Позиция США относительно глобальной цели войны продолжала испытывать определенные колебания, связанные как с успехом кампании, так и с политической ситуацией. В конце июня 1950г. Соединённые Штаты заявляли, что «единственной целью американской интервенции является восстановление статуса Корейской республики в том виде, каким он был до вторжения с Севера»[32].
Это можно было понимать двояко – как сохранение статус-кво, так и обратив внимание на то, что ООН признавало законность только Республики Корея, которая формально распространяла свою юрисдикцию на весь полуостров.
На пресс-конференции 13 июля 1950 г. на вопрос «Уверены ли Вы, что мы сможем удержаться в Корее?» Г. Трумэн: ответил: «мы можем удержаться в Корее до 38 параллели на севере». Однако на более конкретный вопрос «Означает ли это, что мы не собираемся проводить нашу полицейскую акцию к северу от 38-й параллели?» последовало уклончивое «Я приму это решение, когда будет необходимо»[33].
Правые дипломаты были более категоричны. Еще 14 июля 1950 г. советник посольства США в РК Э. Ф. Драмрайт писал начальнику отдела Северо-Восточной Азии Госдепартамента Д. М. Эллисону, что «когда начнется разгром (КНДР), было бы гибелью и глупо для нас оставаться на 38-й параллели… Наша цель и ООН – объединение (Кореи)».
Сам же Эллисон, обосновывая такой будущий шаг, утверждал, что, в отличие от границ в Центральной Европе, 38-я параллель не имеет юридического значения: «эта линия была обусловлена только капитуляцией японских войск и Соединенные Штаты не принимали на себя обязательств относительно постоянной действенности этой линии для других целей»[34].
Как справедливо заметил Б. Каммингс, 38-я параллель была «признанной границей», когда ее пересекла армия КНДР, но не считалась таковой, если это делали американцы.
Но официально резких заявлений не делалось. 29 июля 1950 г. Ачесон: отмечает, что... «эта акция, согласно резолюциям Совета Безопасности, имеет целью только восстановление Республики Корея в ее статусе до вторжения с Севера и восстановления мира, нарушенного этой агрессией»[35].
Однако уже ко времени высадки в Инчхоне Трумэн пришёл к решению расширить рамки войны, перенести военные действия на Север и объединить Корею под властью «демократического правительства». Эту идею поддержал и Госдепартамент, и военное руководство по целому комплексу причин.
Во-первых, развитие успеха в военной операции – вещь естественная, и целый ряд американских генералов указывал на то, что на войне нельзя прибегать к полумерам. Если закончить войну на половине, где гарантия, что северокорейцы через некоторое время не попытаются начать ее вновь?
Во-вторых, к чисто военным аргументам активно примешивались политические: появилась возможность красивой победы свободного мира над коммунистическим режимом, что в обстановке «холодной войны» сыграло бы пропагандистскую роль.
Корейская война и так была превращена в символическое противостояние коммунизма и «свободного мира», а «освобождение» КНДР значительно бы снизило влияние СССР на Дальнем Востоке и во всем мире: впервые за все время «холодной войны» государство-сателлит было бы освобождено из под влияния Москвы. СССР потерпел бы серьезное дипломатическое поражение и утратил бы важный стратегический аванпост, а престиж США и ООН, наоборот, существенно бы вырос.
В-третьих, Трумэн исходил из представления о том, что поскольку Москва и Пекин никак не отреагировали на изменение хода кампании, они не рискнут начать глобальную войну с использованием ядерного оружия.
В-четвертых, общественность тоже ждала полной победы над противником, и урегулирование конфликта с сохранением status quo ante bellum не удовлетворило бы общественное мнение, особенно– Маккарти и Ко. Отказ от курса на захват всего полуострова был бы признаком нерешительности, и послужил бы поводом для новых обвинений администрации в «слабости» по отношению к коммунизму.
За войну до победного конца выступал и Макартур, а также влиятельная фракция в американском истеблишменте, которую Миллетт называет «азианистской».
