Малькольм, Чарли, Питер и другие 10 глава




Со стаканом в руке, почти не пьяный, Питер стоял или прохаживался, не отходя, впрочем, далеко. Тяжелая мебель, выцветший турецкий ковер, темные дубовые панели, которые раньше были повсюду, а теперь почти исчезли, словно убеждали: ничто не изменилось. Огромный газовый обогреватель в конце зала вроде бы закрывал собой настоящий камин, но закрывал так давно, что настоящего Питер уже не помнил. Он думал о тех временах, пока ходил в туалет. Там кое-что подновили, хотя в основном все осталось по-прежнему, даже звуки из одной кабинки, где, похоже, кого-то тошнило. Им тогда было за двадцать, подумал Питер, ну, может, за тридцать. Теперь, когда ему семьдесят с небольшим, все годы зрелости — или расцвет жизни, или как там еще — выглядят промежутком между двумя приступами рвоты. Примерно. Впрочем, это не его жанр, скорее Чарли.

Он пошел обратно в зал, попутно вспоминая, как приходил сюда, когда ему было около тридцати. Скорее всего — практически наверняка! — хотя бы в одно из посещений, выпивая с приятелем в углу или поджидая отца в баре, он думал о Рианнон, восхищался ею, мечтал о встрече. Так оно и было, но исчезло из памяти навсегда, как и детство. Зато он прекрасно помнил о своем двойном игле[26]на шестнадцатой лунке в сорок восьмом году и шампанском, которым проставлялся в баре после игры. Ужасно.

Питер дошел до небольшого обеденного зала с отдельным входом, тоже открытого для посторонних. Основное достоинство зала заключалось в том, что после захода солнца туда могли улизнуть члены клуба. Зал стоял пустой и темный. Питер потянулся было к выключателю, но передумал и протиснулся мимо голого стола к окну. Снаружи все цвета уже поблекли, тем не менее еще можно было разглядеть часть поля для гольфа, включая сосновую рощицу с одной стороны и, совсем вдалеке, почти прямую линию скал, на вершинах которых в солнечную погоду играли отраженные от моря блики. Сейчас пейзаж выглядел унылым и пустынным; едва глянув на него, Питер вернулся к двери и включил свет. Его рассеянный взгляд скользил по списку членов клуба, погибших в двух войнах: трое Томасов во второй, один — его кузен из Марлоу-Нит, двух других он не знал. Питер вдруг поймал себя на мысли, что ждет Рианнон. Вдруг она пошла за ним? Что ж, если чудеса и случались в его жизни раньше, то сегодня ничего подобного не будет. Пора домой.

Толпа в зале поредела, но ненамного. Питер налетел на одного-двух гостей, отчасти потому, что он или они были пьяны, а главным образом из-за того, что так и не научился управлять своим телом после того, как в восемьдесят четвертом полностью перестал следить за весом, оставив лишь несколько причудливых ограничений вроде диетического тоника. Тем не менее ему удалось добраться до противоположного конца зала, не сбив никого с ног, и подойти к телефону. Да, такси приедет через пять — десять минут, захлебываясь от счастья, сообщил ему девичий голос.

Разговаривая по телефону, Питер краем уха услышал звуки перебранки из-за массивной двери, которая отделяла его от других гостей. Он вернулся в зал, но скандал, или что там было, уже стих. Питер заметил Рианнон, рядом с ней — настороженную Розмари, Алуна, который что-то объяснял, энергично кивая и разводя руками. Уильям тоже присутствовал. Малькольм и Дороти Морган обнимали плачущую Гвен и слегка подталкивали ее к боковому выходу. Все остальные бесцеремонно таращились и взволнованно переговаривались.

Чарли повернулся к Питеру и сказал:

— Вот это представление! Гвен, конечно, напилась вдрызг.

— Я выходил позвонить.

— Много потерял. Все почти сразу закончилось, но высказалась она от души. Поносила на чем свет стоит этого эгоистичного выродка, болтуна, лицемера, недоделанного донжуана и фальшивого валлийца. Впрочем, ничего компрометирующего.

