— Ты катался верхом.
Легкий утренний ветерок принес его аромат, ударяя непосредственно по моим рецепторам. Я вдохнула, впитывая в свои легкие аромат сена, запах лошади, и все остальные смеси пряных ноток, которые присущи только Джетро.
Он кивнул, скрещивая руки на груди.
— Ты бегаешь. Я езжу верхом. Если разобраться, то у нас есть много общего.
Что-то совершенно отличное от принудительной выплаты долгов и нахождения непреодолимой тяги друг к другу, он это имеет в виду?
— О, и что же это, позволь полюбопытствовать?
Джетро сделал шаг ко мне навстречу, врываясь в мое личное пространство, словно принося с собой темную тень в предрассветную дымку.
— Нам обоим требуется некоторое время, чтобы убежать, скрыться от тех вещей, что преследуют нас. — Он напрягся всем телом, его глаза вспыхнули всеми несказанными вещами. Легкая щетина покрывала его мужественную челюсть, его губы слегка приоткрылись, в то время как глаза стали цвета чистейшей самородной серы. [прим. пер. медово-желтый цвет].
Стремительно, он накрыл своей ладонью мою щеку.
О боже.
Электрические разряды искрились под его кончиками пальцев.
Всегда ли мне суждено страдать от его восхитительных прикосновений?
Моя кожа загорелась под его прикосновением; ее словно прошили миллионы искорок света, пожирали обжигающие языки пламени, испепелял жар преисподней, каждый миллиметр кожи буквально пылал под его прикосновением. На долю секунды, я засомневалась, но затем прильнула сильнее к его ладони.
Он втянул в себя прерывистый вдох, сильнее прижимая ладонь к моей щеке.
Чистая химия и желание поглощать друг друга увеличивались с каждым следующим ударом сердца.
Один удар.
Второй.
Третий.
Мы стояли на ступенях «Хоуксбридж Холла», ожидая действий со стороны друг друга. В тот момент, когда бы это произошло, я бы с большим удовольствием позволила ему увести меня в заросли кустарника неподалеку и трахнуть меня.
Между нами закружилось непреодолимое влечение и напряжение.
У меня было множество вопросов и сомнений, множество причин бояться и ненавидеть его. Но когда он прикасался ко мне... всё разлеталось в пыль.
Я ничего не могла вспомнить, мне было все безразлично.
Мы придвинулись еще ближе, делая это вопреки нашему желанию, чтобы преодолеть болезненное расстояние, что разделяло от нас.
Я не могла дышать.
«Поцелуй меня. Пожалуйста, поцелуй меня».
Момент затянулся настолько, что все вокруг нас не загудело от переполняющих возможностей.
Затем все разлетелось на куски.
Оглушительно громко.
Болезненно.
Разбиваясь осколками и падая к нашим ногам.
— Ты чертовски опасна, — едва слышно пробормотал Джетро, отстраняясь от меня и отступая назад. Проводя рукой по своим серебристым волосам, он приказал мне: — Жди здесь. Никуда не уходи. — Он поднял руки и стал расстегивать пуговицы на твидовом жакете, ловко действуя пальцами.
Я сморгнула, пытаясь спрятаться от сильного желания и понять реальную причину, почему я стояла и слушала его едва одетая посреди морозного утра.
— Я не собираюсь убегать. Я вернусь минут через сорок.
Он покачал головой, снимая с себя твидовый жакет и оставаясь только в черной водолазке с длинным рукавом.
У меня во рту все пересохло, когда я взглянула на него. Даже когда он был полностью одет, я могла рассмотреть и почувствовать каждый рельеф его пресса, каждый толчок силы и энергии, который насыщал его тело, когда он втягивал в себя воздух и легко выдыхал его. Он был целиком и полностью соткан из моих фантазий, и я ненавидела его за то, что он был таким идеальным.
Мое лоно начало пульсировать, посылая влажный трепет обжигающего желания к чувствительному местечку между ног.
Я не видела его всего два дня, но тосковала по нему, словно не видела его всю свою жизнь.
Если он и подозревал, что мне известно, что он Кайт, то держался очень достойно и не подавал виду. После того, как Кес поведал мне правду, я ожидала, что Джетро ворвется ко мне в комнату и раскроет мне свою тайну.
Но он не пришел.
