— Что я пропустил? — спрашиваю я и подвигаю Кейди чашку.
— Спасибо, — говорит она ласково. — Ммм, твой отец сказал, что ты, возможно, нашел здание. Для своей практики. Звучит замечательно.
Я улыбаюсь и подмигиваю ей.
— Оно замечательное. Если мы все же купим его, то с удовольствием покажем его тебе. Правда, папа?
Он медленно кивает, но, по крайней мере, не возражает.
— Было бы здорово, — бормочет Кейди, зачерпывая полную ложку щербета. — Ну, если у меня не будет занятий.
Я слегка толкаю ее ногу под столом и смотрю на нее успокаивающим взглядом. Ее плечи немного расслабляются. На розовых губах играет легкая улыбка, я готов сделать, что угодно, лишь бы сохранить ее на весь день.
— Мы справимся, — уверяю я и беру Кейди за свободную руку. — Я подумал, что, возможно, мы могли бы сегодня пойти за покупками. Ты свободна? Моя машина у офиса папы. Что думаешь?
Кейди съедает немного щербета и бросает быстрый взгляд на моего отца. Затем снова смотрит на меня.
— Что тебе нужно в магазине?
— Мы могли бы поехать в мебельный магазин. Если я куплю здание, мне понадобится стол и книжные шкафы. Все в таком духе.
Кейди слабо улыбается, но все же улыбается.
— У них там есть кухонные столы?
На это папа наклоняется вперед с явным интересом.
— Для чего тебе нужен кухонный стол? У тебя нет стола? — спрашивает он.
Кейди напрягается при его словах, но смело смотрит ему в лицо.
— Кое-кто выцарапал свое имя на моем столе. Я не могу смотреть на это, не чувствуя при этом тошноту.
Я вижу, что отец собирается еще испытывать ее, и тогда я вмешиваюсь.
— Все равно тот стол старый. Мы найдем новый.
Кейди съедает еще немного щербета, пока я посылаю отцу свой грустный взгляд. Отец проницательный и очень умный человек. Я знаю, что он складывает кусочки вместе намного быстрее, чем делает вид.
|
|
— Так, Кузнечик, я только что говорил отцу, что, возможно, мы могли бы устроить большой семейный ужин. Может, даже у тебя дома. Агата предлагала свое гостеприимство, — говорю я, немного привирая. Агата предлагала помочь. И я уверен, что она не будет против приготовить что-нибудь для моей семьи. — Подумал, что для них это будет отличной возможностью узнать тебя получше. Раз я вернулся навсегда, и все такое.
Кейди бросает на меня резкий взгляд. В ее глазах появляется страх. Затем она кидает взгляд на моего отца. Я ожидаю, что он будет жестким и непримиримым, но он улыбается.
Папа на самом деле, черт возьми, улыбается.
— Мы с удовольствием навестим твой дом и познакомимся с твоей семьей, Кейденс, — говорит он ей теплым и не совсем свойственным ему голосом.
Ее глаза расширяются, а полные губы приоткрываются.
— Эм, я не знаю. Некоторые члены моей семьи... они... — Кейди резко переводит на меня умоляющий взгляд. — Они плохие.
Я сжимаю ее руку.
— Папа совсем не боится плохих людей. В своей компании он все время имеет с ними дело. Разве не так?
Отец кивает и прочищает горло.
— Любопытно с ними встретиться. С такими же плохими. Если они — часть твоей семьи, тогда мне хотелось бы с ними познакомиться.
Она сглатывает и борется со слезами в глазах.
— Хорошо.
— Как насчет вечера пятницы? — спрашивает отец.
— Мы спросим Агату, сможет ли она устроить это, — говорю я ему и снова успокаивающе сжимаю ее липкую ладонь. — Если она сможет купить и приготовить достаточно еды к тому времени, мы все устроим.
|
|
— Скажи мисс Агате, что, если будет нужно, моя Кён поможет ей готовить. Или мы можем просто заказать еду. Хотя давайте сделаем так, чтобы этот ужин состоялся, ладно, Кейденс? — в его глазах появляется проблеск сочувствия. Проблеск, который я помню с детства. Что-то отеческое и покровительственное, что всегда таилось в его глазах. Я готов от радости махать кулаком в воздухе, потому что он сейчас смотрит на нее так, как никогда не смотрел на моих братьев.
