Явлению Казанского образа предшествовали трагические обстоятельства. В 1552 г. Иван Грозный присоединяет Казань к своему царству. При этом получают свободу тысячи православных, томившихся в рабстве. Опустошительные набеги татар на русские приграничные области прекращаются. Теперь на этих землях наступает расцвет христианства – там появляются многочисленные церкви и монастыри. Однако радостную картину христианизации русского Востока омрачает вспыхнувший в 1579 г. в Казани страшный пожар. По свидетельствам очевидцев (летописцев и патриарха Гермогена, упоминавшего об этом в своём «Сказании...»), начался он «в полдень около церкви Святителя Николая, называемого «Тульский», во дворе одного царского воина Даниила Онучина; и остались лишь небольшая часть посада, половина града близ соборной церкви и двор архиепископа. Большая часть посада и все торги, и обитель Боголепного Христова Преображения, и двор Великого князя – увы, всё огоньвсеядец пожрал, и попалил, и небытию предал».
Казань в XVII веке. Рисунок Адама Олеария
В городе начинается ропот жителей и нестроения. Татарская часть населения видит причину несчастья в переходе многих мусульман в христианскую веру. Пожар воспринимается ими как кара небесная. Православные не находят достойного ответа и объяснения случившемуся, особенно трудно приходится в связи с упрёками в том, что огонь начал своё распространение именно с церковного здания, и в нём погибла значительная часть Преображенского монастыря. Апеллирование к Промыслу Божьему оказывается малодейственным. Мусульманская часть населения требует прекращения построек новых церквей и монастырей, а также выступает за уменьшение христианской проповеди среди коренного населения. Эта позиция находит сочувствие у большинства горожан, и от открытого неподчинения властям со стороны мусульман удерживает только страх перед наказанием от грозного царя Ивана Васильевича.
Значительная часть новообращённых христиан начинает колебаться, и именно в этот момент Царица Небесная являет людям свой чудотворный образ, не раз становившийся впоследствии спасителем Русской земли.
Само явление произошло следующим образом. В сонном видении десятилетней девушке Матроне, дочери одного из стрельцов Данилы Онучина, явилась во сне икона Божией Матери, «весьма светлая», как отмечает в своём сказании св. Гермоген. Богородица утешает скорбящую девочку и просит её передать родителям, а также архиепископу и воеводам, о том, что им надобно обрести Её образ. Позже ей приснилась Сама Богородица и сказала, что Её икона находится в земле – там, где до пожара находился дом родителей девочки, и велела передать это архиепископу и воеводам. Девочка сразу побоялась об этом рассказать, а когда поведала всё матери, та не обратила внимания на слова дочери. Тогда Матроне опять приснился сон: Божия Матерь приказывала рассказать о Своём явлении. Мать снова не послушала девочку. Вслед за этим последовало новое явление, уже грозное. Однажды во время дневного сна Матрона чудесным образом была перенесена на середину двора и здесь явилась ей та же икона Божией Матери. От Её лика исходили огненные лучи. Матрона услышала голос: «Если ты не поведаешь глаголов моих о том, чтобы достали Мою икону из недр земли, она явится в другом месте, ты же лишишься жизни». Услышав эти слова, Матрона упала на землю и долго лежала так. Затем, придя в себя, позвала мать и со слезами просила её передать о видении архиепископу и воеводе. Видя нежелание матери, дочь сказала: «Если тебе угодно, чтобы я умерла, то не ходи». После этих слов мать с дочерью направились к городским властям, но и у воеводы, ни у архиепископа они не нашли понимания. Матрона же продолжала упрашивать мать исполнить её просьбу. Уступив желанию дочери, мать решила сама рыть землю на месте своего сгоревшего дома. Копала долго и безуспешно. Узнав о явлении, многие люди пришли помогать – перекопали весь двор, но икону не нашли. Тогда девочка сама взяла заступ и начала копать в месте, где была печь в сгоревшем доме. Скоро Матрона обнаружила чтото, завёрнутое в кусок сукна. Сукно развернули – там оказалась икона Божией Матери с Младенцем. Таких икон раньше никто не видел. Она была совершенно новая, будто только что написана, и, по словам очевидца – св. Гермогена, «вся сияла».