Он не смотрел на меня как-то по-новому, ничего не изменилось в его взгляде; он не дал мне ни единой подсказки, что его ложь начала распутываться. Но насколько бы он не огорчал меня и не запутывал, я не могла не выразить своего восхищения в его умении скрывать и утаивать факты.
Я хотела быть как он. Хотела защищать свои тайны настолько чертовски хорошо, и чтобы я не сделала — любое действие расценивалось бы как неожиданный сюрприз.
Я хотела повелевать им.
— Я пойду с тобой. Не уходи. — Он исчез в доме, оставляя меня наедине с собой и полностью окутанной прохладой морозного утра от его ухода.
Совершая бег на месте, я обдумывала вариант о том, чтобы игнорировать его приказ и бежать дальше.
«Просто иди и все».
Что могло произойти хуже того, что уже есть? Он бы пошел охотиться за мной во второй раз. Мой живот скрутило от одной мысли об этом. Мне безумно нравилась эта идея. Но больше всего мне нравилось то, что могло случиться после того, как он найдет меня.
Я желала ощутить безграничную власть, как в тот момент, когда я делала ему минет. Трепет и влечение ко мне, которое блестело в его взгляде.
Я хотела увидеть это вновь.
Пошло нахрен гребаное ожидание, словно я какая-то послушная пленница.
Я заставлю его охотиться на меня.
И затем сделаю так, чтобы он кончил.
Я побежала.
Конечно же, она убежала.
Ни на что другое я и не рассчитывал.
Это отличалось от того, что было в последний раз, когда я ожидал, что она съежится от страха у моих ног, когда я преподал ей урок, показывая у кого в руках настоящая власть. Пробравшись в ее разум посредством сообщений и, скользнув в ее тело, одержимый сумасшедшей страстью, я стал понимать ее — и намного больше, чем она полагала.
И к несчастью для нее, она потеряла способность удивлять меня.
Утратила она ее потому, что я пробрался в разум и побывал в ее теле. Я обменял свою душу на ее — и неважно, настолько рьяно она пыталась отрицать это. Неважно, насколько сильно я отрицал это. Мы были связаны.
Повязаны.
Переплетены.
Каким-то непостижимым образом она пробралась в мое покрытое броней сердце. Она ослабила меня, но эта слабость работала в двух направлениях.
Я чувствовал ее каждой клеточкой своего тела. Я слышал ее страхи, пробовал ее слезы, и каким-то образом, я прекрасно знал, как она отреагирует.
Я не позволял никому иметь надо мной такую власть, кроме Жасмин. Даже с Кесом нас не связывали такие тесные взаимоотношения.
У этой странной связи было имя.
Я называл ее своей болезнью.
И мне становилось только хуже, когда я находился в непосредственной близости к Ниле.
Я желал ее до безумия. Я бы сломал нас обоих этим неудержимым желанием, пока бы подошло время выплаты новых долгов.
Я не думаю, что она поверила мне, когда я сказал, что мы по-настоящему облажались. И не только из-за моего отца и того, что он бы сделал с нами, если бы узнал. Загвоздка была во мне самом.
Из-за моего состояния.
В тот момент, когда я оставил ее на крыльце, я уже знал, что она убежит. Понимание отдавалось в моих костях, делая это сложившимся фактом, нежели предположением.
За тот промежуток времени, что у меня заняло добежать до комнаты и сменить костюм для верховой езды на черный спортивный костюм, она убежала.
Сжимая яростно кулаки в прохладе утреннего воздуха, что окружал меня, я улыбнулся. Подлинной улыбкой. Прошло бесконечное количество времени с тех пор, как я мог расслабиться настолько, чтобы обнажить истинные эмоции.
Так же как сочувствию и состраданию был закрыт доступ в перечень моих качеств, в то же время это ощущалось как нечто непорочное и высекало яркую искру в моем лишенном жизни сердце. Я не желал испытывать подлинных чувств по отношению к чему-то или же кому-то, потому что эту слабость с легкостью могли развернуть против меня.
Наилучшим вариантом для меня было ненавидеть всех и вся. Чтобы иметь возможность скрывать свои истинные желания даже от самого себя.
Ощущение предчувствия другой охоты заставило мою кровь загустеть и разлиться по венам приятным жаром.
Ее крошечные отпечатки ног оставили за собой следы, которые были словно манящие крошки. Трава, покрытая влагой от утренней росы, была примята в том месте, где она наступала на нее.
