (впоследствии возглавит Главное управление по борьбе с организованной преступностью МВД России). Встречать и устраивать в гостиницу пришлось обоих.

Оба, сначала демонстративно не общались друг с другом, но поскольку и Алиеву, и Урядову необходимо было знакомиться с одними и теми же документами, да и меня разорвать надвое невозможно, в конечном итоге для работы устроились в моём служебном кабинете.

Дергачёву, продолжающему держать паузу, пришлось включить мои, до тех пор зловеще глухо - немые телефоны. Жизнь продолжалась.

Затянувшуюся паузу Дергачёва я, для себя, объяснял ещё одним обстоятельством. На период февраля 1990 года, у меня уже было достаточное количество материала против него. Его некоторые «криминальные похождения» были зафиксированы моей агентурой письменно, документально, а по некоторым, в моём распоряжении были даже аудиозаписи с голосом начальника УВД. Как они ко мне попали - тайна, которую я не смею раскрывать - таков закон жанра. Неписаный Закон оперативников. Об их наличии, и о том, что до поры не собираюсь их кому-либо показывать, я опять-таки «по секрету» рассказал тому же кэгэбэшнику, помня, как он «умеет хранить тайны». Возможно, это и спасло меня в дальнейшем от физического устранения, поскольку, говоря об этом, я мимоходом заметил, что все материалы в надёжном месте, но в нужный момент могут попасть в прессу. А о моих дружеских отношениях с журналисткой братией, знали все.

Руководители всех уровней в УВД разделились надвое: одни категорически настроенные против Гаканова, в поддержку Дергачёва, другие - «на людях» заняли позицию наблюдателей, но в тихую: в туалете, при случайных встречах в коридоре УВД, многозначительно жали мне руку и тихо, шёпотом говорили мне: «Держись!»

К моему удивлению, не было ни одного среди них, кто бы открыто встал на мою сторону. Это потом, спустя несколько лет, после описываемых событий и те, и другие скажут, что все они были на моей стороне и, в душе горячо поддерживали позицию 6 отдела. Некоторые будут даже «посыпать свою голову пеплом» и говорить: «Да! Нужно было примкнуть тогда к вам, но не смог, потому что...» - дальше придумывалась какая - нибудь причина. Но и мне, и другим сотрудникам нашего подразделения такая поддержка была нужна тогда, в 90 - м.

Через несколько дней, когда Алиев и Урядов закончили проверять всё то, что должны и могли были проверить, когда начальник УВД провёл необходимые для него консультации в обоих министерствах, было назначено заседание коллегии УВД. Первым выступал Дергачёв.

Пауза закончилась потоком беспредметных обвинений в мой адрес. Я был обвинён в карьеризме, популизме, антидемократизме и других...изме, но конкретно по ситуации - ничего.

Затем, в развитие позиции начальника УВД, выступали члены его команды: Никищенко - начальник штаба, Сахаров - начальник политотдела, Шляхов - зам. по кадровой работе и несколько прихвостней из числа руководителей среднего звена. Тем, кто мог бы выступить и сказать хоть что - нибудь положительное, слова не дали. Сценарий был написан и утверждён теми, кто обвинял, и кто был на тот период времени уже в одной криминальной «упряжке» с Дергачёвым.

Но пьеса не получилась такой, какой они её написали. «Чужие актёры» в лице Алиева и (о, удивление!) Урядова вдруг стали читать монологи из другой пьесы.

На удивление всем они, сначала отметили большую и плодотворную работу, проделанную коллективом за время существования 6 отдела, а затем обрушились с критикой в адрес руководства УВД. И все наши претензии, высказанные в протесте, подтвердили документально: необоснованное сокращение штатов, странное решение начальника УВД о передаче автомашины, предназначенной отделу заведующей столовой, фактическое отсутствие обеспечения подразделения новой оперативной техникой, спецсредствами, запрет на постоянное ношение оружия и, наконец, незаконное решение начальника УВД об увольнении Новикова из органов. Коллегия закончилась НИЧЕМ.