Кейденс смеется.
Мило и спокойно.
Как она сама.
— Агата устроит скандал, если мы закажем еду на дом. Ты же не хочешь свести с ума эту старую женщину, — дразнится она. — Она ударит тебя по голове скрученным в трубочку журналом или заставит чистить щеткой плинтуса. Будет лучше, если мы позволим ей делать то, что ей нравится. А Агата любит готовить. Спасибо вам.
Отец кивает ей.
— Я жду этого с нетерпением.
Впервые с тех пор, как я вернулся в Моргантаун, положение начинает улучшаться. Два самых важных человека в моей жизни, которые провели большую часть двух десятилетий, избегая друг друга, кажется наконец-то пытаются обратиться друг к другу. Не знаю, чем все это закончится, но я не могу не благодарить Бога за этот маленький шаг в правильном направлении.
Глава 10
Кейди
Девять лет...
— Я хочу поиграть с Йео, — ною я, пиная ногами воздух под столом и тыкая в зеленую фасолину вилкой.
Бабушка улыбается.
— Разве он не наказан?
Я раздраженно пыхчу и киваю.
— Он получил плохую оценку в школе.
— Его родители слишком строги с ним, — вступает в разговор мама.
|
|
Сегодня она красивая. Ее каштановые волосы заплетены в причудливый пучок. Но у нее на шее темный синяк, и я хмурюсь. Папочка больше не живет с нами, поэтому мне интересно, как она его получила.
— Мамочка, что случилось с твоей шеей?
Седые брови бабушки поднимаются, и она улыбается.
— Да, Луиза, что случилось с твоей шеей?
Щеки мамочки краснеют, и теперь уже она ковыряет свою зеленую фасоль.
— Э, это была простая случайность.
— Кевин случайно поставил тебе этот синяк на свидании вчера вечером? — спрашивает бабушка веселым и дразнящим голосом.
Мамочка кажется смущённой, а бабушка, напротив, счастливой. Я не понимаю, почему они ведут себя так странно. Если Кевин бьет маму, как бил папа, я его ненавижу.
— Кто такой Кевин? — спрашиваю я, и моя нижняя губа вот-вот задрожит.
Мамочка вздыхает и отодвигает свою тарелку. Она поднимает глаза, бросая взгляд в окно.
— Он мой друг.
— Как Йео? Йео — мой друг.
Бабушка тихо смеется.
— Йео твой друг. Думаю, всё-таки друг твоей мамы — это что-то совершенно другое.
Я хмурюсь.
— Я не понимаю, мамочка.
Она поворачивается и внимательно смотрит на меня с робкой улыбкой.
— Мне он нравится. Мы ходим на свидания. Кевин милый со мной. Иногда мы целуемся, — она морщит нос и дразнит меня, произнося последние слова фразы.
Но из-за этого у меня болит живот.
— А меня он поцелует? — на мои глаза наворачиваются слезы. Я хочу, чтобы Йео, Боунз или бабушка сказали мне, что все будет хорошо.
— Ну, ничего серьезного, но, в конце концов, кто знает? Может быть, я выйду за него замуж. Никто не знает о таких вещах, и, конечно, еще слишком рано говорить об этом. Но мне на самом деле нравится Кевин. Возможно, однажды он может стать твоим отчимом.
Когда я встаю, стул скрипит по твердому деревянному полу.
— Нет!
Мама бросает короткий взгляд на бабушку и смотрит на меня грустными глазами.
— Кейди, не так, как ты думаешь, а...
— Я не хочу, чтобы Кевин приходил в мою комнату, мамочка, — храбро говорю я ей, и слезы наворачиваются на глаза, но едва-едва. — Я не хочу другого папу.
— Милая... — начинает она, но я прерываю ее.
