Ее милый смех снова и снова наполняет меня теплом.
— Боунз наш друг. Он присматривает за мной. Он присматривал за мной, когда... — в мгновение ока ее слова становятся тяжелыми и далекими.
Черт возьми, Кейди такая хрупкая. И я рад, что я дома. Теперь я смогу собрать ее по кусочкам.
— Теперь я здесь. Боунз может тусоваться с нами, пока на нем рубашка. Никому не хочется видеть это дерьмо, — дразнюсь я и стараюсь снова расположить ее к себе.
Ее голубые глаза, встретившись с моими, оживают.
— Я знаю, у него есть футболки. Клянусь, тетя Сьюзи покупает ему новую каждый раз, как он выходит. Все черные, как он любит. Но этот чертов дурак никогда их не носит. На многих из них до сих пор висят этикетки.
— Я заставлю его их носить. А сейчас давай закончим этот ужин тем, что я пересплю с тобой, — я выбираюсь из машины и неторопливо подхожу к двери с ее стороны.
Я открываю дверь, и она подает мне свою руку.
Я помогаю ей выйти.
Она сразу оказывается в моих руках, и я кайфую от ее девчачьего визга.
Я вглядываюсь в ее лицо, по которому так скучал все эти годы.
И не могу не вспоминать о прошлом.
* * *
— ПЕРЕСТАНЬ ЩЕКОТАТЬ МЕНЯ, ЙЕО АНДЕРСОН! — кричит Кейди, и ее лицо становится пунцовым.
— Шшш, — ворчу я на нее и смеюсь. — Ты разбудишь свою бабушку.
Я устраиваюсь на диване между ее молочных бедер и прижимаю ее руки своей. Моя свободная рука покоится на ее чувствительных ребрах. Я не могу не смотреть на ее пухлые розовые губы. Такие яркие и полные.
— Я бы весь день на тебя смотрел, — говорю я ей с улыбкой.
Ее всегда встревоженный взгляд становится мягче. Внезапно охватившая меня нежность заставляет отпустить ее руки и прикоснуться к ее лицу.
— Так смотри, — выдыхает Кейди. Ее рот приоткрыт.
|
|
Я так и делаю.
Я изучаю ее гладкий лоб.
Он все еще красный. Как и щеки. От напряжения — когда я щекотал ее. Ее темные брови идеально сочетаются с волосами. Они сдвинуты вместе — Кейди тоже наблюдает за мной. Ярко голубые глаза светятся любовью и чистотой. Такие сверкающие! Я почти ослеп. Ее дерзкий носик расширяется с каждым неровным дыханием. Но ее губы… — вот на что я хочу смотреть больше всего.
Накрыв ладонями ее щеки, я касаюсь большим пальцем краешка ее рта.
Мягкий как всегда.
Мне никогда не надоест быть с ней.
— Я тебе не по силам? — спрашивает Кейди удрученным голосом.
Я кривлю губы так, будто она вдруг стала на три головы выше меня.
— Ты сейчас серьезно?
Она сжимает свои сладкие губы в тонкую линию, сводит вместе брови и кивает.
Наклонившись, я тихонько целую её в губы. А когда отстраняюсь, Кейди снова их приоткрывает.
— Кейди...
Она мило морщит нос.
— Да, Йео?
— Мне всегда будет мало тебя.
* * *
Горячее дыхание на моей шее выводит меня из моих воспоминаний.
— Я нервничаю.
Боже, как же я скучал по этой девушке.
Когда мы вместе — это просто и легко.
Быть в разлуке — вот, что было трудно.
— Я тоже нервничаю. Это будет нелегко, — говорю то ли ей, то ли себе. Я вздыхаю и прижимаю Кейди к себе. — Но все в порядке. Ничто стоящее никогда не бывает легким. Если все станет слишком неловким, мы обязательно разберемся.