Победа! Победа?

Очень редкий случай в истории забастовочного движения: и недели не прошло с начала забастовки, как все абсолютно требования бастующих удовлетворены.

А если серьёзно - действительно все требования были удовлетворены ещё до отъезда москвичей. Новиков был восстановлен на службе и на учёбе в Высшей следственной школе, отдел получил совершенно новый автомобиль, откуда - то появилась спецтехника, выдали табельное оружие на постоянное ношение. В месячный срок, с обязательным докладом в МВД СССР, руководство УВД должно было увеличить численность 6 отдела и что самое главное: никто из сотрудников подразделения не был наказан.

Москвичи перед отъездом предупредили - что пока они в Волгограде, меня никто наказывать не будет, но в дальнейшем ожидать можно всего. Так оно и случилось: через неделю после заседания Коллегии УВД, в целях реорганизации отдела и увеличения его штатной численности - все сотрудники и я в том числе, были выведены за штат. И в таком подвешенном состоянии мы существовали до июля 1990 года.

Номинально я продолжал руководить отделом всё это время. Но, стрелка барометра неуклонно ползла к отметке «буря».

Начальник УВД со мной не общался. Даже если мне приходилось, а это было довольно часто, подписывать у него какие - либо документы. Он всё подписывал молча, не задавая ни единого вопроса. На многочисленных совещаниях и заседаниях мой отдел не упоминался вовсе.

Но эта игра в «молчанку» долго продолжаться не могла. От начальника штаба Никищенко и зама по кадрам Шляхова, я постоянно слышал одни и те же слова: «Саша, тебе надо уходить. Василий Фёдорович с тобой по одним и тем же коридорам управления ходить не хочет. Уйди сам, по хорошему». На сей раз, был предложен Центральный РОВД города. Я отказался. В данном случае, скорее по инерции, чем по здравому осмыслению.

В апреле я получил первый в своей жизни выговор с формулировкой «за создание крайне нездорового морально - психологического климата в коллективе отдела, личную безответственность в изложении несоответствующих действительному положению дел фактов (имелось ввиду моё февральское интервью), причинивших ущерб авторитету органам внутренних дел. Тут же, на заседании парткома УВД мне был объявлен строгий выговор по партийной линии «за нарушение партийной дисциплины при решении ряда служебных вопросов», формулировка, смысл которой мне не понятен до сих пор, я бы даже сказал - в ней есть что-то убийственное к здравому смыслу.

Параллельно с этими событиями исполняющим обязанности начальника отдела назначается Серяков Николай Павлович - неплохой аналитик, но совершенно безвольный человек, хотя и совершенно бесхитростный, страдающий алкогольной зависимостью. К этому можно добавить то, что он ни одного дня не был на оперативной работе, но был родным братом заместителя председателя горисполкома. Одним словом - достойная кандидатура для руководителя подразделения по борьбе с организованной преступностью.

О покойниках говорить плохо не принято (он скончался в 1992 году?), но один факт из его «руководства» привести всё-таки необходимо.

Первые его шаги, как руководителя ознаменовались тем, что он «добросовестно» развалил довольно длительную и глубокую разработку, которую мы осуществляли совместно с УКГБ.

Мы давно получали оперативные данные о том, что в городе существует подпольный синдикат по добыче, изготовлению и реализации икры осетровых пород. Причём, икра закатывалась в банки экспортного исполнения и реализовывалась за рубежом, естественно за валюту. В данном случае всё это можно квалифицировать и как занятие запрещённым промыслом, и как незаконные операции с валютой, и как контрабанду, и, если хотите, как экономическую диверсию. А когда мы, совместно с сотрудниками УКГБ установили курьеров, транспортировавших готовый товар, оставалось только одно - тщательно и добросовестно, негласно оперативным путем задокументировать преступную деятельность курьеров, которые бы нас вывели и на других членов преступной группы.

Курьерами являлись игроки футбольных московских команд «Спартак», «Торпедо», ЦСКА и волгоградского «Ротора». Фамилии их я называть не буду, так как до суда дело не дошло, с «помощью» Николая Павловича, вновь испечённого и.о. начальника 6 отдела.

Реализацию оперативных материалов мы собирались начать с задержания курьеров. При этом отдавали себе отчёт в том, какой резонанс вызовет эта акция и в Волгограде, и в Москве (игроки - то действующие). Но данные о предстоящей транспортировке были, что называется стопроцентные, количество банок с икрой огромное, и не предотвратить вывоз мы просто не имели права.

«Отработав» местного посредника, мы вышли на поставщика и место хранения готовой продукции. Оставалось зафиксировать сделку и транспортировку икры, а там, что называется «дело техники». Через уже установленных лиц мы получали прямой выход на производителей этих банок. С задержанием всё прошло благополучно: более двухсот банок с «драгоценной» икрой, закатанных экспортными крышками, были благополучно изъяты, два действующих игрока «Ротора» и ЦСКА - задержаны.

Двое суток напряжённой работы с задержанными принесли свои плоды: были установлены поставщик и производитель. Во время обыска у поставщика мы изъяли большое количество уже расфасованной икры, пустые банки и ещё не использованные крышки. Оставался изготовитель. Но дальше нам работать не дали. Поступило указание руководства УВД передать все материалы Серякову.

Я был технично отстранен от дальнейшей разработки, поручили другую группу, задержанных освободили, изготовитель так и не был установлен, а уголовное дело через два месяца благополучно перекочевало из кабинета следователя в архив, т. е. было прекращено за отсутствием состава преступления.

Моя попытка вернуться к данной разработке закончилась тем, что начальник УВД распорядился начать проверку работы 6 отдела за весь период его существования. Это означало - все дела по - боку, необходимо заниматься с проверяющими: показывать всю документацию, в том числе и действующие разработки, штабным сотрудникам.

Через неделю меня ознакомили с выводами проверки: «работа 6 отдела за период 1986 - 1990г.г. признана неудовлетворительной. Разработки велись пассивно и некачественно».

Это, что вату выдать за уголь. На оперативном совещании при начальнике УВД мне не составило большого труда доказать необоснованность такого вывода и некомпетентность проверяющих. Договорить до конца Дергачёв мне не дал, резко перебив, распорядился провести в течение двух недель дополнительную проверку, но возглавлять бригаду проверяющих назначил Федяеву Маргариту Васильевну - подполковника оргинспекторского отдела, руками которой Дергачёв «убрал» уже многих неугодных ему руководителей.

Но и Федяевой ничего конкретного не удалось «нарыть», чтобы обвинить в пассивной работе сотрудников отдела и меня, как начальника, тем более, я, как флагом, был закрыт от подобных «происков» московской справкой Алиева и Урядова.

Тогда в дело пошла «тяжёлая артиллерия» в лице начальника оргинспекторского отдела Никищенко. Тот не стал лукавить, а прямо сказал: «Мой тебе совет: уходи, пока какой - нибудь беды не вышло! Всё-таки у тебя двое детей, подумай о них».

В воздухе не на шутку запахло порохом. «Наружка» продолжала за мной ходить, я это знал от самих сотрудников, осуществляющих за мной наблюдение. И, тогда я позвонил в МВД РСФСР Урядову, на тот период времени уже заместителю начальника Главного управления по борьбе с организованной преступностью. Выслушав меня, Анатолий Иосифович пообещал, что приложит все свои силы для моего перевода в Москву.

Но на следующий день (судя по всему, домашний телефон тоже прослушивался) я был ознакомлен с приказом об отстранении меня от должности, в связи с неполным служебным соответствием.

Мне и моему верному заместителю и единомышленнику Сиротину С.Ю. на выбор (и на том спасибо) было предложено перейти на работу оперуполномоченным уголовного розыска в Красноармейский, либо Тракторозаводский райотделы милиции. Расчет был верный - жил я в центре города и, чтобы добраться на работу в тот или другой районы, нужно было ежедневно затрачивать уйму времени. По их расчету я должен был отказаться, а это влекло бы за собой уже полное служебное несоответствие, с автоматическим увольнением. Я попытался уйти в отпуск, но тщетно. На моём рапорте появилась резолюция Дергачёва «Отказать».

Пытался вновь связаться с Урядовым, но он, оказался в командировке, а вернувшись из неё стал... пенсионером. Я не связываю напрямую факт отставки Урядова с собой, наверное, так совпало, но уж слишком много совпадений!

Вот теперь всё! Бороться дальше не было смысла! У меня действительно двое детей и их судьбы стоили гораздо дороже поиска справедливости. Да и была ли она (справедливость) или, хотя бы элементарное её понятие у тех людей, у которых я собирался её найти?

Но жизнь продолжалась. Я дал согласие на Тракторозаводский РОВД - его руководителей я знал очень хорошо. С Березовским - начальником РОВД - были в прекрасных отношениях с 1980 года, с его заместителем по оперативной работе Маликовым Серёжей - в дружеских отношениях, тем более что его назначение на эту должность состоялось благодаря моей протекции. Начальник Спартановского отделения, куда меня направили, в прошлом был моим подчиненным. «Верхнее» руководство УВД просто не ожидали, зная мои амбиции, что я соглашусь после длительной работы начальником 6 отдела на работу простым опером.

Но, прежде, чем продолжить дальнейшее повествование хотелось бы сделать небольшую ремарку к только что описанным событиям.

Во - первых, я не хочу, чтобы у Вас, мой дорогой читатель, сложилось впечатление, что всё в отделе было идеальным.

Правильно! Так не бывает. Были, конечно же и ошибки, и незначительные просчеты. Были и неприятности с некоторыми сотрудниками: Мелехов и Сердюков, как бы это сказать?... Употребляли спиртные напитки в больших объёмах, чем норма допустимого. Алкоголиками их назвать было нельзя, но устоявшимися пьяницами - запросто. Поэтому ничего серьёзного им никогда не поручалось. Сердюков отвечал за ВКАР (расшифровывать не буду, знающий поймёт, а незнающим об этом лучше и не знать), а Мелехов за организацию взаимодействия с подразделением наружного наблюдения и контролем видеобизнеса (в те времена действовала статья уголовного кодекса, определяющая уголовную ответственность за демонстрацию фильмов, пропагандирующих культ насилия и жестокости, а также порнофильмы).

Были огрехи и при первых наших шагах по выявлению и привлечению к уголовной ответственности рэкетиров. Но их не могло не быть - до нас этим никто не занимался. Методики выявления организованной преступности не было вообще. Только - только нарабатывалась практика. А в этом случае все делается методом проб и ошибок. Говоря патетическим языком - мы были первопроходцами. Но вывод, что всё в 6 отделе плохо, можно опровергнуть даже тем, что на наших материалах были написаны несколько диссертаций, я перечислю их: Гуров А.И. МВД СССР - докторская; Волобуев А.Н. ВНИИ МВД - докторская; Назаров С.Д. ВЮИ МВД - кандидатская; Кантемиров В.Т. ВЮИ МВД - кандидатская. Монографий, написанных преподавателями ВСШ МВД - счесть просто невозможно: тема была актуальная и модная.

Была и фальсификация. Когда нам нужно было задержать одного из самых активных участников группы Молодцова Симоняна, скрывшегося в Ереване, мне пришлось сочинить информацию, якобы, полученную от агента, о том, что Симонян выехал в Ереван, с целью доставки туда оружия и боеприпасов (война в Нагорном Карабахе была в разгаре). Поделился «по секрету» этой «дезой» с начальником отдела КГБ Кузьминым Валентином Ивановичем и буквально на следующий день Симонян был задержан в Армении... правда не с оружием и боеприпасами, но всё же с пачкой пистолетных патрон и анашой в кармане. Об этом мы узнали из информационной программы «Время» на первом канале телевидения страны. Прости, Валентин Иванович, дело прошлое, но иначе не задержали бы мы Симоняна, а без него развалилось бы уголовное дело по рэкету и преступники, вся группа Молодцова, оказалась бы на свободе. Принцип Глеба Жеглова «вор должен сидеть в тюрьме и никого не интересует каким способом я его туда отправлю!» - должен работать постоянно. В нынешнее время он не срабатывает - результат мы видим: такого разгула преступности Россия не знала даже во времена гражданской войны и НЭПа.

Тем не менее, крупных стратегических ошибок или тактических просчетов, я за собой не чувствую. И мне не стыдно сейчас смотреть в глаза своим товарищам, сослуживцам, которые поддерживали меня в те тяжёлые дни, а также тем, которые в то время осуждали, а теперь, после позорной отставки Дергачёва, говорят о моей правоте.

Ни тогда, ни сейчас я не жалел и не жалею о том, что осмелился сказать правду в глаза более сильному. Однако сделал вывод - не всегда можно безопасно говорить то, что думаешь, даже, если это трижды правда!

Во - вторых, хотелось бы вспомнить и назвать людей, поддержавших меня в те тяжёлые дни, оставить о них добрую память для моих будущих (дай Бог!) потомков.

Конечно же, в первую очередь - это были мои родители. Их переживаний я описать не смогу, но знаю, что несколько лет жизни, события тех дней спалили, вместе с волнениями и беспокойством. Зная, что советов они дать мне не могли, ограничивались сочувствием и успокоительным разговором. Я же, как мог, успокаивал их.

Сотрудники отдела, солидарные со мной во всём, оставляли меня, лишь проводив до квартиры, а утром, по очереди, провожали меня из дома до работы - все опасались провокаций. Поддержка с их стороны была необходима, и я её получал на все сто процентов. Не было ни одного испугавшегося или с нейтральной позицией.

Определённую поддержку я получал и от Володи Контемирова - уже девятого февраля, почти ночью, он пришёл ко мне домой и мы вдвоём, практически до утра, раскладывали «пасьянс» возможного развития событий.

К великому сожалению, все остальные «друзья» и знакомые заняли позицию «ожидания», чтобы в нужный момент «поднять палец кверху» или опустить вниз, проголосовав, таким образом, как на гладиаторских боях. Причем, среди них были и те, которые кулуарно плевали в сторону начальника УВД Дегачёва, но на людях лицемерно осуждали поступок Гаканова. При этом, какие эпитеты были в употреблении! «Нож в спину всему коллективу!», «Гаканов льёт воду на мельницу организованной преступности!», «Троцкистская позиция Гаканова по отношению к делу...» и т. п.

Лишь время расставило всё по местам, показав, кто лил воду и у кого в руках был нож! И, спустя, почти двадцать лет, после той «февральской революции» девяностого я продолжаю обличать Дергачёва в том, что именно он и его «шакалы», делали всё, что было в их силах для торможения работы нашего подразделения. Ибо рано или поздно, но вышли бы мы на их преступную деятельность, имея на руках не только оперативную информацию, но и доказательную базу!

То, что стало очевидно в конце девяностых, могло стать очевидным и доказательным уже тогда.

Много усилий приложил Дергачёв, чтобы «решить» вопрос с 6 отделом и со мной, в частности. Убрать неугодных и поставить туда своих. Тем паче, что времена наступили его. Ельцинский беспредел! Беспредел всюду: в политике, в экономике, финансах и прочее, и прочее. Как я остался жив, после всех этих передряг? Почему меня не отстреляли, как многих в те времена? Ангелы-Хранители мои уберегли. И не просто уберегли, а в 1994 году вновь предоставили мне шанс проявить свои организаторские и профессиональные способности. Заместитель начальника КГБ по Волгоградской области Тарасов Владимир Сергеевич был назначен руководителем вновь сформированного Управления налоговых расследований и, по старой дружбе, одну из руководящих должностей предложил мне. В тоже время заместитель министра внутренних дел предложил мне вариант, от которого, казалось, невозможно отказаться. Перевод в Москву, должность заместителя начальника управления по борьбе с терроризмом и двухкомнатную квартиру, правда, на окраине Москвы.