— Он уже поставил тебе синяк. Прямо как папа! Папа делал тебе больно, а потом... потом он делал больно мне...
— Это всего лишь засос...
— Луиза, — прерывает бабушка, стреляя в нее суровым взглядом. Мама успокаивается и опускает взгляд на колени. Затем бабушка поворачивается ко мне. — Никто не сделает тебе больно в моем доме, Тыковка. Поняла? — я киваю, но не убеждена до конца. — Больше никто и никогда не войдет в твою комнату, — твердо говорит она. — Ты поняла, Кейденс Маршалл?
Кивнув еще раз, я сажусь и снова начинаю ковырять зеленую фасоль.
— Так, как дела на новой работе? — спрашивает бабушка маму, меняя тему разговора.
Мыслями я отправляюсь к папе.
Когда я одинока, это из-за папы.
Когда я боюсь, это из-за папы.
Когда я расстроена или злюсь, это из-за папы.
«Папочка. Папочка. Папочка».
— Кейденс, — тихим голосом зовет бабушка.
«Папочка. Папочка. Папочка».
— Кейденс! — голоса бабушки и мамы стихают, когда я закрываю глаза.
В моей голове его глаза сердито смотрят на меня.
Обвиняют меня.
Причиняют мне боль.
«Нет! Нет! Нет!»
Глава 11
Йео
Двенадцать лет назад...
— Хочешь кусочек домашнего лимонного пирога, покрытого безе? — спрашивает Рут, положив сморщенные руки на бедра.
— Мама сказала, что через полчаса будет готов обед, — говорю я ей, осматривая гостиную в поисках Кейди или Боунза. — Но, может, только маленький кусочек?
Рут тихо смеется.
— Тогда садись. Я принесу тебе немного. Только не говори своей маме.
После ее ухода я счастлив видеть Боунза, входящего в комнату. Парень никогда не носит рубашку. Никогда. И сегодня он с голым торсом. Но сегодня сам на себя не похож. Плечи сгорблены, а улыбки нет. Я чувствую, что он расстроен.
— Привет, Боунз, — говорю я и сажусь за стол на место Кейди. Мой взгляд останавливается на нацарапанную ножом надпись рядом с ее тарелкой. Это вызывает у меня дрожь.
— Привет, грызун, — его игривость — фарс.
Я вижу грусть в его глазах. Возможно, страх.
— Кейди в порядке?
Боунз бросает на меня сердитый взгляд и взбирается на стол. Он свешивает ноги с края рядом со мной и выжидающе смотрит на меня. Затем проводит пальцами по свежим насечкам, вырезанным на деревянной поверхности.
— Кейди всегда плохо, когда приходит Норман.
Меня пронзает гнев, и я бросаю на него быстрый взгляд.
— Он обидел ее?
Боунз пожимает плечами.
— Не так, как он делал это в прошлом. Но он ее до смерти пугает.
Я бросаю взгляд через плечо, чтобы понять, слышала ли Рут его ругательство. Рут звенит чем-то на кухне, и я полагаю, что она ничего не слышала. Иначе Боунз уже сидел бы здесь с куском мыла в зубах.
— Как мы от него избавимся? — спрашиваю я, и во мне закипает гнев. — Я его ненавижу.
Боунз рассеянно тычет в мою сторону пальцем босой ноги.
— Я не знаю.
Мы оба погружены в мысли. Слишком глубоко для одиннадцатилетнего и двенадцатилетнего ребенка. Рут приходит с двумя тарелками. Одна — с высокой горкой «Читос» — для Боунза, другая — с куском пирога.
— Кейди в порядке? — спрашиваю я ее.
Ее улыбка гаснет, и она ставит тарелки на стол. Она гладит меня по макушке и целует Боунза в лоб.
— Она будет в порядке. Вы меня извините, но я прилягу. Чувствую себя сегодня немного измотанной.
Когда она уходит, я провожу ногтем по букве Н, вырезанной на столе. Почему Рут позволяет ему обижать Кейди? Неужели он сделал недостаточно за свою жизнь?
Я поднимаю глаза и встречаюсь с яростным взглядом Боунза.