Кейди кивает, и я неохотно отпускаю ее. Я хватаю свою куртку с заднего сиденья и накидываю на плечи. Я знаю — отца хватит удар, если я не буду одет впечатляюще. Переплетая ее пальцы со своими, я глубоко вздыхаю. Мне хочется усмирить гребаную бурю, с которой мы, несомненно, столкнемся. Дин уже звонил мне. И он был в ярости. Он спросил, интересует ли меня отношение к ней отца.
|
|
«Он взбесится, как только она появится», — пригрозил Дин.
А я послал его куда подальше. Потому что мне плевать.
Мне плевать!
Но я знаю, что Кейди не плевать.
Вот где подвох.
* * *
Мы подходим к стеклянным дверям, украшающим фасад кирпичного здания.
— Время словно не движется, — бормочет Кейди, по большей части, себе.
— Знаешь, я всегда бывал здесь ради тебя, Кузнечик. Узнавал, как ты. Бросал на тебя взгляды. Беспокоился, что сойду из-за тебя с ума. То, что ты не часто видела меня, не означает, что меня не было рядом.
Она улыбается мне застенчивой улыбкой.
— Агата мне говорила. Я тоже заходила на ее страницу в «Фейсбуке», чтобы узнать что-нибудь о тебе. Почему ты так ни с кем и не встречался?
Я останавливаюсь перед входом в здание и поворачиваюсь к Кейди. Проведя кончиками пальцев по ее подбородку, я хмурю брови и внимательно на нее смотрю. Ее голубые глаза сейчас ясные — буря, обычно назревающая в них, временно спокойна. Полные губы, по которым я так скучал, слегка приоткрыты. С каждым вдохом ее ноздри слегка расширяются. Моя бы воля — я остановил бы этот момент.
Чтобы смотреть на нее долго-долго.
Не отрываясь.
Легко.
Моя.
— В моем сердце всегда была только ты, Кейди. Ты знаешь это. А ты встречалась с кем-нибудь? — я уже знаю ответ, но все равно спрашиваю.
— Нет.
Я наклоняюсь и целую ее губы.
Ее бормотание у моего рта вызывает волнение по всему моему телу.
|
|
— Но ты же, несомненно, спал с кем-нибудь, пока был там. Для мужчины это слишком долгий период и…
Глубоким поцелуем я заставляю ее замолчать и наслаждаюсь мятным, свежим вкусом ее языка. Когда я, наконец, отрываюсь от нее, Кейди тяжело дышит. А я пытаюсь справиться с нехилым возбуждением.
— Если мои руки считаются, тогда да, — говорю я с самодовольной улыбкой, от чего она хихикает. — Но, если честно, я был очень сосредоточен на учебе. А потом моя стажировка занимала все мое время. Даже если бы я захотел — а я не хотел — у меня не было времени ходить на свидания или путаться с кем попало. Боунз может это подтвердить, — я подавляю свое смущение и пристально смотрю на Кейди твердым влюбленным взглядом. — Когда моя голова к концу дня касалась подушки, в ней была только ты. Всегда.
Ее плечи расслабляются от моих слов, а губы изгибаются с одной стороны.
— Он держал меня в курсе. Я тоже о тебе думала. Всегда.
Схватив руку Кейди, я веду ее внутрь темного ресторана.
— Больше не надо думать, сильно желать или хотеть. Теперь мы вместе.
Я чувствую себя неуязвимым, когда она в моих руках. Отец сыграет свою партию в этой игре. Но это больше не имеет значения.
Кейди — моя вторая половинка.
Всегда была.
И всегда будет.
И сейчас — моя стажировка мне уже не мешает — мы можем жить вместе.
* * *
— А вот и он, — гремит Баркли из угла ресторана.
Он неторопливо идет к нам. Все шесть футов и пять дюймов (прим. ок. 198 см). С огромной улыбкой на лице. Она так сильно напоминает улыбку отца — и она жуткая.
— Герой дня! Доктор Несквик!
Я свирепею от его замечания. Но, к счастью, Кейди, кажется, ни о чем не догадывается.
— Барк. Давненько не виделись.
Отпустив руку Кейди, я протягиваю брату свою для быстрого пожатия. Наше приветствие переходит в мужское полуобъятие — прикосновение плечом к плечу. Но как только с проявлением чувств покончено, моя рука тотчас возвращается к ней.