— При сложившихся обстоятельствах «недоделанный донжуан» звучит довольно опасно.

— Вряд ли, на фоне других эпитетов. А вот в целом… Я имею в виду: по ее тону и настрою можно было догадаться, что там дело нечисто. Собственно, так оно и есть.

— Хочешь сказать, Малькольм догадался?

— Не знаю. Он сам виноват, правда? А я ведь его предупреждал, когда мы ездили в Тревиль. Я имею в виду Алуна. Мог бы и поостеречься.

— Должно быть, забыл, — заметил Питер. — Сорвавшееся свидание, как ты думаешь?

Чарли пропустил вопрос мимо ушей.

— Этот проклятый старый болван еще натворит дел, пока не скопытится. Так и ищет неприятностей.

— Хорошо, что Гвен не сказала ничего конкретного.

— Да уж, поразительная выдержка! Она все разыграла так, что в любой момент может заявить, будто ничего не говорила. Оставила себе свободу выбора, вот как это называется! И не смотри на меня так. Питер, ты же не думаешь, что, когда женщина закатывает истерику, она и впрямь срывается?

— Нет, не думаю.

— Это просто их трюк. А он тоже хорош. Эх, жалко, я пропустил самое интересное: как Алун оправдывался в том, в чем его никто не обвинял. Ну да уж он наверняка вывернулся. Слушай, я, по-моему, немного перебрал. Ты уже уходишь?

— Да, но сперва хочу поговорить кое с кем.

Чарли посмотрел на Уиверов, затем перевел взгляд на Питера.

— Удачи.

Питер присоединился к компании, как раз когда Алун, по-прежнему недоуменно качая головой, от нее отошел. Оказавшись лицом к лицу с сыном, Питер вдруг осознал, чтó именно тот говорил ему в машине и как это надо понимать. Ошеломленный, он не нашелся что сказать сейчас. Розмари пристально глянула на Питера, словно решая, стоит ли его терпеть. Рианнон сдержанно кивнула, как на похоронах. Питер ждал. Ему больше ничего не оставалось.

— Я как раз говорил, па, — обратился к нему Уильям, — что ворчливая младость должна быть снисходительна к безудержным порывам старости.

Золотые слова, подумал Питер, чувствуя, что их вполне можно отнести к нему самому.

— Ты хочешь сказать — глупая старая корова, — искренне возмутилась Розмари. — И черт бы с ней, если бы она не думала, будто это кому-нибудь интересно.

Она неодобрительно оглянулась через плечо, но Алун уже куда-то исчез.

— Похоже, она сильно выпивает в последнее время, — произнесла Рианнон обыденным тоном, затем немного оживилась. — Питер, милый, мы с тобой даже не поговорили! Давай-ка сбежим отсюда и поболтаем. Скорее, пока Дороти не вернулась.

— Пап, я через пару минут уезжаю, — сказал Уильям. — Будь на связи, ладно? В смысле со мной.

— Конечно. Спасибо, Вилли.

Рианнон одними губами что-то сказала дочери и торопливо повела Питера к выходу, ловко ускользнув от пожилой особы — чьей-то мамаши, как раньше определил Питер. Старухе явно до смерти хотелось схватить Рианнон и помешать той заняться своими делами, но она опоздала. Питер сообщил, что вызвал такси, а Рианнон убедила его подождать машину на улице. Никто не надел ни пальто, ни шляпу. Когда они спустились со ступенек, Рианнон взяла его под руку. Ночь была замечательная: пасмурная, но сухая и довольно теплая. С тех пор как Питер смотрел в окно обеденного зала, прошло всего несколько минут, однако за это время на улице совсем стемнело. Сзади ярко светились окна, впереди машины мчались по новому шоссе с двумя полосами по обеим сторонам и разделительным барьером посередине, на которое городские власти угрохали кучу денег.

— Быстро мы смылись, — заметил Питер. — Куда пойдем?

