После успеха Инчхонской высадки северокорейская армия к югу от 38 параллели фактически была уничтожена как организованная сила. В августе и сентябре она потеряла 50 тыс. убитыми и ранеными и 13 тыс. пленными[59]. Прорваться смогли только примерно 25 тыс. лучших войск, которые отступили на Север через горы, бросив тяжелую технику[60].
Уже 29 сентября 1950 г. Ким Ир Сен и Пак Хон Ён запросили у Сталина «особой помощи», объясняя, что «если противник не даст времени для осуществления намеченных нами мероприятий и, используя наше чрезвычайно тяжелое положение, будет форсировать наступательные операции на Северную Корею, то мы не в состоянии будем собственными силами приостановить противника». Требовалась или непосредственная военная помощь Москвы, или «помощь по созданию международных добровольческих частей в Китае и других странах народной демократии для оказания военной помощи нашей борьбе» [61].
Тяжелое положение снова отразилось на настроениях руководства КНДР. Так, в Штыкова в середине октября 1950 года Штыков докладывает: «Член Военного совета фронта, бывший начальник политического управления армии Ким Иль в разговоре с нашим военным советником в грубой форме заявил: «Нам нужны не советники и их советы, а реальная помощь». По этому разговору я имел разговор с Ким Ир Сеном, который заявил, что он отстранит Ким Иля от должности и назначит вместо него Ли Сын Епа, который за последнее время был мэром Сеула» [62].
2 октября 1950 г. Командование сил ООН отдало оперативный приказ №2, предписывающий 8-й армии наступать на север, на Пхеньян, а Х корпусу произвести высадку десанта у Вонсана, на северо-восточном побережье Кореи, и двигаться затем на соединение с 8-й армией [63]. После перегруппировки сил (пауза была вызвана скорее этим) 8 октября большая часть американских войск перешла реку Имчжинган.
Макартур хотел повторить успех Инчхонской операции, загнав северян между молотом и наковальней, снова отдав решающую роль Х корпусу.
Понятно, что вторжение в Северную Корею сопровождалось определёнными проблемами со снабжением и особенностями северокорейского ландшафта, который не позволял поддерживать ровную линию фронта, но эти вопросы считались вопросами второго приоритета.
Курбанов, однако, замечает, что продвижение союзных войск на Север происходило не в форме полномасштабного наступления, а в виде высадки воздушного или морского десанта, который брал отдельные населенные пункты, оставляя значительные северокорейские воинские подразделения у себя в тылу. Часть таких подразделений сформировала так называемый «второй фронт», обеспечивший уверенное наступление северян на следующем этапе войны[64].
Так как после котла и окружения северокорейская армия не имела возможности оказать серьёзное сопротивление, продвижение американских войск было стремительным, а сопротивление противника - несерьезным[65] и спорадическим[66].
10 октября южнокорейские войска вошли в Вонсан, раньше, чем Макартур высадил туда Десятый корпус. Правда, выяснилось, что в отличие от подходов к Инчхону, гавань Вонсана действительно серьёзно заминирована. Так значительная часть войск ООН оказалась заперта на кораблях ценой огромных усилий и тяжелых проблем со снабжением в Восьмой армии, не имея нормальных целей для высадки.
По всем законам логики Макартур должен был отменить высадку в Вонсане. Однако сделать это означало признать свою ошибку. В результате десантная операция всё-таки была осуществлена на западном побережье, но не вовремя и с большими проблемами для снабжения. Ряд историков считают, что эти силы были бы куда полезнее для наступления на суше, но неприязнь между Уолкером с одной стороны и Макартуром и Ко с другой оказалась важнее тактической выгоды.
На фоне таких замечательных успехов 15 октября Трумэн и Макартур встретились на острове Уэйк для того, чтобы обсудить комплекс накопившихся проблем. По Миллетту [67], большая часть встречи ушла на обсуждение того, как будет выглядеть будущий мир после американской победы в Корее.