— Мисс Кейденс. Как сейчас ваши дела? — улыбка Баркли натянута. Но, по крайней мере, он пытается. Это большее, что можно ожидать от моей семьи.
Кейди опускает взгляд в пол. Ее беспокойство нарастает и омрачает всю атмосферу.
— Хорошо. Работаю.
Брат бросает быстрый взгляд в мою сторону, и я качаю головой.
— Как дела? — он начинает оживленно рассказывать о своем последнем «никчемном» клиенте. Как Дин в итоге разобрался с этим придурком и собирался заехать ему кулаком в нос.
Я стараюсь не закатить глаза на этот супер-преувеличенный рассказ. Моя интуиция подсказывает — он хочет, чтобы отец гордился им. И, по правде говоря, отец очень им гордится. Но это не мешает ему продолжать постоянно доказывать свое превосходство. Ни Дин, ни я не боремся ни за корону, ни за титул. И я не понимаю, зачем он тратит на это всю свою энергию.
— Давай же. Все уже ждут, — вдруг говорит Баркли и ведет нас через весь зал.
К длинному столу у окна.
С панорамным видом на реку Мононгахила.
* * *
Все здесь на своих местах.
Отец возглавляет стол и, подперев свой точёный подбородок рукой, внимательно слушает болтовню Эвелин. Та расположилась слева от него. Мама же сидит справа от отца. Ее черные волосы собраны в аккуратный пучок, и она тоже внимательно слушает. Возле мамы пялится в свой телефон Ларни — старшая из близнецов. А рядом с ней — младшая сестра, Лэйси. Она тоже не отрывает глаз от мобильника. Обе девочки — с идеально выпрямленными светло-каштановыми волосами — точные копии своей матери Пэтти.
Жена Баркли болтает с молодой женщиной с шелковистыми рыжими волосами, которая сидит между ней и Дином. Полагаю, рыжеволосая — его новая подружка. Рука Дина расслабленно свисает со спинки стула позади нее. И он получает зрительное удовольствие от ее буферов, выпирающих из платья. Обе женщины разговаривают и не обращают на него внимание.
Вся моя семья, похоже, одновременно понимает, что мы здесь, — за столом мгновенно становится тихо. Все неотрывно смотрят на нас. Смех и болтовню сменяют хмурые взгляды. Ладонь Кейди становится липкой. А я чувствую себя взвинченным — этот ужин начинает меня беспокоить. Мое намерение — ворваться сюда с ней под руку. Сказать всем самым вежливым из возможных способов отвалить. И пойти дальше.
Будто мне наплевать на весь мир.
Мне следовало знать — это будет нелегко.
Отец встает, и его жесткий взгляд скользит по мне. Потом он окидывает презрительным взглядом внешность моей Кейди. Эвелин протягивает к нему руку, чтобы успокоить — за последние годы я часто вижу, как она это делает. Но он не успокаивается. Его челюсть ходит ходуном. Он стискивает зубы, и жилка на его шее напрягается. Но моя мать всегда утихомиривает его бурю.
— О, Флетчер, — говорит она, вставая рядом с отцом. — Наш мальчик теперь официально доктор. И посмотри на мисс Кейденс. Какая они красивая пара, — мамин английский идеален. Она усердно работала над ним последние тридцать лет. Но акцент все еще остается довольно заметным.
Мамин голос немного смягчает отца. Он кивает один раз — резко и раздраженно — и делает шаг ко мне. Отец никогда не был нежным с моими братьями. Но по какой-то причине всегда балует меня. Даже то, что я почти такой же высокий и широкоплечий как он, не останавливает его.
Я освобождаюсь от руки Кейди, и он сминает меня своими медвежьими объятиями.
— Я так горжусь тобой, сын.
Когда отец отпускает меня, я пытаюсь схватить руку Кейденс. Но Пэтти уже уводит ее знакомиться с рыжеволосой. Я стараюсь успокоиться — они ведь стараются, чтобы моя девушка почувствовала себя в кругу близких людей, — но не получается. Я обещал Кейди, что не отойду от нее ни на шаг.