— Мы должны от него избавиться.
— Я мог бы заколоть его, — предлагает Боунз. Он молниеносным движением вырывает вилку у меня из рук и театрально прижимает ее к большой вене на моей шее.
Я забираю у него вилку и качаю головой.
— Ты не можешь его ни заколоть, ни задушить, ни зарезать, ни застрелить, ни что-то еще. Мы должны быть умными в этом деле, Боунз.
Он закидывает один чипс себе в рот и громко хрустит, пока думает. Крошки сыпятся на его голый торс. Рут следовало бы заставить его помыться. Он весь грязный.
— Точно, умными. Дай мне над этим подумать.
— Не упоминай об этом при Кейди, — говорю я ему, понизив голос. — Мы сами разберемся с этой проблемой. Вместе мы сможем что-нибудь придумать.
— Да, да, — он соскальзывает со стола и пальцем, испачканным сыром, мажет мою щеку. — Ты грязный, грызун.
Я закатываю глаза и с силой ударяю себя по щеке тыльной стороной руки.
— Я серьезно, Боунз. И ничего без меня не делай.
Меня совсем не убеждает его ворчание в знак одобрения. Меня тут же охватывает беспокойство.
Я должен что-нибудь придумать.
И быстро.
Боунз не совсем правильно все делает.
И, видимо, это абсолютно верно.
Глава 12
Йео
Наши дни
Ее стройная нога — на приборной панели. Теплый ветерок врывается через люк в крыше моего автомобиля. И этого вполне достаточно, чтобы отвлечь меня прямо перед знаком остановки. Когда Кейди взвизгивает и указывает на знак, мимо которого мы проехали, я вздыхаю и съезжаю на обочину дороги.
— Прости, — говорю я и скольжу взглядом по ее гладкому бедру до коротко обрезанных шортиков, а затем вверх по ее телу к лицу. — Ты опять отвлекаешь меня.
Ее ярко-розовые губы изгибаются в милой улыбке. Щеки покрываются румянцем. И она так пялится на меня, что будоражит мой член в сотый раз с тех пор, как я вернулся домой.
— Прости.
— Не думай меняться, Кузнечик. Ты абсолютно идеальна, — улыбаюсь я ей.
Ее глаза темнеют, и она отводит взгляд от моих глаз, чтобы посмотреть на реку.
— Хочешь посмотреть, теплая ли еще вода?
Вряд ли я сейчас одет для того, что, насколько я знаю, обязательно закончится бурным сексом на траве. Но Кейди счастлива, расслаблена и полна надежд. А я готов испачкать любую одежду, которая есть на мне, только чтобы она оставалась в таком же радужном настроении.
— Я думал, что ты никогда не спросишь.
Мы выбираемся из машины, и я ловлю ее за запястье, прежде чем она уйдет слишком далеко от меня. Кейди смотрит через плечо, и в ее глазах прыгают смешинки.
— Иди сюда, — бормочу я и притягиваю ее к себе. Она идеально умещается у меня на груди. Я скучал по тому, чтобы держать ее так. С ее губ срывается слабый вздох удовлетворения. — Я хочу сделать тебя счастливой, — шепчу я ей.
Кейди обнимает меня за талию.
— Ты уже делаешь меня счастливой.
Она вскидывает голову, и я тону во взгляде ее кристально-чистых голубых глаз. Я запускаю пальцы в ее растрёпанные волосы и замираю. Желаю поцеловать ее идеальные губы, но стою в нерешительности, склонившись в нескольких дюймах от ее рта. Короткий стон желания, который издает Кейди, заставляет меня улыбнуться.
— Тебе говорил кто-нибудь, какая ты удивительная? — спрашиваю я, слегка прикасаясь губами к ее мягким губам.
Кейди тихо смеется, хватая меня за рубашку.
— Ты. Всегда. Ты единственный, — ее глаза проникаются грустью.
— Все они слепые, — говорю я ей и прижимаюсь своим носом к ее носу. — Иногда я жадный. Я рад, что я единственный, кто видит тебя. Если бы все они видели, какая ты идеальная, они бы захотели отобрать тебя у меня.
