Глава двенадцатая, в которой Макартуру несколько раз везет, Сеул отбивают, а аппетит приходит во время еды.
Я смогу решить эту проблему одной левой
. (буквально «with one hand tied behind my back»)
Генерал Макартур [1]
Высадка в районе Инчхона
В свое время в личной беседе с Ли Сын Маном Макартур пообещал: «Если на Корею нападут коммунисты, я буду защищать ее, как я защищал бы Калифорнию». М. Гастингс считает, что Корейская война была принята Макартуром очень лично, поскольку казалась ему повторением того, что уже было в его жизни во время бегства с Филиппин[2]. Это придало ему энергии в планировании большой десантной операции, которая должна была радикально изменить ход кампании, приведя к окружению противника и освобождению Сеула. Северокорейцам пришлось бы вести войну на два фронта, расстояние между которыми 200-250 километров[3], и дело закончилось бы серьезным котлом.
Хотя к концу августа 1950 г. «войска ООН» имели подавляющее преимущество в воздухе и на море и превосходили войска Корейской Народной Армии в 2,5 раза по живой силе и в 6 раз по артиллерии[4]. Макартур скрывал эти данные от своего руководства, утверждая, что противник превосходит его численностью в 2-3 раза[5]. Это позволило ему выпросить для своей для своей операции практически все имеющие серьезный боевой опыт подразделения американской армии, собранные в так называемый Десятый корпус, руководимый генералом Недом Алмондом, любимчиком Макартура и его начальником штаба.
Должен заметить, что идея высадки в Инчхоне не была изобретением самого Макартура. Мы уже упоминали план SL 17, и похоже, что генерал просто поверил в чужую идею и сумел ее продавить, так как изначально данный проект встретил очень упорное сопротивление. Как сказал один из американских адмиралов, «лучшее, что я могу сказать – это что высадка не является невозможной»[6]. «Мы составили список всевозможных препятствий естественного и географического характера, и оказалось, что все они имеются в Инчхоне», указывал другой офицер. Фарватер, приливы и артиллерийская батарея на о. Вольми делали высадку крайне сложной с точки зрения организации. К тому же, приближался сезон тайфунов, что еще более осложнило бы операцию[7].
|
Мало кто одобрял и идею предоставления Десятому корпусу статуса независимого подразделения, находящегося под командованием офицера, который при этом сохранял пост начальника штаба МакАртура. В таких условиях казалось возможным, что Десятый корпус получит преимущество перед Восьмой армией в получении пополнений и снаряжения. Более того, из-за вражды между Алмондом и Уолкером, это могло привести к разделению американских войск в Корее на две независимые армии, находящиеся под командованием двух противников, не разговаривающих друг с другом.
Однако во время решающего обсуждения Макартур продавил идею не за счет рациональных аргументов, а за счет харизмы и драматического сорокапятиминутного монолога, который Гастингс прямо называет театральным представлением.
Основным аргументом оказалось то, что высадка в Инхчоне завершится успехом именно из-за ее сложности. Проблемы были настолько велики и очевидны, что противник не будет ожидать атаки в этом месте и не сможет вовремя отреагировать, чтобы отразить ее. Главной целью высадки Макартур считал ошеломление врага, и его волновали не столько тактические маневры, сколько решающая психологическая победа: освобождение Сеула должно было стать сокрушительной символической психологической победой не только над Пхеньяном, но и над коммунистическими режимами на Дальнем Востоке и во всем мире.
|
«Я отдаю себе отчёт в том, что шансы на удачу в Инчхоне составляют один к пяти тысячам, - суммировал Макартур. - Но мне не привыкать. Мы высадимся в Инчхоне, и я разобью их»[8].
По сути, Инчхонская высадка представляла собой цепь непрерывных везений. Технических и организационных неполадок хватало, но они не возымели решающего значения[9].
Во-первых, хотя перемещения войск не оставили в Японии почти ни одного подразделения американских вооруженных сил, Москва и Пекин проигнорировали ситуацию, хотя при малейших признаках их недовольства события могли развернуться совсем по-иному.
Во-вторых, несмотря на тайфуны, американский флот оказался минимально ими потрепан.