— Иди сюда, — воркует мама и притягивает меня для объятий. Она маленькая и почти в половину моего роста. — Не беспокойся насчет отца. Он смирится.
— Надеюсь.
У нас был долгий разговор с ней сегодня за ланчем. Мы обсуждали мое решение сделать Кейди частью своей жизни. Но как отреагирует отец на мои планы?
Мой взгляд скользит к Кейди.
Она скрестила руки на груди.
Признак защиты.
Это заставляет меня выпрямиться. Освободившись от мамы, я спешу к Кейди. И притягиваю ее к своей груди. Ее тело напряжено, но в моих объятиях она мгновенно расслабляется.
— Теперь я здесь, Кузнечик. Давай тебя покормим.
— Они меня ненавидят, — бормочет она.
Я глажу ее длинные каштановые волосы и качаю головой.
— Никто никогда не будет тебя ненавидеть.
Глава 5
Кейди
Йео неправ.
Я ненавижу себя.
И они точно ненавидят меня.
Йео единственный из немногих людей, кто не ненавидит меня.
Я вижу недоверие в их глазах. Чувствую беспокойство. Что «эта бедная девочка» поставит их в неудобное положение. Выйдет за рамки традиций их большого, богатого мира. Так и будет. Все дело в том, кто я. Сегодня вечером, в какой-то момент — и не важно, как сильно я буду стараться — я обязательно выставлю себя дурой. И всех их.
Йео знает это. Но ему плевать.
И от этого мое сердце обливается кровью.
Ему следует держаться от меня подальше.
Ужин до сих пор идет гладко. Слава богу! Йео отвлекает меня постоянными прикосновениями. Его присутствие успокаивает. Оно помогает мне концентрироваться на нем. На всем, что во мне. Вокруг меня. И не замечать окружающих.
— Чем ты сейчас занимаешься, Кейденс? — я подпрыгиваю от слов Пэтти и перевожу взгляд на ее красивые зеленые глаза. Ее улыбка натянута. Мне совсем не нравится, что ей приходится притворяться со мной милой. Меня вполне устраивает, что Флетчер не притворяется. Может, он и отец-засранец, но я точно знаю, как с ним себя вести. Всегда. И это место полностью отражает грязь на подошвах его дорогих бездельников.
Все взгляды устремлены на меня. Все ждут моего ответа. Но мой язык одеревенел. Я протягиваю руку к уже пустому фужеру, но выбираю полный стакан воды. Опустошив половину стакана, я перевожу взгляд с Флетчера на Пэтти.
— Ерундой.
Одна из близняшек хихикает над моим замечанием. А по моей шее вмиг разливается жаркий румянец. Йео наклоняется, запечатлевает нежный поцелуй на моей щеке и проникновенно шепчет:
— Расслабься. Расскажи им о Кире.
Я подчиняюсь, и напряжение покидает мои плечи.
— Мм, я обучаю нескольких соседских детей игре на фортепиано. Кира — моя лучшая ученица. У нее прекрасный музыкальный слух, и она хорошо реагирует на мою критику, — я закусываю губу и бросаю на Йео нервный взгляд. Его теплые шоколадные глаза сверкают обожанием. И оно придает мне силы. Такие необходимые, чтобы продолжить. — Дела пошли в гору. Я даю уроки почти каждый вечер. Но сейчас лето, и вместо занятий, вероятно, мне придется заполнить дни чем-то еще. Спасибо, мм, за то, что спросили, Пэтти.
В этот раз она действительно мне улыбается. Ее настоящая улыбка очень красивая.
— Я пыталась уговорить девочек на несколько занятий перед колледжем, но...
— Мам, фу. Нет, — Лейси, не скрывая своего отвращения, кривит губы. Она посылает Ларни тайный взгляд, который понятен лишь близняшкам.
— Убери телефон, — приказывает Баркли дочери. Он бросает на меня изучающий взгляд и недовольно рычит: — Бреннан сказал, что на прошлой неделе видел тебя на Пятой улице. Ничего кроме наркодилеров и шлюх там нет. Не очень безопасная часть города для хорошенькой молодой леди.