Я иду Нила.
Точно как и прежде, я преследовал свою добычу. Но разница между этой охотой и той, что была ранее, была в том, что на сей раз она желала, чтобы я ее преследовал. Я прекрасно осознавал, что она жаждет, чтобы ее отыскали. И я прекрасно знал, что она наслаждалась игрой в кошки-мышки так же, как и я.
Широкими шагами я направлялся вперед, когда оставил далеко позади «Хоуксбридж Холла».
Хотя я бы предпочел взобраться на спину Вингса, мчась вперед неудержимо и на дальнее расстояние. Я не был бегуном. Это было недостаточно быстро для меня. Я скучал по ощущению ни с чем несравнимой мощи, когда чувствуешь между своих ног большое животное, повинующееся командам скакать вперед и умчать меня от всего, кем я был.
Каждый следующий шаг заставлял меня вздрагивать от того, что я совершил с собой в прошлый сеанс «исправления». Боль поднималась вверх по ногам. Я так полагаю, что мне необходимо было бы быть благодарным за муки — они помогали мне во многих отношениях. А я нуждался во всей помощи, которую только мог получить вследствие того, что Нила внесла разрушающее состояние хаоса в мой мир.
«Ты же прекрасно знаешь, что это больше не работает, тогда почему ты продолжаешь делать это?» — не унимаясь, нашептывал мне внутренний голос.
Это была правда.
Боль больше не поддерживала прежний комфорт и оборонительную крепость, как было до этого. Жасмин была права. Пришло время искать новые способы, или, если я обладал достаточной смелостью, то я мог позволить всему тому, что утаивал от всех, наконец проявиться.
Я фыркнул от мысли, какие бы были последствия для меня. Не говоря уже о сложностях с отцом.
Нет, я был абсолютно не готов. Не сейчас. К тому же, у меня имелись более важные дела.
Такие, как охота.
Перепрыгивая через насыпи камней и мчась со всех ног по тропинке, я опустил голову и следовал по пятам за малышкой Уивер.
Жалких шесть минут спустя, я все же напал на ее след.
Ее беговой шаг и темп были впечатляющими, и мне волей-неволей пришлось оценить ее коварные способы сбить меня со следа, то срезая путь и продолжая свой бег по подъездной дорожке, то спускаясь в лес с другой стороны и продолжая свой путь там.
Но я был опытным охотником.
Следы, что были оставлены позади нее, вели меня прямиком к моей добыче.
Ее волосы слегка приподнимались, шелковистые прядки выпадали из туго стянутого пучка. Ее идеальной формы ноги вели вверх к самой упругой заднице, которую я когда-либо видел.
Мой рот наполнился слюной.
Я хотел укусить ее задницу. Вонзить в нее зубы. Я желал лизать ее. Жестко трахать ее.
— Это ситуация кажется слишком знакомой, — пробормотал я, увеличивая скорость и подбегая к ней.
Она подскочила от неожиданности, хватаясь за сердце.
— Черт, я не услышала, как ты подкрался ко мне.
— Подкрался? Ничего такого я не делал.
Она закатила глаза, возвращаясь к прежнему темпу, который был просто сущим наказанием. Я подстроился под ее темп. Обоюдная тишина воцарилась вокруг нас, когда мое внимание сосредоточилось на внутренних ощущениях боли в моих ногах.
Мне и правда не следовало выбирать эту часть тела, особенно если пробежки вместе с ней станут постоянным занятием. Мне нужно было найти новое место на теле, которое бы я смог использовать для «исправления» себя. Ступни на моих ногах использовались на протяжении многих лет, когда мне был необходим дополнительный спасительный буфер. Никто не мог видеть шрамов, никто не мог знать о них, но боль всегда была моей постоянной спутницей при каждом шаге.
Идеальное место для того, чтобы обнажить некоторые потаенные секреты.
— Ты бегаешь? — спросила Нила. У нее было тяжелое дыхание, несмотря на то, что ее уровень физической подготовки был явно на порядок выше моего.
Я покачал головой.
— Нет. Я предпочитаю, чтобы лошадь выполняла за меня всю тяжелую работу, или же я не против побоксировать грушу.
— Ты часто делаешь это?
— Что, катаюсь верхом?