Ее дыхание становится прерывистым и касается моих губ. Я прижимаюсь к ее губам в нежном поцелуе. Когда я собираюсь перевести дыхание, Кейди приоткрывает губы, предлагая мне свой сладкий язык. Я не колеблюсь и целую рот, о котором никогда не перестаю думать. Она на вкус как мороженое, мед и вишня. Сладкая, сочная и манящая. На этот раз я единственный, кто стонет, когда я усиливаю наш поцелуй и сплетаю наши языки. Ее ладони поднимаются по моей груди вверх и ложатся мне на плечи. Мы с трудом разрываем поцелуй. Я прижимаюсь лбом ко лбу Кейди, просто получая удовольствие от ее вкуса. Вдыхаю ее уникальный аромат, который никогда не покидает меня.
— Тогда я рада, что они слепые, — говорит Кейди голосом, полным света и любви.
Я одариваю ее кривой ухмылкой.
— А если они все же увидят тебя однажды… — я дразню ее собственническим рыком. — На этот случай у меня есть Боунз, который выколет им глаза. Он, безусловно, сделает это. Я ведь прав?
Кейди отстраняется и смеется всю дорогу до нашего тайного места. До того самого места, к которому мы ходили, когда были подростками. Старое заброшенное здание у воды все еще представляет собой груду лежащего в беспорядке металла и заросли сорняков. Нам не составляет труда припарковаться на пустынной дороге. В заборе все еще есть дыра, так что мы быстро пролезаем через нее, пока нас не заметили прохожие.
Маленькое тело Кейди легко проскальзывает через лаз, и она исчезает в зарослях деревьев. Теперь, когда я немного вырос, пролезть через дыру намного сложнее. В итоге я порвал рубаху о мерзкую деревяшку в заборе, но, к счастью, она лишь оцарапала кожу, а не нанесла рану. Наша старая тропинка уже давно заросла, и мне приходится слушать звуки текущей воды, указывающей мне путь. Когда я добираюсь до покрытого галькой участка, Кейди уже сорвала свою рубашку и открыла всему миру свое совершенное тело.
Мой член дергается, когда она стягивает шорты. Затем она радостно шагает к воде и скрывается в ней.
— Теплая, — говорит Кейди, поворачивается ко мне и улыбается. Она погружена по плечи в воду. Вскоре ее бюстгальтер и трусики летят на берег.
— Не заходи слишком далеко, — предупреждаю я.
Кейди смеется.
— Ладно, папочка.
Закатывая глаза, я расстегиваю рубашку и кидаю ее на берег. Моя девочка не сводит с меня глаз, пока я раздеваюсь до нижнего белья и иду за ней.
— Черт! — жалуюсь я. — Вода еще холодная, Кейди!
Ее хохот расходится зыбью по воде и, несомненно, приводит в восторг рыбу, плавающую под поверхностью.
— Ой. Я солгала.
Дрожа, я брызгаю в нее водой и погружаюсь по плечи.
— Иди сюда, врунишка.
Кейди незаметно обвивает мою шею руками, а талию ногами. Я хватаю ее за бедра и притягиваю к моему возбужденному члену, который едва сдерживают боксеры.
— Я скучаю по этому, — говорю я ей и касаюсь носом ее носа.
Она вздыхает и наклоняет голову назад, подставляя мне свою шею. Мои губы находят ее прохладную кожу. Целуя ее, мне становится невозможно трудно устоять перед желанием взять Кейди прямо здесь, в этой реке. Как в старые времена. Когда наша жизнь была намного проще. До одного из самых мрачных периодов наших отношений — времени, когда маленькая ошибка явилась результатом огромных последствий. Когда-то, когда что-то великое и удивительное угрожало нанести нам тяжелый удар.
— Йео, — мурлычет она мне в ухо. — Войди в меня. Мне это нужно.
Мой член молит и просит и практически прорывается сквозь боксеры, чтобы достичь ее совершенного естества. Я трусь об нее, заставляя ее вскрикивать от удовольствия, но качаю головой.