Йео напрягается, а я паникую. Салфетка на моих коленях, боюсь, не переживет моих дерганий. Хоть и безуспешно, но я пытаюсь разорвать ткань пополам.
— Я не ходила на Пятую улицу. Офицер Джо сказал, что это плохая часть города. Я почти не выхожу из дома.
Баркли беспечно пожимает плечами, словно не обвинял меня только что в чем-то ужасном.
— О каком Джо ты говоришь? Бреннан в участке уже три года служит детективом, но никогда не упоминал о таком.
Я хмурюсь. Офицер Джо лучший коп в Моргантауне. Именно он обещал мне, что все будет хорошо. Что он позаботится обо мне. Чего бы это ему ни стоило.
— Офицер Джо работает в другом отделе, — говорит Йео, стиснув зубы. — Бреннан идиот. Иди к черту, парень, — бросает он брату громкое и четкое предупреждение.
Баркли смеется в ответ и начинает оживленно рассказывать о том, как новый отель сломался за считанные недели. Очевидно, он совладелец. Очевидно, он переспал со всеми красотками в номере-люкс. Очевидно, тот назван в его честь.
Я едва сдерживаю смешок. Боунз однажды сказал о нем: «Этот человек так сильно беспокоится, как угодить своему отцу, что полностью оправдывает свое имя». Тут он начинает противно лаять, как собака: «Гав! Гав!», а затем воркует: «Лэээээээй».
Все это напоминает мне неловкий момент из прошлого. Я, будучи подростком, искала Йео и зашла к ним домой. Барк высмеял меня и обозвал разными гадкими словами. Когда я в слезах прибежала домой, именно Боунз стал придумывать оскорбления — одно за другим — в адрес брата Йео. Пока мои слезы не превратились в неконтролируемый смех.
Жаль, что Боунза сейчас здесь нет.
Он всегда точно знает, что сказать.
Знает, как справиться с Баркли.
* * *
— Ну, — объявляет Флетчер и, потирая живот, протягивает руку к бокалу вина. — Теперь, когда мы пережили ужин без происшествий, — его взгляд переходит ко мне, и задерживается на Йео, — я просто хочу поздравить моего младшего сына с его достижениями. Йео, твоя семья гордится тобой. В нашей семье никогда раньше не было врачей, и я знаю, что все невероятно счастливы. Я тут посоветовался с твоей матерью, и мы решили вместо дома, машины или денег подарить тебе здание за твои успехи. Раз ты хочешь открыть частную практику, мы хотим помочь тебе в твоих начинаниях. Поэтому на следующей неделе мы вместе найдем подходящее здание. То, что тебя во всем устроит. Мы рады, что ты дома, сын, — он поднимает свой бокал, и все следуют его примеру.
Я поднимаю дрожащей рукой наполовину пустой стакан с водой.
— За доктора Андерсона. Пусть он поможет всем шарлатанам в Моргантауне, — выпаливает Дин громким, но немного невнятным голосом. Елена, его девушка, хмурится от такого тоста. Когда она встречается со мной взглядом, то чувствует себя немного сконфуженной.
Близняшки начинают тихо хихикать. Я бросаю взгляд на свою еду, к которой едва притронулась, и пытаюсь не слушать их голоса. Эвелин и Пэтти ругают их. Йео грубо разговаривает с братом, произнося слова так резко и быстро, что я даже не разбираю их. Я чувствую проницательный взгляд Флетчера, насквозь пронизывающий меня. В горле поднимается желчь, и я вырываю свою руку из руки Йео.
— Я, ммм, я... — осекаюсь, и мои ноги подкашиваются. Все вокруг темнеет. Все, о чем я могу думать, — как убраться подальше от этого стола. Подальше от их насмешливых и презрительных взглядов. — Появилось срочное дело. И я должна уйти, — не дожидаясь разрешения, я убегаю. По дороге я нервно копаюсь в своей сумочке.