— Надеюсь, это не слишком невежливо. Я со всеми пообщалась. А тут такой удобный случай сбежать. Я подумала, что мы с тобой можем выпить по стаканчику. Вернее, мне хватит и половины — я уже выпила три бокала вина. Ты знаешь какое-нибудь приятное местечко, где можно спокойно посидеть?

— Увы, нет. Сейчас везде так шумно.

— Как насчет того итальянского ресторанчика на Хэтчери-роуд? «У Марио» или что-то вроде того.

— О, значит, мы поужинаем вместе?

— Нет, милый, Алун уже заказал столик в «Глендоуэре». Я должна туда пойти, но у нас еще есть время поболтать. Знаешь, в «Марио», или как там это называется, есть сзади небольшой бар, где не обязательно заказывать еду. Э… Гвен мне его показала. Ладно, о ней в другой раз. Вообще-то место не фонтан, — внезапно засомневалась Рианнон. — Скорее там дешево и сердито, ну ты понимаешь.

Питер понял, едва переступив порог заведения — явно бывшего магазина, переделанного в ресторан без особых вложений средств или фантазии. В передней части располагались хлипкие столики на четверых, застеленные очень чистыми красно-белыми клетчатыми скатертями; в центре каждого выстроились бутылочки с соусами и горчицей. На тарелках для хлеба лежали длинные хлебные палочки или крекеры в прозрачных пластиковых обертках с красными полосками. Пухленький усатый официант в клетчатой тужурке подавал четверке молодых людей вполне британские на вид мясо и овощи. Официант говорил громко и ставил тарелки нарочито широким движением. Парочки сидели молча и робко, словно на первом свидании, и Питер сразу почувствовал себя стопятидесятилетним стариком. Заметив, что Рианнон за ним наблюдает, он улыбнулся и весело кивнул.

Они торопливо прошли мимо еще одного толстяка с усами и в примечательной тужурке, смахивающей на укороченный халат. Энергично жестикулируя, толстяк объявил, что он владелец заведения в целом и итальянского ресторана в частности и весьма галантно поприветствовал Рианнон, разве только руку не поцеловал. Если он был не итальянцем по крови (хотя в данной части Южного Уэльса и в данной области ресторанного дела это бы никого не удивило), значит — валлийцем, усиленно строящим из себя итальянца. К Питеру он обратился в несколько другой, более торжественной манере, вполне подходящей для встречи сенатора или всемирно известного оперного тенора. «Марио» (или Марио без кавычек, что еще вероятнее) провел их через штору из блестящих разноцветных висюлек в заднее помещение ресторана. Там, в комнате, похожей на столовую в старомодном пансионе, несколько скромно одетых людей среднего возраста пили что-то красноватое и желтоватое из бокалов с сахарным ободком по краю или стаканов с соломинками и бумажными зонтиками. Рианнон и Питер сели за ореховый столик на витых ножках, на котором как раз поместились напитки: белое вино для нее и диетический тоник для него — последние два-три бокала, которые он выпил в клубе, были явно лишние.

— Не слишком ужасно, как ты думаешь? — прошептала Рианнон.

— Говори громче, если хочешь, чтобы я тебя понял: со слухом все хуже и хуже. Да нет, ничего. Я могу пить и в сарае, лишь бы музыки не было.

На самом деле он впервые подумал, что музыка сейчас бы не помешала — заглушила бы молчание. Оно не мешало им в такси, но там был водитель, а при нем говорить не хотелось. Питер уже чувствовал, что не заговорит никогда, но тут мудро вспомнил, что все матери, за исключением Мюриэль, любят говорить о детях и одобряют отцов, готовых поддержать эту тему. Поэтому он начал рассказывать об Уильяме, попутно углубляясь в детали о домах, жилых районах и тому подобном. Рианнон в ответ что-то рассказала о Розмари. Стали обсуждать сегодняшний прием, и она заметила особым, слегка небрежным, тоном:

— Вроде бы Уильяму понравилась Розмари, как по-твоему? Он не отходил от нее весь вечер.