— Нет, нападаешь на беззащитную боксерскую грушу. — Ее темные глаза впились в мои, погружаясь глубоко в мои запутанные эмоции, прежде чем я успел поднять свои защитные стены и предотвратить ее попытку увидеть еще немного больше, чем следовало.
— Не больше, чем обычно, — проговорил я, вырываясь вперед
Издавая небольшое ворчание, она нагнала меня, не давая мне возможности ускользнуть.
— Я знаю, что у тебя есть проблемы личного характера. Но я оставлю свои предположения при себе, по крайней мере, на данный момент. — Пробежав некоторое время в полной тишине, она наконец задала вопрос: — Во сколько ты сегодня проснулся?
Я нахмурился, стискивая зубы в попытке противостоять пульсирующей боли в моих ногах.
— Что?
— Сейчас рассвет, но ты уже прокатился верхом. Ты жаворонок?
Я фыркнул. Можно и так сказать.
— У меня не очень хорошо обстоят дела со сном. Вингс уже привык ко мне.
— Вингс?
— Мой мерин. — Я бросил в ее сторону взгляд. — Та лошадь, на которой я преследовал тебя. Помнишь?
На ее лицо набежала тень. Не было сомнения, что в ее сознании сверкнула мысль о прошлой охоте, а, следовательно, и о минете, что имел место быть после того, как я ее нашел.
Сексуальное напряжение еще сильнее вспыхнуло между нами, покалывая мою кожу, заставляя мой член увеличиться от желания.
Мой голос стал грубым, когда я добавил:
— С того момента, как его привезли, Вингс привык, что я пробираюсь в конюшню и седлаю его для того, чтобы прокатиться посреди ночи. Сегодня ему удалось немного вздремнуть. Я не стал его седлать вплоть до четырех утра.
Нила ответила мне простым кивком, впитывая мое признание, словно я поведал ей главную причину, почему я такой испорченный.
— У тебя не было никаких дел, связанных с перевозкой, которые бы требовали твоего внимания?
Я сощурил глаза.
— Как ты… — Я быстро одернулся себя. Кестрел. Естественно он. Недели, которые они провели вместе, означали только одно, что она скорее всего имела хорошее представление о том виде богатства, контрабандой которого мы промышляли, и об общем количестве поставок, с того момента, как она прибыла в «Хоуксбридж Холл».
— Почему ты не можешь уснуть? — поинтересовалась напрямую она. Мы бежали рядом друг с другом, оставляя царивший сумрак леса и факты грязной торговли бриллиантами для гравийной дорожки.
Я поднял взгляд. Мое сердце отчаянно протестовало.
Черт, мы были на неверном пути.
Я не желал, чтобы она видела, что скрывалось впереди. Не сейчас. Я был уверен, что у моего отца был в планах какой-то извращенный замысел, чтобы показать ей то, что скрывалось там, когда она бы утратила его благосклонное отношение, но я не желал ломать ее сейчас. Не так скоро.
Я избегал данного места большую часть своей жизни. Оно вызывало лишь непостижимый ужас. Так, бл*дь, какого хрена мы направляемся прямиком к тому месту? Казалось, как будто силы извне зазывали ее на это место, которые были за гранью моего понимания.
Чувство холода устремилось вниз по моей спине только от одной мысли об этом. Я замедлил свой шаг.
Нила оглянулась, подстраиваясь под мой темп.
— Так ты собираешься мне отвечать?
Почему я не могу спать?
— Нет.
У меня не было никакого стремления отвечать на данный вопрос. На него не было простого ответа, а к настоящему моменту она и так знала слишком много обо мне. Пытаясь ее отвлечь, я спросил в ответ:
— А почему тебе необходимо каждый раз совершать пробежки?
Она провела ладонью по лбу, стирая бисеринки блестящего пота.
— Чтобы помочь себе возвратиться в свое привычное состояние. Дома это было единственным возможным временем, когда я могла успокоить свои мысли. Сроки, требования — это все отнимало у меня то, что я обретала только, когда находилась один на один со своим колотящимся сердцем, это единственное действие, что помогало мне и составляло компанию.
Проклятье.
Ее ответ был чертовски идеальным.
Я тяжело сглотнул, поскольку не только пламя испепеляющей похоти обрушилось на меня.
Она понимала. Она имело дело с тем же гнетом обстоятельств, с тем же неподъемным грузом ожиданий. Только ее недостатки были видимы для всех, в то время как я пытался изо всех сил укрыть свои от посторонних глаз.