Мне срочно нужен Боунз.
Он заберет меня из этого гребаного места.
Я нахожу телефон и сжимаю его словно тисками. Выйдя из прохладного ресторана, делаю глубокий вдох и наслаждаюсь теплым воздухом позднего весеннего вечера. Я пытаюсь найти баланс. Чтобы успокоиться, черт возьми. Но все происходит наоборот.
Меня поглощают воспоминания.
Они вцепляются в меня.
Тащат в объятые пламенем глубины бездны.
* * *
Я просыпаюсь от кошмара и чувствую холод всей кожей. Она липкая и влажная. И тут я понимаю, что проснулась от крика, а не от кошмара. Мама и папа ссорятся в гостиной. Сквозь тонкие картонные стены слышно каждое слово. Я закрываю ладонями уши и стараюсь отгородиться от раздающихся звуков. Звуков бьющегося стекла. Плача и крика. Ругательств.
— Мерцай, мерцай, звездочка... — шепчу я, пытаясь заглушить этот рев. — Где ты, кто ты…
— ТЫЧЕРТОВА ШЛЮХА! — кричит папа прямо за дверью.
Я вскакиваю и пробираюсь к спинке кровати, натягивая одеяло до подбородка. Когда на прошлой неделе я спросила свою приходящую няню, что такое «чертова шлюха», она дернула меня за локоть и отшлепала меня. Я была сбита с толку. Почему у меня неприятности? Все, что я хотела знать, — почему папа все время называет так мою маму.
— Норман, — умоляет мама, — ты разбудишь Кейденс. Шшш.
Мамочка не знает, что я уже проснулась. Но мне хочется, чтобы папочка был потише. Мне не нравится, когда он кричит на нее и обзывает нехорошими словами.
— Может быть, ей нужно узнать, что ты шлюха?! — орет он. — Скорее всего, она вырастет и станет точно такой же, как ты. Будет раздвигать ноги перед половиной гребаных соседей. Черт, она хоть моя?
Мамочка всхлипывает, а я дрожу.
— Конечно, она твоя. Посмотри, как она... ты знаешь, что… — она не договаривает.
— Что она, так же, как и я, больная на всю голову? — хохочет он громко, а его голос полон ненависти. — Ну, конечно! Нам же приходится жить с тобой! Мы сходим с ума из-за твоего гребаного дерьма!
— Нет! — спорит мама.
На мгновение воцаряется тишина, и я слышу хруст. И затем пронзительный вой.
— У меня идет кровь!
Смелость — я даже не знала, что она у меня есть — заставляет меня выбраться из кровати и выйти за дверь спальни. Мама стоит на коленях в гостиной. Ее ночная рубашка наполовину сорвана с ее дрожащего тела. Ее грудь обнажена. Папа стоит над ней. Его руки сжаты в кулаки, и он тяжело дышит, как монстр. Мамины руки в крови. Ее безумные глаза встречаются с моими. У меня такое чувство, что у нее есть суперсила. Она молча велит мне вернуться в мою комнату. Я словно слышу ее слова в своей голове: «Иди, детка. Иди назад в кровать». Но я не иду. Вместо этого я бегу к папе и дергаю его за запястье.
— Папочка, у мамы идет кровь, — говорю я ему.
Мои глаза застилают крупные слезы.
Он вскидывает голову и смотрит на меня. Раньше он никогда не выглядел таким напуганным. Я чувствую от него вонючий запах пива, смешанный с чем-то сладким. Я чувствую, что меня сейчас стошнит.
— Ты такая же шлюха, как и твоя мамочка? — он насмехается, его губы кривятся, как будто он думает, что я отвратительна. У меня болит сердце при взгляде на его лицо.
— Что такое шлюха?
Мама плачет сильнее, но мой взгляд прикован к папиным сердитым глазам. Он садится на диван перед мамой и хватает ее за волосы. Когда он поворачивает ее голову ко мне, он выплевывает свои слова:
— Вот это шлюха. Ты шлюха, Кейди?