— Не здесь, малыш. У меня нет презерватива.
Кейди надувает губы, но больше не настаивает.
* * *
Воздух вокруг нас становится плотным.
От воспоминаний.
Тогда Кейди было всего шестнадцать. И она была беременна. Нашим ребенком.
Нам обоим было больно от внезапной потери. Потери, которая произошла без какого-либо предупреждения. Потери, которая нанесла тяжёлый удар ее психике и ввергла мою сладкую девочку в панику болезненных эмоций. Мы потеряли ребенка на достаточно раннем сроке беременности, чтобы мы были единственными, кто знал об этом. Но срок был уже достаточным, чтобы было больно. Кейди сказала, что морально не готова стать матерью. И она не очень-то любила отцов. Один намек на страх — из всех людей именно ко мне — блеснул в ее глазах, и я поклялся, что никогда не увижу снова этот взгляд, направленный на меня.
Проще говоря, Кейди нелегко доверять мужчинам.
Отцам, если быть точным.
А я должен был стать отцом.
Для ее ребенка.
Быстрый взгляд, брошенный в меня на короткое мгновение, убедил, что она всегда будет бояться за своего ребенка. Как ее мать боялась за нее. Взгляд, полный страха... был ли я способен на те же самые зверства, что ее отец совершил по отношению к ней. Конечно, я никогда бы не причинил боль Кейди. И ни за что нашим детям или кому-либо еще, если уж на то пошло.
Но Кейди глубоко внутри этого не знала.
Сомнение было бы всегда.
И этого сомнения было достаточно, чтобы каждый раз, во что бы то ни стало, натягивать презерватив. Каждый раз. Именно ее сомнение делает меня самым ответственным любовником на планете. Я не потеряю Кейди. Она всегда будет моей семьей. Только мы двое. Это единственный путь, который когда-либо будет у нас.
* * *
Кейди отстраняется и с легкой улыбкой внимательно смотрит на меня.
— Что теперь, Йео?
Я ухмыляюсь ей и слегка касаюсь ее груди.
— Все, что захочешь, Кузнечик.
Выражение задумчивости волной накрывает ее лицо, когда она смотрит мимо меня на текущую реку. Надежда. Это мимолётный взгляд. Он очень искренний. Тот, который я едва ли увижу снова. Но тот, который я хочу снова и снова вызывать.
— Я хочу перестать думать о мире без тебя. Наказание за все те годы разлуки было слишком большим. Моя жизнь без тебя не такая уж и сладкая. Как нам сделать так, чтобы все это произошло? — спрашивает Кейди и в задумчивости сводит свои темные брови.
— Это происходит сейчас. Прямо сейчас. Ты этого не чувствуешь? Вокруг нас. Проникая внутрь нас. Моя любовь к тебе никогда и никуда не уходила. Я просто был вынужден ненадолго спрятать ее. Лишь потому, что ты попросила меня это сделать. Теперь я прошу тебя освободить ее. И выбросить гребаные ключи в реку, где им и место. Никогда больше. Я ни за что не соглашусь расстаться с тобой. Мы заслуживаем быть счастливыми, моя милая, милая Кейденс.
Наши губы встречаются. Сначала она медленно целует меня, но потом наш поцелуй становится настойчивым и полным желания. И если я не вытащу ее из воды в ближайшие тридцать секунд, я сделаю то, о чем позже мы обязательно пожалеем — на все сто процентов.
Подхватив ее за попку, я поднимаю ее и быстро несу к берегу. Как только мы добираемся до моей одежды, я опускаю ее на спину, быстро стягиваю боксеры и рубахой вытираю свой член. Я достаю презерватив, открываю его и так стремительно надеваю, что едва успеваю сделать следующий вздох.
Пока я глажу своего дружка в резинке, я разглядываю красивую женщину, растянувшуюся на прибрежной траве. Ее темные волосы — наполовину мокрые и спутанные — в чертовском беспорядке. Но я хочу, чтобы они были в моих руках. Я хочу, чтобы она кричала мое имя, когда я буду входить в нее снова и снова, и не заботилась, что кто-то увидит нас.