В-третьих, по комплексу причин подходы к месту высадки не были заминированы должным образом[10]. Высаживающихся ждали лишь два поля контактных мин, которые были без труда замечены и деактивированы.
В-четвертых, число обороняющихся было крайне невелико. К моменту высадки десанта в районе Инчхона находился всего один полк морской пехоты КНА в стадии формирования и иные мелкие части общей численностью около 3000 человек при семи обычных и шести зенитных орудиях[11]. Остров Вольми, прикрывавший порт с запада и соединённый с материком дамбой, обороняли всего две роты морской пехоты, усиленные тремя 76-мм орудиями и двумя 37-мм орудиями[12]. Земляные работы по созданию дзотов завершены не были, якорных мин было всего 26. Таким образом, к моменту высадки, у американцев было 20-кратное преимущество в живой силе, артиллерии и танках и абсолютное господство на море и в воздухе.[13]
|
При нормальном соотношении сил в процессе высадки могло быть потеряно до 80 % десанта, но американская операция прошла именно «в нужное время в нужном месте» [14].
Официальной датой высадки считается 15 сентября, но артподготовка и бомбардировки с воздуха острова Вольми и северокорейских частей в районе Инчхона начались пятью днями раньше[15]. Подвергнутый сильной бомбежке остров был почти превращен в поверхность луны. Тем не менее, хотя в первый же день бомбардировки на острове осталось только два работающих орудия и станковый пулемёт, попытка высадить на остров десант успехом не увенчалась. Американцы начали высаживаться только после того, как огонь их артиллерии и авиации лишил северокорейцев возможности организовать эффективное сопротивление[16].
По Блэру, морские пехотинцы заплатили за захват острова Вольми невысокую цену: ни одного убитого и всего семнадцать раненых; в то время как пропаганда КНДР делает из защитников острова образец мужества, которые 3 дня сдерживали высадку американского десанта. Однако этот срок они отсчитывают с начала артподготовки, когда о собственно высадке десанта речь еще не шла [17].
Хотя Камингс называет организованную Макартуром десантную операцию блестящей, американским войскам не противостояли серьезные силы противника, и потому сравнивать эту операцию с высадкой войск в Нормандии во время Второй мировой войны было бы несколько неправомерно[18]. Наоборот, несмотря на локальные опасности, представляемые приливами и береговыми укреплениями, высадка в Инчхоне была одной из самых легких высадок в современной военной истории. Северокорейские защитники города не были застигнуты врасплох, однако были подавлены численным превосходством и мощью американских войск. Достоинство операции проявилось скорее в том, что в очень сложных географических условиях Инчхонской бухты флотилия в 15 военных кораблей РК, 226 кораблей американской морской пехоты и 216 иных кораблей сил ООН[19]. смогла высадить до 80 тыс. отборных морских пехотинцев без каких-либо серьезных потерь.
Критики режима часто упрекают Ким Ир Сена в том, что он проглядел американский десант[20]. Так, М. Гастингс пишет, что несмотря на то, что такая операция требовала крупномасштабных приготовлений, Пхеньян не располагал информацией о готовящейся операции[21]. Иные авторы объясняют такой провал разведки разными причинами, в том числе – и тем, что местные коммунисты и их руководитель Пак Хон Ён информацией владели, но не желали пускать ее в ход, рассчитывая использовать ее в ходе фракционной борьбы[22].
Такое обвинение несколько некорректно. Донесение Штыкова Сталину от 3 июля 1950 г., отмечает, что Ким Ир Сен опасался высадки американского десанта в своем тылу[23]. Речь скорее о том, что северокорейцы проглядели конкретное место нанесения удара. По Миллету, китайская миссия в Пхеньяне предупреждала корейцев о возможной высадке десанта, особенно – в районе Инчхона. Корейские власти оставили это без внимания и стали укреплять Вонсан и Чиннампхо, считая, что высадка будет там[24]. У. Стьюк тоже утверждает, что в конце августа Мао предупредил Сталина и Ким Ир Сена о возможности атаки на данном направлении. Однако на его предупреждение не обратили внимание[25].