— Она и мне понравилась, — сказал Питер, ничуть не кривя душой. От едва уловимого сходства Розмари с молодой Рианнон у него перехватило дыхание, чего он, признаться, не ожидал. — Она такая, такая…

— Я говорила, что она собирается стать адвокатом? Хочет выступать в суде. За словом она никогда в карман не лезла. Вся в Алуна. — Рианнон исподтишка бросила оценивающий взгляд на Питера, видимо, надеясь, что тот не заметит. — У твоего Уильяма есть девушка?

— Честно говоря, даже не знаю. Думаю, сейчас нет. Хотя раньше были.

— А у Розмари были парни. Я говорю «были» — мне так кажется.

— Я сам могу только предполагать насчет Уильяма. Он совершенно нормальный, здоровый, интересуется девушками. Еще ему тридцать. Вот, собственно, и все.

— Да, а еще он по-хорошему уверен в себе. Думаю, этого вполне достаточно. Ну, для жизни. С твоей точки зрения.

— Наверное. — Питер продолжил, прочти не раздумывая: — Я почему-то уверен, что мой старик знал обо мне гораздо больше, чем я о своем сыне.

— Вряд ли. Даже если и так, думаю, проку было столько же. Конечно, волей-неволей сравниваешь, я тоже ловлю себя на этом. Хотя сейчас все намного лучше. Гораздо лучше, чем раньше.

— Вы с Розмари, наверное, очень близки? — спросил Питер. Дурацкий вопрос, подумал он и добавил, чтобы исправить положение: — Говорят, что матери и дочери легче находят общий язык.

— Ну, она о себе много не говорит — так, иногда скажет пару слов.

— И потому ты считаешь, что сейчас все стало лучше?

— М-м… Да.

Оба замолчали. Питер не совсем понимал, куда ведет их разговор, но то, что Рианнон завела его неспроста, было ясно по ее слегка поджатым губам — Питер и раньше видел у нее это выражение. Вдруг он заметил, что она взглядом показывает на сидящую по соседству компанию, у которой, по мнению Питера, не было ни желания, ни возможности подслушать их разговор. «О Господи, это все Уэльс!» — понял вдруг Питер: тридцать лет живешь в Лондоне, а как только дело доходит до определенных вещей, по-прежнему смущаешься в присутствии посторонних. Он улыбнулся; Рианнон посмотрела на него в легком замешательстве и улыбнулась в ответ.

Тут к компании торопливо подбежал жизнерадостный толстяк и торжественно возвестил:

— Стол готов, можете занять, когда захотите!

Короткая фраза прозвучала так, будто бы в ней было слогов тридцать, не меньше. Компания покорно встала и направилась в обеденный зал.

За несколько секунд заминки Рианнон, видимо, решилась продолжить начатый разговор. Она подождала, пока соседи уйдут, и сказала:

— Кстати, о сравнениях. Я имею в виду, что у них, молодых, судя по всему, нет тех ужасных правил, которым приходилось следовать нам. Не стану утверждать, что они занимаются, ну ты понимаешь, этим больше или меньше, или лучше или хуже, когда у них доходит до этого, но они обходятся без той рутины, которую мы должны были исполнять каждый раз. Порой вспоминаю и сама себе не верю. Словно следовали инструкции. Боже правый, но это и была инструкция! Стадия первая — позволяешь себя обнять, вторая — поцелуи, третья — больше поцелуев, четвертая — разрешаешь положить руку на грудь, пятая — то же самое, только рука под кофточкой, и, наконец, шестая, по-настоящему серьезная, еще не все полностью, но почти. И заметь, одно свидание — одна стадия, не больше. Как те пляски, которыми африканские племена надеются вызвать дождь. Только это длилось гораздо дольше — по нескольку месяцев. И до серьезного обычно не доходило. Одни и те же правила для всех, и никаких исключений. Или я преувеличиваю, как ты думаешь?

— Нисколько, — ответил Питер, который вдруг почувствовал, что, оказывается, ничего не забыл. — И еще существовала целая куча советов, как обойти эти правила.