Я смотрю на мамины красивые голубые глаза, покрасневшие от слез. Ее темные волосы растрёпаны, как и у меня. Любой скажет, что я похожа на нее.
— Да, папочка. Я шлюха, как мама, — я смело вздергиваю подбородок.
Его глаза сверкают, как у соседского питбуля Бутча, когда я краду ему остатки бекона с завтрака. Голодные. Почти пугающие. По крайней мере, от Бутча меня всегда отделяет забор. Между мной и отцом забора нет.
— Так я и думал, — невнятно произносит он. — Сходи, найди аптечку первой помощи и принеси сюда, — его голос смягчается, и я молюсь, чтобы он больше не обижал маму. Я бегу от него. Как только я нахожу аптечку, то несусь назад в гостиную, где мама все еще сидит перед ним на коленях.
— Подойди, сядь ко мне на колени и приведи в порядок свою мамашу-шлюху, — указывает он мне, хлопая себя по бедрам.
Мама начинает плакать сильнее, качая головой, но я широко улыбаюсь ей. На этот раз я обладаю тайной силой. Я мысленно говорю ей, что могу вылечить ее и папу. Когда я забираюсь к нему на колени, он ставит меня лицом к ней. Он нежно гладит меня по волосам, пока я играю в доктора с мамой.
Я смотрю через плечо и улыбаюсь папе.
«Видишь, я исправила это!»
Он улыбается в ответ.
Повернувшись к маме, я заканчиваю.
Я сделала все, чтобы ей стало лучше.
«Я всех делаю счастливыми!»
* * *
Когда воспоминания рассеиваются, я чувствую себя слегка дезориентированной. Мне хватает минуты, чтобы понять — я стою перед рестораном и пытаюсь уехать отсюда. Я дрожу всем телом. Прошлое тяжестью висит в воздухе. Я так сильно скучаю по маме. Она была милой и красивой. И слишком молодой, чтобы покинуть этот мир. Мама не была даже старше, чем я сейчас. Когда оставила меня.
Жгучая боль пронзает меня и хватает за сердце.
Гребаный Норман.
Я содрогаюсь от любой угрожающей мысли о нем. Словно мысли о нем могут заставить его материализоваться. Я стараюсь думать лишь о том, что делает меня счастливой.
Йео.
Пианино.
Пресли, Агата, Боунз, тетя Сьюзи и офицер Джо.
Уискерс.
Мороженое с ароматом радуги.
Бетховен и Джастин Тимберлейк.
— Уходи отсюда, Кейди, детка. Я дам знать Йео, что ты ушла, — заверяет меня Боунз, и его голос меня успокаивает. — И не беспокойся о Нормане. Как только я доберусь до его задницы, я выпущу ему кишки. Это долбаное обещание.
Может, Боунз и сумасброд большую часть времени, но когда он дает свое «долбаное обещание», я уверена, что он не остановится, пока не выполнит его. Я даже не оборачиваюсь, чтобы поблагодарить его. Я убегаю.
Глава 6
Йео
Десять лет
Движущийся грузовик медленно пятится к старому серому дому. Любопытство просто убивает меня. Мама велела мне оставить их в покое — и неважно, кто они, — но я не могу. Я должен знать, есть ли у новых соседей дети, с которыми можно поиграть. Иногда я играю с Джейком, моим соседом. Но он по возрасту ближе к Баркли. Когда отец приводит к нам домой моих братьев, то Джейк старается вести себя как взрослый. Он любит общаться с ними, а не со мной. Меня раздражает, что он слишком хорош, чтобы играть со мной, когда Дин и Баркли поблизости.
Автомобиль гудит мне, и я резко сворачиваю с улицы. От неожиданности шины моих колес врезаются в обочину. Я слетаю с велосипеда и падаю в траву перед серым домом. Это самый большой дом на нашей улице. Но и самый уродливый. Иногда я слышу музыку, раздающуюся из него. Когда я плохо себя веду, мама грозит, что запишет меня на уроки фортепиано к старой женщине, которая там живет. Но до сих пор мне удается избежать эту участь.