С точки зрения автора, северян подвела та слабая структура управления и культура штабной работы, которые отмечал Штыков еще в первые дни наступления. Северокорейское офицерство состояло преимущественно из людей, которые принимали участие в партизанской или гражданской, а не современной крупномасштабной войне. Их южнокорейские оппоненты, конечно, были не лучше, но у США культура планирования операций была совсем иной.
К тому же к моменту «Инчхонской высадки», северокорейская армия насчитывала примерно 98 тыс. чел., треть из которых составляли новобранцы, не имеющие боевого опыта. Им противостояла по-прежнему превосходящая их численностью группировка из 83-х тыс. американцев и 57-ми тыс. южнокорейцев и британцев[26]. Начни северяне разделять силы или перебрасывать куда-то оставшихся ветеранов, которые в это время пытались взломать Пусанский периметр, это тоже оказалось бы для них гибельным. Известно, что Командование КНА пыталось усилить двухтысячный гарнизон Инчона. Однако пополнения были невелики, слабо тренированы и плохо экипированы.
Несколько подвели и советские военные советники. Главный военный советник КНА генерал Васильев впоследствии отмечал: «Нам хорошо была известна тактика американцев. Ни у кого не было сомнения в том, что, обороняя Пусанский плацдарм, американцы предпримут активные действия на других участках. Они имели богатый опыт подготовки и проведения морских десантных операций и обязательно высадят десанты на Корейское побережье. Но мы не знали до последнего дня, где именно и какими будут по масштабу эти операции.
Захват Инчхона явился для нас полной неожиданностью. Здесь оказались главные военно-морские силы. Пока мы изучали и оценивали обстановку у себя на передовом фронтовом командном пункте, вся обстановка резко и коренным образом изменилась».[27]
Такой провал вызвал резкую критику Сталина, который 27 сентября 1950, на фоне дальнейших действий войск ООН, писал Штыкову следующее:
«Наши военные советники не добились точного и современного выполнения приказа главкома о выводе с основного фронта в район Сеула четырёх дивизий, тогда как полная возможность к этому в момент принятия решения была, ввиду этого было потеряно семь дней, что и принесло американцам под Сеулом большую тактическую выгоду. Своевременный же вывод этих дивизий мог в корне изменить обстановку под Сеулом».
«Обращает на себя серьёзное внимание неправильная и совершенно недопустимая тактика использования в бою танков. Танки в последнее время используются у вас в бою без предварительных артиллерийских ударов с целью очистки поля для танков, ввиду чего ваши танки очень легко сжигаются противником. Нашим военным советникам, имеющим за своими плечами опыт Великой Отечественной войны, должно быть известно, что такое неграмотное использование танков приводит лишь к потерям.
Обращает внимание стратегическая малограмотность наших советников, а также их слепота в деле разведки. Они не поняли стратегического значения высадки противника в Чемульпо, отрицали серьёзное значение высадки, а Штыков даже предлагал привлечь к суду автора заметки в «Правде» об американском десанте. Эта слепота и отсутствие стратегического мышления привели к тому, что необходимость переброски войск с юга в район Сеула была подвергнута сомнению, сама переброска была растянута и замедлена, и, таким образом, потеряли на этом семь дней к радости противника.
Исключительно слаба помощь наших военных советников корейскому командованию и в таких важнейших вопросах, как вопросы связи, управление войсками, организации разведки и ведения боя»[28].
К итогам высадки можно отнести еще один важный момент. Блистательно или случайно угадав один раз и полагаясь более на чутье, чем на здравый смысл, Макартур, похоже, уверовал в то, что предчувствия и впредь не будут его обманывать. Это сформировало его дальнейшую стратегию.
От автора. Конечно, соотношение чутья и здравого смысла – вопрос очень важный. Рациональный подход, безусловно, имеет преимущества, однако надо помнить, что на войне решение практически всегда принимается в условиях наличия неполной и информации о том, какими силами располагает противник и что он замышляет. В таких случаях и помогает чутье, когда не всегда удается объяснить, почему надо делать именно это. Решения, принятые на его основе, всегда вызывают повышенную эмоциональную оценку: когда оно оказывается удачным, его называют гениальным, а когда ведет к поражению – катастрофическим.