— Да, а у нас были свои способы, чтобы не позволить их обойти. Фу! Может, это классовый предрассудок?

— Не знаю.

— Ну, про аристократок не скажу, а у нас в «Брук-Холле» были девушки из деревни — помнишь? — точно такие же. Или хуже, во всяком случае, некоторые. Более циничные. Конечно, я преувеличиваю, потому что все было не так просто. Но в целом — примерно так. Помню, я сперва думала, что это типично для валлийцев, из-за религиозности, а потом поняла, что англичане такие же. Тогда я решила, что это британская черта. Французы наверняка другие. Про ирландцев не знаю. Ну и наконец я прочла того американского писателя, помнишь? Что-то на «о»? Чарли им зачитывался. Там еще где-то была Сахара.

— О'Хара. А книга, которую ты имеешь в виду, называется «Свидание в Самарре». Я когда-то все у него перечитал. Джон О'Хара. Боже ж ты мой!

— Да, точно он, но не уверена, что та книга. Как бы то ни было, я начала ее читать и чуть из кожи не выпрыгнула: все как у нас! То есть эта сторона жизни. И они — обычные люди, не миллионеры или актрисы, но и не деревенщина. Там было про парня и девушку, которая ему нравилась, и на первом свидании он, по-моему, лишь поцеловал ее на прощание, не помню точно. Во второй раз казалось, что между ними что-то произойдет, ан нет, она позволила ему чуть больше, и на этом все. Конечно, все случилось быстрее, чем обычно, но ведь это книга, не так ли? А в остальном точно так же… В Америке.

Питер по-прежнему не понимал, чего она от него ждет.

— Можно сказать, последние деньки викторианской морали, да? — предположил он, отгоняя ощущение, что вот-вот завалит экзамен. — И как только мы с ней мирились?

Рианнон рассеянно кивнула и положила свою пачку сигарет, а потом спичечный коробок вдоль декоративного желобка на столешнице.

— Не выставить себя дешевкой, вот в чем была цель. Во всяком случае, так это называлось.

— На самом деле глупый фарс.

— В известном смысле, но не совсем. В том-то и загвоздка. Дешевка. Ты произносишь это с усмешкой, а минуту спустя понимаешь, что говоришь серьезно. У парней тоже было для этого свое название, да?

— Возможно. Думаю, мы воспринимали это как неизбежную часть существования, ну, вроде как подъем чуть свет, чтобы успеть на университетский автобус. Утешало то, что другим не легче. Ну по крайней мере так казалось.

— О да, у нас тоже так было. А вот скажи, Питер, если бы девушка согласилась сразу, парень счел бы ее дешевкой?

— Нет, если он не полное дерьмо. Он бы пришел в восторг. После того как справился бы с удивлением. Конечно, если бы она начала гулять со всеми…

— Вот именно. Девушка не станет дешевкой, если у нее только один мужчина. Ладно, не стоит воспринимать это всерьез. Все было не так уж и плохо, случались и смешные истории. — Рианнон явно не сумела вспомнить ничего смешного, поэтому закурила и продолжила, уже чуть медленнее: — В общем, я рада, что Розмари не надо думать, как бы не прослыть дешевкой. Очень уж много та система отнимала сил. Люди думали не о том, о чем нужно, и делали глупости. И это еще я вижу только одну сторону. Парням было небось хуже.

— Мы и вели себя хуже, — ответил Питер. — В среднем.

— Зачастую не по своей вине, ну по крайней мере иногда. Знаю, ты считаешь, будто поступил со мной очень дурно, но на самом деле это не так.

Он впервые посмотрел в ее серые глаза и затаил дыхание.

— Скорее все выглядит ужасным, если не разбираться, что произошло на самом деле, а именно: мы встречались, правда, не очень долго, хотя могли бы дольше, веди я себя иначе. Тебе понравилась другая девушка, и мы расстались. И только потом я поняла, что залетела. Ты все устроил… Ты любил другую; как я могла ждать, что ты ко мне вернешься?