Тем не менее, Трумэн поинтересовался, что думает Макартур относительно вмешательства в конфликт советских или китайских войск, и получил весьма оптимистичный прогноз. Относительно возможности вмешательства Китая Макартур заявил:
- Шансы весьма невелики. Их вмешательство в первый или второй месяцы войны оказалось бы решающим. А сейчас мы больше его не опасаемся. Мы в состоянии встретить их угрозы. У китайцев в Манчжурии 300000 человек. Из них не более 100–125 тысяч размещаются вдоль реки Ялу[68] и только 50 или 60 тысяч могут быть переправлены через реку Ялу. У них нет воздушных сил. Теперь, когда у нас есть базы для наших ВВС в Корее, попытка китайцев дойти до Пхеньяна окончится «великой бойней»[69].
Эти слова успокоили Г. Трумена и он предоставил генералу полную свободу действий на севере Кореи[70]. В контексте последующих событий высказывания Макартура можно представлять как сознательную дезинформацию, но вопрос о том, лгал он или ошибался, упирается в представления автора о Макартуре как человеке и политике.
В отношении советской армии Макартур также ответил, что воздушные силы СССР в Сибири весьма неплохи, но «идея использования советских ВВС для поддержки китайской армии не сработает», а наземных сил, способных войти в Корею у них нет.
Конференция закончилась сердечным согласием, однако напряжённость в отношениях Трумэна и Макартура уменьшилась несильно. Точнее, Макартур думал, что убедил Трумэна, а Трумэн продолжал таить злобу
Между тем, Уолкер продолжал наступление изо всех сил, стремясь взять Пхеньян раньше, чем это могли бы сделать его конкуренты. Из-за этого наступление на Пхеньян, которое началось 16 октября, было плохо спланировано и плохо проведено. Обнаружив броды и при поддержке танков, южнокорейские войска 19 октября вошли в город первыми, однако руководство КНДР и советские специалисты благополучно эвакуировались. Американцам достался город, разрушенный их собственными бомбардировками.
Взятие Пхеньяна сопровождалось большим числом эксцессов, связанных с поведением ни столько американских, сколько южнокорейских войск. Во главе с министром внутренних дел РК Чо Бён Оком на Север прибыли тысячи южнокорейских чиновников, полицейских и представителей «Молодежных корпусов». Новые органы управления намеревались отменить осуществлённые в КНДР реформы и возвратить бывшим хозяевам конфискованные земли и предприятия[71]. Это было именно то, чего опасались аналитики из ЦРУ.
Поэтому в специальном заявлении Объединённого командования было подчёркнуто, что полномочия правительства Республики Корея распространяются только на южную часть страны, а административные функции к северу от 38-й параллели выполняют специальные представители Комиссии ООН по объединению и восстановлению Кореи (UNCURK) [72]. Многие западные страны не испытывали симпатию к Ли Сын Ману и даже предполагали, что судьба Корейского полуострова должна решаться после того, как на Юге пройдут президентские выборы 1952 года[73].
Более того, полковник Арчибальд Мельхиор (Мелчер) собрал совет из «представителей некоммунистически настроенных граждан» из числа корейцев, подобранных на улице[74] (по сути, в качестве альтернативы управленцам с Юга), а какие-либо реформы по вопросам землепользования, банковского дела и валюты были заморожены. Командование «войск ООН» даже разрешило временно использовать в обороте северокорейскую вону с тем, чтобы предотвратить анархию в социально-экономической сфере Севера[75].
19 октября десятый корпус прибыл к Вонсану и Ивону, не встретив сопротивления противника, и получив приказ продолжать наступление не на запад, а на север. Как отмечает К. Блэр, теперь северокорейцы отступили на свой периметр, а Восьмая армия страдала из-за длины своих линий снабжения, поскольку большинство разрушенных американской авиацией железнодорожных мостов ещё не восстановили.
Однако с захватом Пхеньяна война не закончилась, правительство КНДР эвакуировалось в район Синыйчжу[76], что вызвало рекомендации Макартура о расширении масштаба войны.
20 октября Макартур планировал крупную десантную операцию, с тем, чтобы перехватить северокорейское руководство, которое отступало к северу. Планировалось захватить город Санчхон, однако выяснилось, что к этому времени город уже захвачен южнокорейскими частями, которые обошли Пхеньян с севера и не встретили никакого сопротивления. Так блестящая операция, идеально проведённая с точки зрения логистики, и отсутствия смертей при приземлении, обернулась тактическим пшиком. Тем не менее, Макартур раструбил об этой операции, как о выдающемся тактическом ударе, который поймал в ловушку три тысячи северокорейских солдат, и знаменующий о скором уничтожении КНА.