«Признай же, наконец, это. В тот момент, когда ты увидел ее на подиуме в Милане, ты уже знал это».
Я стиснул кулаки, пытаясь препятствовать зарождению таких выводов.
Но это было бесполезно. Мой разум уступил под сокрушающим натиском осознания с приветственным трепетом и еле скрываемым чувством облегчения.
«Она такая же, как ты. Ты мог бы открыться ей».
Бл*дь, ни за что не расскажу ей.
Я не желал чувствовать ничего по отношению к ней, но я чувствовал. И этих чувств было достаточно, чтобы попытаться остановить ее увидеть то, что неминуемо ожидало ее впереди. Может, я не желал ее присутствия в моем разуме, но в той же равной степени я не желал, чтобы она разбилась на кусочки.
Я застыл на месте.
— Нила. Стой!
Сжимая колени, она подпрыгнула на месте и повернулась ко мне лицом. Ее грудь часто вздымалась, захватывая необходимый организму воздух.
— Что? Почему это?
Мои глаза невольно метнулись в просвет между деревьями, что располагался впереди. Проклятый солнечный свет неумолимо прорезал туман, освещая единственное место, которое я отчаянно не желал, чтобы она видела.
Нила проследила за моим взглядом. Ее плечи слегка поникли, вызывая чувство раздражения во мне.
— Что там такое, Джетро?
— Ничего такого.
— Если там ничего такого, почему ты против, чтобы я взглянула?
Моя ярость подпитывалась ее нервозностью, вызывая ощущение тошноты в моем желудке.
— Потому что пришло время возвращаться. Ты и так потратила достаточно времени, совершая что-то настолько бесполезное, как бег. — Я щелкнул пальцами. — Пойдем. Прямо сейчас тут нечего смотреть.
Ее взгляд заполнился чувством противостояния. Она вновь устремила взгляд на холм, жуя губу.
Я двинулся вперед, готовый атаковать и утащить ее обратно в Хоуксбридж.
— Мисс Уивер… — Я приблизился немного ближе.
Сомнение проскользнуло на ее лице.
Я попытался схватить ее. Но было слишком поздно.
Отступая от меня, она проговорила:
— Я хочу посмотреть, что ты скрываешь, — на этих словах она решительно двинулась по дорожке.
Бл*дь!
Ее волосы выскользнули из пучка, когда она побежала быстрее по дорожке усыпанной гравием, по направлению к пустоши, которой бы я так хотел, чтобы и не существовало.
Проклятье, а она быстра.
Я рванул за ней отчаянно желая, чтобы сейчас рядом со мной был Болли и гончие, чтобы они кинулись за ней и преградили ей путь до того момента, пока она не достигнет вершины.
Мои ноги обжигала боль, и носки стали скользкими, промокшими насквозь из-за того, что открылись старые раны. Мои легкие вызывали жалость в попытке насытить тело достаточным количеством кислорода, когда я преодолевал последнее расстояние и затормозил, останавливаясь на месте.
Ее состояние сменилось за долю секунды, она полностью онемела, смотря ошеломленным взглядом на то, что простиралось перед ее взором.
Черт возьми, почему она настолько полна решимости обнажить то, что я так старательно желаю скрыть? Правда никогда еще не помогала — она только все усложняла.
Она вскинула руки в ужасе, проскользнув пальцами в свои густые волосы, и крепко сжала их.
— О боже...
Я втянул воздух, презирая ощущение, будто я нарушил святость этого места. Мое присутствие тут было нежеланным. Никто из моей семьи не был тут желанным гостем, и если бы я был суеверным, то определенно бы признал, что тут была некая потусторонняя сила, которая завывала от ненависти и безмерного чувства боли.
— Нет, — прошептала она. Ее сильные ноги, которые принесли ее в этот ад, внезапно подогнулись. Ее пальцы погрузились в землю, с отчаянием сжимая траву и грязь. — Это не может быть реально. Этого не может быть!
Она склонилась в неверии, становясь на колени у могилы своей матери.
Ее терзания присоединились к урагану отвращения, которое, по-видимому, никогда не покидало это место. Мурашки в один момент покрыли мою кожу рук, когда порыв сильного ветра трепал ее волосы, приводя в беспорядок.