— Разведи ноги в стороны и дай мне на тебя посмотреть, — приказываю я, когда подхожу к ней и встаю вплотную.
Прелестный алый румянец вмиг покрывает ее кремовую кожу. И мне хочется говорить самые непристойные вещи — которые могу придумать — чтобы он не сходил с ее кожи ни на мгновение.
— Йео, — хнычет Кейди, пальцами пощипывая соски, затвердевшие от ее прикосновений. — Не заставляй меня ждать, ненормальный.
Я поднимаю бровь и улыбаюсь ей.
— Чего ты хочешь, моя ненасытная девочка?
— Тебя. Внутри меня. Сейчас, — ее голос хриплый и немного напоминает легкое рычание.
Упав на колени, я хватаю ее за бедра и открываю себе доступ к ней. Ее киска манит меня, как и всегда. Капли воды, танцуя, стекают вниз мимо маленьких полосок темных волос и распухших губ. Кстати о губах. Я облизываю свои и посылаю Кейди голодный взгляд.
— Нет... — стонет она. — Не так. Не сейчас. Ты нужен мне.
Отказавшись от затеи заняться с ней оральным сексом, пока Кейди не начнет кричать и сообщать всем в пределах слышимости о наших непристойных действиях, я взбираюсь на нее сверху. Она издает судорожный вздох, когда наши тела соприкасаются. Я хватаю свой пульсирующий член и дразню набухшей головкой ее промежность.
— Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя, Кузнечик?
Ее губы изгибаются в изумлении.
— Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью.
Я никогда не мог отказать ей ни в чем. Чего бы она ни попросила. Особенно в этом. Я упираюсь ладонью в траву возле ее лица и вхожу в нее. Кейди хватает меня за плечи и ногтями практически впивается мне в кожу. Она прижимает свои пятки к моей заднице и пытается заставить меня войти глубже. Но мне нравится дразнить ее. Я не намерен до конца входить, как она того хочет. Когда же она дует губы, то мой член становиться невероятно твердым. И я даю этой красивой женщине то, что она так жаждет.
— АААААХ! — стонет Кейди, когда я резко вхожу в нее. Шлепающий звук от соприкосновения нашей скользкой кожи создает свою собственную песню на берегу реки.
Я впиваюсь в ее рот так, что наши зубы ударяются друг о друга. И я сжимаю ее. Снова и снова. Сильнее и сильнее. Я целую ее настойчиво и нежно. Долго и сладко. Мне всегда мало Кейди. Я всегда хочу большего от нее. Я жажду каждую ее черточку. Каждый ее сломанный кусочек.
Я хочу их все вместе.
Собранные и запертые в моем сердце.
Где им и место.
Кейди стонет и вскрикивает, но не кончает. Я же в любую секунду достигну оргазма — сказываются годы, которые я прожил без нее. Понадобится время, чтобы это преодолеть. Незаметно просунув руку между нами, я массирую ее клитор. Так, как она это любит. Но при этом я не сбавляю темп своих движений.
— Кончи на меня, Кузнечик, — бормочу я, не отрываясь от ее губ. — Покажи мне, как хорошо ты чувствуешь себя от моих прикосновений.
Тихие всхлипы моей девочки переходят в прерывистые вздохи желания. И, наконец, она уступает своей плотской потребности достичь оргазма. Сквозь ее тело проходит судорога. Кейди выкрикивает мое имя и дрожит всем телом от удовольствия. Желание в блаженстве прикрыть глаза почти непреодолимо. Но желание видеть ее ярко-голубые глаза, которые блестят любовью ко мне и удовольствием от моей близости, побеждает. Хватит и того, что с ней я полностью теряю контроль.
— Даааа, — выдыхаю я у ее рта и извергаю свое семя в тонкую преграду, разделяющую нас. — Так идеально, — мой член постепенно перестает сильно пульсировать. Я опираюсь на локти и наслаждаюсь ее видом.