Св. Патриарх Гермоген
Весть об этом чуде облетела весь город. Архиепископ Иеремия, узнав о событии, тотчас поспешил с крестным ходом во главе собора духовенства, сопровождаемый огромным стечением народа. Архиепископ и воеводы с плачем падали перед чудотворным образом и молились Богоматери о прощении. Среди собравшихся был и священник Николо-Гостинодворской церкви Григорий, впоследствии Казанский митрополит и Патриарх Всея Руси Гермоген. Икона была торжественно перенесена в находившуюся поблизости церковь св. Николая Тульского.
По совершении в этом храме молебна икона с торжеством была препровождена в Благовещенский собор и по пути шествия явила первое чудо, исцелив слепца Иосифа, который уже три года ничего не видел. Другой слепец – Никита – получил тоже благодеяние от Владычицы – обрёл зрение по принесении иконы в собор. Так начались чудотворения от Казанской иконы Божией Матери.
На другой день в соборном храме совершена была Литургия. Архиепископ и градоначальники, сняв список с новоявленного образа и описав обретение его и чудеса от него, отправили сообщение в Москву, царю Иоанну Васильевичу Грозному. Царь на месте обретения иконы повелел соорудить деревянный храм во имя новоявленного образа, а позднее распорядился устроить женский монастырь для сорока инокинь и здесь поставить икону.
Инокиня Мавра (Марфа)
Матрона, обретшая святыню, постригшись в монашество под именем Мавры (по некоторым источникам – Марфы), была первой инокиней, а потом и настоятельницей этого монастыря.
Богородице-Рождественский монастырь г. Казани
Пропажа святого образа
В соборе Казанского Богородицкого монастыря икона находилась вплоть до начала ХХ в. А в 1904 г. Россию потрясло известие о похищении святыни. Святотатственное событие произошло в ночь с 28 на 29 июня 1904 г. Момент для кражи преступники выбрали очень удачно. Дело в том, что с 25 по 28 июня в монастыре находилась принесённая в город другая великая святыня – чудотворная Смоленская икона Божией Матери. По этой причине ежедневно совершались длительные праздничные богослужения. 28 июня Смоленская икона покинула монастырь. После всенощного бдения насельницы монастыря, утомленные, отошли ко сну. В начале третьего часа после полуночи послушница Татьяна Кривошеева, выйдя во двор монастыря, услышала приглушённые крики, доносящиеся со стороны колокольни. Татьяна разбудила нескольких работников, спящих на сеновале, и двух послушниц. Между тем крики продолжались. Кричал, как впоследствии выяснилось, сторож монастыря Фёдор Захаров. Вскоре он был обнаружен запертым в подвале собора и освобожден. Выйдя из подвала, Захаров сказал: «Глядите скорее двери у церкви; несчастье у нас большое. Воры меня сюда посадили».
При осмотре западных дверей собора обнаружилось, что верхний замок сломан и лежит на паперти, а нижний цел. Между створками двери была вставлена доска, в результате чего створки разошлись и образовали отверстие, через которое мог пролезть взрослый человек. Внутренние деревянные двери, запертые с вечера на внутренний замок и задвижку, оказались открытыми. При осмотре самого собора было обнаружено исчезновение чудотворного Казанского образа Божией Матери и иконы Спасителя. Обе иконы помещались в ковчегах иконостаса. Как считает большинство исследователей, преступников привлекли надетые на иконах драгоценные ризы. В пользу этой версии говорит тот факт, что помимо икон были украдены деньги (365 рублей, как выяснилось потом на суде) из свечного ящика. Да и сам внешний вид риз мог внушить корыстное желание завладеть ими. Дело в том, что на иконе Божией Матери их было две: нижняя – золотая, и верхняя – жемчужная. Золотая, богато украшенная бриллиантами и другими драгоценными камнями, была даром царя Иоанна Грозного. Икона Спасителя также имела ризу, украшенную жемчугом и драгоценными камнями. Каждая из похищенных риз представляла большую ценность.
Весть о похищении чудотворной Казанской иконы быстро облетела город. По свидетельству очевидца событий И. Покровского, «толпы народа с раннего утра 29 июня окружили монастырь и, пока было возможно, заполнили собою храм, паперть и даже монастырский двор. Неподдельный ужас и скорбь выражались на лицах всех, явившихся в обитель разделить общее невыразимое горе. Горькие слёзы лились и у тех, кто рассказывал, и у тех, кто слушал про подробности этого печального события в жизни монастыря и православной Казани. Все чувствовали дорогую утрату монастыря как личную потерю. Никто не верил, чтобы похищение не раскрылось».