Наконец, все это активно подогревалось действиями Ли Сын Мана, который еще 13 июля 1950 г. заявил, что северокорейское вторжение ликвидировало границу на 38-й параллели, и теперь мир и порядок в Корее не будут сохранены, пока она остается разделенной[36].
К противникам этой позиции относились министр обороны Луис Джонсон, а равно специалисты из РУМО[37] и ЦРУ[38], приводившие несколько причин, почему американские войска следовало остановить на 38-й параллели.
Во-первых, вторжение на вражескую территорию могло бы привести к более активному участию в войне СССР и Китая. Пересечение 38-й параллели будет вторжением на территорию сателлита СССР и Сталин не будет спокойно сидеть глядя на это.
Во-вторых, объединенная Корея могла оказаться не мирной страной. Отмечая особенности личности Ли Сын Мана, аналитики ЦРУ предполагали высокий уровень сопротивления и то, в ближайшем будущем страна не станет витриной демократии, которую будет удобно показывать в пропагандистских целях.
В-третьих, это могло бы вбить клин между США и их союзниками, которые будут возражать против слишком активной эскалации напряженности, тем более что резолюции СБ говорили об отражении агрессии и не могли быть напрямую истолкованы как оправдание наступательных действий.
Интересно, что в Госдепартаменте за поход на Север выступали личности типа Д. С. Даллеса, а против – Штаб политического планирования Госдепартамента во главе с основным автором директивы СНБ-68 Полом Нитце. Впрочем, позже он снял свои возражения. Такие специалисты по СССР, как Джордж Кеннан и Чарльз Болен, также выступали против этой идеи.
Индия и Великобритания также видели необходимость в остановке американских войск на 38 параллели[39].
Но на фоне успешного наступления американских войск и освобождения территории Юга точка зрения Трумэна и Макартура взяла верх, тем более что 23 августа 1950 г. Трумэн заменил Джонсона на генерала Дж. Маршалла[40]. Ачесон, который в этот период был скорее занят решением проблем, НАТО, в азиатской политике ориентировался на мнение таких «ястребов» как Дин Раск или уже упомянутый нами Джон Эллисон.
1 сентября Трумэн публично объявил право всей Кореи «быть свободной, независимой и объединенной»[41]. В этот же день Совет национальной безопасности предложил документ NSC - 81, где было указано, что резолюции ООН ставят конечной целью независимость и единство Кореи. Это в интересах США, но вопрос в том, насколько далеко пойдут Россия и Китай. Кроме того, авторам пришлось констатировать, что без одобрения ООН проведение таких акций невозможно[42].
Трумэн также считал необходимым получить на моральную санкцию международного сообщества. Когда 21 сентября на пресс-конференции его спросили, принял ли он решение относительно продолжения военных действий в Корее, Трумэн ответил: «Нет. Этот вопрос должна решать Организация Объединенных Наций. План действий будет разработан ООН и я подчинюсь решению ООН в этом вопросе».
В ООН же (19 сентября 1950 г. начала работу очередная сессия Генеральной Ассамблеи) снова развернулась ожесточенная дискуссия, главным элементом которой был вопрос о статусе границы между корейскими государствами. Когда американский представитель заявил, что 38 параллель – это искусственный барьер, не имеющий «оснований для существования ни по закону, ни по здравому смыслу», ответом было резонное замечание представителя СССР: «Если это искусственный барьер, который ничего не разделяет, то нет разделенных границ и двух государств».
Помимо этого, советская делегация активно требовала, чтобы на сессии Генеральной Ассамблеи присутствовала делегация КНДР, а США возражали, заявляя, что раз Северная Корея – агрессор и не считается с ООН, она не имеет права на свою точку зрения в ее стенах. Между тем, южане не только присутствовали там, но и участвовали в прениях[43].
25 сентября Объединенный комитет начальников штабов послал министру обороны проект директивы для Макартура, ставившей его главной военной задачей уничтожение северокорейских вооруженных сил. Для достижения этой задачи ему разрешалось проводить военные операции к северу от 38-й параллели - при условии, что в это время в Северную Корею не будут введены крупные подразделения советской или китайской армии, и не будет наблюдаться признаков ввода войск или иной военной угрозы американским военным операциям в Северной Корее.