— Лучше бы вернулся.

— Это уже другая тема. Извини, мы, наверное, слишком быстро к этому перешли, но кто знает, когда я вновь смогу поговорить с тобой наедине после четырех бокалов вина. А в нашем возрасте уже неизвестно, сколько времени тебе осталось. Я хотела сказать, пока мы еще живы: знаешь, все было чудесно.

Питер положил руку на стол, и Рианнон взяла ее.

— Да, ты права.

— Тогда попытайся понять, что и остальное было не таким плохим, как тебе кажется.

Немного позже они стояли у входа в «Глендоуэр», он обнимал ее за талию, она положила голову ему на плечо. В такси, по дороге сюда, они держались за руки и молчали. Сейчас машина ждала чуть поодаль, чтобы отвезти Питера домой.

Через минуту-другую Рианнон спросила:

— Может, зайдешь выпить?

— Нет, поеду домой. Или лучше зайти?

— Не волнуйся, все нормально. Слушай, надеюсь, ты не думаешь, будто наш разговор как-то связан с тем, что случилось в клубе. Или с чем-нибудь еще.

— Конечно, нет, милая. Я плохо понимал тебя, пока мы встречались, вернее, не так хорошо, как надо было, но сегодня даже я все понял.

— Вот и замечательно. Значит, мы можем как-нибудь поужинать вместе?

— Я позвоню.

— Розмари уезжает в четверг. После ее отъезда.

Она быстро поцеловала его в губы и ушла. Питер немного задержался, расхаживал туда-сюда по тротуару, опустив голову и ничего не замечая вокруг. Потом выпрямился, подошел к такси и сел на заднее сиденье.

— Теперь Кумгуирт? — спросил водитель, старикан, одетый, похоже, в обноски с плеча своего внука. — Вам в какой район?

— Скажу, когда подъедем поближе.

— Мне нужно определиться, какой дорогой ехать, там закрыли старый мост через…

— Езжайте как хотите, только довезите меня до места.

Несносный старикашка повернул седую нестриженую голову.

— Сэр, вам плохо?

— Жить буду. А теперь, пожалуйста, делайте что велено.

Деу, Деу! [27] Простите мою болтовню. Сами-то вы не здешний?

— Нет, я из… из…

— Лично я считаю, что нормальные валлийцы покидают Уэльс.

— Неужели? Замечательные новости, черт возьми! И хватит об этом.

Когда машина подъехала к темному дому, Питер вспомнил: Мюриэль сегодня ночует в Каубридже у друзей, для которых, по ее словам, у него нет времени, так что впереди целых двенадцать часов свободы.

 

 

Рианнон

 

 

На следующее утро Рианнон и Розмари завтракали в новом доме. Алун торопился — с минуты на минуту его должны были отвезти в Западный Уэльс, чтобы он подыскал там место для съемок или что-то в таком роде. По всему первому этажу, среди открытых банок с краской и прочих материалов и инструментов, стояли стремянки, молча дожидаясь возвращения нанятых маляров оттуда, где те пребывали последние несколько недель. В гостиной уже было где посидеть, особенно если перед этим хорошенько устанешь. На кухне висели хлопчатые белые занавески с маками, но еще не вся посуда переместилась из ящиков на полки. Нелли, недавно приобретенный щенок Лабрадора, лежала, вытянувшись, в корзинке и лениво грызла то ее край, то фиолетовую пластиковую косточку.

— Это я подарила тебе эту кружку? — поинтересовалась Рианнон.

— Когда была совсем маленькой. Кстати, очень симпатичная кружечка.

Упомянутый сосуд представлял собой многогранную, расширяющуюся кверху чашу с позолотой на ободке и ручке, цветами по бокам и витиеватой надписью «Мама». Сейчас в кружке был налит растворимый лимонный чай и плавал ломтик настоящего лимона. Еще перед Рианнон лежали на тарелке апельсин и банан, а рядом стояла мисочка с кусочками консервированного ананаса.

Розмари бросила на еду скептический взгляд:

— И это весь твой завтрак? Хочешь, сделаю тебе омлет?