Преступников нашли быстро. Главная заслуга в этом принадлежала смотрителю Александровского ремесленного училища Владимиру Вольману. Узнав о преступлении, Вольман предположил, что оно могло быть совершено при помощи разжимных щипцов, заказанных у него в училище. Ими вполне можно было сломать замок наружной двери собора. Эти щипцы 22 июня заказал в училище некий ювелир Максимов, якобы для развода золотых колец. После некоторых сомнений Вольман 2 июля заявил о своих подозрениях в полицию. Разысканный полицией Максимов сначала отрицал факт заказа им щипцов в Александровском училище. Однако после очной ставки с Вольманом сознался в том, что заказал щипцы по поручению Фёдора Чайкина. Полиция немедленно, несмотря на поздний вечер, отправилась на квартиру, где проживала семья Чайкиных. Однако Фёдора и его жены Прасковьи не оказалось дома. Застали на месте лишь мать Чайкиной, Елену Шиллинг, и дочь, девятилетнюю Евгению. Оказалось, что Чайкин вместе с женой уехал на извозчике за несколько часов до появления полиции. Тотчас были приняты меры к их розыску и задержанию. Предпринятый наспех осмотр занимаемых подозреваемыми помещений ничего не дал. Вскоре полиции стало известно, что Чайкины отплыли из Казани вверх по Волге на пароходе «Ниагара». 5 июля они были задержаны в каюте прибывшей в Нижний Новгород «Ниагары». У задержанных оказались фальшивые паспорта на имя супругов Сорокиных.
Тем временем полиция провела тщательные обыски на квартирах Максимова и Чайкина. Жемчужины, найденные на квартире Максимова, а также изъятый у него алмаз, были предъявлены монахине Варваре, состоящей многие годы при Казанской иконе. Та опознала их как украшения с похищенной иконы.
Более значительные результаты дал проводившийся в течение четырёх дней тщательный обыск на квартире у Чайкина. Лица, проводившие обыск, обнаружили много драгоценностей, замурованных в печи и спрятанных в других потаённых местах. Согласно данным следствия, во время обыска были обнаружены «куски пережжённой проволоки, 205 зёрен жемчуга, перламутровое зерно, камешек розового цвета, обломок серебра с двумя розочками, 26 обломков серебряных украшений с камнями, кусочек золота, 72 золотых обрезка от ризы, завёрнутые в рукав платья, 63 серебряных обрезка ризы и венца, пластинка с надписью «Спас Нерукотворенный», серебряный убрус, смятый в комок, и другие подобные предметы».
Из допроса Елены Шиллинг стало известно, что её дочь, известная под фамилией Чайкина, состоит с Чайкиным в незаконном сожительстве и что настоящая её фамилия Кучерова. Важные показания дала дочь Кучеровой, девятилетняя Евгения. Она показала, что «накануне Петрова дня поздно вечером Чайкин ушёл из дома вместе с Ананием Комовым, приехавшим за несколько дней перед тем в Казань, причём каждый из них взял с собой револьвер; а после того, проснувшись на рассвете, она увидела, что Чайкин рубил большим ножом икону Спасителя, а Комов – топором Казанскую икону Божией Матери. Разрубленные иконы были положены в железную печь, после чего бабушка (Елена Шиллинг) зажгла иконы. От Чайкина она слышала, что перед кражей из Казанского монастыря он и Комов сидели на колокольне и были пущены в церковь сторожем, которому пообещали за это 100 рублей. Она видела, как Чайкин и Комов резали похищенные ризы ножницами, а мать её резала жемчуг. Она сама взяла камешек с Казанской иконы Божией Матери и подарила своей подруге Зое, а от своей матери получилас той же иконы ленточку».
8 июля 1904 г. полиция задержала в с. Долженково Курской губернии Ананию Комова. При этом у него были отобраны револьвер и золотой медальон с девятью жемчужинами. Изъятые у Евгении Кучеровой ленточка и у её подруги Зои «камешек», а также отобранный у Комова медальон были опознаны монахиней Варварой как предметы, снятые с похищенной Казанской иконы. На первом допросе Чайкин вёл себя грубо и вызывающе. На вопрос о личности он ответил: «Не знаю, фамилий у меня много, всех не припомню». Затем он много рассказывал о совершённых им ранее преступлениях, явно бравируя ими.