В проекте директивы запрещались действия сил ООН «против Маньчжурии или СССР», - ни при каких обстоятельствах его войска не должны были пересекать границу Кореи. Кроме того, «по политическим причинам» ему не рекомендовалось использовать любые наземные силы кроме Армии Республики Корея в северо-восточных провинциях Кореи, граничащих с Советским Союзом и в районах, прилегающих к маньчжурской границе.
Когда организованное вооруженное сопротивление северокорейских вооруженных сил было бы подавлено, МакАртур должен был направить силы Армии Республики Корея разоружать оставшиеся отряды северокорейских сил и ставить условия капитуляции. Деятельность партизан должна была подавляться вооруженными силами Республики Корея при минимальном участии сил ООН.
В случае, если бы Советский Союз или Китай объявили бы о намерении ввести в Советский Союз войска, Макартур должен был занять защитную позицию, при этом в директивах специально указывалось, что он должен представлять все планы операций на одобрение в Центр, так как в Вашингтоне хорошо знали привычку Макартура превышать свои полномочия.
Генерал Брэдли предложил Дж. Маршаллу доработать директиву совместно с Госдепартаментом и президентом[44]. Ачесон тоже был не против такой директивы и лишь внёс в неё дополнение о «политическом руководстве», в одной части которого говорилось что, что Армия Республики Корея может «сотрудничать» с войсками ООН в военных и оккупационных операциях к северу от 38-й параллели, однако «политические вопросы» (такие как формальное установление суверенитета РК над Северной Кореей) могут решаться только после решения ООН по вопросу объединения страны[45].
Дальнейшее развитие плана NSC-81 и включение в него возможных в будущем действий войск ООН на территории Северной Кореи показывает, что ОКНШ был намерен предоставить Макартуру значительную свободу действий. Если в проекте этого документа, составленного Госдепартаментом 31 августа, говорилось, что «не следует ни при каких обстоятельствах использовать [не корейские войска] в северо-восточных провинциях, граничащих с Советским Союзом, или в районах вдоль маньчжурской границы», итоговый вариант документа отличался большей гибкостью: «Следует поставить себе целью не допускать участия не корейских подразделений в составе любых сухопутных сил, которые могут быть использованы [в этих районах]»[46]. «Мы хотим, - писал Дж. Маршалл, - чтобы Вы не чувствовали себя стесненными тактически и стратегически в продвижении к северу от 38-й параллели». На это Д. Макартур ответил: «До тех пор, пока враг не капитулирует, я считаю всю Корею открытой для наших военных операций»[47].
29 сентября на рассмотрение Генеральной Ассамблеи была представлена резолюция, определяющая будущее Кореи. Вопреки Уставу ООН, голосование проводилось на 5-й сессии Генеральной Ассамблеи волей «послушного большинства», а не в Совете Безопасности[48]. США добились разрешения на переход 38-й параллели и перенос военных действий на территорию Севера. Формально это выглядело как проведение в жизнь ее решений об объединении страны и упразднении незаконно созданной КНДР.
Это изменило характер войны, которая из отражения гипотетической агрессии Севера превратилась в войну, направленную на его уничтожение. Как сказал в тот же день по случаю взятия Сеула Ли Сын Ман, «Тяжелая борьба еще впереди, но даже самые фанатичные коммунисты могут не сомневаться, что теперь есть только один вопрос: как много коммунистов предпочтут смерть и как много из них предпочтут капитуляцию и жизнь»[49].
Правда, оправдали перенос войны на территорию Северной Кореи тем, что демаркационная линия не является полноценной границей, хотя если это так, то нарушение этой линии Севером тоже нельзя было считать полноценной агрессией[50]. Но об этом уже не думали.