Я сижу на коленях и осматриваю царапину у себя на локте. Она жжет, но моего любопытства не уменьшает. До смерти хочу узнать, кто переехал в этот дом. Кажется, я уже несколько часов жду хоть какой-нибудь признак присутствия ребенка. И я почти сдался, когда увидел ее.
Длинные темные волосы убраны с ее лица белой лентой. Большие голубые глаза, которые кажутся грустными. Почти хрупкое на вид, крошечное тело. Меня охватывает беспокойство, когда я задаюсь вопросом, подхватит ли ветерок девушку, которая, кажется, примерно моего возраста, и унесет ее прямо от меня.
Кряхтя, я поднимаюсь на ноги и отряхиваю ладонями колени. Девочка плюхается на нижнюю ступеньку, пока грузчики заносят мебель в дом. На ее джинсах большие дыры на коленях, а футболка выглядит на три размера больше, чем нужно. Если бы мои братья были здесь, они бы, наверное, дразнили ее и называли мальчиком. Эта мысль приводит меня в ярость. Я быстро отмахиваюсь от нее.
— Привет.
Она поднимает свои ясные глаза и смотрит прямо в мои. Ее глаза не сверкают и не светятся игривостью, как я привык видеть у большинства детей нашего возраста. Вместо этого они скрывают тайны. Тайны, которые — я решаю это прямо в тот момент — я раскрою. Я сделаю все для этого.
— Привет.
Я провожу грязными руками по своим волосам и пытаюсь улыбнуться. Но девочка остается серьезной. И это делает меня несчастным. Мне до смерти хочется узнать, блестят ли ее глаза от ее улыбки.
— Я — Йео.
Ее губы слегка изгибаются. И я мысленно хвалю себя за то, что почти заставляю ее улыбнуться.
— Я — Кейди.
— Как кузнечик (прим. Kadydid в переводе кузнечик)?
Она мило морщит носик.
— Что за кузнечик?
— Жук такой. Он маскируется под листья. Я делал доклад на эту тему в третьем классе.
Девочка прищуривает глаза и внимательно меня рассматривает.
— Я умею подражать своему коту, Уискерсу. Мне его друг подарил, — хвастается она. Неожиданно она встает на четвереньки и начинает ползать передо мной. — МЯЯЯЯЯЯЯУ.
Я громко смеюсь.
— Твой кот ужасно мяукает.
— Он не ужасный, — дуется Кейди. — Он милый. Это черно-рыжий, полосатый кот. Хочешь с ним познакомиться?
Я энергично качаю головой и поднимаю вверх ладони.
— У меня аллергия на кошек.
— МЯЯЯЯЯЯЯУ, — мяукает она и трется головой о мое колено.
Я протягиваю к ней руку и глажу ее мягкие волосы.
— Ты странная девочка, Кузнечик.
Она поднимается и улыбается во все тридцать два зуба. Я выше нее на несколько дюймов, но мне нравится, что она меньше меня. Рядом с ней я чувствую себя большим и сильным. Я могу быть ее защитником.
— Ты тоже странный. Ты китаец? Иногда бабушка берет нас в китайский ресторан. Там дают печенье с предсказаниями. В последний раз в моем было сказало: «Приглядись к кому-то особенному». Ты особенный? — спрашивает Кейди, мило морща свой носик.
— Не совсем. Я родился в Сеуле, Северной Корее. Я не китаец. Есть разница, — многозначительно говорю я ей, приподняв бровь.
Я пытаюсь произвести на нее впечатление. Но я не уверен, что знаю разницу между китайцем и корейцем. Только то, что пыталась передать мне мама о моем месте рождения и наследии. Большую часть времени мне очень хочется кататься на велосипеде или доставать Баркли. Я заставляю его слушать, как моя мама посещала дворец Кёнбоккун или как она ходила с нашим отцом в музей Корейской войны, где он валял дурака, пытаясь говорить по-корейски. Судя по словам мамы, там он сильно оплошал. Все эти рассказы я пропускал мимо ушей — меня всегда что-нибудь отвлекало. Теперь мне жаль, что я не уделял этому больше внимания. Для Кейди.