Елена Шиллинг дала показания относительно обстоятельств кражи. По её словам, она утром 29 июня «впустила на квартиру Чайкина и Комова, которые принесли какието иконы. Когда она спросила дочь, куда они ходили, то услышала в ответ: «Молчи, не твоё дело, ставь самовар»1. Шиллинг стала ставить самовар и видела, как Фёдор колол какието дощечки и клал их в печку, а что это было, она в точности рассмотреть не могла. Максимов также подтвердил факт сожжения икон. Он привёл слова Чайкина, который на его вопрос о судьбе икон ответил: «Я порубил и побросал в печку, мать заставил сжечь; она сожгла и плакала – мамаша у нас плаксивая».
25 ноября 1904 г. в здании Казанского окружного суда начался судебный процесс. Перед судом предстали Варфоломей Стоян, Анания Комов, Фёдор Захаров, Николай Максимов, Прасковья Кучерова и Елена Шиллинг. Первым четырём было предъявлено обвинение в похищении святых икон и денег из монастыря посредством взлома, а Кучеровой и Шиллинг – в укрывательстве этого преступления.
В ходе судебного процесса виновность Стояна и Комова в похищении икон из собора была признана доказанной. Вместе с тем присяжные не нашли веских доказательств в пользу участия в похищении Максимова. Суд признал его виновным лишь в укрывательстве и сбыте краденого. Присяжные сочли неубедительными данные в пользу виновности Захарова. Это явилось следствием блестящей речи его адвоката Лаврского.
Постановлением суда Варфоломей Стоян был осуждён на 12 лет каторжных работ, Ананий Комов – на 10 лет. Николай Максимов приговорён к ссылке в исправительные арестантские отделения сроком на 2 года 8 месяцев. Прасковью Кучерову и Елену Шиллинг суд приговорил к 5 месяцам 10 дням тюрьмы. Сторож Фёдор Захаров был оправдан.
В деле о похищении иконы остались неясности. Например, не удалось узнать, кто из преступников прятался в соборе и открыл внутреннюю дверь. Осталось неизвестным и то, куда преступники спрятали бриллианты с похищенных икон. Во время поисков бриллианты не нашли. Высказывались на суде и сомнения в факте уничтожения преступниками похищенных чудотворных икон. Однако большинство присутствующих, видимо, пришли к тому же выводу, что и выступавший в качестве обвинителя товарищ прокурора Казанской судебной палаты Покровский: «Как ни тяжело, как ни безотрадно, но надо признать, что иконы сожжены».
Однако другой версии придерживается исследователь Г. Миллер. Вот что он пишет: «Показания грабителей на суде, настаивавших на факте сожжения иконы, были весьма неубедительны. Это обстоятельство уже тогда, в 1904 году, породило первую версию, что явленный образ, скорее всего, был продан старообрядцам. Она заслуживает внимания. Старообрядческих толков в Казани той поры было множество. Казань была тогда одним из центров старообрядчества, и влияние их на местную светскую власть было велико».
В 1950 – 1952 гг. послушница игумении Софии монахиня Агафия рассказала архиепископу Сергию (Королёву) хранившуюся ею тайну о том, что грабители похитили не явленную в 1579 году икону, а один из её точных списков. Ещё задолго до кражи игуменией Маргаритой, напуганной несколькими попытками похищения образа, было введено правило: на ночь заменять подлинную икону списком. Каждый вечер после закрытия храма подлинник вынимался изпод ризы и сопровождался в покои игумении, а наутро возвращался на прежнее место. Этот ритуал был исполнен и накануне той злополучной ночи. Утром же, когда плачущие монахини обступили настоятельницу, она необычайно спокойно сказала им: «Не плачьте, сёстры, Божия Матерь с нами». При даче свидетельских показаний на суде поведение игумении Софии также было удивительно спокойным. Её больше заботило, по рассказам присутствующих, возвращение драгоценного оклада, чем самой иконы.
Дело о похищении Казанской иконы продолжалось вплоть до 1914 г. По воспоминаниям монахини Марии (Борисовой), её дед в послереволюционное время работал на одном из казанских заводов вместе с бывшим участником преступной группы того дела 1904 г. В разговорах тот клятвенно утверждал, что после кражи икона ими не была уничтожена, но о том месте, куда её переправили, помалкивал.
Мы не можем на сегодняшний день достоверно установить, что именно произошло с иконой в 1904 г. Погибла ли она безвозвратно, или Царица Небесная только на время скрыла от нас Свой чудотворный лик, чтобы позднее, как это уже было не раз, вновь явиться спасительницей России?