24 октября обозлённый неудачей десантной операции Макартур сообщил Алмонду и Уокеру, что поскольку противник не желает капитулировать, он снимает все ограничения на использование американских сил в Северной Корее. От противника нужно было очистить всю территорию КНДР, причём с максимальной скоростью. Это решение вызвало довольно резкий ответ Вашингтона, в котором Макартуру напомнили, что по политическим причинам в районах, которые прилегают к границе с Китаем или СССР, войска некорейского происхождения использовать не рекомендовано. Макартур ответил отпиской, объяснив, что дело в военной необходимости, и невозможности южнокорейской армии выполнить задачу. Кроме того, он фактически солгал, заявив, что эти вопросы уже обсуждались во время встречи на острове Уэйк.
Макартур постоянно интересовался, нет ли среди пленных русских или китайцев. С одной стороны, их захват в плен имел бы вполне определенные политические последствия, с другой – их отсутствие наводило на мысль о том, что поддержка Пхеньяна Москвой и Пекином, возможно, не так уж велика и они пытаются дистанцироваться от неудачной операции[77].
Из этого возникло ощущение, что третьей мировой войны из-за Кореи, похоже, не будет. Если бы Советский Союз поставил на Корею слишком много, он, возможно, отнесся бы к неудачам Пхеньяна не так равнодушно и ввязался бы в войну. А раз этого не происходит, значит и США можно попытаться развить успех.
Как пишет Ю.В.Ванин, «уверенность в скорой и легкой победе была так велика, что войска ООН двигались на северо-запад и северо-восток Кореи без надлежащей взаимосвязи и координации, охраны своих флангов, тылового обеспечения. Общее управление их действиями осуществлял штаб Д. Макартура в Токио, обычно опаздывавший с указаниями минимум на сутки»[78].
К 24 ноября войска ООН достигли города Чхончжин на восточном участке фронта и реки Амноккан врайоне города Чхосан на западном. Первые войска РК вышли к р. Ялу (Амноккан) и послали Ли Сын Ману бутылку с водой оттуда в качестве символического подарка. Другая часть солдат по американскому образцу помочилась в воды реки[79].
К этому времени в составе северокорейских дивизий оставалось не более 20% личного состава. Боевые соединения практически не имели средств ПВО, полевой артиллерии, бронетехники[80]. Казалось, что война уже закончена, и Северная Корея прекратила свое существование как государство. Во всяком случае, разведка Макартура поддерживала именно эту версию[81].
Где-то в это же время «за грубые просчеты в работе, проявившиеся в период контрнаступления американских и южнокорейских войск» вместе с главным военным советником генерал-лейтенантом Н. А. Васильевым был освобожден от своих обязанностей Т.Ф. Штыков[82]. 3 февраля 1951 г. он был понижен до генерала-лейтенанта и через 10 дней уволен в запас[83]. Штыкова заменил генерал В. С. Разуваев, но и он не смог поначалу вникнуть в ситуацию. Это видно из его переписки со Сталиным относительно направления реорганизации КНА, которая стала основным местом приложения его способностей.
Кстати, в одном из своих последних донесений Штыков докладывает Сталину, что когда генерала Васильева отозвали в Союз, «Ким Ир Сен, после краткого молчания, обращаясь ко мне и присутствующему при разговоре Пак Хон Ёну, заявил: «Ну что же, видимо, и мне нужно подавать в отставку с поста главнокомандующего»[84].
Впрочем, снять с себя бремя ответственности Ким Ир Сен не мог, хотя внутреннее напряжение в руководстве КНДР явно было. По утверждениям А. Мансурова, в ноябре-декабре 1950 г. на встрече в присутствии Штыкова Ким Ир Сен даже запустил в Пак Хон Ёна чернильницей с криком «Это Ты во всем виноват!». Штыков, однако, оценил ситуацию по-иному и сообщил в Москве, что Ким боится, что Сталин не простит ему проигранной войны, не хочет стать козлом отпущения и хочет переложить вину на чужие плечи.
Макартур был уверен в том, что ко Дню благодарения прекратится организованное сопротивление, а к началу зимы будут уничтожены последние очаги сопротивления врага. Был провозглашен лозунг «Домой к рождеству», но тут в ситуацию всерьез вмешался Китай, действия которого мы опишем в следующем разделе.