Как отмечает У. Стьюк, «летом 1950 года груз ответственности лежал на странах коммунистического лагеря, поскольку они начали и продолжали военные действия на территории Южной Кореи. Однако осенью тяжесть вины сместилась в сторону США» [51].
Генеральная Ассамблея ООН, в том числе Великобритания и Франция, сомневались в том, что Ли Сын Ман действительно сумеет создать на территории объединенной Кореи демократическое государство, и 12 октября по предложению Австралии ГА ООН приняла резолюцию, в которой юрисдикция РК распространялась только на территории к югу от 38 параллели.
Союзники США не особо верили в то, что Юг сможет «эффективно управлять освобожденными территориями». В частности, западные наблюдатели очень боялись, что Ли Сын Ман отдаст власть на северных территориях в руки бежавших оттуда бывших помещиков и представителей чхинильпха, что спровоцировало бы новый виток народных волнений[52].
Ли Сын Ман, однако, заявил, что такая формулировка неверна в принципе, и все равно рассматривал захваченную часть КНДР как свою территорию, тем более что структуры ООН не могли или не хотели этому противодействовать[53].
23 октября он заявил репортёру из «Ю.С. Ньюс энд Уорлд Рипорт», что, несмотря на усилия ООН ограничить его власть на юге, он предлагает установить временный гражданский контроль над всей страной. Южнокорейская армия и полиция, заявил он, выяснят, каково общественное мнение в районах севернее 38-й параллели, чтобы определить, останутся ли постоянно на своих местах назначенные им губернаторы провинций и нужно ли проводить общенациональные выборы[54].
Кроме того, как отмечает Ю.В. Ванин, в резолюции ГА ООН от 7 октября 1950 года не было не сказано ни слова по обсуждавшимся в то время принципиальным проблемам: остаются в силе или отменяются предшествующие резолюции СБ ООН, предписывающие только восстановление в Корее status quo ante bellum; разрешает ли ГА ООН, и на каком юридическом основании, войскам ООН пересечь 38-ю параллель и вторгнуться в Северную Корею; как избежать втягивания в военные действия СССР и КНР и предотвратить превращение «полицейской акции» в Третью мировую войну и т.д.[55]
Впрочем, переход через 38-ю параллель к этому времени уже случился, - Ли Сын Ман поставил ООН перед фактом. По Блэру, южнокорейские войска пересекли ее 30 сентября и разбили командный пункт в восьми милях к северу от нее. По Миллетту, южнокорейские части перешли 38 параллель 1 октября 1950 г. на восточном побережье[56]. Такое быстрое продвижение было вызвано желанием Ли Сын Мана установить контроль над как можно большей частью Северной Кореи еще до того, как ООН примет какое-либо решение по этому поводу.
Наступление всех войск началось только 7 октября, когда американская армия перешла границу Кореи в районе Кэсона[57]. Из-за этого в литературе о Корейской войне нередко можно встретить утверждение, что силы ООН, подойдя к 38-й параллели, остановились здесь и сделали паузу, выжидая разрешения ООН на ее преодоление. Но это несколько не так. По мнению Ю.В. Ванина, это было связано с перегруппировкой сил, о которой мы расскажем позднее.
3 ноября 1950 г. курс на ликвидацию КНДР был окончательно закреплен в резолюции «Объединение во имя мира». Несмотря на протесты СССР, было принято британское предложение, предусматривающее воссоединение Кореи и проведение там свободных выборов под контролем ООН[58].
Завершить данный раздел хочется, четко суммировав два довольно важных вывода.
С одной стороны, решение о переносе войны на территорию противника было принято в процессе войны и под влиянием благоприятной конъюнктуры, а не задолго до ее начала. Поэтому точка зрения, изначально приписывающая США захватнические амбиции – неверна.
С другой стороны, заявление о том, что Америка выиграла эту войну, так как ее изначальной целью была только помощь Югу в отражении агрессии Севера, также некорректно. Эта цель быстро перестала быть основной, а главной и последующей цели (уничтожения КНДР) США не добились. Эту войну, по мнению автора, не выиграл никто.