— Мисс Уивер… — я двинулся вперед, желая всей душой поднять ее от земли и закинуть себе на плечо. Я не мог больше находиться здесь ни секунды.
Черт побери, этого не должно было случиться.
Ее глаза встретились с моими, но они не утопали в слезах — в них сверкала жестокая ненависть.
— Это правда? Все это время мой отец уверял меня, что она сбежала. Все это время он пичкал нас историями, что она покинула свою семью в поисках лучшей жизни. Мой брат понимал, что это означало, что она умерла, но ни разу Текс не отвел нас на ее могилу. После того, что сказал твой отец… о том, что он совершил, я все еще таила детскую наивную надежду, что она жива. Но это... — Ее голос прошил мое тело насквозь. — Это правда? Все это время моя мать была похоронена, холодная и одинокая в земле, принадлежащей мужчинам, которые убили ее?
Я сглотнул, пытаясь быстро окунуться в безопасность, что таил в себе мой внутренний холод. Я не мог больше находиться там и выслушивать весь этот ужас, что срывался с ее губ. Я не мог позволить, чтобы ее горе отравило мою душу. Я, бл*дь, отказывался слушать это.
— Это не я.
Как будто это могло бы облегчить ее страдания.
Нила покачала головой, смотря на меня немигающими глазами, будто я был отвратительным уродливым существом.
— Что не ты? Не делал этого? Ты думаешь, мне есть до этого дело, твои ли руки забрали ее жизнь? Это была твоя семья, Джетро. Твое семейство, ты такой же монстр, как и они!
Раны на моих стопах больше не защищали меня. Я был так близок, чтобы потерять чертов контроль.
Мое тело зудело от нужды укрыться. Спрятаться от снежной лавины, что обрушивалась внутри меня.
— Пойдем.
— Я никуда не пойду с тобой! — Нила развернулась лицом к месту, где была захоронена ее мать.
Я поднял глаза, чтобы прочесть надпись на простом мраморном надгробии, возвышающимся над ее дрожащим телом.
Здесь покоится плата за долги, которые сейчас считаются выплаченными.
Покойся с миром Эмма Уивер в Аду, в котором, возможно, придется столкнуться с иными долгами.
Нила взглянула на меня через плечо, ее глаза распахнулись насколько широко, что они стали напоминать черную бездну.
— Джетро…
Боль и ненависть, которыми был пропитан ее голос, причиняли мне муки сильнее, чем порезы на ногах. Я сделал шаг назад, увеличивая спасительное расстояние между нами.
— Я не могу дать тебе того, что ты жаждешь.
Она обреченно покачала головой.
— Ты не можешь или все же не хочешь?
Я прекрасно понимал, что она хотела ответов. Гребаного объяснения. Веских фактов, почему ее семья была похоронена на земле Хоук, и каким образом нам удалось обойти закон, чтобы провернуть все то, что никто бы не смог.
Но что я мог сказать? Я был повязан. Вынужден хранить гнетущее молчание. Скован, не только из-за родства с Хоук, но мое болезненное состояние заставляло меня отвергать мою собственную семью.
Правда ранит. Проклятье, так больно ранит.
Ее испуг. Ее печаль. Пульсирующая боль в моих ногах.
Мне нужно убираться.
Именно поэтому я предпочитал оставаться холодным и отстраненным. Поэтому я делал, то, что делал.
Именно поэтому я никогда не позволял никому приближаться к себе и превозносил свои обязанности сына выше желаний своего сердца.
Моя болезнь подразумевала под собой, что я просто не мог допустить, чтобы такие вещи происходили.
Я просто не мог справиться с ними.
— Я сказал тебе, что не хотел, чтобы ты видела это место, но ты, бл*дь, бросила мне вызов! — приступ опаляющего гнева дал мне место, где я мог укрыться. — Я отказываюсь потворствовать твоему чувству жалости к себе. — Гнев заполнил мои вены, предоставляя мне спасительное убежище.
Я отпрянул, удерживая себя на расстоянии от ее неудержимого чувства ярости, что воцарилось на ее лице.
— Подойди отсюда. Мы уходим. — Я вновь щелкнул пальцами. — Сейчас!
Нила застыла без движения. Ее глаза метнулись к полукругу смерти, что окружал нас. Неудачная подкова могил с надгробными камнями.