— Не отказалась бы, но яйца страшно вредны для здоровья. В них полно этой дряни, ну, знаешь, от которой случаются сердечные приступы. Что-то связанное с жиром.

— А то, что ты собираешься съесть, чрезвычайно полезно, да?

— Да. В апельсинах и бананах полно калия, который необходим для печени.

— Кто сказал?

— Дороти. А она эксперт в этих делах. Кучу книг прочитала, хочет быть в теме.

— Ты так говоришь, будто это ядерная физика. Впрочем, Дороти ничто не остановит. — Розмари кивнула на миску с ананасами. — Вряд ли здесь осталось много калия.

— Чуточку, наверное, осталось. Фрукты есть фрукты.

— Ну да, понимаю, ты решила, что после вчерашнего кутежа надо позаботиться о печени.

— Я вела себя не слишком ужасно?

— Ты не бываешь ужасной. Надеюсь, все хорошо провели время.

— Мы с Питером очень хорошо поболтали. По-моему, я тебе говорила: он сильно переживает из-за того, что случилось сто лет назад.

— И правильно делает, — заметила Розмари, правда, довольно мягко.

— Давай не будем об этом. Как бы то ни было, мы с ним кое-что прояснили.

— Отлично. Не забудь пообедать. Съешь что-нибудь приличное, никаких перекусов.

— Не волнуйся, обед будет приличным. На старину Малькольма всегда можно положиться, он такой заботливый. Даже слишком.

— Что ты имеешь в виду?

— Да так, ничего особенного. Кстати, о кутежах. Вчера выпивала с одним бывшим поклонником, сегодня еду обедать с другим. Вот это называется прожигать жизнь!

Розмари незаметно улыбнулась, скорее печально, чем весело, а вслух сказала только:

— Пока ты еще здесь, объясни, что мне нужно сделать.

— Главное — вот это создание. Выводи ее каждые два часа. Еще должны позвонить часов в одиннадцать насчет ремонта крыши.

— Я скажу, чтобы перезвонили позже. Когда ты вернешься?

— Не знаю. Может, скажешь им…

— Пусть позвонят утром.

— Дело в том, что мы уже договорились с другой компанией, они берут меньше. А этим нужно передать, что мы отказываемся от их услуг. Сможешь? Ты просто передашь мои слова.

— А если ты будешь объясняться с ними сама, тебе придется выслушать много неприятного? Все понятно. Ладно, передам. Еще что-нибудь?

— Вроде все. Похоже, большую половину дня тебе нечего будет делать.

— Не волнуйся, я себе занятие найду. Кое-что нужно привести в порядок.

«Ага, произвести впечатление на щенка, чтобы не забыл до следующего приезда. Очень разумно», — подумала Рианнон, но, увидев, с какой прытью Розмари бросилась к зазвонившему телефону, засомневалась.

На столе лежала газета, открытая на странице с гороскопами, — забавное чтиво, хотя сама астрология, конечно, чушь, чтобы там ни говорила Дороти. Благодаря телепрограмме, объявлениям о свадьбах и колонке старины Джимми Гетина, появлявшейся раз в две недели, газета много лет назад одержала победу над конкурентами, по крайней мере в том, что касалось Рианнон, которая покупала ее до сих пор — даже после того, как печень бедняги Джимми отказала раз и навсегда, из-за нехватки калия или по какой-то иной причине, неизвестно. Вообще-то с Джимми больше дружил Алун, и Рианнон никогда не читала его колонку, разве что первый абзац привлекал ее внимание многообещающей атакой на какого-нибудь крайне левого деятеля, о котором она краем уха слыхала. Дальше интерес Рианнон к политике не распространялся, но и литература ее занимала, только когда дело касалось Алуна, да и тогда не особо сильно.