Рот Кейди приоткрыт. Ярко-розовые губы чуть припухшие.
— Жизнь с тобой гораздо легче, — бормочет она.
Ее глаза полны легкости и любви.
— Пора расслабиться, красавица. Позволь мне позаботиться о тебе. Ведь именно для этого я и был рожден. Давай, пойдем домой и примем душ. Я хочу пригласить тебя сегодня вечером на ужин. Только мы вдвоем.
Свет в ее ясных глазах меркнет. Она надувает губы.
— Что, если я испорчу ужин? Опять.
Я провожу большими пальцами по ее волосам у висков и слегка массирую их.
— Ты ничего не можешь испортить. Когда же ты поймешь, что мне на всех наплевать? Меня не волнует то, что они думают, что говорят. Все, что для меня значимо, — это лишь ты. Запомни это. И, черт возьми, никогда не забывай об этом, Кузнечик! — она приоткрывает рот, чтобы возразить, но я тут же прижимаюсь губами к ее губам и шепчу ей, почти не отрываясь: — Черт возьми, не забывай об этом.
* * *
— Мы идем к тебе домой на ужин? — спрашивает Кейди, когда я веду ее по улице к моему дому.
— Ага, — говорю я, сжимая ее руку. — Но не беспокойся. Мама с папой ушли, так что будем только мы. Не зацикливайся.
Она останавливается и недоверчиво качает головой.
— Ты собираешься готовить?
Я смеюсь и показываю на разносчика пиццы, ожидающего нас на въезде.
— Неа. Сегодня вечером готовит «Домино».
Кейди бежит к моему дому и безудержно смеется. Ее смех приятный и манящий. Летнее платье на ней довольно короткое. Оно приподнимается каждый раз, когда Кейди вскидывает ноги во время движения. Ее совсем не заботит то, что открывается моему взору — ее сексуальные розовые трусики. И это опять заводит меня. Хотя у нас уже был секс — после душа на ее кровати. Но я до смерти хочу снова оказаться внутри нее.
— Подожди, — кричу я и бросаюсь за ней, чтобы догнать. А догнав, обвиваю руками ее талию и притягиваю к себе.
Кейди кричит — громко, не заботясь о реакции соседей — пока я снова не ставлю ее на землю. Я отпускаю ее, и она решительно направляется в мой двор — прямиком к мамину розовому кусту у крыльца. Она наклоняется и снова показывает свои милые трусики. Мне. И гребаному доставщику пиццы.
— Сколько? — резко спрашиваю я.
Он вынужден оторвать взгляд от задницы моей девушки и посмотреть на меня.
— Ээ, тридцать семь пятьдесят три, — заикаясь, говорит он.
Я убежден, что его глаза хотят вернуться к ней. К ее милой попке. Но я уверенно перехватываю его взгляд. Когда я отдаю ему деньги и беру еду, то убеждаюсь, что весь обзор ему заблокирован. Даже когда он уходит.
Ее щеки порозовели, а ярко-голубые глаза сверкают от удовольствия. Это та самая Кейди, которую я так долго люблю. Кейди, которая пряталась от всех с тех пор, как я ушел. Я так по ней скучал.
* * *
— Чем ты собираешься меня кормить? — дразнится она.
Ее глаза темнеют от желания. Она тоже чертовски скучает по мне.
— Ну, — тяну я, когда мы взбираемся по лестнице и направляемся внутрь. — Я собираюсь накормить тебя настоящей едой, потому что ты слабеешь.
На это она лишь фыркает.
— Но потом... — я ставлю еду на стол и медленно поворачиваюсь к ней со злобной усмешкой. — Я накормлю тебя твоим любимым десертом. Каждым его толстым, длинным, вкусным дюймом.
Кейди чертовски мило хихикает и тыкает меня пальцем в живот.
— Десерт должен быть сладким, а не соленым.
— Я кореец. Мы не любим сладкие десерты, — тут же возражаю я. Хотя мой аргумент очень слабый. Если учитывать, что она знает меня с десяти лет. И еще она в курсе, что я сладкоежка. И этим очень ей подхожу.