Ее грудь судорожно приподнялась, когда из нее вырвался мучительный всхлип. Указывая рукой в сторону остальных могил, она покачала головой. Одним лишь жестом, она обрушила на меня груз вопросов, для которых понадобилась бы целая жизнь.
«Как вы могли?
Как вы остались безнаказанными?
Почему никто не остановил вас?»
У меня не было ответов на эти вопросы.
Мой взгляд опустился на могилы.
Шесть могил в общей сложности.
Все надгробия были украшены гравировкой бриллианта, но наибольшей насмешкой над покойными было: ястреб, который возвышался в верхней части надгробного камня, по когтям которого стекали капли крови, орошая шрифт надгробной речи.
— Это... не может быть реальным, это не может происходить со мной наяву. Никто не может быть настолько дьявольски жестокими.
«Ты ошибаешься. Хоук могут».
Я сжал переносицу.
— Тихо! — оглядываясь назад, я потребовал: — Быстро прощайся. Мы уходим, и я очень сомневаюсь, что тебе разрешат прийти сюда еще раз.
Ее рот искривился в злой ошеломленной усмешке.
— Ты… У меня даже нет слов, чтобы выразить все то, что я думаю о тебе. Насколько меня от тебя тошнит.
— Хорошо. Мне не нужны твои слова. Я желаю убраться отсюда и прямо сейчас.
Бросаясь вперед, я схватил ее со всей силы за локоть и потянул в сторону от проклятого кладбища.
— Нет! — закричала она в припадке неистового гнева, вырывая руку из моей хватки и отказываясь подчиняться. Мощная волна неподдельного мучения ударила по мне наотмашь. Все, что она чувствовала, вырвалось из нее словно мощное цунами. Я замер на месте, не в силах двинуться, когда эти чувства накрыли меня с головой.
Кроме того, как вырубить ее и принести ее бесчувственную обратно в «Холл», у меня не было больше никакого гребаного шанса увести ее отсюда. Я не смог бы совладать с ней кричащей и отбрыкивающейся.
Я сломался.
Она кричала, одновременно с тем ее разбитое сердце разваливалось на куски, и только раз во мне проснулось желание поддаться милосердию, которым так наслаждаются другие.
Но я не мог.
Я не мог находиться здесь, пока она горевала и оплакивала.
Это было невозможно.
Не для того мужчины, как я.
Вздыхая, я проговорил:
— Отлично. Оставайся. Отдай дань уважения и помолись за умерших, но ты будешь делать это в одиночестве.
Ты сделаешь это сама, наедине с собой и своим горем, так я не потеряю остатки своей души.
Это было не подходящим местом для Хоук, но в каком-то роде, это стало «домом» для Уивер. Она могла найти тут все, по чему тосковала, общаясь с предками.
— Я... Я оставлю тебя одну.
Нила сжала руки в кулаки.
— Исчезни, мистер Хоук. Беги, как ты всегда это делаешь. Скатертью дорога. Проваливай. Пошел к черту, отвали от меня и не смей возвращаться!
Я замер на долю секунды. Мне следовало бы сделать что-нибудь по поводу ее эмоционального всплеска, преподать ей урок, показать, в конце концов, что я не потерплю, чтобы она повышала на меня голос, но я был опустошен.
Делая еще один шаг прочь от нее, я проговорил разбитым голосом:
— Встретимся в «Холле».
Она не ответила мне.
С жесткой тяжестью на сердце и пульсирующей головной болью, я начал отступать назад все быстрее и быстрее. Ее руки обхватили ее стройное тело, а волосы развевались на сильном ветру. Она выглядела, как ведьма, которая накладывала заклятье на мой дом. Затем она рухнула на колени у основания надгробия своей матери, склоняя голову к грязной земле. Я оставил ее наедине с призраками прошлого, приклонившую колени на могиле своих предков.
Вздрагивая, я резко развернулся в последний раз и больше не оборачивался, когда спешно убегал оттуда.
Я получила то, чего так желала.
Мое желание стать такой же холодной и такой же беспощадной, как Джетро, исполнилось, когда я лежала, свернувшись калачиком, на могиле матери. Моя покрытая потом кожа превратилась в лед с возрожденным чувством омерзения к Хоук. Я боролась с яростью настолько сильно, что меня не покидало чувство уверенности в том, что земля под моими ногами может разверзнуться и поглотить меня.