В университете, под чутким руководством Гвен и Дороти, она пробовала исправить положение, читая или пытаясь читать книги по этим двум предметам, а еще по искусству — в них картинки были красивые, хотя далеко не все. Ничего из этого не вышло, и к концу учебы Рианнон забросила все попытки с чувством стыда и облегчения. Стыд так и остался: она отчетливо помнила свидание с невысоким студентиком, изучавшим немецкую культуру, и его изумленные слова в конце вечера: «Да ты же ничем не интересуешься!» Тогда Рианнон ничего не ответила и не нашла ответа до сих пор: то, что ее действительно интересовало, было слишком незначительным, слишком расплывчатым и не могло бы составить учебный курс. Так уж сложилось, но она по-прежнему чувствовала себя неловко.

В коридоре послышались шаги Розмари. Рианнон виновато запихала в пачку сигарету, которую только что вытащила, и сделала вид, будто увлечена гороскопом. Прочитала предсказание для Львов (ее знак), которое обещало хороший день для завершения коммерческих сделок, если только Львы не разразятся своим знаменитым рыком.

— Уильям звонил. Ну, ты знаешь, Уильям Томас.

— Да? — переспросила Рианнон, стараясь выказать должные интерес и удивление.

— У него сегодня выходной, и я пригласила его заехать к нам. Ты не против?

— Конечно, нет! Прекрасная мысль. Это… — Рианнон едва не сказала: «…внесет хоть какое-то разнообразие в твою жизнь», — но сдержалась и закончила невнятным голосом: — просто замечательно!

— Еще чаю?

— Нет, спасибо, милая. Мне пора собираться.

— Позовешь меня, когда будет нужно.

В ванной Рианнон повесила на крючок просторный, явно с мужского плеча, махровый халат — его подарили на день рождения Алуну, но тот через пару недель снова стал носить парижский, из светло-зеленого муарового шелка. Тапочки, которые связала Дороти из красной шерсти и украсила зелеными буквами Р — под цвет валлийского флага, немного жали, особенно в подъеме левой ноги, и Рианнон обычно снимала их с облегчением. Ночная рубашка выглядела довольно скромно: белая хлопчатобумажная ткань и отделка шитьем.

На стеклянной полке возле ванны стоял новый флакон с шампунем из натуральных трав; на горлышке болталась карточка. «Пришли шесть штук, — прочитала Рианнон, надев очки, — получишь бесплатное подвесное кашпо для цветов или другой зелени». Она аккуратно сняла карточку и спрятала в шкафчик. Последнее время она охотно включалась в такие акции — словно играешь на скачках; правда, можно и прогадать, как с тем набором поварских ножей (восемь этикеток от пирогов со свининой и чек на восемь фунтов пятьдесят пять пенсов, почтовые расходы включены), которые затупились примерно через двадцать минут.

Она шагнула в душ — застекленную кабину с диском управления, как на пульте ядерного ракетного крейсера. Кабину вместе с центральным отоплением и кое-каким кухонным оборудованием установил прежний хозяин дома, владелец многоэтажной автостоянки, который так и не успел насладиться удобствами, перед тем как въехать на своем «вольво» в стену. Как утешительно сообщали, он скончался от инфаркта еще до столкновения. Рианнон до сих пор не привыкла к душевой кабине и действовала методом проб и ошибок, хотя уже не боялась обдать себя ледяной водой или струей пара. Она намылила голову шампунем («Благодаря своей мягкости годится для ежедневного использования» — гласила этикетка), прополоскала волосы, нанесла шампунь во второй раз и оставила на две минуты, как требовала инструкция. За это время она успела намылиться сама и тщательно смыть пену теплой водой, прежде чем переключиться на холодную — для тонуса.

Стоя на быстросохнущем коврике, Рианнон вытиралась полотенцем и одновременно смотрела на матовое окно, силясь понять, какая на улице погода. Приняв решение, она аккуратно вытерла ноги и равномерно размазала тональный крем из тюбика по еще влажной коже, маскируя выступившие вены. Затем побрызгалась дезодорантом, припудрила под грудью и между ног присыпкой, снова надела халат и тапочки и, окликнув по пути Розмари, пошла через лестничную площадку в спальню.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-06-16 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: