Глава шестнадцатая, в которой в ходе Первомартовского движения 33 подписанта объявляют Декларацию независимости и сдаются властям
«Тёмные века» длились до конца первой мировой войны, после чего корейское национально-освободительное движение вышло на новый виток развития, наивысшим проявлением которого стало так называемое Первомартовское движение (Самиль ундон), хотя речь в этой главе пойдет не только о нем.
Истоки и состав движения
Традиционно считается, что на формирование этого движения, вышедшего за рамки одиночных или групповых инициатив, повлияли два события. Великая октябрьская социалистическая революция, ставшая примером победоносных действий широких масс и воплотившая на практике стратегию пролетарского интернационализма, и итоги первой мировой войны, связанные с созданием Лиги наций и доктриной Вудро Вильсона, провозгласившей право малых наций на самоопределение. Разные историографические школы ведут дискуссии о том, чье влияние было больше. Однако, при более внимательном рассмотрении, можно обратить внимание на то, что в обоих случаях это внешнее влияние было скорее косвенным.
Начнем с идей Вильсона, который имел в виду: «…свободное, откровенное и, безусловно, беспристрастное рассмотрение всех колониальных притязаний, основанное на строгом соблюдении того принципа, что при разрешении всех таких вопросов о суверенитете интересы народов, которых это касается, должны соблюдаться наравне со справедливыми требованиями того правительства, права которого должны быть определены»[1].
Но заявления американского лидера касались Кореи в наименьшей степени. США по-прежнему считали полуостров сферой влияния Японии[2], и американский президент имел в виду малые нации Европы и отчасти, европейские колонии. Собственно, именно поэтому его инициатива не встретила особого понимания среди руководителей стран Европы. Хотя вначале слова Вильсона действительно вызвали эффект разорвавшейся бомбы, Англия и Франция, опасавшиеся распада своих колониальных систем, начали оказывать противодействие этой идее[3], так что в итоге этот тезис был изъят из устава Лиги наций, и даже сам Вильсон старался избегать этой формулировки в своих речах.
Конечно, корейские националисты в США немедленно приняли слова президента и на свой счет и начали воздействовать на американские власти и международное общественное мнение. В 1917 г. корейские представители пытались лоббировать свой вопрос на Международном социалистическом конгрессе в Стокгольме и Всемирной конференции малых наций в Нью-Йорке, но там их никто не слушал. В январе 1919 г. партия Синхан чхоннёндан (Молодежная партия новой Кореи) в Шанхае решила направить Ким Гю Сика своим делегатом на Парижскую конференцию, а до этого в декабре 1918 г. общее собрание Тэханин кунминхве (Национального общества корейцев) в США приняло решение направить туда Ли Сын Мана и других в качестве делегатов.
Однако японцы, которые тоже были победителями в первой мировой войне, были готовы контратаковать аргументы США о расовой дискриминации корейцев муссированием вопроса о расовой дискриминации в Америке, вследствие чего обе стороны решили «не наступать друг другу на мозоли». Потому власти США не дали живущим в США корейским националистам выездные визы для поездки на Парижскую мирную конференцию.
Нечто подобное можно сказать и о распространении в Корее информации об Октябрьской революции, показавшей пример успешного выступления народных масс и проходившей под лозунгом интернационализма и права наций на самоопределение[4]. Увлечение коммунистическими идеями было очень сильно в корейском сообществе, и большинство корейцев, проживавших на Дальнем Востоке, во время гражданской войны воевало на стороне красных: на территории Дальневосточной Республики корейцы были третьей по численности после русских и украинцев этнической группой и насчитывали 200-300 тыс. человек[5]. Но это касается корейской диаспоры, - представления же большинства корейцев о событиях в России были довольно смутными, а выбор методов борьбы и состав руководства движения говорят о том, что влияние марксизма на Первомартовское движение было меньше, чем полагали советские историки.
Основными движущими силами Самиль ундон были представители религиозных организаций: с одной стороны, христиане-протестанты, а с другой – деятели новой религии Чхондогё (Небесный Путь), представлявшей собой модернизированный и более либеральный вариант тонхак. Это понятно, так как внутри колониальной Кореи в условиях военно-полицейского режима религиозные организации обладали максимальной свободой, так как христианские общины существовали под патронажем западных миссионеров, а веротерпимость и уважение прав различных конфессий были важным элементом политики японцев, о чем свидетельствуют, в частности, их первые прокламации, появившиеся после аннексии страны[6].
Что же до деталей, то можно сказать, что если приверженцы Чхондогё составляли основную массу корейских националистов и обеспечивали их численность (к 1919 г. адептов Чхондогё было около 130 тыс.[7]), протестанты были как бы более на виду и обеспечивали своего рода дипломатическое прикрытие.
Авторы «Истории Кореи» 1974 г. приводят интересные данные о составе лидеров движения. Служители религиозного культа – 64 % (в т. ч. 4 % - буддисты и по 30 % - христиане [8] и представители Чхондогё), по 4 % - помещики, фабриканты и директора школ, 6 % - служащие, 18 % - педагоги, писатели и прочие «разночинцы»[9].
Явного лидера у движения не было, но главным руководителем его корейская историография предпочитает называть Сон Бён Хи (1861-1922) – бывшего деятеля тонхак [10], а затем одного из руководителей Ильчинхве. Правда, последний факт его биографии в РК стараются замалчивать. Такая позиция корейских исследователей, которые пытаются обелить Сон Бён Хи и всячески отмежевать движение тонхак от сотрудничества с оккупантами, понятна, однако реалии корейской политической жизни были более сложными, чем представляется авторам учебников, однозначно делящих корейских политиков того времени на благородных патриотов и гнусных предателей родины.
Впрочем, в подготовке движения сыграли важную роль как старая гвардия Чхондогё в лице Сон Бён Хи, так и молодое поколение лидеров в лице Чхве Рина, который был директором колледжа Посон и активно использовал студенческих активистов для мобилизации протестного движения.
Другим лидером, пожалуй, был Чхве Нам Сон, видный националист и философ, автор ряда работ, посвященных Тангуну и древней истории корейской нации вообще.
Так же стоит отметить буддиста Хан Ён Уна (Манхэ) и представителей христиан - Ли Сын Хун и Пак Хи До.